Gosick RED. Гл1. Ну здравствуй, Нью-Йорк! Часть 1

Gosick: RED(ISBN 978-4-04-110640-2)
Автор: Кадзуки Сакураба
Перевод с японского: Юрий Крестиничев
На иллюстрации, соответственно, Викторика де Блуа.

Глава 1
Ну здравствуй, Нью-Йорк!
 
Часть 1

— Мы ещё встретимся! …А, вы говорите про сегодняшнее утро? Понятия не имею, что там случилось.

Восемь часов утра. Нью-Йорк ещё только просыпался.

Эта история началась на углу Итальянского квартала[;]Итальянский квартал/Маленькая Италия — район Нью-Йорка, преимущественно населённый итальянцами. Как и далее описанный Китайский квартал входит в состав Манхэттена (здесь и далее прим. переводчика) где, как известно, все куда-то спешат. Вот, подгоняемый холодными зимними ветрами, с парома сошёл один сонный гость, одевший фирменное пальто «Честерфилд» поверх трёх одежд, и промчался меж красно-белых вывесок кофе, украшенных снежной бахромой. У следующего киоска толпится маленькая ребятня, покупающая закуски на обед, в школу им так и не терпится.

Но сегодня в тихий мирок «Маленькой Италии» вмешалась чёрная полицейская машина. Переполох начался, как только местные увидели выходящую из машины группу людей в форме цвета индиго. Но проходимцам, гуляющим вдоль обочины, похоже, до них и дела нет. Лишь один репортёр, проходящий мимо, пытался пробраться через полицейское оцепление, назойливо врываясь как пчела, но был тут же отогнан за кордон. Ему удалось расслышать только невнятную речь офицера.

— Похоже, обнаружить труп этим утром так и не удастся, а если нападение случилось в полночь? Вчера нашли одни сандалии, сегодня алые туфли на каблуках? Уму не постижимо, достичь такого мастерства ради мести… И как им это не надоедает?

Пока полицейские суетятся вокруг алых туфель жертвы, тело которой так и не нашли, журналист перебегает через дорогу и мчится в сторону ресторана итальянской кухни, за столиком завязав разговор с бабушкой, в два раза ниже его самого ростом. А ведь ничего подобного здесь и не слушалось со времён убийства девушки около автобусной остановки к юго-востоку отсюда.

— Так значит ваша фамилия Ку… Куд… — Она так и не смогла произнести его фамилию правильно. — Они не правы, всё это случилось не в полночь, а ближе к рассвету. Я точно слышала выстрелы.

Несмотря на молодую внешность, репортёр, пробравшийся сюда в такую суматоху, выполнял работу со всей присущей журналистам серьёзностью.

— Вы ведь давно здесь живёте? Не могли бы поподробнее рассказать мне о банщицких перестрелках? — Репортёр надел сегодня тёмно-синий пиджак в комплекте с фланелевыми брюками, а его темноволосую голову укрывала старомодная шляпа, коие никто уже не носит. Хотя сейчас, под стать выношенному платью бабушки, она подходила особенно хорошо.

А глаза его, незаметно бегающие по заметкам в блокноте, казались настолько тёмными, что в них можно было утонуть. Понятное дело, молодой человек принадлежал к народам востока. Первому встречному он несомненно покажется обычным незадачливым репортёром, но не даром ведь говорят: «Глаза — зеркало души», их взгляд пробивает до самого сердца. На самом деле его фамилия произносилась как: «Кудзё».

Меж тем за угол бросилась уже вторая полицейская машина. От маленького Кудзё, игриво держащего камеру на голове, ей, впрочем, скрыться не удалось.

***
— Хорошее фото получилось да, Ник?

— Мне не нравится, как ты из-за этого волнуешься. Быть может, всё обойдётся?

— Лучше помог бы выбрать снимок.

Репортёра, что посетил тем днём Итальянский квартал, зовут Кадзуя Кудзё. Несколько месяцев назад он решил покинуть истерзанную войной островную родину и отправился сюда в качестве иммигранта. Ну а после прибытия в Нью-Йорк, Кадзуя решил устроиться в новостную газету «Дилли Роуд», затем перейдя под наставничество. А рядом с Кудзё идёт его правая рука — Николас Сакко, фотограф-стажёр, коренной житель Нью-Йорка, составляющий азиату компанию русобородый итальянец в накидке цвета Парижской грязи[;]Парижская грязь — тёмный зелёно-коричневый цвет.

