Кошачье сердце. Часть 2. Чтение не для всех

                КОШАЧЬЕ СЕРДЦЕ.ЧАСТЬ 2. ЧТЕНИЕ НЕ ДЛЯ ВСЕХ.

               
        Как правильно догадывается  информированный читатель, второй том всегда находится на грани риска быть сожженным. Поскольку слепить положительного героя на этой грешной земле задача крайне непростая. Но архиактуальная. Тем более под давящим воздействием несовершенного окружающего мира. Без идеалов жить нельзя, это прозябание. То есть жить можно, если «мы только мошки, мы ждем кормежки», а претендующим на звание людей тяжеловато. Какой же он сегодня должен быть положительный герой, который вызвал бы доверие читателя? Особенно сегодня, когда одни идеалы уничтожены, а другие или куплены, или проданы, и к тому же у большинства населения, как сказал поэт: «в мозгу туман, в кармане фига …». Был даже в свое время такой анекдот про идеал: «Умный, честный и партийный», намек на взаимоисключающие качества. Это объяснение тем, кто не застал период развитого социализма. Только не подумайте, что я к нему с претензией. Это было золотое время, для тех, кто понимает.
        В силу законов природы и дальнейшего развития нано технологий кот вряд ли превратится в ангела или в настоящего коммуниста, каким он представлялся в программных документах или в лучших высокохудожественных произведениях. Но мы, слава Богу, не в Америке. А в России может быть все. На том стоим. Может быть, в том числе и то, о чем я пишу.
 
        Прошло шестнадцать лет с тех пор, как переселили в новые квартиры наших персонажей. Мир изменился. Изменилась и жизнь наших героев. Тетя Феня недолго поработала кассиром, вышла на пенсию, но ее не стали увольнять, пожалели, и перевели работать уборщицей в мужское отделение бани. Дядя Петя «склеил ласты», так о нем было сказано коллегами по Птичьему рынку, поскольку, срочную Петро служил четыре года на флоте и так привык к морской службе, что даже спал в тельняшке. Сердце остановилось там же, на Птичьем рынке, за прилавком, когда дядя Петя пытался продать хорошего щегла, но настоящую цену никто не давал, дядя Петя очень расстраивался, и сердце остановилось. Похоронили его на Ваганьковском кладбище, в родственной могиле на пятидесятом участке, недалеко от могилы Юрия Тынянова. Тетя Феня обзвонила бывших соседей, все приехали кроме преподавателей технического вуза. Проводить в последний путь товарища пришли также несколько продавцов с рынка – коллег птицелова. Дядя Петя был своеобразный, но широкий человек, и ему была отдана последняя дань памяти. Очень переживал утрату Андрей, отсидевший за угон автомобиля. Именно благодаря дяде Пети Андрюха неизменно с детских лет болел за «Спартак». Маленький Андрейка как-то спросил: «Дядя Петя, а почему ты болеешь за «Спартак»? – на что опытный болельщик ответил, – В «Спартаке» играл Хусаинов, а он татарин, и я его жалею».  Ребенок не очень понял объяснение, но аргумент взрослого и авторитетного для Андрюхи старшего товарища был железным, и с тех пор Андрейка стал рьяным поклонником этой футбольной команды.
            Даже старая Татьяна, которой было уже далеко за девяносто, пришла проститься с бывшим соседом. Теперь к ней все обращались только по имени-отчеству. Татьяна Алексеевна пришла не одна. Ее сопровождал сильно подросший и одетый в строгий черный костюм кот. Татьяна Алексеевна была в неизменной менингитке с черной вуалью, правой рукой она опиралась на раритетную загнутую трость, а под левую руку ее вел степенный, со скорбным лицом Мурзик, периодически смахивая слезу во время шествия. Дядя Петя на птицах не только делал бизнес, он их любил. Его любовь также распространялась и на животных. Кот это чувствовал и высоко ценил. Так что его печаль была очень искренна. У могилы плакали все, даже Андрюха, прошедший контрактником вторую чеченскую кампанию. Когда возвращались, Татьяна Алексеевна попросила Мурзика подвести ее к фамильным захоронениям их рода. Они располагались недалеко от роскошных памятников Елисеевым. Перечень родственников был таков: действительный тайный советник, камергер, ротмистр, надворный советник, девица, друг Пушкина. Там были, конечно, далеко не все. Кто-то нашел последний приют на галицийских полях, кто-то в безымянной могиле в Крыму, в Черном море, Париже, Харбине, Стамбуле, Белграде и даже в бывшем французском городе Сент-Луисе, что на миссурщине. А одного поручика закинуло аж на техасщину в город Сан-Антонио, где все белые ходят в стетсонах, как узбеки в тюбетейках. Бывшие соседи смиренно дождались Татьяну Алексеевну и поехали поминать дядю Петю в «Узбекистан», что на Неглинной, там нравилось Андрюхе, тем более что он практически все и оплачивал. На войне он очень метко научился стрелять и теперь пользовался большим спросом. Его мама, тетя Шура, тяжело болела, даже на кладбище не смогла пойти, а папаня, дядя Юра был изгнан со стройки, потому что там теперь командовал племянник Пилюля Менингитова. Любящий сын теперь полностью содержал своих родителей. Сильнее всех напился Николай, бывший милиционер. Дочь, жена и теща едва доволокли его до квартиры. Самая образованная из всей компании Татьяна Алексеевна произнесла пафосную речь и благоразумно  выпила половину маленькой рюмки «Кинзмараули», хорошо представляя возможные последствия большего объема даже сухого вина. Кот выпил три рюмки водки, по традиции закусив маринованными грибочками. В целом все было достойно. Только бывшая двоечница Таня, дочь милиционера и ткачихи, совсем не к месту оказывала повышенные знаки внимания востребованному снайперу. Никто не плясал. Чтобы ни у кого не возникало лишних вопросов, у кота была справка о том, что он айн. Объясняю для тех, кто не перегружен информацией по этнографии народов мира: айны – самая волосатая этническая группа, живут в основном в Японии. Справка имела настоящие печати с Петровки и освобождала предъявителя сего от уголовной ответственности за мелкие правонарушения. После окончания церемонии кот вызвал такси и повез Татьяну Алексеевну домой. Дома они выпили чаю, Татьяна Алексеевна выкурила сигарету, пожелала Мурзику доброй ночи и пошла в ванную. Здоровье пожилой дворянки уже несколько подрасшаталось, поэтому курить «Север» и «Прибой» ей было не комфортно, и она была вынуждена перейти на легкие тонкие и длинные сигареты «Вог». К тому же ее привычные папиросы перестали выпускать. Кот не курил.
