Макабрические сказки Выпуск 1

ДЕВУШКА И СМЕРТЬ   

Шестирукая девушка грустила на дне колодца. Ей хотелось попить, поесть и прижаться к любимому. Увы, любимого съела птица, а за ней самой весь день гонялся отряд королевских разбойников: неутомимые крепкие лапки, лихие усики и острые жвала.

Колодец был холодный, но сухой.

– Камни, камни, дайте мне пить.

Но камни молчали. Они думали о чем-то своем.

Тут раздался треск и грохот. В колодец рядом с девушкой упал грузный млекопит в растительной шкуре  – хлопок да лен. Настоящее гибридное чудовище.

– Спасибо, добрый камень преткновения!...  Если чудовище разбилось насмерть, я выпью его кровь, стану очень сильной и большой, расправлю крылья и вылечу из колодца. Птица будет мне не страшна, я схвачу ее шестью руками и сделаю своей служанкой.

Но тут чудовище зашевелилось и застонало. В его голове замелькали мысли.

– Ничего не поделаешь, – поняла девушка. –Судьба.

Она выжала из своего пушистого брюшка несколько капель гемолимфы и помазала губы чудовища. Тот открыл глаза. А девушка умерла.



ДУНОВЕНИЕ ТУМАНА

Река холодного тумана ползет по улице.

Маленькие оранжевые цветы взмахивают зелеными мускулистыми листьями и взлетают на балконы домов. Кошки шмыгают в кухни через окошки в дверях. Собаки заворачиваются в коврики и забиваются в будки. Крокодилы себеки ныряют в бассейны с подогревом, оставляя над водой только глаза и ноздри. Яблоки падают с веток и укладываются в ящики, которые лежат под каждым деревом.

С волной тумана на улицу вступают прозрачные монстры: Эйн Штейн, Рем Брандт и Пел Евин. Они идут рассеянно и то и дело сталкиваются друг с другом. Глядя в окно, мы повторяем их непонятные имена, сообщенные нам астральными детективами . Нечто древнее, загадочное..

Сигнал гонга. В домашнюю капеллу поступают новые ноты. Вовремя! Мы с женой достаем инструменты, она флейту, а я – октобас. Играем «Утро туманное». Скоро к нам присоединяются звуки музыки из соседних домов. Туман благодарно вздрагивает и начинает редеть.

Продолжаем. Только нельзя фальшивить, а то монстры начнут яростно безобразничать, как это не раз уже происходило. Намалюют на стенах старух и стариков, вид которых будет долго смущать наших детей. Зависая над бассейнами, будут рисовать какие-то тексты вилами по воде, пугая милых себеков. Напишут на асфальте формулы, которые глубоко оскорбляют ткань нашего существования.

Только не это. Близоруко наклоняясь вперед, мы впиваемся глазами в ноты. Не сбиваясь, но свободно. На этот раз получится. Ну же!

Штейн, Брандт и Евин слушают нас.


БАЛКАНЫ НА НАШЕМ БАЛКОНЕ

Наш балкон выходит на улицы Вжика Потрошителя и Чика Чикатило. Звучит немного неуютно, но, как говорят по телевизору наши властители дум, никогда не надо стесняться  всемирной истории. Мы и не стесняемся. Раз тут живем.

На самом деле такие названия улиц появились недавно. Наш царь Салтан, поклонник  остросюжетной мысли, понял, что настала пора открыться Риму и миру. Началась борьба против фальсификации истории и географии, первым делом срочно переименовали названия ряда улиц в столице. Вновь засияли имена оклеветанных героев, начиная с великого короля Убью. Уважили и наших героев.

Расскажем о буднях сериков, наших домашних сериальных убийц. Вы наверно не знаете, что говорит стенка стенке на перекрестке улиц, несущих громкие имена? Думаете:  встретимся на углу? Как бы не так. Нам доподлинно известно, что призрачные обитатели нашего балкона Вжик, альбионский борец с носительницами альтернативной  социальной ответственности  и Чик, Ростовский, креативный мокрушник черноземья, друг друга на дух не переносят. Откуда мы это знаем? Дело в том, что их тени завелись на балконе  нашей угловой квартиры.

Мы влипли в эту историю, так как, в отличие от большинства жителей нашего дома, мы их видим. И это серикам льстит. Виноваты в этом мы сами, так как несколько лет тому назад мы  занимались метафизическими упражнениями, открывали третий глаз, отпирали астральный слух. На наше счастье с обонянием мы не преуспели. (Этот намек на толстые обстоятельства вы скоро поймете.)  Наверно и к соседям серики тоже иногда захаживают, но так как ворота восприятия у них наглухо приварены, интерес к ним у наших героев давно пропал.

Вначале мы, конечно,  боялись, что они нас в один прекрасный день (скорее в одну ужасную ночь) зарежут. Но, похоже, что мы не относимся к их целевой аудитории. У нас они просто проводят время: лениво ругают правительство, а в перерывах грызутся между собой.

