Эстафета доброты

Резко похолодало, ветер, задувший с севера, срывал с деревьев последние листья, и этот парк, облюбованный мной с тех времён, когда лишился я квартиры, и служивший мне пристанищем в тёплое время года, вмиг растерял все свои достоинства.

Прежние зимы я благополучно проводил на роскошной даче давнего моего знакомого - в роли охранника, в выделенной мне в качестве сторожки комнатушке гостевого домика. Но после прошедшей зимы, с весенним потеплением уже, трое парней среди ночи забрались в подсобку за домом и начали вытаскивать садовую технику и инвентарь, и только благодаря моему вмешательству, стоившему мне порядочного синяка под глазом, планы их были нарушены.

Хозяин же усадьбы, узнав о попытке грабежа, недовольным тоном озвучил стоимость сломанного замка и лопаты, всё же прихваченной ними - для обмена на бутылку самогона, наверное. Ещё приплюсовал к этим убыткам затраты на зарплату, коей он считал расходы на моё скудное питание за его счёт, и заявил, что ещё подумает, предоставлять ли мне работу в следующем сезоне.

Подошёл этот следующий сезон, но, помня нудные упрёки, идти на поклон к нему я не собирался. И даже на вокзале мне ночевать не удалось бы - за время бомжевания одежда моя поистрепалась, и, попавшись на глаза первому же блюстителю порядка, я неминуемо угодил бы в полицейский обезьянник.

Отстояв полдня в привычном месте на проспекте, где редкие прохожие с поднятыми воротниками, спеша по важным своим делам, проходили мимо, не обращая внимания ни на меня, ни на лежащую у моих ног кепку, я, утратив надежду заполучить что-то от их доброты для покупки съестного, вернулся в парк и расположился на лавочке с подветренной стороны павильона, хоть немного гасящего порывы пронизывающего ветра. В желании отвлечься от навязчивых мыслей о еде размышлял я о прежней своей жизни и пытался понять, когда же была пройдена точка невозврата, до которой имелась ещё возможность избежать падения в эту пропасть.

Скорее всего, причиной размазывания меня по арене борьбы за место под солнцем стал брак с очаровавшей меня своими прелестями сексуальной стервой, после заключения которого и посыпались на мою голову неудачи в начавшем было идти на подъём бизнесе. Каким-то образом конкуренты узнавали о моих планах и опережали меня на один-два шага, и вместо прибыли получал я убытки, съедавшие взятые под немалый процент кредиты и мои накопления. В конце концов, лишился я и фирмы, и квартиры, и жены, ушедшей сразу же после моего банкротства.

Вспомнилось, что в наших интимных играх она предпочитала роль секретарши, и с рвущейся из тесной полупрозрачной блузки тугой грудью и блокнотом-ежедневником в руках, как заправский секретарь-референт интересовалась текущими делами предприятия, не забывая при этом стрелять своими похотливыми глазками и сексуально вертеть попкой. И, оттягивая близость под видом накопления возбуждения и вынуждая меня судорожно сглатывать слюну в нетерпении, внимательно слушала, задавая уточняющие вопросы.

С опозданием пришла мысль, что утечки информации, это её рук дело, и воспоминания о сексуальных её фантазиях и экспериментах, круто заводивших нас тогда, выглядели теперь для меня хоть какой-то компенсацией за нынешние мои злоключения.

От невесёлых мыслей отвлекло меня знакомое цоканье, и из-за ствола корявой акации показалась любопытная мордочка с чёрными глазами-бусинами. Это была белочка, которую я каждый день подкармливал, получая взамен возможность наблюдать за её забавной трапезой и делиться с ней своими мыслями.

Она и здесь нашла меня, и, забравшись ко мне на колени, суетливо бегала то к моим рукам, то к карману. А потом, не дождавшись привычной порции орешков, застрекотала недовольно и в несколько прыжков исчезла среди веток.