             Теперь о коте. После участия в операции с использованием Арнольда Капризного кот был аттестован, получил первое офицерское звание, прошел переподготовку и был направлен в боевой резерв Управления. Периодически проходил сборы, повышал квалификацию, освоил несколько европейских языков не без помощи Татьяны Алексеевны. Через шестнадцать лет после вступления на путь защиты Отечества имел звание подполковника, получал медали за выслугу лет. Татьяне Алексеевне, не без помощи кота была выделена двухкомнатная квартира вместо однокомнатной, которую она получила при переселении, и ждал приказа Родины во имя государства и народа, который его спас и сформировал как высоконравственную личность. К тому же Мурзик получал вполне приличную зарплату, и Татьяне Алексеевне теперь не нужно доедать прокисший суп соседей, заветренные сухарики и лакомиться недопитым соседским портвейном. По легенде Мурзик теперь дальний родственник Татьяны Алексеевны, айн по происхождению, приехавший из Харбина присмотреть и помочь по хозяйству пожилой даме. Татьяне Алексеевне иногда становилось тяжело ходить, и жители Солнцево  могли наблюдать следующую картину: очень волосатый, небольшого роста человек в папахе и в бурке вывозит на коляске в парк погулять пожилую даму в менингитке с сеточкой, в бархатном черном салопе, в ботиках и сигаретой в длинных аристократических старческих пальцах. Для постоянной языковой практики говорили они  по понедельникам на английском языке, по вторникам на немецком, по средам на французском, по четвергам на испанском, по пятницам на итальянском, в субботу по-шведски, а в воскресение выходной – говорили на украинском. Мало ли что. Во избежание покрытия еще большей шерстью, руководство направляло кота в детские военные учреждения для ведения патриотического воспитания среди молодежи, что делал Мурзик с блеском, за что получал подарки: шашку, папаху, сапоги, бурку, бешмет, кинжал и тому подобное.
            И однажды прозвенел звонок в дверь. Кота не было дома, он ушел во «ВкусВилл» за продуктами для Татьяны Алексеевны. Поэтому дверь открыла сама хозяйка квартиры. На пороге стоял человек, похожий на мексиканца, небольшого роста, в серапе, с длинными черными волосами и произнес: «Buenos dias, senora». Проницательный ум Татьяны Алексеевны без сомнений определил подлинность мексиканца, и она почувствовала, что пришелец прошел долгий и тяжелый путь для передачи вестей. Как уже отмечалось, образованная дама свободно владела, в том числе и испанским языком, так что трудностей в общении не было никаких. Она пригласила пришедшего на кухню, приготовила ему кофе и стала ждать рассказа.
            Гость поведал, что он слуга господина Воробьева, (такую же фамилию всегда носила Татьяна Алексеевна), бывшего поручика врангелевской армии, а ныне владельца асьенды в Техасе. Сам то он, мексиканец, зовут его Педро, беженец-нелегал, живет в доме хозяина и служит ему. Никуда не выходит, документов нет, все время находится на территории усадьбы, и очень предан хозяину, поскольку Владимир Александрович спас его от голодной смерти. И хозяин ему доверяет. Поэтому Владимир Александрович, так зовут поручика, приказал найти его родственницу, возможно проживающую в России. Три года назад Педро пешком отправился в Россию. – «Как себя чувствует Владимир Александрович? – спросила Татьяна Алексеевна, – Ведь он же на двенадцать лет старше меня, он с 1898 года». Педро рассказал, что возраст дает о себе знать. Недавно хозяин прекратил выпивать и уже подумывает бросить курить. Четыре года назад он овдовел. Супруга его, она года на два была моложе хозяина, поспорила с одной молодой мексиканкой, кто дольше продержится в бассейне, под водой и проиграла, утонула. Хозяин очень горевал. Детей у них не было, он остался совсем один. В сердцах велел залить бассейн бетоном и на этом месте поставить памятник в полный рост супруге, и чтобы по размеру был не меньше Статуи Свободы. «Сказано – сделано! Нахлебался Владимир Александрович, прежде чем поселиться в Техасе, – продолжал Педро, – кем он только не был – лучше не вспоминать! В Стамбуле тренировал тараканов, в Персии был придворным художником шаха. Рисовал он, как Сикейрос. Затем змей ловил в Иудейской пустыне, у японцев был инструктором по стрельбе, после пел на сцене. Перебравшись на Аляску, золото искал. Нашел, отняли, опять нашел и затонул вместе с золотом. Спасли, случайно. На Чукотке был шаманом. Затем перебрался в Миссури, открыл салун, был трижды ранен. Поехал за счастьем в Венесуэлу, контролировал целый район, в большом был авторитете. Вернулся в Чикаго, стал играть на бирже. Видимо, так бывает только у русских: или все проигрывают, или все выигрывают. На этот раз он выиграл и обосновался в пригороде Сан-Антонио. Там хорошо, тепло. Женился на испанской принцессе. Как она там оказалась – никто не знает, ну очень азартная, за что и поплатилась. Так вот остался он один. Любил он вас, рассказывал, как вы играли у него на коленях, как он водил вас гулять в Летний сад. Иди, говорит, и без хороших вестей не возвращайся. Я, говорит, Танечку всегда любил, и хочу передать ей все, что нажито непосильным трудом. Ну, я и пошел. Ехал в багажниках, трюмах, шел по