Всю дорогу Кадзуя не сводил глаз с записного блокнота, работа порядком измотала его.

— Ох… Ты не замечал, что на этот месяц приходится как никогда много случаев неприкрытого бандитизма. Убийство за убийством. Это случится и завтра, и послезавтра, и послепослезавтра.

— Угу…

— Я и вовсе не представляю, как после утреннего выпуска с интервью «Мисс Нью-Йорк», мы напишем материал про криминальные разборки, дело идёт к настоящей войне преступных группировок.

— Угу…

— Скоро ещё выходит новый выпуск журнала «Time»![;]«Time» — реально существующий известный американский журнал. Начал публиковаться в 1923 году. Не хочешь прочесть, Кудзё? Просто я с английским предпочитаю на «Вы» разговаривать.

— Угу… Хорошо…

Так они и подошли к границе «Маленькой Италии» и Китайского квартала, красочные европейские пейзажи, яркие вывески сменялись пылью дорог и уймой непонятных восточный иероглифов. Чарующие запахи еды, поднимающиеся с порогов домов двух далёких культур, здесь переплетаются воедино. Давно ожидая этого момента, Нико подбегает ко стенду «Time» и выхватывает оттуда новый выпуск журнала.

На обложке красуется зрелый итальянец со смазливым лицом, обвязавший поверх шеи кашемировый шарф, элегантно наклоняя шляпу в сторону читателя, а глаза его сверкают пугающим блеском.

— И какого же вы мне скажите чёрта здесь делает Босс Гарбо? В кинематограф попал и хватит? Эх, мне бы так! — Бормочет недовольный Ник.

— Посуди сам, он играет главу мафиозного клана. И в свете последних событий, почему бы ему там не быть?

— И то правда… Тем более он итальянец.

— Тот, кто уважает мафию, просто с ней не встречался. Посмотри на город, лишний раз выдохнуть страшно. Пусть Гарбо и меценат, но всё-таки… — Слушая доводы Кадзуи, Ник перевернул страницу журнала, заметно нахмурившись.

— Смотри, про благотворительность и пишут. О пожертвовании церковникам. Он умудрился тогда целый спектакль устроить. Дальше раздел о детстве, о любви к редким животным. Он даже готов купить таких зверюшек, если свободные деньги появляться. В целом, неплохой парень. Правда, статья явно писалась для «жёлтой прессы».

— Вот именно! Конечно, любовь к экзотике можно списать на воспитание, в остальном же всё спорно.

— Ладно, твоя взяла… Благо, статья о Гарбо здесь не одна единственная, на носу президентские выборы, ведущий кандидат господин Голдсворт. Корни его восходят к древнему роду пуритан, занимающихся фермерским делом на яблочной плантации. Несомненно, на это и сделана основная ставка.

— А ещё на неподкупную улыбку и доверие избирателей. — Отметил Кадзуя, всматриваясь в фото. — Честностью Голдсворт ломает все основы капитализма, мафия таких не забывает, особенно когда что-то идёт вразрез с их интересами. Постой ка… пролистни дальше. Вот это уже интересно.

— Что там?

— Статья написана от имени некого господина Гувера, секретаря Федерального бюро расследований США. Вот только не похоже, чтобы он написал всё это от своей руки. Но я и представить не могу, как такие новости просочились в развлекательный журнал…

— Какая разница? Ты читай давай! Читай!

— Хорошо, хорошо… Тут далее рассказывается про Ривера Валентайна, одного голливудского актёра, вполне возможно, очередного завсегдатая итальянских кофе. В новом фильме с его участием большая часть актёрского состава — европейцы. И прочее…

Распрямившись в полный рост, и встав так, чтобы лучше видеть текст, Кадзуя снова взглянул на Ника, поднявшего взгляд к небу. И пока он задумался на мгновение, Кадзуя молча выбросил журнал в мусорную урну, но Ник это заметил.

— Эй, ты чего?

К несчастью, внимание на выходку Кудзё обратил и хозяин газетной лавки, ненадолго отошедший от прилавка, но сейчас уже бегущий обратно спасать товар, пресекая улицу громогласными шагами.

— Вы совсем одурели, граждане!? Кто деньги платить будет?

Итогом долгих разборок стало безоговорочное признание Кудзё своей оплошности, покупка помятого журнала и череда извинений, за которой последовала неожиданная развязка. Вместе с журналом Кадзуя решился попробовать кексы, испечённые дочерью газетчика, чему последний был несказанно рад.