Проводив взглядом рассерженного моего друга я, достав нож и глядя на своё запястье, примерился к венам. Страха не было, но живо представилась не очень эстетичная картина – жалкое тело в лохмотьях, застывшее в гримасе боли лицо, погасший взгляд, лужи крови… И брезгливое отвращение на лицах прохожих, увидевших эту мерзкую картину. Так уж мы устроены, что чужое мнение волнует нас даже у последней черты.

Я с сомнением взглянул на холодно отблескивающий клинок, понял, что этот способ расчёта с жизнью не подходит, но продолжил игру, пытаясь вчувствоваться в свои ощущения при этом. Перехватив нож поудобнее, примерился с замахом к области сердца, а потом, отвернув подбородок, поднёс лезвие к горлу. Поднял при этом взгляд – и отдёрнул руку, увидев высокого, элегантно одетого мужчину, с интересом разглядывающего мои эксперименты. Неведомо откуда взявшись, он стоял поодаль и внимательно смотрел на мои действия, и непонятно было, что могло заинтересовать личность его уровня полёта в жалкой особе грязного бомжа.

Облачением его были модного кроя кашемировое пальто, шляпа необычного, но хорошо подходящего к его одеянию фасона и туфли, в которые можно было смотреться, как в зеркало. Дополняли картину длинный шарф, наброшенный небрежно по типу ношения представителями богемы, и изящная трость с чернёным серебряным набалдашником в виде волчьей головы с оскаленной пастью и рубиново горящими глазами.

Сам же я был выходцем из бедной провинциальной семьи и даже в редкие минуты материального благополучия предпочитал в одежде простоту и удобство, дающие привычную свободу мыслей и передвижений - не признавая строгие костюмы, экстравагантные пальто и шарфы и затейливых фасонов шляпы. Пробовал, конечно, одеваться и в соответствии с доходами лучших моих времён, но чувствовал себя при этом, как в одежде с чужого плеча.

Это только в сказке, стоит лишь переодеть Золушку в красивое платье и допустить её во дворец, как она сразу же ощутит себя равной придворным дамам. На самом же деле, устоявшиеся привычки и приобретённые комплексы настолько въедаются в психику, что ни значительное улучшение материального положения, ни смена лохмотьев на новую дорогую одежду не могут быстро и кардинально изменить суть человека. Для избавления от комплексов и корректировки личности необходимы годы стабильно благополучной в материальном плане жизни, по капле вытесняющей из травмированной психики страх познанной в прошлом нищеты.

Представительная фигура мужчины, осанка его и спокойный уверенный взгляд свидетельствовали о том, что он ощущает себя достойным своих одеяний. А я и сейчас был в той привычной своей одежде, но теперь облекающие меня простота и удобство превратились в неряшливость, потёртость и дырявость.

Между нами была пропасть, но незнакомец всё смотрел, а потом, наконец, заговорил:

- Да… Вы правы – нож, это неподходящее средство для воплощения вашей задумки. И сами выглядеть будете малопривлекательно, и вид той новой вашей ипостаси может вызвать испуг и омерзение у прохожих.

- А вы полагаете, что и само такое действо, и его последствия могут быть эстетичными и можете предложить решение более привлекательным способом? – спросил я, оценив его проницательность, что помогло мне сдержать желание послать его без соблюдения правил вежливости и этики по одному из хорошо известных в народе малопопулярных направлений.

- Представьте себе, могу! Только способом, выходящим за рамки вашего понимания решения проблемы.
- Это как? Поясните!
- Хорошо. Но начнём мы не с этого. Как и во всех прочих задачах, начинать нужно с рассмотрения условий, и лишь потом искать решение. И вам придётся сначала рассказать о причинах столь радикальных ваших намерений, а потом уже вместе мы попробуем найти ответ на этот вопрос.