Каждый из них застолбил часть балкона, выходящую на улицу собственного имени. Там они сидят высоко над уличной толпой, невидимые большинству людей. Сидят как два Мефистофеля, то демонически ухмыляясь, то по-старчески засыпая и издавая громкий астральный храп.

В районе семи вечера, когда мы с женой обедаем, они тоже привычно занимают места за столом. Раньше мы клали к их тарелкам специальные неострые ножи. Но эта предосторожность оказалась лишней. Они (по крайней мере, при нас) просто жадно вдыхают аромат пищи, каждый со своей тарелки, и при этом не интересуются ножами и вилками.

Чаще всего за столом серики молчат, но иногда на них нападает болтливость. Тогда берегись. Они могут говорить без умолку до первых петухов. Ведь между нами принято, что они уходят сами. Да и куда нам деваться? Когда мы идем в другую комнату, они просто следуют за нами. Закрытые двери и даже стены для них не помеха.

Через несколько утомительных месяцев мы сделали попытку их перехитрить, и как-то вечером, когда по косвенным признакам нас ожидала ночь терзаний,  пригласили к себе в гости соседа Петухова. Естественно, не информируя его об обстоятельствах дела. Увы, серики оказались нечувствительны к семантике, имя Петухова у них явно не связывалось с вестником утра. Наш метафизический мухлеж провалился с треском. Вжик и Чик, никуда не спешили, невидимые Петухову, они развалились на диване, шептались и похихикивали.  А Петухов, оказавшийся патологическим болтуном, к тому же алкоголиком, заливался хриплым соловьем до утра. Мы с женой еле выжили.

Если в квартире серики вели себя все-таки более или менее цивилизованно, то на балконе они вскоре начали настоящую балконную (а по свирепости, пожалуй, балканскую) войну друг с другом. Самым невинным развлечением были астральные подножки, когда нога то Чика, то Вжика удлинялась и оказывалась на чужой территории. Не знаю, как они этого достигали, но время от времени они оба спотыкались о недружественные ботинки, падали, чертыхались и в результате производили адский шум, правда, слышный в полную силу только нам с женой. . Мы вздрагивали. При этом обучаемость у них была нулевой. На следующий день все повторялось.

Также они каким-то образом устраивали на чужой стороне балкона то птичий парламент, то базар астральных стервятников, которые притаскивали с собой дурно пахнущие души гнилых интеллигентов, добытые по мнению сериков где-то в тьмутаракани. К счастью мы не владеем астральным обонянием, Чик и Вжик же сами явно страдали,  и притаскивали откуда-то вентиляторы ауры. Кроме того,  серики сумели вовлечь в свои игры детей верхних соседей, которые стали бросать на наш балкон всякие гадости. После каждой удачно проведенной военной операции Вжик сладострастно вздыхал и хрипел: – "мне бы супчика с потрошками". Похоже, что он как-то успел приобщиться к нашей культуре. Чик, который явно был в стрессовой ситуации менее вербален, отвечал то красноречивым взглядом, то неприличным жестом. Но не только этим. Где-то он достал астральную бутылку эфирной валерьянки и вылил содержимое на часть балкона, где обитал Вжик.
 
После этого тонкоматериальные коты с ужасными голосами не давали ни нам, ни серикам спать в течение нескольких дней и ночей подряд. Вскоре у котов началась диарея, но это добило не Вжика, а самого бедного Чика. Он явно обладал повышенной чувствительностью.

Во время обеда он вдруг, ни к селу, ни к городу, мрачно изрек:  – Жить невозможно. Англичанка гадит и гадит. Вжик замер и уставился на него. Это был удар под духовный дых!

–;Как ты меня назвал? – Ты слышал.
– За англичанку ответишь, сказал Вжик и шумно покинул квартиру. Чик ухмылялся. Его настроение и аппетит улучшились на глазах.
 
После этой истории наших сериков около недели не было ни видно, ни слышно. Мы даже вымыли балкон, и жизнь как будто вернулась в обычное русло. Надолго ли? И предчувствие нас не обмануло, однажды вечером они снова возникли за столом. Но в каком они были виде!

– Где это вы так отметелили друг друга? – не выдержал я.

– Это не мы, это нас, ответили они хором.

Оказалось, что когда они отправились после ссоры выяснять отношения, их выследили ортодоксальные энтузиасты с освященными бейсбольными битами.  Только каким-то чудом им удалось прикинуться пожарными шлангами и избежать второй смерти.
Сейчас они зашли прощаться с нами, так как решили свалить в Брюгге, где по астральным слухам, не беда, что по непроверенным (покойники не  доверяют ничему общепринятому и проверенному), жизнь после смерти стала менее опасна.
Мы ахали и охали вместе с ними, всплескивали руками и качали головами. Но удерживать их не стали. Когда они исчезли, мы вздохнули с облегчением, но не могу сказать, что совсем успокоились. Ведь долговременная память никуда не делась.
Отремонтировать бы… эту самую память, что ли? Но страшно. Что подумают судьи наших судеб? 



