Тонкий расчёт

Конец восьмидесятых. Два соседа. Петро и Михалко. Обоим уже минуло семьдесят пять, но ещё крепкие. Корову держат, сено сами косят, огород пашут… Как без всего этого в деревне? Дел по хозяйству невпроворот. Только управятся, как уже темнеет. Пора спать.
Летняя ночь коротка. Смеркает поздно – светает рано. Не то, что зимой, когда ночь такая длиннющая… Всё ворочаешься, ворочаешься… Сегодня праздник. Сегодня Петро. Михалко ещё утром соседа поздравил, а вечером пообещал зайти. Праздник, так сказать, отметить. Парочку рюмочек накатить, заодно и в картишки перекинуться. Уже недели две, как не играли. А это, ой как много! По молодости частенько и в шахматишки играли, и в шашки, и в домино, а теперь только картишками и балуются.
Михалко управился по хозяйству пораньше: накормил живность, принёс воды, дров…
– Ну, старая! Корову закроешь и выдоишь и без меня, а я пошёл.
– Курей не закрывал?
– Нет, только накормил. Пусть ещё походят. Как начнёт темнеть, сами придут в кутух и на насест сядут.
– А козу?
– Белку закрыл. А вот и сосед своих Чернушку со Стрелкой закрывает.
–  А ты, как я погляжу, к нему намылился?
– Ну схожу. Сегодня же Петро. Надо его поздравить с днём рождения. Надо ему компанию составить.
– Небось и пару стаканчиков пропустишь?
– Как же без этого? Есть повод выпить.
– Ну, у тебя, если и повода нет, то это повод, чтобы выпить. Уж я-то знаю тебя как облупленного…
– Это не тот случай. Надо идти. Нельзя же соседа обижать.
– Ну иди, иди уже! Только смотри не на поздравляйся как в прошлом году. Обоих отпаивала…
– Что поделаешь? Что было, то было. Тогда его жена гостила у дочки. Контроля не было, ну мы и уделали чуть ли не две кварты самогона. Крепкий, зараза, оказался, а сил маленько не рассчитали. Забыли, что не молодые.
– Смотрите там у меня! Хоть сегодня много не пейте.
– Много и не получится. Его мегера не даст. А пол-литра выпьем. Пробу снимем. Позавчера он только выгнал.
– Да не оправдывайся, иди уже! Сосед, небось, заждался, в горле у него всё пересохло.
Сосед уже давно ждал. На столе стояла закуска, заботливо приготовленная его женой Степанидой. Да и Петро постарался – хлеба нарезал, стограммовки сполоснул…
– Ну, наконец-то! Явился – не запылился. Я уж думал самогон прокиснет.
– Ну, это ты брось шутить! Сколько раз пробовал твой самогон – никогда не был кислым.
– Да уж… не был.
– У нас с тобой ни брага, ни самогон никогда не были кислыми.
– Это уж точно. Мы с тобой досконально изучили процесс самогоноварения.
– А ещё лучше процесс дегустации и поглощения, – встряла в мужской разговор Степанида.
– Что правда, то правда… Лучше любого Менделеева.
– Экспериментальным, так сказать, путём… пришли к формуле…
Петро открыл кухонный стол-шкафчик и достал заветные пол-литра. Налили. Первую, как всегда, до краёв.
– Степанида! Тебе полстаканчика налить? Или ты себе наливочки?
– Не надо мне ни самогона вашего, ни наливочки.
– Не хочешь – не надо. Нам больше будет…
– Пейте свою беленькую, хлебную, угольком очищенную, а я себе налью из своей бутылочки. Еще немножко осталось. Бальзам карельский, от дочки привезла.
– Ну и как она там живёт? – поинтересовался Михалко.
– Хорошо живёт!
– Это хорошо, что хорошо живёт!
– А что там у дочки в Карелии интересного?
– Да что она видела? – вмешался Петро. – Говорит, в церковь ходили, морошку собирали…
– Какую ещё такую мороку?
– Не мороку, а морошку.
– А что это такое?
– Ягода такая. На нашу малину смахивает.
– И это стоило ехать в Карелию, чтобы эту самую морохиню собирать. Комаров и тут у нас в лесу покормить можно. И малину с ягодами пособирать…
– Вот и я ей то же самое говорю. А она мне – царская ягода, любимая ягода Пушкина! Любимая ягода Пушкина! А что мне с того Пушкина? Не пустила меня – сама поехала! А ты, Петро, тут с хозяйством управляйся! Один управляйся… Заметь, мустипани, Петро, а не Пушкин! Целых две недели сам управлялся… не Пушкин, а я. Выдержал, управился. Посмотрел бы я на Пушкина, как он с моим хозяйством управился бы.