канализационным тоннелям. Я очень нравился алеутам, эскимосам и чукчам – сроднился с ними. С радостью отзывался на желания продолжить их род. По дороге женился на одной морозоустойчивой обезьяне, которую вывез из Канады. Новые документы мне справили в сельсовете на побережье Берингова моря. Друзья-чукчи подтвердили, что паспорт я потерял по-пьяни, а военный билет у меня съел морж. С Чукотки за моржовый клык меня вместе с женой – морозоустойчивой обезьяной – на вертолете переправили на материк. Жене чукчи подарили кухлянку и торбаза, так что, несмотря на то, что она морозоустойчива, нужно было подстраховаться от холодов, все-таки обезьяна. Жениться на обезьяне мне посоветовал Владимир Александрович. Он человек образованный и знал историю жизни Федора Ивановича Толстого «американца», который был участником плавания с Крузенштерном и Резановым в Русскую Америку. Дело в том, что в силу специфичности характера, Толстого на корабле больше не смогли переносить и его высадили на берег, на Камчатке. Эту историю рассказывал сам Федор Иванович Толстой в Петербурге. Высадили его вместе с корабельным орангутангом. Гвардейский поручик, коим являлся граф Толстой, стал сожительствовать с обезьяной, скорее не по любви, а из практических, рациональных соображений. Он представлял, какой долгий и трудный путь ему придется пройти до Санкт-Петербурга, а обезьяна, с одной стороны жена, а с другой, в случае голода  ее можно съесть. Вот я и последовал совету моего мудрого и образованного хозяина. – Да, – вставила Татьяна Алексеевна, – очень мудро,  я всегда восторгалась сообразительностью моего кузена. – «От Магадана через тайгу шли на Улан-Уде. Питались сусликами, шишками, червями, птичьими яйцами. Через год дошли. Вид наш стал, конечно, не самый парадный, и если бы не Ленин, ни его голова, мы бы пропали. Она нас спасла. Только за ней мы могли спрятаться от уже преследовавшей нас милиции. На центральной площади города находится голова Владимира Ильича, самая большая в мире, занимает почти половину площади. Если она еще не внесена в реестр особо ценных культурных объектов ЮНЕСКО, предлагаю внести, я не шучу. В Улан-Удэ удалось нам с женой сесть в товарный вагон и малой скоростью идти на Абакан. А из Абакана на попутных грузовиках дальше на запад. В общем, шли два года. Из соображений конспирации жену я не стал вести в Москву, я ее оставил в Иваново. Ее взяли ученицей на ткацко-прядильный комбинат. Поселили в общежитии. Я не знаю, когда я за ней приеду, это может быть не скоро, но очень надеюсь, что традиционная ситуация невест в Иваново и большая загруженность на работе не позволят ей даже подумывать об измене мужу. А теперь главное, для чего я проделал этот путь: Владимир Александрович просит принять от него 500 миллионов долларов, у него еще останется столько же, больше ему не надо, тем более он прекратил выпивать, а вы будете распоряжаться деньгами по своему усмотрению. – Я очень тронута вниманием, – отвечала Татьяна Алексеевна, – Это так неожиданно. Но главное, я очень рада, что Владимир Александрович находится в добром здравии и помнит обо мне.  Я должна посоветоваться с моим другом, он скоро вернется». Вскоре пришел кот с покупками и представился как Мурзик Кондратьевич и все начали думать: что делать и с чего начать? Решение на вопрос «кто виноват?» решили пока отложить. Кот задумался и сказал: «Надо посоветоваться с шефом». Педро отвели в ванную, кот соскоблил напильником с пришельца трехлетний налет путешествий, и отмытого гостя посадили за праздничный стол. Ради Педро пили текилу. Теперь в баре Татьяны Алексеевны и Мурзика Кондратьевича было изобилие и разнообразие на все случаи жизни. Педро проспал четверо суток после трехлетнего напряжения, когда спать приходилось урывками с зажатым в кулаке мачете.
          За это время на службе у Мурзика было проведено оперативное совещание, выработаны предложения и направлены высшему руководству. Сам дал отмашку.
          «Так, товарищ подполковник, – сказал генерал Мурзику, – настало и ваше время! Отправляетесь вдвоем с Татьяной Алексеевной. На сборы двое суток. Летите «Air France» до Парижа, там два часа перекантуетесь, затем до Хьюстона. В Хьюстоне сделаете пересадку на местную линию и до Сан-Антонио. Предварительно мадам Воробьева пусть даст телеграмму кузену, чтобы вас встречал в аэропорту. Билеты вам доставят сегодня. Выполнять! – Есть», - ответил подполковник Чугунов.
            Когда проснулся Педро, Татьяна Алексеевна ему приказала находиться в ее квартире, ждать их возвращения и поливать цветы. Денег ему оставили.
           Отъезжающие приготовили сувениры для кузена: литр «Столичной» (достали по случаю из закромов Родины), большую банку черной икры, балалайку, матрешку, самовар с медалями и буханку черного хлеба, похожего на тот, который был за 16 копеек в эпоху развитого социализма. В руках (лапах) Мурзика был еще светлокоричневый кожаный ридикюль из наследства Татьяны Алексеевны, с каким в дореволюционной России ходили земские доктора. Подполковник был в сером костюме, черном галстуке и английском котелке. Татьяна Алексеевна также блистала европейской элегантностью.
            Путь был очень утомительный, летели долго, пересадки вымотали.