HAHAWAII, ИЛИ ИЗГНАНИЕ САМОЛЮБИВЫХ

В течение нескольких минут нас трясло, затем что-то смачно чмокнуло, охнуло, мяукнуло, запахло мокрыми перьями. На минутку в глубине салона заиграл невидимый оркестр. Мы вынырнули из недопространства рядом с крупнейшим астероидом Гагавайской педагогической империи.

Да, это знаменитые Hahawaii, хотя многие люди во всей Вселенной пишут Gaga-way в честь своего доисторического кумира. (Да поможет вам память о ее придумках и проделках).

Под нами томительно тянутся антрацитно-черные скалы, покрытые кратерами… Но вот уже блестят зеркальные корпуса миро-образующего университета имени Умзаразумбы, где мы с женой работаем. Садимся рядом с кампусом. Из стены кампуса к нам тянется рукав герметичного коридора.

Комментирую для тех, кто никогда не жил на астероидах. Под куполом кампуса наличествует нейтральная атмосфера, большинство космических рас там могут жить, но это не совсем то, к чему привык требовательный гражданин (обыватель) Вселенной. Поэтому роботы одевают меня и Мо в легкие как паутинка прозрачные комфорт-пакеты, которые мы в повседневной суете обычно даже не замечаем. Разве что только в моменты смены способа существования, как сейчас. Кислород и температура в норме, есть связь. Вперед!

Приятно вернуться домой. Чемоданы уже поехали в нашу скромную квартиру, адрес им известен. А мы: моя красавица жена, золотобрюхий жук по имени Мо, и я, хромой Homo sapiens, в голубом летнем костюме, никуда не спешим. Идем домой длинным путем, через парк, время от времени кивая знакомым. По случаю выходного дня многие обитатели астероида прогуливаются семейными парами. Есть и исключения. Вот мой хороший друг, черепаха, профессор литературы узконосых обезьян. Всем известно, что она трогательно любит своего молодого мужа, носорога, тренера по фитнессу, который в данный момент куда-то отлучился. – Привет, черепашка! Хорошо выглядишь. Бородавочники в Центре рассказали, что ты прибавила несколько десятков килограмм. Но ничего подобного. Врут как шакалы. – Тыну, они правы. Увы. Но здесь на астероиде лишние кило не ощущаются… Я даже чувствую себя весомей и значительней… Извини, муж зовет, но не видит меня. Тото, я здесь!

А вот и наши Ромео и Джульетта. Они плавают в бассейне за прозрачной оградой. Мышонок трогательно поместился на голове у маленького пресноводного ужа, оба еще школьного возраста, но уже давно вступили в брак. Любовь, это высший закон в Гагавайской мини-империи.
 
Мимо нас проходит жираф с крупным космическим тараканом (привет, как диссертация? –спасибо, слава Ручейку, завершаю), вот динозавр с выхухолью (новые перья вашему муженьку отлично идут, я не шучу). На каменном диванчике расположился знаменитый союз троих –  топдог, гиена и хромая кошка.

А вот на сигвее, обнявшись, едут ядовитая роза с человеком, оба явно в состоянии экстаза. Она отчаянно цветет, а он, закатив глаза, вдыхает сладкий, опасный для всех, но не для него, аромат. За них делается даже как-то страшно. К тому же шипы…, по руке человека течет тонкая струйка крови. Но это любовь, любовь.

Мы в кампусе старожилы и знаем здесь многих, если прибегаем к помощи карты памяти, то конечно всех. При этом нельзя сказать, чтоб мы были VIP-персонами. Я, откровенно говоря,  лишь мастер по уборке территории, как меня официально называют. Да, в свое время моя диссертация «О метафизической образности в ложных сказках псевдоподистых кажимостей» стала широко известна в узких кругах. На меня возлагали надежды. Но проходили годы, сменилась парадигма, менялись понятия о научном методе, о доказательствах и показательствах, даже о добре и зле. Я оказался недостаточно гибким, чтобы меняться вместе с духом времени, и вот, в результате стал никому не нужным на кафедре герметичной герменевтики. Правда, из уважения к моей жене, Мо, известному системному биохимику, меня не выгнали из университета, даже оставили, очевидно, для сохранения самоуважения, в большом ученом совете. А для пропитания подыскали рабочую синекуру. Навожу блеск. Это действительно оказалось подходящим занятием для меня. Умные машины сами делают всю работу, в перерывах рассказывают кибернетические анекдоты и приносят пирожки из буфета.

Но вот к нам подбегает ежик. – Привет, Мо. Я по душу твоего мужа. Тыну, хорошо, что я тебя нашел. Через пять минут начнется экстренное заседание ученого совета. Можешь, конечно, участвовать виртуально, но огромная просьба самого Полистероида  –;;присутствовать лично. От членов совета требуется максимальная полевая поддержка. Речь идет о самом существовании педагогической империи.