Пытаясь понять, какого… чёрта, мягко говоря, он суёт нос в мои дела, я молча потихоньку закипал, и после затянувшейся паузы незнакомец продолжил:

- Впрочем, можете не рассказывать – мне и самому несложно догадаться. Вероятно, от вас ушла женщина, вы потеряли жильё и работу, а друзья, коих много было в минуты благополучия, исчезли с вашего горизонта, лишь только небо над вами затянули тучи. И теперь вы попали в замкнутый круг – без жилья не устроиться на работу, без работы нет возможности снять жильё, и в теперешнем вашем положении вы не нужны женщинам. Я прав?

- Ну, в общем, угадали, и что? Какое это имеет значение? Разве выбор способа самоубийства обязательно должен диктоваться причинами, вынуждающими его совершить? То есть, по-вашему, для проигравшихся в рулетку, скажем, лучше в петлю лезть, а утратившим смысл жизни из-за неразделённой любви необходимо исключительно только камень на шею и с моста в реку? И если я вместо прыжка с крыши многоэтажки предпочту горсть таблеток из ближайшей аптеки, то что-то изменится для меня за той, последней чертой?!

Раздражение распирало меня, накопленное напряжение выплёскивалось потоком злых и едких фраз, а незнакомец слушал меня с ещё большим интересом – прищуренные глаза его искрились, и уголки рта чуть растянулись в лёгкой улыбке.

- Чему вы радуетесь, и к чему, вообще, эти бесцеремонные ковыряния в чужих ранах? Мне и без вас тошно, и должен вам напомнить, что это моя жизнь, и способ закончить её я смогу и без ваших советов выбрать! Поэтому, вам лучше исчезнуть с моего горизонта, затянутого, как вы верно заметили, тучами. Так как неуместная ваша улыбка может вынудить меня перейти на несвойственный мне, но более подходящий к этому случаю уличный лексикон. А вкупе с тем, что я достаточно преуспел в благородном искусстве бокса, это может привести к тому, что вам не самому и неспешно придётся выбирать пути отхода, а будете ноги уносить резво, и согласно заданному мной нецензурному направлению.

Улыбка на чисто выбритом лице незнакомца стала ещё шире, глаза его так же искрились, и слушал меня он с явным удовольствием. Но затем вдруг он посерьёзнел, и, усевшись рядом, сказал:

- Я понимаю ваши эмоции, но уверен, что если вы потрудитесь выслушать меня, то простите мне непрошенное вмешательство. Я мог бы и раньше остановить поток ваших раздражённых речей, но мне хотелось определить уровень вашего развития, и я понял, что он, судя по замысловатым, но связным и хорошо построенным фразам, достаточно высок. Кроме того, как я успел заметить, держитесь вы обособленно, избегая компаний спившихся и опустившихся бомжей, что и определило мой выбор. Они потеряли себя, и им уже не помочь, вы же сохранили вашу личность, лишившись только материальных благ, а это поправимо.

А теперь к сути дела. Несколько лет назад, поздней осенью я сидел в этом же парке на лавочке, на мне были затёртые джинсы и куцый, изрядно поношенный пиджачок, а на ногах дырявые кроссовки, утеплённые стельками из сложенных газет. Тогда подошёл я к крайней черте, и от последнего шага уберёг меня мужчина – случайный, но неравнодушный прохожий.

Благодаря его помощи, я смог выкарабкаться, и с содроганием думаю о том, что могло бы случиться, если бы не его вмешательство.

С тех пор я не посещал этот парк, но сегодня вдруг захотелось побывать здесь. И, увидев Вас, я понял, что теперь настал мой черёд для оказания помощи. Но не в выборе способа самоубийства, как Вы предположили, а в материальной, юридической и прочей практической помощи для восстановления вашего прежнего образа жизни…

***

Новый водитель город знал плохо и своими вопросами отвлекал от тревожных мыслей. Наконец добрались мы до цели поездки, и волнение моё достигло предела.