            В аэропорту Сан-Антонио, там, где прилет, с большой табличкой, на которой по-русски было написано «Граф Воробьев», стоял высокий худой старик в белогвардейской измятой фуражке, защитном френче без погон и серебряным Знаком Отличия Первого Кубанского (Ледяного) похода 1-ой степени на Георгиевской ленте. Френч напоминал мундир Абдуллы из известной советской киноклассики. Отставной поручик обряжался в это одеяние только по самым торжественным событиям. Седой высокий старик был великолепен. Татьяна Алексеевна сразу направилась к нему, моментально почувствовав родную кровь. Они долго стояли обнявшись. Кот прослезился и был представлен как друг семьи. После необходимых прилетных формальностей Владимир Александрович сопроводил гостей до своего "Кадиллака" и сам сел за руль, сказав при этом, что у него страсть к вождению автомобиля такая же, как была у Леонида Ильича Брежнева. Ехали недолго, так как скорость вождения старого графа мало отличалась от скоростей Шумахера. Когда гости увидели памятник жене графа, как-то они сразу притихли и съежились. Монумент дисциплинировал даже техасских шерифов. Владимир Александрович увидел, какое впечатление на его гостей производит памятник, и сказал: «Я очень любил Эстефэнию». Владимир Александрович не ассимилировался, не слился, несмотря на долгие годы жизни США, и в частности в Техасе, с чужой культурой. Все, что было дорого с детства старому графу, он перенес и на сегодняшнее его существование. На огромных его владениях, в окружении лип, жемчужиной красовался старенький ампирный особнячок, напоминавший домик с полотна В.Д. Поленова «Бабушкин сад». Хозяин провел Татьяну Алексеевну и кота в гостиную. Негр в золотой ливрее растопил камин не столько для тепла, сколько из уважения. Молодые полуобнаженные мексиканки начали накрывать на стол. Первая подача была – крыло лебяжье, вторая – пирог осыпной, третья – жаворонки, четвертая – гусь. Из закусок подавалась икра черная (осетровая, белужья, севрюжья) и красная (лососевая). Затем пошли жареные на вертеле куры с соусом из изюма и пряностей, тетерева с куропатками, приправленные сливами, гуси, начиненные гречневой кашей, кукушки, жареные в меде и жареные рыси. Поручик и кот пили только «Смирновку», Татьяна Алексеевна пила безалкогольное «Клико». Еду запивали не только водкой, но и домашним квасом. Десерт подавали молодые, атлетически сложенные обнаженные негры. Татьяне Алексеевне понравилось. Все слуги, включая негров и латиноамериканцев, говорили только по-китайски. Так велел граф. Русский барин с замашками генерал-аншефа Кирилла Петровича Троекурова мог себе позволить все. Вот втемяшилось, чтобы слуги говорили по-китайски, и все тут. Учили под страхом смерти. Дело в том, что граф совершенно не верил китайцам, ну совсем не верил. Был убежден, что рано или поздно начнутся серьезные трения с китайскими братьями,  и вот тогда он отправит диверсионный отряд из своих слуг под командованием Педро, проверенного «Путешествием за три моря». А китайский язык им нужен для допросов военнопленных, чтобы получать максимум информации, не сразу же их убивать. Опыт гражданской войны без правил сделал поручика неуязвимым воином. Как и миротворец Александр III Владимир Александрович считал, что у России могут быть только два союзника – армия и флот! Каждое утро с рассветом, до того как начнут горланить петухи, окруженные компанией павлинов, около особняка, где обитал русский патриот, поднимался бело-оранжево-черный романовский флаг, и исполнялся очень громко гимн Российской империи. Все слуги при исполнении гимна должны были стоять смирно, даже инвалиды. Ответственным за поднятие знамени был бывший старый пират одноногий испанец Хосе Диас с большой серьгой в ухе. Второе ухо он потерял при абордаже английского судна. На плече у него всегда сидел попугай, который мог говорить на фарси. Поручик не менял свой паспорт, он являлся по документу подданным Российской Империи, и это накладывало обязательства исполнять вышеизложенные церемонии. Когда голые негры ушли, граф закурил сигару и стал уговаривать кузину принять у него в дар полмиллиарда долларов. – «Видите ли, граф, - отвечала Татьяна Алексеевна, – я уже не очень молода, и на себя истратить такую сумму будет просто неприлично. Я русская дворянка, а не лавочница, не жена тракториста или работника стройки. Мне не нужно 147 золотых унитазов инкрустированных бриллиантами. От этого не будет на душе комфортнее, и от этого я не буду чувствовать превосходство перед современниками. Я же не в ПТУ училась, не в торговом техникуме, не на стройке шарашила, не в банках служила, не трубу нефтяную отсасывала, где цель жизни заколачивать деньги. Воспитание другое не позволяет мне вкусно и много жрать под одеялом, а в погребе хранить золотые слитки. Масштаб мышления не тот. Одолевает брезгливость тратить такие суммы на себя. Не хочу забываться. Я очень надеюсь, вы меня поймете. На эти деньги нужно совершить поступок, желательно на благо Отечества». После таких слов старый граф поднялся и поцеловал в десны Татьяну Алексеевну. – «Еще раз, - продолжала Татьяна Алексеевна, – рекомендую моего друга, Мурзика Кондратьевича, офицера и патриота. Отечество у нас одно – Россия. В каких бы формах оно не проявлялось. Лучшие люди своей страны всегда задавались только одним вопросом: «Что я могу сделать для Отечества, а не что взять с него». Давайте вместе подумаем, как с наибольшей эффективностью для процветания российской державы, укрепления обороноспособности страны использовать предназначенные для меня деньги. – Есть идея, куда их потратить,-  задумчиво произнес многоопытный боевой поручик, – Вскоре будут проходить в штате выборы губернатора, и Мурзик Кондратьевич очень подходящая кандидатура на этот пост. Его можно позиционировать как афроамериканца, верящего в Заратустру, нетрадиционной ориентации. – Да, да, – вставила Татьяна Алексеевна, – он патологический лесбиян. – Агитационную кампанию обеспечат мои слуги, у них хорошая агентура во властных структурах штата, – продолжил Владимир Александрович, – А затем мы проведем референдум по отделению Техаса от Соединенных Штатов. Эта идея постоянно вертится у техасцев, и большинством голосов мы присоединимся к России. А дальше будем восстанавливать Русскую Америку. Ведь были же русские поселения на Аляске, Калифорнии и даже во Флориде. Дальше господин Чугунов по линии своего ведомства обеспечит приезд профессионалов – агитаторов и пропагандистов, разъясняющих преимущества образа жизни и высокие цели граждан Российского государства. Полыхнет по всей оставшейся Америке. Негры, латиноамериканцы, азиаты – это все наши союзники, временные, конечно, но на данном историческом этапе они нам помогут. Потом разберемся. Опыт есть. – Сверкнули глаза поручика холодным блеском. – Главное работа в массах. Сейчас очень подходящее время для такой операции. Жители не знают, что делать, они оскотинились, у них нет цели высокой. Нужно внедрить новую мечту, и дело пойдет. Уверен. Тем более я бросил пить. В успехе не сомневаюсь! – «Какая же вы умница, дорогой Владимир Александрович! – восторженно произнесла кузина. – Так я гимназию окончил с золотой медалью и в юнкерском училище был первым учеником. Если бы нас не выгнали из Крыма, до генерала бы дослужился».
            Идея была сформирована, план составлен. На утро планировалась регистрация Мурзика кандидатом в губернаторы штата Техас. У подполковника был запас американских документов на все случаи жизни и в нескольких экземплярах, причем подлинных. После серьезного обеда и большой проделанной работы по укреплению обороноспособности любимой державы гостям требовался отдых. В маленьком ампирном особнячке с мезонином жил только сам Владимир Александрович, и там же он принимал особо почетных гостей. Приезжие проживали в отдельно стоящем пышном дворце в мавританском стиле. Там и разместили Мурзика и старую Татьяну. Каждый занимал по этажу. На ночь были доступны самые разнообразные забавы любого характера и любых объемов. Нужно только было нажать на кнопку с соответствующим рисунком: почитать книгу, сыграть в нарды, посмотреть на танец живота, стриптиз, пригласить сексуальных партнеров в любом количестве, любой расы, любого пола. Можно заказать попугая и поразговаривать с ним на фарси. Слуги хозяина могли выполнить абсолютно все желания гостей. Татьяне Алексеевне очень понравились молодые спортивные негры, но она не решилась рисковать своим здоровьем. Кот писал отчет в Управление.