– Да, такие они бабы… Не доверяют нам.
– И по молодости бывало так: как в командировку – так не доверяет, а как по хозяйству управляться – полное доверие.
– Моя Марфа тоже такая.
– И, главное, приехала – и рассказать-то нечего! Не то, что я! Две недели с зятем знаешь, как посидели бы. Охота, рыбалка… Как бы отдохнули! Сколько бы выпили! Было бы что вспомнить…
– Хватит уже говорить, – перебила его Степанида. – Пить будете? У меня уже давно налито.
– Ну давай, вздрогнули!
– За тебя, Петро! Чтоб на следующий год ещё дождаться Петра и поднять…
– И чтоб у нас до себя и от себя! – добавил Петро.
– Старые, а туда же! Куда вам! Деньги к себе грести не умеете, чтоб от себя что-то я уже и не говорю… Только в себя ещё и можете свой самогон заливать…
– А может он нам нужен… Может нам без него никак…
– Зачем, он вам нужен?
– Ну, как это… как машине бензин. Нет бензина – машина не едет. Вот так и мы. Перестанем принимать – пиши пропало…
– Правду сказал. Без него всякий интерес к жизни потеряем.
– Как начинаем скрипеть, так и принимаем для смазки… Всего сто грамм, а легче становится, отпускает…
Чокнулись, выпили, крякнули, закусили и зашёл разговор о жизни.
– А вот и коровка у дверей сарая стоит. Ну вы тут сидите. А я пойду доить! Хорошо закусывайте и сильно на водку не налегайте. Растягивайте удовольствие. Только эту бутылку оприходуете. Больше пить не дам, да и Марфа просила за тобой, Михалко, приглядеть.
– Хорошо, не будем!
Налили ещё по полстаканчика.
– Эх, хороша!
– Хороша, сосед, хороша!
– И хорошо идёт! Да под такую закусь…
– Да, постаралась твоя Степанида! Хорошую поляну накрыла.
Петро выглянул в окно, взял чистую кружку и произнёс:
– Ну пора!
– Что пора?
– Пора мне на пару минут в каморку.
– Зачем?
– Да вот Степанида скрылась в сарае. Корову уже доит. А в каморке я немножко первача припрятал. Надо же пробу снять.
– Не помешало бы.
Минуты через три он вернулся.
– Самогон я перелил в стеклянные бутыли, плотно закупорил и под забором закопал.
– Правильно сделал. Милиция даже с миноискателем не найдёт.
– То-то же…
– Рыщут везде, выискивают, вынюхивают, штрафом грозят…
– А как в деревне без самогона? Как без него сено привезти аль дровишки?
– Да, брат ты мой, никак…
– Вот я и припрятал. Вдруг понадобится. А когда снова выгнать придётся, Бог его знает? Да и век наш уже недолог… Пару литров на текущие нужды заныкал, Степаниде первач на натирание… Ну и себе припрятал парочку бутылочек первача.
– Вот это правильно!  По-хозяйски. То натирание ей, как мёртвому припарка… То ли дело себе, внутрь… Другой коленкор.
– Ну, давай быстрее, пока моя благоверная не пришла, первачок не учуяла... Нюх у неё отменный.
И Петро налил по сто грамм. Как раз хватило.
– Ну, попробуем, етить-колотить!
– Вот это да! Аж дух захватывает!
– Хорош первач!
– Ой, и ни говори!
– Ты, Михалко, закусывай, закусывай! Вот селёдочка, колбаска домашняя, зелёнки, малосольные огурчики…
–  Огурчики, что надо. Мой любимый сорт. Родничок.
– И мой тоже. Какой аромат исходит от свежих…
– Это точно. На весь дом запах…
– А зелёнки?
– Просто объеденье. Мировой закусон. Это те, что мы поздней осенью на поросле собирали?
– Те самые, они родимые. Одна в одну, с толстой ножкой. И все до единой зелёные. Подзелёнок и поредух мы там даже не видели...
– Хорошее местечко мы с тобой нашли. Случайно нарвались.
– Надо будет и в этом году сходить.