Прощаюсь с Мо. Вот и погуляли по парку... Вхожу в овальный зал. Вокруг меня возбужденно жужжат, скрежещут, квакают, рычат, и крутят попкой множество стариков и старушек, одетых в нереально дорогие и красивые костюмы самого разного покроя. В президиуме сидит один Полистероид. Он встает, и на экране появляется повестка дня.

1. Об участии сотрудников нашего университета в написании «Руководства по альтернативной любви» («АморАльт»).

2. Рассмотрение просьбы препаратора кафедры сравнительной анатомии Федора Шишака о разрешении на брак с представительницей собственной (человеческой) расы танцовщицей Лолой, т.е. на гомо..., простите, на самолюбивый брак.

Смущенный шепот. Неужели? Началось…

С книгой разбираемся быстро. «Космические технологии брака», «Межрасовая камасутра и универсальная самасутра в одном томе», иными словами «Аморальт» – это уже не профиль Гагаваев. Мы являемся галактической лабораторией для экспериментов по слиянию сознаний, а не тел. Консультация по технике брака, расчет и создание рекомбинантных ДНК, вся эта «кухня» представлена у нас представителями частных фирм. В написании первой версии книги мы не участвовали, участвовали только как консультанты, и не будем участвовать в будущем. Правда, в отличие от других вселенских империй, мы «Аморальт» не запрещаем, но он у нас и нигде специально не рекомендован к использованию. Шумиха вокруг данной книги (которая не лучше и не хуже большинства других образцов популярной литературы) имеет рекламный и политический характер. Не имперское это дело. Одним словом, умываем руки. А что нам еще остается делать. И действительно, смешно представить себе меня и Мо, читающими Аморальт…

Заявление Феди составлено весьма искусно. Он подтверждает собственную приверженность великой Гагавайской мечте о сближении сознания космических рас. И соглашается с наличием природной тяги сознания к подобному сближению, о чем свидетельствуют как сказки (царевна лягушка), так и спонтанные истории дружбы между представителями даже непримиримых, антагонистических видов. Он всем сердцем принимает гагавайскую практику испытания новых радикальных форм межрасового сближения, таких как космические браки.

Но вот что пишет Федя дальше. Он отмечает, что существуют важные тонкости. Даже в пределах одного биологического вида разные особи могут являться носителями радикально отличающихся друг от друга форм сознания. Что общего между хорошо культивированной сенсуальностью и спонтанностью Лолы и моим рациональным взглядом на мир? – спрашивает он. И лукаво продолжает: – Опыт взаимодействия наших с Лолой сознаний имеет не меньшее значение для стремления к великой космической конвергенции, чем опыт любви между пастухом и овечкой, которые, несмотря на видовые различия, разделяют в сущности одни и те же буколические взгляды на мир… Ну и так далее, в том же духе на 10 страницах.

–  Он, конечно, нащупал слабый момент в нашем подходе, подонок, шепчет мне в ухо мой коллега травяной клоп  Жоли (департамент цифровой психологии). – Но это никакая не аргументация, а рационализация его стремления к Лоле. Ему, видите ли, очень хочется. Ну, пусть хочется, на здоровье, но в каком-то другом месте. Космос велик.

Почти в тех же выражениях было составлено официальное «Решение ученого и гражданского совета Империо-образующего первого инолюбивого университета». В нем отмечалось, что для экспериментов по взаимодействию полярных форм сознания одного и того же вида можно найти множество сообществ, коммун, общежитий, черта в ступе, по всея великой Вселенной. Подразумевалось:  нашу специфику мы размывать не позволим. Так что извините…

***

Снова встретил Жоли. Оказывается, добровольно-принудительная депортация Феди и Лолы назначена на послезавтра. Мой собеседник как истинный интеллигент снова недоволен. – Не нравится мне тон нашей прессы. Все эти стенания по поводу пропаганды того и другого..., они меня просто пугают. Я с ним во многом согласен. Звоню Феде и приглашаю его и Лолу к нам в гости. Федя удивлен. Мое приглашение единственное. Все остальные, о чем бы они не шептались в кулуарах, избегают контактов с ними.

– Ну, все не все. У нас столько ярких индивидуальностей… Но времени осталось мало. Да и у каждого могут быть обстоятельства. –  Что же, допускаю, даже уверен, что бывают обстоятельства. Но, пока я вижу одно: обстоятельства разные, индивидуальности яркие, а результат один. Все спрятались  по кустам.

***

И вот, Федя и Лола у нас в гостях. Пьем за то, чтобы гады поумнели, и за удачу в новой жизни. (Мо присоединяется, поднимая бокал с пчелиным маточным молоком.)

– Как, Лола? Вы человек общительный. Не будете тосковать по нашему блестящему гага-обществу? – Наша родина Земля, Земля, Земля. Что толку в блеске, если нас не понимают. – Мы вас понимаем, Лола. Но не только мы. Вспомните, как Динорита недавно выразила озабоченность по поводу расцвета неодогматизма на Гагаваях, в бывшем центре Космического либертарианства.