           Утром секретному подполковнику Мурзику Кондратьевичу Чугунову предстояла задача воплотить в себе символ толерантности, дабы понравиться избирателям и получить большинство голосов на выборах. По этому случаю на кота натянули розовые колготки, обули в туфли на шпильке, надели юбку, а Татьяна Алексеевна пожертвовала шапочкой-менингиткой с вуалью. А для окончательной толерантности надели накладку из трех грудей с крупными красными сосками. Шансов на победу сильно прибавилось. Недовольных граждан в Техасе, как и по всей Америке, было очень много. Страна ждала перемен. Повсеместно – главная тема разговоров одна – хотим перестройки. Кто-то роптал на высокие цены медицинской страховки, кому-то не нравилась жесткость полиции, кому-то не хватило туалетной бумаги, а кого-то возмущали усы соседа. Самые крамольные вопрошали: «Куда смотрит президент»? Обстановка накалялась все больше и больше. Солнце, тучи, дождь, жара – все вызывало социальное возмущение. Для наших заговорщиков сложилась крайне благоприятная ситуация. «Сегодня рано, завтра поздно, пойдем в ночь», – сказал отставной поручик, и на трех зебрах будущий губернатор и его свита малой скоростью направились в сторону правительственных органов штата. По дороге демократически настроенные геи, лесбиянки, наркоманы, афроамериканцы, латиноамериканцы и другие сторонники беспредельной толерантности присоединились к шествию. Геи страстно целовались около зебры переодетого подполковника Чугунова, которого дважды стошнило. На недоуменные взгляды демократов Мурзик Кондратьевич закричал, что его тошнит от одной мысли о дикости и отсталости республиканцев. Тогда котика подхватили вместе с зеброй и начали качать, выкрикивая, что только он может быть нашим губернатором, а зебра вице-губернатором: «Долой ненавистного Рика Перри, угнетателя свободы и демократии!» –  восклицали свободолюбивые демонстранты, количество присоединившихся напоминало уже очереди у винных отделов продовольственных магазинов в период горбачевской борьбы за трезвый образ жизни. Над властью штата нависла серьезная угроза. И в этот момент на плечо кота сел голубь с запиской от руководства подполковника Чугунова. Поскольку в некоторых обстоятельствах невозможно пользоваться мобильной связью, дабы не вызывать разные подозрения очевидцев, была выведена особая секретная порода скорострельных «голубей мира» с навигаторами для экстренной передачи информации. Записка была от генерала, в которой значилось, что в связи с новыми открывшимися обстоятельствами высшее руководство считает, что операцию по выборам приказано временно прекратить до особого распоряжения и сосредоточиться на расширении агентуры. Когда подполковник Чугунов читал записку, геи и лесбиянки наперебой вопрошали: «Что там? Что там?» Быстро соображающий и хорошо подготовленный офицер, не моргнув глазом, отвечал: «Пишет мой любимый афроамериканец, он такой большой и такой ласковый, и так меня любит, что без меня он даже не может начать курить гашиш. Он ждет меня». И тогда, демократически настроенное население Техаса закричало, что любовь и свобода – это главное, ради чего мы живем. Пусть наш будущий губернатор насладится и тем, и этим. А мы будем ждать, также наслаждаясь всеми доступными способами. Вскоре появился кортеж охраны графа, быстро рассадили по машинам организаторов переворота, зебры также были загнаны в большой джип, и всех увезли во владения поручика.
            Вернувшись в ампирный особнячок, большая тройка расположилась у камина. Голых негров не допускали. После шествия на них смотреть уже не могли. – «Господа, - начал подполковник, – Стратегия неизменна, но, видимо, поменялась тактика. Вероятно открылись такие обстоятельства, которые мне неизвестны, но они меняют последовательность наших действий. Сам получает всю информацию, и только он принимает решения. Мы будем продолжать работать. Внедрять повсеместно своих агентов, все должны работать на нас, даже соседские павлины. Да, это трудно, но другого выхода у нас нет. Деньги, которые приготовлены для решения поставленных задач, еще пригодятся. Будем Владимир Александрович поддерживать связь через боевых голубей. Полная тайна организации. Заграница нам не поможет». Отставной поручик вышел из зала, вернулся во френче со знаком участника Ледяного похода, трижды облобызал кота, смахнул слезу и пошел снять китель. Несмотря на то, что операция откладывалась, настроение у большой тройки было приподнятое. Все чувствовали себя при деле, обличенные особыми полномочиями и исключительным доверием Родины. Они заслужили. Такие чувства продлевают жизнь. Татьяна Алексеевна напомнила, что осенью она будет отмечать столетие и пригласила кузена на юбилей. Владимир Александрович поблагодарил кузину, сказав, что вряд ли сможет приехать, без американского паспорта его не выпустят из страны, а менять паспорт подданного Российской Империи он не будет ни за что на свете. И порекомендовал вместо себя пригласить на юбилей Педро, тем более он все равно в России, пусть подождет до октября, до дня рождения. «Если он сильно будет до октября надоедать, его можно убить. Искать его никто не будет, у него нет документов. А мою волю он уже выполнил, вы здесь», – добавил поручик. – «Мы подумаем», – подытожил кот.
           На следующий день гостеприимный хозяин по традиции повез показать бывший испанский город Сан-Антонио. Посмотрели Аламо, походили по музею, сфотографировались с местными полицейскими-мексиканцами, покатались на корабликах по многочисленным затейливым каналам города. Кот с поручиком в кафе на берегу канала выпили по рюмке водки, Татьяна Алексеевна съела мороженое и вернулись в имение готовиться к отъезду.  Затем был прощальный ужин, все плакали. Негров к обслуживанию не допускали.
          Утром поручик, одетый опять же в деникинскую фуражку и френч со знаком участника 1-ого Кубанского похода на Георгиевской ленте, лично отвез дорогих гостей в аэропорт, долго целовал кузину и особенно кота. Пока самолет не взлетел, стоял с поднятой рукой под козырьком фуражки.
