Фронтовик на обочине

Безногий фронтовик, под ним доска «на подшипниках», неимоверно матюкаясь, с «мясом» срывал со своего ветхого пиджачка боевые ордена и медали, бросал с размаху в глубокую грязную лужу… С полей веяло набухающими тополиными почками и свежей травкой, только-только выглянувшей из-под талого снега…

Как-то после работы, весенним тёплым вечером, ещё засветло, отец велел сыну: «Шурка, пошли со мной!» «Куда, пап?» «Увидишь!» Они пешком отправились по нешироким улочкам. Сынишка весело с разбегу перепрыгивал, а отец аккуратно обходил лужи, как в зеркале отражающие скромные частные домишки Кочкарских золотодобытчиков. Прошли бывшую шахту — Андрее-Юльевский карьер,  где местные мальчишки обожали летом купаться.

Мальчишки — золотые, оттого что карьер — золотой. Красивый: в лазурном водном зеркале плыли пышные облака, по берегам и обрывам — мраморные пастельно-фиолетовые и розовые камни, испещрённые ярко-оранжевым мхом... Вначале, при образовании карьера, здесь добывали известняк для обжига на известь, потом свинцовую руду нашли, а чуть позже — золото. Россыпное — это не то, чтобы россыпью-песочком, и, конечно, не самородками. При образовании породы золото залегает жилами и называется коренным. Когда горы стареют, жилы выветриваются, рассыпаются по породе, потому и становится золото россыпным. А Уральские горы и есть одни из старейших на нашем Земном шарике.

Карьер был красивый, но бездонный и жутко опасный! Штреки бывшей шахты коварно углублялись в разные стороны на таинственные, неизмеримые расстояния. Однажды добытчиками были подсечены гидрогоризонты, и с тех пор карьер заполняли ледяные горные воды, впитавшие мышьяк, золото и многое другое из горных разработок. Добыча золота в Андрее-Юльевском к тому времени уже не велась, только летом, вопреки всем запретам, плескались в «золотом карьере» мальчишки — отчаянные купальщики, экстремалы-ныряльщики.

 Впереди показался своеобразный «мужской клуб» небольшого городка — единственная в городке пивнушка. Низенькая, деревянная. Здесь обменивались новостями про футбол, политику, и просто общались «за жизнь». Отец купил себе кружку пенного напитка, сыну – стакан любимой шипучей газировки. В этот весенний вечер, хоть и после трудового дня, настроение посетителей было приподнятое, пили «за победу», «за тех, кого уже нет с нами», фронтовики вспоминали однополчан. Практически все здесь знали друг друга. За соседним столиком всё громче и громче разгорался спор.

 «Почему, мать твою, я потерял ноги за Родину, а меня и таких же калек за сто километров выставили из Москвы? Кто — победители? Тыловые холёные крысы, пороха не нюхавшие?» - кипятился пожилой фронтовик Фёдор. Два мужичка согласно кивали, поддакивали и подливали ему в кружку. Но один — худой, лохматый, в помятой спецовке, с помутневшими глазами — пытался оправдать «очистку» Москвы и Ленинграда от инвалидов. Дескать, это некрасиво для страны-победителя. Фронтовик всё больше распалялся. В конце концов, выплеснул остатки пива на пол, смачно сплюнул, выкатился из пивнушки на своей дощечке с подшипниками, стал срывать ордена и медали с потёртого пиджака, с неистовством закидывая их в огромную лужу возле пивной.

 «Папа, - спросил Шурик, - почему дядя Федя сердится?» Отец вытер рукавом со щеки слезу, будто бы пот: «Когда-нибудь ты поймёшь, сынок». Крепкая тёплая отцовская ладонь чуть сжала маленькую ладошку сына. На настенном отрывном календаре от сквозняка затрепетал листок «9 мая 1956 года». Обычный, будний, рабочий, официально не праздничный тогда день…

День Победы. Этот праздник официально отмечали не все годы после Великой Победы. По слухам-предположениям самых смелых, не праздновали оттого, что Сталин боялся — популярность маршалов Победы повыше будет его личной, почти божественной значимости. Лишь много позже, усилиями писателей Константина Симонова и Сергея Смирнова, начиная с 1965 года, к юбилею 20 лет Победы, 9 мая «оживят» салюты и день станет праздничным на государственном уровне. Будут чествовать и маршалов, и рядовых солдат, и тех, кто на «подшипниках» доживал свой век за сотни, тысячи километров от столиц. Подальше от взоров, в глубинке.