- Останови у этой арки, и до завтра свободен.

Скрипнули тормоза, придерживая шляпу, я вышел из авто и поправил длинный, небрежно наброшенный шарф. С внутренним трепетом вошёл в безлюдную центральную аллею и понял, что ничего здесь не изменилось, хотя с момента последнего посещения прошло уже немало времени. Все эти годы я старался гнать от себя навязчивые мысли об этом парке и связанные с ним воспоминания о не самом лучшем периоде в моей жизни, всё оттягивая его посещение. Но сегодня, когда по окончании совещания я остался один в кабинете и, подойдя к окну, увидел, как порывы ветра раскачивают деревья, срывая с них последние листья, меня, вдруг, неодолимо потянуло посетить его.

Те же облупленные гипсовые фигуры, тот же подстриженный кустарник… Тот же павильон на боковой аллее…
Я присел на знакомую до боли лавку и задумался… Несмотря на то, что жизнь моя была устроена в семейном плане и благополучна в финансовом, не было полного покоя в моей душе. С обретением этого благополучия, какой-то червячок поселился в дальних закоулках моего подсознания и поначалу беспокоил изредка, нависая неясным тревожащим призраком над неспокойной совестью только в редких паузах между важными делами. Со временем же активность его стала проявляться чаще, смятение он вызывал всё настойчивее, а однажды мне и вовсе приснился кошмар – мужчина в неряшливых лохмотьях сидел прислонившись к дереву, из его горла толчками хлестала кровь, а он тянул ко мне руки и сквозь его хрип слышалось «Помоги!».

Прозрачнее намёка от неспокойной совести и быть не могло, но инерция мышления и самооправдание занятостью делами фирмы тормозили новые начинания, и я успокаивал себя мыслью, что страждущих и бедствующих, представляемых мною неясной толпой с белыми пятнами вместо лиц, слишком много, и что помочь всем им под силу только государству…

А несколько дней назад, когда жена, виновато намекнув на невозможность близости, легла спать одна, и я стал рыться в Сети, мне встретилась интересная притча:

Окончился шторм, на берегу моря среди мусора и пучков водорослей многие тысячи беспомощных морских звёзд, выброшенных волнами. Их подбирает мальчик и отпускает в родную стихию. Праздные отдыхающие смеются над ним и объясняют, что пострадавших  обитательниц дна морского  слишком много, что помочь он сможет лишь мизерной толике их - потому, в масштабах этого всеобщего "звёздного" бедствия работа его не имеет значения. На что мальчик, взяв в руки очередную жертву ненастья, спокойно ответил: «Это правда, всем им помочь я не смогу. Но работа моя всё же имеет значение - для этой конкретной звезды!» - и выпустил её в море…

Меня словно прострелило, и призрачная неясная толпа одинаковых с виду нищих и бомжей в моём воображении сразу же раздробилась в отдельных личностей, и были они уже не безлики, и глаза их смотрели на меня с надеждой.

И стыдно стало – я ведь и сам ранее, будучи выброшен жизненным штормом в чужую и враждебную стихию, был спасён доброй душой… И нельзя, чтобы прервалась справедливая и такая нужная эстафета – «Помогли тебе – помоги и ты нуждающемуся»…

И вот я здесь. И понимаю, что было бы желание помочь, а уж выброшенные за борт нормальной жизни найдутся…

Приняв решение, дышал я спокойно, и настроение было прекрасным. Но, внезапно, беспокойство опять коснулось умиротворённой моей души, и акценты сместились с общих намерений на нечто конкретное. И сразу же, как успокаивающий ответ на эту тревогу, послышалось знакомое цоканье. Среди веток мелькнула быстрая тень, из-за ствола корявой акации показалась любопытная мордочка с глазами-бусинами – и я полез в карман за орешками, специально припасёнными в надежде, что пушистохвостый друг мой жив, и что он не забыл меня…