– Извините, но меня не интересует мнение врага. – Какого врага? Ну не врага же, а просто последовательного критика внешней политики Космократа…

– Космократ  – классный мужик. Он избавляется от ложных друзей. А его враги, это враги всего человечества. Мои враги точно. Вы демшиза, вы не знаете многих вещей. Не знаете, что ваша любимая Д. была зачата в пасхальную ночь на балу у сатаны.

– Лола, откуда у тебя этот бред? (Федя не выдержал.) – Это не бред. Притом, зачата не где-нибудь в Космосе, а на Земле, в Варшаве, в июне сорок первого года. – Интересно. Сейчас мы этот небред забублим. Побежали бублики… Ну вот посмотри, то что ты говоришь, это несообразность на несообразности. – Федя, не надо говорить со мной в таком тоне. Особенно перед этими… существами. Я же говорила, не надо к ним идти.

Кое-как мы все ее успокоили. Хотя при этом у самой Мо кончик брюшка нервно вздрагивал. Признак крайнего раздражения.

На следующий день Федя и Лола улетели. Пошел слух, что в последнюю минуту Феде, незаметно для прессы, вручили рекомендательные письма и некую сумму отступных, официально как премию «за добросовестное многолетнее служение  педагогической империи».

А вечером меня позвали к Полистероиду «на обратную сторону астероида». Взгляд на щиток показывает, что регистрация звука выключена. Сейчас будет.

Движением руки П. прерывает мою попытку сказать что-то светское. – Не надо ничего говорить. Послушайте и не перебивайте!  Мы держим Вас только из уважения к вашим бывшим заслугам. Из истории философии вы давно вычеркнуты. И как ученый и даже как мастер по уборке вы имеете для нас нулевую ценность. Тут у вас не должно быть никаких иллюзий. Но то, что мы вас терпим, не значит, что Вы можете позволить себе все что угодно.

Это о нашей встрече с «предателем» Федей. Да, да. П. нашел правильный образ. Я бы развил эту мысль. Вседозволенность, вот чем я здесь пользуюсь, причем каждый божий день!

– Закройте рот. Что вы шевелите губами как рыба. (Все-таки я не выдержал. Надо быть осторожнее.) – Повторяю, это не беседа с Вами. Время бесед прошло. Это предупреждение. Последнее предупреждение… (Пауза).  Чего Вы ждете? Это все. Вы свободны.

Встаю. Кланяюсь. (Захотелось сделать иронический крацфус, но сдержался.) Выхожу.

Сколько лет нам казалось, что мы нашли здесь новый дом. Антрацит и зеркала. Великолепный, захватывающий дыхание пейзаж родного астероида. Закрываю глаза. "This is the way the world ends". Но стоит ли раньше времени думать о собственном конце? Все еще может быть. Судьба насмешлива и непредсказуема. Будем терпеливо сидеть на берегу Коцита. Кто знает, может быть, дождемся того, что мимо нас проплывет труп нашего врага. Который дружелюбно сделает нам ручкой.  Глубокий вдох. Представляю, как в это же время где-то далеко в недопространстве Лола прижимается к Феде. Они счастливы, как могут быть счастливы только молодые наивные галактики, обнимающие друг друга.



ЦАРЬ-ПАУК

Два года назад отошел от власти одноглазый Дамнос, мне 107 лет, я не богат, не здоров, но все еще жив. При помощи друзей стал недавно владельцем крохотного магазина Подвал знаменитостей. Продаю «факсимильные» копии мебели, одежды и всевозможных бытовых мелочей, принадлежавших великим и популярным людям. Обзавелся достаточно большой базой данных. Издал каталог. Если покупатель победнее, тут же печатаю копии на дешевом 3D принтере. А кому подороже, заказываю нечто из более благородных материалов тонкой ручной работы. Клиентов немного, особенно богатых, но на жизнь мне хватает. К тому же наша маленькая квартира находится тут же, над магазином. Все под рукой. Дом на тихой улице, старый облицованный гранитом, рядом растут столетние деревья. Lazy man’s heaven, мечта мелкого бизнесмена-гедониста с упором на слове мелкий.

***
А оригиналы берете на комиссию? – спрашивает посетитель со злобной крысиной мордочкой, в бонтон мышиного цвета костюму. Он единственный клиент за сегодняшний день, хотя время уже приближается к обеду. Оригиналы? Это серьезно. Угощаю клиента чаем и бутербродами с икрой. Настороженно злобное выражение понемножку исчезает с его лица.

– Что же вы предлагаете?  – Трон царя-паука. – А саркофага фараона-скорпиона у вас нет?  – приходит в голову глупая шутка. Но нет, есть клиенты, с которыми не шутят. Мой визави как раз из таких. И дело явно не шуточное. –Того самого тайного правителя Оловодья в нулевые годы?

…Я имею в виду легенду о юноше, которому в детстве сломали руки и ноги. Конечности срослись неправильно, а сам он зарос черными жесткими волосами и по слухам приобрел внешность паука  – при необыкновенно остром и беспощадном уме. Он якобы правил страной из секретных подвалов Зимнего дворца.