— Так много? Мне-то оставь кусочек!

Из Итальянского квартала друзья отправились прямиком навстречу Китайскому, двигаясь на запад к югу острова Манхэттен, откуда открывался вид на Эмпайр-стейт-билдинг по правую сторону. Нынче в архитектуре всё больше внимания отводится железобетону, сменяя прошлые нравы, а здания с опорой на новую конструкцию заполняют всё вокруг. И порой люди умудряться выточить на камне вдобавок какую-нибудь картинку, чаще всего исторического содержания, в позолоте, подобно шелковому гобелену.

На углу дальнего проспекта, затаившись в ветвях раскинувшегося во все четыре стороны парка, начиналась «Улица корреспонденции». Настоящей улицей этот переход сам по себе не являлся, так его окрестили местные проходимцы, ввиду расположенного поблизости офиса крупного печатного издательства. Но чтобы пройти к нему следовало пробраться по загруженной дороге, и протиснутся меж служебных машин, сторожимыми личными водителями владельцев.

Почти слившись со камнем, у стены офиса «Дилли Роуд» одиноко ждал хозяина истерзанный временем велосипед старого образца. Здесь и пришло время попрощаться.

— Сверхурочные это не про Вас, дорогой Кудзё?

— Зато отправлюсь домой в гордом одиночестве!

— Тогда ждём возвращения! — Ответил любезностью Ник и влетел в дверной проём, пока Кадзуя вовсю готовился наматывать круги по городу.

***
Шла зима 1930 года. Шторм, именуемый Второй мировой войной, наконец, затих.[;]Действия книги происходят в альтернативной истории, где Вторая Мировая война началась в 1924 году и закончилась в 1929 соответственно. Но до сюда не добрались его порывы, обойдя и Европу, и Азию. По крайней мере косвенно. Нетронутый бедами, здесь процветает новый мир, новая нация, стремящаяся взобраться к вершине успеха. Не такую ли эру принято называть «Золотым веком»? Когда увядающие державы, над которыми теперь, подобно снегу, витает пепел, уходят в небытие, Новому свету уготовлен иной путь. На самом востоке города лежит Манхеттен, сердце Нью-Йорка. Край, обуреваемый надеждами, неистовыми надеждами.

Просветлевшее зимнее небо озаряло проезжающих по Бруклинскому мосту, людей всегда деловых и занятых. Кадзуя и не заметил, как влился в этот поток, крутя педали. Крутя педали… Педали крутя… Снова и снова, пусть грудь защемляет. Оказывается, на деле Бруклинский мост ещё больше, чем кажется. Ветер дует в лицо, закатывая воротник, и дорога всё не кончается… Нет, всё-таки кончается!

Мы прибываем в Бруклин. Район, отделённый рекой от Манхеттена. Тут обосновалась еврейская диаспора. Кудзё свернул направо и проехал по течению реки прямо к небоскрёбам. И не понятно, кого больше трясёт на холодном ветру. Велосипед или его водителя? По узким проулкам, от улицы к улице, струится ветер, сотрясая ветви оставшихся без кроны деревьев. Здешние дома полностью с первого по третий, а иногда даже по пятый этаж заняла эмиграция, начиная от самых ступеней на входе. Номера зданий возможно отличить только по цветам на лужайке.

И в отличие от острова Манхеттен, что будто снизошёл со страниц старой доброй европейский сказки, наткнутся на проезжающего мимо велосипедиста, здесь уже счастье, пусть он не особо приветлив, уставши с дороги. Но добравшись сюда, Кадзуя почему-то изменился в лице. Не останавливаясь, он поднимает взгляд на самый дряхлый из домов, на знакомую дверь, на знакомую ручку, выполненную в форме собачей головы, на каменное подножье, а табличка говорит: «New York/Brooklyn/Cranberry street No.14».

Напротив окна, выходящего на главную улицу, носился голубоглазый рыжий коротышка.

— О, ты вернулся! — голос у него звонкий, словно у маленькой девочки.

— Ненадолго. — ответил Кадзуя, заворачивая в сторону лестницы, поднимаясь на четвёртый этаж.

Парнишка, бегающий внизу, есть никто иной как консьерж, работающий у себя же на дому. Кадзуя прошёл мимо него, не отрывая ног от земли и, думая: «Должно быть, она никуда не ушла?», вооружился по чистой случайности купленными кексами.

— Викторика!