          В Шереметьево подполковника и мадам Воробьеву встречал служебный «Мерседес». Сначала отвезли домой Татьяну Алексеевну, а Чугунова повезли в Управление доложить о проделанной работе. После доклада подполковника генерал обнял Мурзика, скупая мужская слеза потекла по небритой щеке генерала (очень много работы, некогда даже допустить к себе брадобреев) и сказал: «Какую достойную смену мы вырастили!». Снял со своей груди медаль и приколол ее на лацкан пиджака отважного разведчика Мурзика Кондратьевича Чугунова. После чего генерал приказал отвезти кота к Татьяне Алексеевне, обмывание же награды сослуживцами велел перенести на потом, в связи с загруженностью на работе.
          Подполковнику Чугунову дали три дня отпуска. Когда Мурзик вошел в квартиру, он увидел, что Татьяна Алексеевна сидела в кресле и курила, наслаждаясь воспоминаниями о кузене и собственных подвигах, Педро стряпал на кухне. Цветы не завяли.
          Вечером в квартиру госпожи  Воробьевой позвонил казенный курьер, который доставил хозяйке дома Почетный диплом, благодарственное письмо за подписью генерала и портрет действующего президента в золотой раме, который был поставлен на место Ельцина. В дипломе и письме отмечались мужество и отвага при выполнении Татьяной Алексеевной Воробьевой особых заданий Родины. Истерзанная социальными катаклизмами старая столбовая дворянка была вне себя от счастья. Из уважения к Педро опять пили текилу, но с национальным оттенком страны пребывания, закусывая квашеной капустой, грибами и солеными огурцами с надеждой, что кулинарный консенсус будет первым шагом к торжеству мира и согласия на всей планете. Отчаянные воины по большому счету были миролюбивы. О том, чтобы убить Педро, как советовал Владимир Александрович, присутствующие не думали. Всем хотелось помечтать о чем-то хорошем, и тогда начали думать, как же и где будут отмечать столетний юбилей Татьяны Алексеевны. Сначала обсуждали ДомЖур, где в 2000-м году отмечал свое столетие личный враг Гитлера легендарный карикатурист народный художник СССР Герой Социалистического Труда Борис Ефимович Ефимов.  Как рассказывали мне очевидцы, художник забрался на праздничный стол, чтобы его все видели, он был маленького роста, и читал стихи Твардовского, которого он очень ценил. Борис Ефимович знал все творчество поэта наизусть и в сто лет без запинки на память мог воспроизвести все тексты замечательного автора «Василия Теркина». Художника не могли остановить и еле стащили со стола, так рассказывали присутствующие на юбилее, всем хотелось выпить, а юбиляр был человек увлекающийся и с нордическим характером. После юбилея он прожил еще восемь лет. Татьяна же Алексеевна теперь была более умеренна в потреблении спиртного, на столе стихи не читала и поэтому рассчитывала прожить дольше. Поступило еще одно предложение – погулять в Московском Доме ученых, в ресторане которого всегда журчал фонтанчик как символ бьющей ключом жизни. Предложение всем очень понравилось, и за это еще раз выпили текилы, с солью.
          Теперь очень ответственный момент, нужно было подумать над списком приглашаемых гостей. Мероприятие можно сказать политическое, символизирующее примирение и согласие бывших враждебных классов. Соединение во имя единой и неделимой – вот концепция праздника. А символом этого великого начинания явилась столбовая дворянка, она же лишенка, безработная, репрессированная, но при этом рьяная патриотка и ныне глубокоуважаемая властью Татьяна Алексеевна Воробьева. По правую руку, конечно, место отводилось Мурзику, другу и соратнику, коту, а теперь уже человеку с большой буквы, ну немножко похожего на кота,  и с сердцем матери Терезы. Затем, естественно, нужно приглашать генерала. Ну, что это за юбилей или свадьба без генерала? Так, рядовая пьянка. То же самое, что свадьба без цветов. По старой правильной традиции и ныне, к счастью, возрождающейся, на торжестве должны быть представлены все классы и сословия. Крестьян представляла Мария Ивановна, теща бывшего милиционера Николая. Рассказывала, что с детства горбатилась в первых колхозах, за спрятанный колосок чуть на Колыму не отправили. Представителем рабочего класса могла быть ее дочь Зинаида, по-прежнему работающая ткачихой. Николая, бывшего милиционера к интеллигенции, да и к крестьянам язык не повернется относить, он теперь на автостоянке шлагбаум поднимает, за что от каждого въезжающего и выезжающего получает маленькую денежку, чему очень доволен. А вот как теперь квалифицировать их дочку Таню, бывшую чувствительную двоечницу, сразу и не ответишь. В пятнадцать лет она без памяти влюбилась в одного молодого и перспективного футболиста. Он так быстро бегал и так много забивал мячей в ворота противника, что устоять было невозможно. Вскоре Таня забеременела, бросила школу, но футболисту нужна была только спортивная карьера. Таня сильно разлюбила футболистов и после аборта влюбилась в шахматиста. Шахматисту нравилась Таня, нравилось ее доброе сердце, постоянное к кому-нибудь сострадание, доверчивость, его даже не смущали немного лошадиные черты лица девушки. Все у них было хорошо, но шахматиста довольно быстро арестовали за мошенничество в особо крупных размерах. Танечка, как жена декабриста, готова была ехать за любимым на край земли и поехала, но на пути ей встретилась дурная компания, которая заманила доверчивую девушку в свои сети. Приучила к алкоголю, наркотикам и заставляла добывать деньги торговлей девичьим телом. Бедная Танюша только через год добралась до места пребывания своего избранника. С большим трудом через немыслимые унижения она добилась свидания с возлюбленным. Но после вопроса любимого: «Ты зачем приехала, дура?», сознание «декабристки» совсем помутилось. Полностью разочаровавшись в жизни, девушка стала искать смысл существования в разнообразных экзотических формах. Поначалу примкнула к группе в ярко желтых одеяниях с колокольчиками, немного успокоилась, но ненадолго. Далее стала примыкать к различным оппозиционным движениям, не очень понимая суть протестов, но старалась в силу своих возможностей приносить пользу протестантам: разносила чай, раздавала листовки, стояла в пикетах, громко кричала «Долой!». Окончательно охмурили Танечку рериховцы. Читала «Агни йогу». Ничего не поняла, но ради учения и людей, продвинутых в учении, готова была жертвовать собой. Преклонялась перед Людмилой Васильевной, следы ее целовала, но дальше допущена не была. Короче говоря, теперь уже двадцативосьмилетнюю Танечку можно было смело отнести к представителям общественных организаций. Ветеранов рабочего класса могли олицетворять сильно больная мать Андрея тетя Шура и обиженный Пилюлем бывший прораб его отец. Интеллигенцию планировалось представить преподавателями технического вуза. А международное звучание  мероприятие получит от присутствия представителей мексиканских и канадских трудящихся (имеется в виду мексиканец Педро и морозоустойчивая обезьяна, вывезенная из Канады). Чуть не забыли тетю Феню, но она то яркий представитель героического рабочего класса. И, конечно, Андрей – типичный  выразитель лучшей части нашей молодежи, участник боевых действий, заслуженный и авторитетный человек. Андрюха действительно был в большом авторитете. Подполковник Чугунов добавил: «Генералу необходима свита, и хорошо бы пригласить человек пять-шесть из нашего Управления. Не надо забывать, что генерал выпьет и вообще-то пять-шесть человек может быть недостаточно, могут не справиться, хотя бы десять старших офицеров». Присутствующие с большим уважением посмотрели на Мурзика Кондратьевича и согласились. – И еще, – продолжил мудрый кот, – Мы не забыли международный аспект, а тему гармонизации межнациональных отношений внутри страны упустили из вида, а это очень серьезно. Не надо забывать, что наша держава многонациональная, и для укрепления государства нужно создавать наиболее благоприятные условия для жизни и процветания всем нациям и народностям, проживающим на территории нашей великой страны. Предлагаю пригласить, несмотря ни на что, господина Менингитова. Есть соображения, как дальше мы будем его гармонизировать». Татьяна Алексеевна с восхищением смотрела на своего друга. Педро встал по стойке смирно и обратился к подполковнику: «Разрешите привезти мою жену? Места в квартире мало, я понимаю, она может спать в парке на деревьях. – Как удобно иметь жену обезьяну, - подумал кот.- Какой же мудрый Владимир Александрович». На следующий день Педро на поезде отправился в Иваново.