– Его самого, и, уверяю вас, не более мифического, чем мы с вами. Но, как вы понимаете, дело более чем деликатное. – Полагаю, что деньги вам нужны сразу. – Нет, конечно – нет. Спешу успокоить вас, наш интерес к делу не является коммерческим. Наверно можно было бы сказать, что нами двигают некоторые идеи. Но рассказать о них я затрудняюсь. Вы понимаете…, мысль изреченная… К тому же правила, запреты… Да и вам небезопасно быть в курсе слишком многого. В любом случае о покупателе можете не беспокоиться, он у нас есть. Нам просто необходимо  законно оформить передачу имущества.

– Вы не являетесь собственником трона? – Что вы. Не имею чести. Я посредник посредников. Но адвокат царя-паука завтра принесет вам корректно оформленный пакет документов.– Адвокат царя? Он жив? – Царь вошел в махасамадхи несколько месяцев тому назад, но его воля фиксирована одной из старейших и солиднейших астральных адвокатских фирм. И покупатель абсолютно в курсе. Он не будет задавать вам никаких лишних вопросов. А с вас требуется только оформление актов купли-продажи. И, конечно, молчание. Это будет в ваших же интересах.

Договорились на 10 часов утра на следующий день. Холодок страха,… но мне не терпелось видеть легендарный предмет. Рассмотреть, потрогать рукой в перчатке, даже понюхать. Однако моим мечтам не суждено было сбыться. Нет, нет, не то, что вы думаете, со стороны клиента не было никакого подвоха.  Просто трон (который числился как «кресло ортопедическое класса сверхлюкс») был упакован в несколько слоев полупрозрачной пленки. Мне померещилось, что на троне находится какое–то маленькое тело, сжатое массивными волосатыми паучьими конечностями. Не может быть… Впрочем, не мое дело.

Пока мы с женой оформляли документы при помощи бухгалтера-робота, прошли 10 минут. Вдруг звонок в дверь. Какой ужас. Перед дверью толпилось несколько десятков крупных черных пауков.

– Это ритуальная служба, вы не обязаны пускать их до появления покупателя,  – шепнул посредник. Но я уже открыл дверь. Толпа пауков, отчаянно толкаясь, но стараясь не трогать меня, ворвалась в магазин. У трона они замерли и образовали полукруг. Они тихонько скрипели и распространяли сильный запах, от которого у нас с женой по спине прошел холодок и волосы встали дыбом.

Тут подоспел и покупатель, неодобрительно посмотрел на пауков, но вслух не сказал по этому поводу ни единого слова. Мы быстро оформили документы, я принял банковский чек, ожидавшие за дверью грузчики вошли, подняли трон и водрузили его на безводительский электро-катафалк Тесла. Покупатель вел протокольную съемку. Пауки дисциплинированно покинули магазин и выстроились за катафалком. Кто-то тронул меня за локоть. – Это вам бонус, – прохрипел седой, одетый в какое-то подобие цивильного костюма, паук, протягивая не очень толстый конверт.

Меж тем, кавалькада двинулась. Пауки, зацепившись друг за друга, образовали шар, который покатился за катафалком и с легкостью догнал машину. Пауки мгновенно облепили кар, и он взвился к редким облакам. С непостижимой  скоростью черная точка исчезла в зените.

– Это похороны великой души паучьего народа, – промелькнула мысль. – Кем бы он ни был для людей, но для пауков его карьера, его жизнь будут предметом гордости на сотни и тысячи лет. Фактический царь величайшего государства на земле, повелитель живых существ совсем иной культуры. Карьера достойная Иосифа Прекрасного в Египте, который, кстати, тоже в какие-то моменты был монстром еще тем, например, когда превратил египетский народ в рабов фараона.

Я открыл конверт. Там было несколько объемных фотографий крупного черного паука с множеством бусинок-глаз. Так и есть, настоящий паук. Получается, что юноша со сломанными руками-ногами – это легенда, вероятно  основанная на случайной игре форм на какой-то нечеткой фотографии, … как лунный человек или лицо на Марсе.

Под фотографиями лежали несколько хрустящих бумажек со сложными символами, чем-то напоминающие сертификаты внешпосылторга. В самом низу был спрятан полиэтиленовый пакетик с несколькими черными волосками очевидного происхождения. – Это – история, – подумал я.

Тут внутренний бизнес-голос, похожий на шелест купюр,  стал рассуждать о том, что факсимильные копии волосков царя имели бы хорошую рыночную перспективу. Я попросил его заткнуться. Еще несколько месяцев я боялся появления непрошенных гостей из центра галактики. Но никто не пришел. Операция явно была проведена безупречно. Жена настояла на том, чтобы паучий конверт исчез из дома. Я положил его в арендованную банковскую ячейку. Передать в архивы? Разве что в архивы барона Мюнгаузена. Все знают, что правда бывает неправдоподобной, но не настолько же…

Истории царя-паука суждено остаться легендой. Ужасной легендой? Даже не знаю. Мне кажется, что это не он узурпировал власть, а вакансия на роль монстра в начале прошлого века узурпировала его.

https://regnum.ru/pictures/2035988/1.html

Сколько еще недоступных моему пониманию историй имеет для нас в запасе наша Галактика? Как все загадочно, друг Гораций… Выпью кофе и сажусь скромно за написание отчета для звездного скопления IC 1101.