– Даст Бог доживём и сходим, если расти будут… А вот и моя Степанида уже идёт.
Петро быстро встал и сполоснул кружку.
– Я уж думала вы с водкой покончили, в карты уже играете, – произнесла Степанида, войдя в дом. – А они бутылку до конца ещё не оприходовали.
– Разговаривали о жизни, о том, о сём… Да и ты твердила, чтобы удовольствие растягивали. Вот мы и растягивали…
– Уже можно не растягивать. Давайте допивайте, закусывайте хорошенько. Для кого я на стол накрывала?
– Ну раз ты приказываешь, допьём. Как раз на два раза по полстаканчика будет. Растянем удовольствие.
– Марфа просила, чтобы побыстрее шёл домой. Почти стемнело уже.
– Сейчас вот допьём, пару раз в картишки перекинемся и пойду.
– А что без дурачка никак нельзя?
– Никак. Без пива можно. Без дурака никак.
– Поддерживаю, Михалко. Надо сыграть. Надо же развлечься!
– По молодости не на развлекался?
– Не заговаривайся, Степанида. Не забывай, что я тебя осчастливил.
– Ой! Слышь, Михалко, он меня осчастливил. Да это я его осчастливила!
– Да я за польским часом на бричке гЕнерала возил. Он за меня свою дочку отдавал. Взял бы – паном стал бы. А я отказался. Дурак! Тебя Степанида взял. Ох и полюбил я тебя. Разве я тебя не осчастливил?
– А разве я тебя не осчастливила?
– Да осчастливила, осчастливила! Ты что шутки не понимаешь? Куда я без тебя?
– То-то же! Что вы, мужики, без баб можете? Трудно без нас прожить.
– Ой, и не говори. Тяжело было бы… тяжело…
– Давайте тут закругляйтесь. А я вот процежу молоко и спать.
Процедила Степанида молоко и ушла в другую комнату, почти беззвучно помолилась на ночь и легла спать.
На кухне прямо под лампочкой поставили табуретку, подвинули ещё две. Петро достал из ящика стоявшей в углу тумбочки старые, много рук повидавшие на своём веку карты. Пора бы уже купить новые. Но эти жалко выбрасывать. С кем он только ими не играл. Даже с председателем колхоза и депутатом из района… Условились, если выиграет – дорогу подремонтируют. Найдут фонды. Выиграл. Фондов не нашли. Стараются теперь на глаза не показываться. Но он не обижается. Обещанного три года ждут. Может, и дождётся…
 Сон сморил Степаниду быстро. Заснула как младенец. Целебный бальзамчик пошёл ей на пользу. И приснилось ей, что они, собирая морошку, заблудились с дочкой. Стали звать:
– Ау! Ау! Откликнитесь, люди добрые!
А в ответ тишина. Даже эха не слышно.
– Ау! Ау! Помогите!
– Ау! Ау! Идите на мой голос! – раздалось вдруг издалека.
– Ау! Ау! Ты кто? Часом не леший?
– Ау! Ау! Не бойтесь, я выведу вас на дорогу!
– Ау! Ау! Кто же ты, добр человек?
– Ау! Ау! Пушкин!
– Свят! Свят! Изыди…сатана! Слава Богу, крест нательный с собой. Не отходи дочка от меня… Господь он видит, он поможет.
– Ау! Ау! – раздалось совсем рядом. – Не бойтесь. Я вас не обману. Господь отпустил меня с небес на часок морошки поесть. Вот вас сейчас выведу на дорожку, а сам снова на небеса.
– Мама! Мамочка! Гляди, знакомая дорога! По ней мы пришли сюда. Александр Сергеевич, спасибо!
– Надо бы завтра сходить в церковь, помолиться за Пушкина.
Вдруг сон резко оборвался, и она проснулась от голосов на кухне. Петро и Михалко о чём-то спорили. Степанида прислушалась.
– Ты давай, не спорь, а миксуй! – услышала она голос своего Петра.
– А чего это я раздавать должен?
– Потому что твой дурак!
– А я сказал не мой!
– А кто при картах остался!
– А ты посмотри. Вот мои карты, вот твои. Пара, пара, пара, пара, пара, не пара… Так нечестно. Мухлёж.
– Да не мухлевал я. Может, где случайно в отбой кинули?
– А я сейчас посмотрю.
– Смотри. Я же карту в рукав не спрятал.
– Раз, два, три, четыре, … тридцать четыре, тридцать пять. Одной карты нету. Признайся, Петро, смухлевал.