               Поезд прибыл довольно рано, Педро взял такси и поехал в гостиницу, находящуюся недалеко от комбината, где трудилась драгоценная супруга. Время позволяло: он пообедал в ресторане гостиницы, выпил пару рюмок, привезенной с собой текилы и не спеша, отправился на комбинат, где дорабатывала смену его избранница. Подходя к фабрике, он увидел стенд с фотографиями «Передовики производства», на котором обнаружил портрет своей супруги с безобразной обезьяньей ужимкой. Педро был очень горд и рад, что жена не подвела его и старательно трудилась, перевыполняя взятые обязательства. Счастливый муж дождался окончания смены и увидел, как в рабочей косынке, в синем рабочем халате вышла из проходной морозоустойчивая обезьяна канадского происхождения и дружески махала волосатой лапкой своим уже подружкам, ивановским ткачихам. Увидев Педро, обезьянка бросилась ему на шею и прижалась толстыми губами к деснам любимого мужа. При виде ласк обезьяны и Педро, даже самые несимпатичные одинокие ткачихи поверили в себя. Педро быстро все рассказал жене, что нужно лучше на месяц отбыть в Москву на юбилей кузины Владимира Александровича, а жене Педро, которую звали Оксана, поскольку она родилась в обезьяннике канадских малороссов, нужно в фабричной администрации оформить отпуск за свой счет по семейным обстоятельствам. Оксана вернулась на фабрику, быстро все оформила, так как была на хорошем счету у начальства и в обнимку с Педро отправилась в гостиницу. Соскучившиеся супруги до утра не могли оторваться друг от друга. На следующий день счастливая чета вернулась в Москву.
              Когда влюбленная пара предстала перед Татьяной Алексеевной, последняя подумала: «Да, не предполагала, что на старости лет буду жить в зоопарке. Сначала кот, теперь обезьяна, да и Педро мало похож на человека. Ну да, пережили одиночество, переживем и зверинец». На предложение Педро отправить спать его жену в парк на ветвях деревьев  госпожа Воробьева, как воспитанный человек, категорически запротестовала. И предложила сладкой парочке ночевать на кухне. Педро был очень рад этому обстоятельству. До того как попасть в услужение к Владимиру Александровичу, мексиканцу пришлось много голодать, а на кухне «воздух приятнее», как было сказано господином Шариковым в первоисточнике и повторено латиноамериканцем с непростой судьбой.
             И вот наступил долгожданный день юбилея. Заранее из Управления позвонили директору Дома ученых, связались с заведующей рестораном Дома, кот и Татьяна Алексеевна согласовали меню. Заказано было все. Праздничный обед должен был напоминать царский пир периода правления Иоанна Васильевича Грозного, тем более что генерал подтвердил свое согласие на участие в банкете. Татьяна Алексеевна была великолепна. Еще в Сан-Антонио кузеном был сделан подарок – длинное платье цвета бордо и со вкусом подобранные украшения из бриллиантов и сапфиров. Не забыли и про хрустальные туфельки, как у Золушки. Длинные пальцы госпожи Воробьевой также украшали бриллианты. Подполковник Чугунов был черном смокинге и белоснежной сорочке при галстуке-бабочке. Педро нарядился в вышиванку, так ему посоветовала Оксана, воспитанная на украинской культуре. К 17 часам стали подходить и подъезжать гости. Все ждали генерала и его свиту. Морозоустойчивая обезьяна, разряженная как гарна девица, постоянно выбегала на Пречистенку, чтобы не пропустить самого важного гостя и первой сообщить о прибытии генерала. До начала трапезы пришедшие гости наслаждались ансамблем скрипачей в белой гостиной. Все было по этикету: сначала звучал полонез, затем вальсы, польки, кадрили, мазурки и котильон.
Вот только танцевать было уже некому, ушла культура, а Татьяне Алексеевне было уже тяжело. Вскоре все услышали немыслимые обезьяньи вопли: «Едут! Едут!». Татьяна Алексеевна на правах хозяйки спустилась вместе с  котом встречать почетного гостя. Генерал в сопровождении десяти лучших старших офицеров Управления с большим букетом цветов подошел к юбилярше, поклонился и поцеловал руку даме. Полковники и подполковники, пришедшие с генералом, заносили подарки. Подарков было много. Генерал был в штатском, как и вся свита, но было сразу понятно, по каждой детали, как лица, так и костюма, что это очень большой генерал, очень важный начальник, что может все.