ОЗЕРК

На рассвете Озерк, как всегда, бежит рысью по пустынным дорожкам парка.  Копыта его  ритмично стучат по гравию. Выше по склону холма на шоссе шуршат шинами редкие ранние автомобили.

Поздняя осень. Листва облетела, но остались островки зеленой травки. –;;Пока фотосинтезируем, надеемся, шепчут они.
 
Озерк, нарочно невидимый для посторонних, пробегает мимо двухэтажной дачи. На легком стуле у крыльца импровизирует не слишком ладное скрипичное соло Ап Дайк, друг и советник Озерка. Ап  чувствует его приближение, и они приветствуют друг друга легким лошадиным ржаньем. Озерк сбавляет темп бега, прислушиваясь к скрипке. – Привет кролику, Ап!

Скайп-голограмма покрывается рябью.

Скоро Озерк встретит пьяниц с глазами кроликов. Неприятно. Но нет, пока лишь Александр Александрович выходит из ночного ресторана. Мелькает чья-то темная тень. Озерк замечает, что за поэтом следит не только он, но  и  духовидец Даниил. 
 
Это уже не up, а down. Дорога ведет вниз. Он починяется необходимости, как в свое время его  аватар, кентавр на полотне Боттичелли.

https://annaeveart.ru/kamilla-i-kentavr/

Но это не тот прошлый афинский ужас, а миссия вселенской  чрезвычайки. Мучительные отвлекающие тени... Сегодня мне не до вас. Меня ждет работа.

На огромной высоте над парком пролетает великое посольство Титании.. Они ничего не знают про Озерка. А если бы и знали, продолжали бы верить в стальные крылья и пламенный мотор.

Впрочем, в данном случае опасения действительно напрасны. Все разрешается за какие–то доли секунды…  Озерк уже готов расправить покрытые звездами крылья и напрячь скрытые под ними каузальные мышцы. Он чувствует пульсацию причин и следствий в своих руках и теле и знает, что сейчас он способен изменить мир. 

Но тут сверкает  молния и раздается громовой голос кармического коуча: ;–  Озерк! Озерк! Милость без границ отменила акцию.

Озерк расслабляется.  Так  то лучше. Он не очень любит давать пассы хозяйке того света.  Сестры Инанны на нее нет.
***
Озерк любит это место у северной границы огромного города, близкий  его душе и созвучный  имени. . Он, ускоряет бег, мало-помалу сливается с дорогой, с водной гладью, с низким и серым северным небом.


ЖЕНА РЕВОЛЮЦИИ

Я жена революции. Может быть вы полагаете, что если жена цезаря вне подозрений, то жена революции – вне политики. Как бы не так. Был и "сабельный поход", был и "Кронштадтский лед".  Неважно, что потом стало "не хочу я воду пить из большого чайника". Я же не дура, все силы моей души были отданы беспроигрышной борьбе против побежденных. И еще через семь десятков лет, революция скукожилась, и, не дойдя до эволюции, слилась с контрреволюцией.

Но это уже без меня. Мне 120 лет. А может 210. Я – матушка Кали. Для друзей Каля.Уже много лет назад я выбросила скелет революции из шкафа и поменяла побелевшие кости на живых кошек и собак. Обмен что надо, хотя соседи жалуются, что воняет. Да, воняет. Я пропиталась тиной дна жизни. Буквально. Бывает, что сплю на дне придорожной канавы.

И все-таки, насчет вони – по большому счету это мещанская глупость. По мне собачье и кошачье дерьмо чище золота Вы со мной согласитесь, если и то и другое понюхаете в аду.

За избушку-развалюху свою я не плачу. Пусть платят те, у кого денег куры не клюют. Но требуют не у них, а у нищих вроде меня.

Есть у меня, правда,  и зять и дочь.  Но какой от них толк. Хороши! Акулина сама говорит, что вся в меня, стерва. «У акулы остры зубы»… Это про нее, … если конечно акулы имеют дома на Люблевке. Ах, вы ухмыляетесь, что по паспорту она вроде Ангелина. Где вы видели таких ангелов? Сами знаете, купить любую ксиву сейчас ничего не стоит. Правду говорит одна кровь. Кровь – это серьезно. Слушайте! Недавно меня назначили почетным Сехметом севера  на вакансию Бабы-Яги. Тянет меня снова на бескомпромиссное. Но лень, лень... 

Я все тут же, в канаве.  Лежу, любимая любовница леволюции… Вздлемнула малость. – Вы кто, чучела? Мой новый почетный караул?