– Зачем мне надо мухлевать? Я и по-честному легко тебя сделаю… У самого Будённого выигрывал…
– У самого Семёна Михайловича?
– Да нет. С Семёном Михайловичем я только знаком был… по службе. Я говорю о нашём деревенском усаче по прозвищу Будённый. А он, знаешь, какой игрок! Всю карту помнит.
– Да, хорошо он играет. Редко проигрывает. Разве, что карта не придёт, или выпьет много…
– Играл ли Семён Михайлович в карты? Не знаю. Эх, не спросил у старого МаксЭма.
– Это у того, что помер год назад.
– Да, у него самого. Царствие ему небесное. Он несколько лет служил у него ординарцем. Рассказывал, бывало, что вместе одной шинелью укрывались…
– Что-то мы заговорились. Кому сдавать-то?
– Как кому? Тебе. Давай быстрее, мнёшься как мексиканская девочка…
– А как же раздавать? Карты-то не все. Негоже играть не всеми картами. Может одна карта у тебя в ящике тумбочки осталась, завалялась там?
Петро встал с насиженного места, выдвинул ящик.
– Здесь нет, – изрёк он.
– Значит, было столько. Эх, только время зря потеряли! – сокрушался Михалко. – Чего я свои карты не захватил?
– Так уж у нас повелось. На чьей территории играем, того и карты…
И тут взгляд Петра упал под табуретку, на которой они играли.
– Смотри, Михалко! Наша карта под табуреткой, ближе к тебе. Это ты смухлевал, а не я! Что там у нас? Посмотрим… шестёрка пик.
– Это ты подбросил!
– Как это я?
– А вот так!
– Так ты бы увидел.
– А, помнишь, я отвернулся чихнуть.
– Больно мне надо подбрасывать. Бери карты и миксуй, раз играть не умеешь…
– Это я-то не умею. Если бы ты не смухлевал, твой дурак был бы!
– Нет, не мой!
– Нет, твой! Так что и раздавать тебе…
– Хватит спорить! – привёл их в чувство голос Степаниды. – Игра окончена. Гэйм овер! – как говорит мой внучок.
– Давай, Михалко, домой! И ты, Петро, в люлю! И так почти до часу засиделись. Сейчас Марфу разбужу…
– Не надо будить Марфу, не надо. Не буди лихо, пока спит тихо. Пора, так пора! Всё ухожу, – выдавил из себя Михалко. – Не хватало ещё тута моей Марфуты.  Ты, Степанида, на нас не серчай. Понимаешь, игра! Дурак – он и в Африке дурак! Правила! Дело принципа. Ну, я того… пошёл. Спасибо за угощение. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
Прилёг Петро, стал засыпать. Часа через два стук в окно.
– Кого там ещё нелёгкая принесла? – буркнула сквозь сон Степанида.
– Почём я знаю?
– А ты, встань, погляди. Может случилось что…пожар у кого...
Встал Петро, подошёл к окну. Глаза уже не те, да и темно, а на окнах свежевыстиранные фиранки.
– Кто там?
– О то ж я, Михалко!
– Чего тебе?
– Дело есть?
– Случилось что со старухой?
– Да что с ней случится? Она ещё нас с тобой переживёт.
– Чего же тебе?
– Выйди, Петро! Поговорить надо.
Петро нехотя прошёл на кухню, затем в сени, вставил ноги в галоши, включил свет на крыльцо и вышел во двор.
Под домом на самодельной лавочке сидел радостный сосед. Давно его таким Петро не видел. Даже сегодня при виде первача его глаза так не светились. Он понял, что сосед имеет информацию исключительной важности. Возможно, и политическую… вселенского масштаба. Возможно, пришёл домой и вражьих голосов наслушался. Возможно, что и Президент сменился… в далёкой Америке.
– Ну чего среди ночи припёрся? Давай, не томи душу. Рассказывай.
– Знаешь, как пришёл от тебя, никак уснуть не мог. Всё думал, думал и, не поверишь, придумал! Всё просчитал. Точнёхенько. Точнее быть не может.
–  Ну и что же ты придумал? Вечный двигатель или новый самогонный аппарат? Колись, Менделеев!
– Знаешь, прав всё-таки я! Если бы не та шестёрка – твой дурак был бы! Вот, смотри! – с торжествующим видом произнёс Михалко и достал из кармана новенькую колоду.