                Прибыли все приглашенные, кроме преподавателей технического вуза. Восторженная и активная морозоустойчивая обезьяна испросила разрешения у Татьяны Алексеевны объявить о начале церемонии и громко произнесла: «Кушать подано!». Гости рассаживались в соответствии со своим положением. По российской традиции тосты начали произносить только после подачи третьего блюда. Официанты торжественно, медленно, со значительными лицами приносили цельных осетров, жареных поросят и лебедей. После того, как гости отведали третье блюдо, генерал поднялся и провозгласил первый тост за действующего Президента. Все встали. Через три минуты генерал снова встал и поднял лафитник за Святейшего Патриарха. Перекрестились все, включая Менингитова. Еще через пару минут генерал объявил тост «За славу Русского оружия!». Раздавшееся громкое дважды короткое и третье продолжительное  «Ура!» свиты генерала довело присутствующих женщин до крайне болезненной бледности. Закусив осетринкой очередной лафитничек, генерал принял из рук адъютанта листок, надел очки и в лучших традициях любимого миротворца Леонида Ильича Брежнева зачитал тронную речь о достоинствах, героическом жизненном пути, огромном вкладе в укрепление обороноспособности страны, ее экономической мощи и большой роли в процветании нашей державы  глубокоуважаемой Татьяны Алексеевны Воробьевой, истинном патриоте и гражданине, и тут же опрокинул в себя лафитник. Генерал любил лафитники и много лет пил только из них. Генеральская свита внимательно следила, сколько выпьет рюмок генерал, критическая точка тридцать шестой лафитник. Если генерал достигал этого объема, могла случиться беда, не только для присутствующих, но и для страны. Все пьяные подвиги Трофимыча и его дедушки отца Павла Власова по сравнению с генеральским самовыражением – детские шалости. Генерал был человек образованный и обладал огромной властью. Мыслил глобально. Беда могла быть мировая. А главное, удержать его практически невозможно. Поэтому присутствующие старшие офицеры каждую рюмку генерала расценивали как выстрел в свою сторону. После генерала говорил Мурзик, который в своем выступлении делал акцент на человеческих качествах Татьяны Алексеевны. Именно благодаря ей он выжил. Она делилась с ним последним куском хлеба, учила его, образовывала, воспитывала. Личным примером показывала коту, что такое жить достойно. – «Я учился у Татьяны Алексеевны быть человеком!». После таких слов все женщины заплакали, а генерал опрокинул очередной лафитник, увлекая за собой присутствующих. Закусив грибочком, подозвал к себе адъютанта и тихо сказал: «Иди, подзови ко мне того стриженного с пшеничными усами», указав взглядом на Андрея. Генерал был самый информированный человек и про всех все знал. Андрей подошел в некотором недоумении. – «Ну что, Андрюха, – сказал большой начальник, - хватит гулять, пора тебе к жизни приспосабливаться, за ум браться. Дело свое ты знаешь, с людьми работаешь, не в тире за шоколадки зайчиков выбиваешь. Беру я тебя к себе. Завтра подойдешь вон к нему, он тебе все растолкует. Ну, иди». Все было так сказано, что там, Арнольд Капризный, воля которого сразу была парализована, ничего не мог возразить даже Андрюха, тертый свободолюбивый гордый снайпер, не имел ни малейшего желания ослушаться генерала. Торжество продолжалось. Каждый хотел сказать Татьяне Алексеевне что-то необыкновенно трогательное, приятное, гости захлебывались от избытка эмоций. Бывший младший лейтенант милиции от чувств к юбилярше произнес главное пожелание, повторив коронный тост гражданина Шарикова: «Желаю, чтобы все!» Спустя некоторое время после общения с генералом, Андрюха подошел к Менингитову, облизывающему лебяжье крылышко, и сказал: «Слышь, чучело, сюда смотри, завтра с утра я занят, генерал приглашает меня к себе работать, а к обеду, если не успеешь, я тебе лоб зеленкой намажу. Завтра стройку своего ублюдка-племянника перепишешь на моего отца и выплатишь ему неустойку, за все годы с окладом и премиями. Еще раз проявится твой племянник, убью обоих. И твои земляки, горные козлы из конторы, тебе уже не помогут. Ты меня понял, чумазый? – Андрей Юрьевич, мы же интеллигентные люди, как же вас не понять, я всегда относился и к вам, и к вашему батюшке с большим уважением. Вы же нам как старший брат, мы это понимаем. – Не успеешь к обеду, гнида, завалю. Пшел!». Менингитов моментально растворился.
            В этот день все были счастливы кроме Менингитова и Тани, бывшей двоечницы. Наелись гости недели на две. Сытая, но очень несчастная девушка, потерявшая все ориентиры в жизни, тосковала, прислонившись к ионической колонне. У Андрея было хорошее настроение, и он подошел к очень несчастной бывшей соседке. – «Андрюша, мне так плохо, все в моей жизни не так, я не знаю, как мне дальше жить, – прошептала Таня. – Чо ты пургу гонишь, люди вон, радуются, а ты сопли распустила. Пойдем, вот завтра, поженимся и подумаем, что ты будешь делать. – А может наоборот? – Нет, будем верны себе всегда!» – решительно ответил Андрюха.
            Праздник продолжался. У генерала пошел двадцать шестой лафитник. Офицеры ждали беды. Если бы не их спецподготовка, нервы бы не выдержали, и они начали бы стреляться. Начальник кивнул головой, приказывая налить двадцать седьмой лафитник. Тогда самый смелый, самый отважный, самый решительный и самый подготовленный наклонился к уху генерала и сообщил, что по спецсвязи супруга генерала дала информацию о том, что генеральский кот занемог, чихает. Генерал любил кота не меньше Родины. Скомандовал своим офицерам: «Всем встать, за мной!» Гостям объявил, что получил срочный приказ защищать их спокойствие на передних рубежах, подошел к Татьяне Алексеевне, нежно поцеловал ей руку и впрыгнул, несмотря на 26 лафитников,  в служебный бронированный «Мерседес». Пока генерал раскланивался с мадам Воробьевой, самый отчаянный и умный подчиненный генерала успел поведать супруге своего начальника о версии с котом, за что получил слова бесконечной благодарности и обещания похлопотать о служебном поощрении за такой мудрый поступок. Теперь уже всем стало хорошо. Праздник удался.
           Подводя итоги, рискну ответить на интересующий вопрос: «А есть ли сегодня положительный герой, и какой он?" Отвечаю – да, однозначно, есть, и герои все, ну кроме преподавателей технического вуза. И Хрюшки, конечно. Ну, следить же надо за собой.