– Мы правореволюционеры. Истинные преемники империи, новые хозяева земли оловодской. Пришли к тебе с дарами. Что тебе надобно, придорожная красавица?

– Мои леволюционные требования…. Дык. Дайте на опохмелку, молодые люди … Соколы мри....Красивая бутылка.   Чуйствительно  благодалю. Мальчики золотые, тетя Каля вас ооочень любит.

Господа холошие! Над всем Козоводьем чистое небо, моей подруге Вии, душой налодной, ей на лаботу, в ночную смену. Не могу ее разбудить. Я вас очень прошу, подымите ей веки… Чего вам стоит. Она тут лядом.


ЦИТРОНА

Какая красивая ветка миндаля! Сама молодость, сама свежесть.  Дело происходит в горах, близ города Д. Я стою рядом с УАЗиком моего друга, уроженца этих мест. Кто-то шепчет: – Ты убил. Убил меня.

Вздрагиваю от неожиданности. Этот голос! Или это мысль, звучащая в моей голове? Кроме меня никто не смотрит на ветку, которую я держу в руке, и не прислушивается к шепоту.  Садимся в машину. Шепчу в ответ: – Нет! Нет! Ты не права. Тебя сорвал кто-то другой. Ты лежала на обочине. Я поднял тебя, чтоб любоваться. – Любоваться… Так и быть, любуйся. Но, по-моему, ты врешь.

УАЗик возвращается в город. Я держу в руках ветку, сидя на заднем сиденье.

– Как тебя зовут. –  Цетерена. – Можно, я буду звать тебя Цитроной? Цитроной Мандель. – Если так тебе привычнее... (Пауза) Смешно… Я умираю, а мне смешно. – Расскажи о себе. Расскажи свою историю.

– Моя история во мне. Смотри и ни о чем не думай. Вот и вся моя история. (Пауза). А как зовут тебя? – Дино. – Опять врешь. Это не твое настоящее имя! – Откуда ты знаешь? – Мы знаем почти все, но о многом нам нельзя говорить. – Кто это мы? – Мы, зеленые. – Растения? – Да, так говорят такие как ты животные.

– Один ноль в твою пользу. Но скажи, что вы, зеленые, можете знать, если растете  все время на одном месте. – Мы часть этого мира и знаем целое, а вы умудряетесь жить не в потоке, а отдельно от мира, в скорлупе своего я. И вообще, что вы можете знать, если все время носитесь как угорелые, никогда не останавливаетесь, чтобы как следует подумать, чтобы почувствовать?

–Ты опять права, нам нет покоя, нам все время чего-то хочется. – Вот тебе и захотелось бщаться с умирающей веткой. – Прости. – Это ты прости меня. Я злая. Не хочу умирать.

– Расскажи еще что-нибудь о себе. – Не надо ничего говорить. Просто смотри. Молчи. Вам надо расти еще миллионы лет, чтобы начинать понимать нас, зеленых. И тогда наступит совсем другой мир.

– Почему же вы нам не объясните? Нам…, животным. Помогите понять вас!  – Во-первых, это почти невозможно. Вы не слушаете, если что, считаете, что разыгралась ваша фантазия. Да и для нас есть запреты.

–  Кто запрещает? – Этого я не должна сказать. Я и так говорю слишком много. Слова не объясняют. Они порождают новые слова. Порождают непонимание и смерть. – Если так, то почему нарушаешь запреты? – Я умираю, подумала, что хоть отведу душу перед смертью… А, может, я не права, надо было просто убить тебя.

– Ха! Ты просто не сможешь.  – Хочешь, покажу? (Пауза) – Нет, лучше не надо… Но все-таки как? – Я бы вызвала кое-кого. Осы помогают нам бороться с прожорливыми гусеницами. Я знаю все их сигналы. Могла бы вызвать ос-убийц.  (Пауза).

– Удивительные вещи. Ты умная… Но наверно самые умные среди зеленых, это секвойи? Которые за свои тысячи лет жизни увидали так много всего? – А разве столетние старики самые умные среди людей? Ум умирает после определенного предела.

Длинная пауза. Разговор себя незаметно исчерпал. Но присутствие ветки вытесняет весь остальной мир…  Погружаюсь в пространство свежести, красоты и чистоты. Ни слов, ни мыслей.

***
Меня прерывает тревожный шепот без слов. – Выброси меня. Быстрее. Я вызвала ос. – Что-что? Как ты могла. – Мне стало страшно. Я не училась умирать. Не обижайся! И ничего не спрашивай. Выброси меня.

Где-то в листьях пряталась оса. Она взлетает. Отбиваясь от осы, выбрасываю ветку, она остается лежать в середине дороги, в пыли, под палящим солнцем… Я ничего не успел сказать на прощание Цитроне.

– Чего это ты взял и выбросил такую красивую ветку, – говорит мой друг Григорий Иванович. Попросили бы у администратора вазу, бросили бы в воду аспирин. Она бы держалась еще несколько дней. – И впрямь глупо, отвечаю я. – Не знаю, что на меня нашло