О чем молчат лермонтоведы

Нынешний год ознаменовался двухсотлетием Лермонтова. Хотелось бы поделиться некоторыми соображениями по этому поводу.
Общепризнано, что Лермонтов — второй, после Пушкина, по величине и значению русский поэт. Попытки принизить Лермонтова и противопоставить его Пушкину — как у Вл. Соловьева — единичны. Столь же неосновательно утверждение Белинского, что-де проживи Лермонтов дольше, он превзошел бы Пушкина. В мастерстве стихосложения он все-таки уступал Пушкину, хотя и незначительно.
Общеизвестно также, что для Лермонтова Пушкин был кумиром и образцом поэтического искусства, и что Лермонтов иногда развивал пушкинские темы. В качестве примера обычно приводят пушкинского и лермонтовского «Пророков». Заметим кстати, что пушкинский «Пророк» представляет собою вольное переложение фрагмента из ветхозаветной книги пророка Исаии (Ис. VI, 6 — 9), о чем большинство пушкинистов предпочитает не упоминать. Однако лермонтоведы, насколько нам известно, то ли не знают, то ли умалчивают, что «Три пальмы» развивают тему пушкинского стихотворения «И путник усталый на Бога роптал…» из цикла «Подражания Корану». Эти два стихотворения сближает не только форма — оба написаны четырехстопным амфибрахием, — но и идея: ропот на Бога безнаказанным не останется. О том, что именно это основная идея «Трех пальм», лермонтоведы тоже стараются помалкивать.
Стихов на религиозные темы у Пушкина немного, хотя они дорогого стоят — особенно «Отцы пустынники и жены непорочны…», одно из его последних стихотворений. У Лермонтова их гораздо больше: «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою…», «Ветка Палестины», «В минуту жизни трудную…», «Когда волнуется желтеющая нива…» и другие. Лермонтовский демонизм, заимствованный у Байрона, под сильнейшим влиянием которого Лермонтов пребывал всю жизнь, ничего общего с богоборчеством не имеет. Это — иллюзия богооставленности, присущая одиноким людям. И как тут не вспомнить предсмертные слова Спасителя: «Или, Или! лама савахфани?» (Мф. XXVII, 46).
Молчат лермонтоведы и о том, что стихотворения «Опять, народные витии…» — не пропагандируемое и оттого не самое известное — развивает тему пушкинского «Клеветникам России». То и другое свидетельствуют, что оба гения были пламенными патриотами, государственно мыслящими людьми, просвещенными консерваторами и убежденными монархистами. Только Пушкин пришел к этому, переболев в юности вольнодумством, которое большинство пушкинистов всячески выпячивает, а Лермонтов миновал и это: ничего даже отдаленно похожего на вольнолюбивую лирику у него нет:

Безумцы мелкие, вы правы,
Мы чужды ложного стыда!
Так нераздельны в деле славы
Народ и Царь его всегда.
Веленьям власти благотворной
Мы повинуемся покорно
И верим нашему Царю!
И будем все стоять упорно
За честь его как за свою.

Сколь подобными и в то же время сколь различными были оба гениальных поэта! Пушкин был оптимистом, Лермонтов — пессимистом. Отчего же? Со школьной скамьи нам внушали, что, мол, талант Пушкина сформировался до разгрома декабристов, а талант Лермонтова — после. Как, оказывается, всё просто! Неужели личные качества, душевный склад, мировоззрение никак не повлияли на их творчество? Прав был французский критик Сент-Бёв, утверждавший, что для того, чтобы по-настоящему понять и постичь творчество того или иного писателя, нужно составить его психологический портрет. Хотя, конечно, и этим дело не исчерпывается…
Прежде мне не раз приходилось отстаивать мнение, что и Пушкин, и Лермонтов (равно как и Гоголь) — романтики до мозга костей, а ни в коем случае не реалисты. А романтики, как известно, были непревзойденными мастерами иронии. Но ирония иронии рознь. Пушкинская ирония — мягкая и беззлобная, а лермонтовская — горькая и недобрая: взять хотя бы его экспромт «Три грации считались в древнем мире…» Это роднит Лермонтова с Гейне, о котором Пушкин ни разу не упоминает, а Жуковский терпеть его не мог. Потому-то первым его русским переводчиком стал именно Лермонтов («На севере диком стоит одиноко…» и «Они любили друг друга так долго и нежно…»)
Гений Лермонтова — так же, как и Пушкина — в полной мере проявился и в поэзии, и в прозе, и в мастерстве перевода, и в драматургии. А какие драматические произведения Лермонтова мы знаем? Со школьных лет большинству из нас известен только «Маскарад» — пьеса замечательная, но далеко не лучшая. Гораздо удачнее, на наш взгляд, его драмы в прозе: «Два брата» и “Menschen und Leidenschlaften” (т. е. «Люди и страсти») Всего перу Лермонтова принадлежат пять драм. Почему же их не ставят? Ответить трудно.
И последнее, о чем хотелось бы сказать. Анна Ахматова в свое время заметила, что столетия рождения и гибели Лермотова ознаменовались глобальными катастрофами. В начале этого года участник одной радиопередачи выразил опасение, что в год лермонтовского двухсотлетия может произойти что-то ужасное. Уверен, что большинство радиослушателей отнеслось к этому высказыванию скептически. И вот что сейчас творится на Украине… Мистика? Да. Но Лермонтов сам был мистик, о чем свидетельствуют многие его стихи. Есть вещи реальные, хотя и необъяснимые. Поэтому позволю себе завершить очерк собственным двустишием:

Жизнь, господа, значительно сложней,
Чем наши представления о ней.

Опубликовано: «Окно», вып. 13, 2015.