О пользе диспансеризации

     Ходила в поликлинику, попала на диспансеризацию. Пообщалась. Одна женщина сказала, что на приёме у врача была страшно зажата, не могла расслабиться. Я улыбнулась:

     — Да, для нас, москвичей, самая большая проблема — расслабиться: потому что у нас бежишь всю дорогу, а когда добегаешь, оказывается, надо было вчера; и опять бежишь.
     — А я не москвичка.
     — Но Вы же работаете в Москве!
     — Да. Уже четыре года с мужем здесь, а сами из Нижнего Новгорода.
     — Мы там были. Какой красивый ваш город! Большой, привольный. Река, крутые берега. Сколько воздуха, света, какой простор! Только жалко, что купеческую старинную постройку стали в последнее время активно рушить, нет денег и желания отреставрировать. Если б привели старину в порядок, был бы у вас не город, а игрушка! Ведь самое ценное в городах для туристов — историческая застройка, историческая память. И какие красивые эти особнячки, каждый со своим лицом!
     — Мы — не из самого города, живём неподалёку. У нас ещё красивее. Рядом озеро. До дачи минут десять пешком. Пока дойдёшь, земляники и грибов наберёшь. В горшочек их и в печку. И ужин готов, и лакомство есть! — при воспоминании о родных местах лицо женщины осветилось и потеплело. Она, наконец, расслабилась. — Как же у нас хорошо!
     — Но нет работы.
     — Да, особенно для нашего возраста, — она вздохнула.
     На вид ей было за сорок.
     — Это везде так. Скорее возьмут молоденькую хорошенькую девушку, чем тётеньку за сорок пять, которая ещё и выступать будет, отстаивать свои права. С молодыми в этом смысле легче: её пошлёшь — она пойдёт.
     — Да. Но мы работу нашли. Четыре года здесь живём, а привыкнуть не можем. Какой же у вас город тяжёлый: народу тьма, все бегут, всем некогда.
     — Город динамичный. Адреналина всем хватает. Но не такой мрачный. Просто сейчас зимы тёплые пошли, поэтому почти постоянная облачность и от этого серость. А когда подморозит, сырость выпадет снежком, да выглянет солнце — жить можно! И город красивый. И люди у нас хорошие. Вы вон живёте четыре года, не уезжаете. Вот и моя очередь. Всего Вам доброго!

     Вошла в кабинет. Энергичный молодой доктор стал осматривать мой многострадальный палец.
     — Сейчас мы Вам поможем.
     Он был несуетлив, собран, внимателен. В его движениях видна была большая практика и высокий профессионализм. К хорошим врачам я отношусь с глубоким пиететом и почтением.
     Наблюдая за ним, я не удержалась и спросила:
     — Доктор, а Вы женаты?
     — Да, а что? — отозвался он, не отрываясь от работы.
     — Хорошо, что кому-то повезло с мужем! — продолжаю я.
     — Вы думаете, у моей жены тоже проблемы с пальцем? — врач быстро взглянул на меня.
     — Господь с Вами! Просто хорошо, когда муж — умный, образованный, красивый, да ещё не пьет и не курит (бабули в очереди рассказали). Повезло ей!
     — Она так не считает. По-моему, все женщины не считают, что им повезло с мужьями, — хмыкнул доктор.
     — Неправда! Я считаю. Не нарадуюсь на своего мужа, и всё время говорю ему об этом. У кого б ещё узнать, как нужно воспитывать мальчиков, чтоб из них хорошие люди получились: надёжные, достойные. Как их воспитать и выучить?
     — Выучить нелегко, — согласился доктор. — Наш сын недавно пришёл и рассказывает, что его однокурсника на бюджетное место перевели, потому что родители разошлись, и платить не получается. И говорит: «Родители, может, и вы разведётесь?» Жена чуть не в слезы: «Что ты выдумываешь?» А мне наоборот смешно стало, говорю: «Я маме когда-то предлагал, она не хочет, до сих пор обижается».
     — С этим лучше не шутить, — сказала я. — Знаю случаи, когда любящие супруги оформляли фиктивный развод по разным причинам: из-за квартиры, из-за переезда, ещё из-за чего-то.
     Но всегда через некоторое время фиктивный развод превращался в фактический. Потому что люди хоть и продолжали жить вместе, но случались какие-то размолвки, ссоры, а им и разводиться не надо, уже разведены. И все расстались! Так что лучше не пробовать!
     А мужчин своих надо любить и всё время хвалить, лучше утром, днём и вечером. Они от похвалы ещё лучше делаются. На опыте проверено.
     Как бы мне этому вашу жену научить, поделиться опытом. Вы ей скажите, что приходила старушка, «пятьдесят лет замужем», велела ей вас хвалить.

     За этим интересным разговором процедура была окончена. И я пошла в другой кабинет.

     Из-за двери доносилось что-то о православии. Вскоре оттуда вышла темноволосая женщина в вязаной кофте и тяжело опустилась на стул рядом со мной.
     — Что Вы говорили о православии? — поинтересовалась я.
— Это о недавних волнениях в связи с убийством болельщика «Спартака». Житья уже нет от этих чёрных, понаехали тут! — с досадой сказала она.
     — Понаехали. Но мы же пользуемся их трудом. Их тут притесняют, недоплачивают, гонят. Им тоже несладко живётся. Я говорю не об убийцах, а об общей массе гастарбайтеров.
     — Да у нас в стране самые притесняемые — русские.
     — Знаю, но это не сейчас началось. Так было ещё при советской власти. Заискивали перед Прибалтикой, другими республиками.
     Помню, какой я испытала шок, когда узнала, что в Грузии, например, не платили подоходный налог. И у них везде были музыкальные школы. Уровень жизни во многих республиках был гораздо выше. При мне потом один старый мудрый армянин, долго проживший в Грузии, сетовал: «Что вы наделали? Избаловали нас, отучили работать!»
     Забавно, что когда держава развалилась, оказалось, что лучшие дома в Грузии принадлежат азербайджанцам. Они были самые работящие и предприимчивые. Их вынудили уехать. Грузины заняли их дома, некоторые расторопные захватили по два-три дома. Но не смогли содержать в порядке, дома стали приходить в негодность.
     Моему знакомому тоже пришлось несладко. Он всю жизнь работал зоотехником. Его уволили, сказав: «Езжай в свою Армению, там работай! Грузия — для грузин!» А через полгода пришли, кланялись в ножки: «Прости! Бес попутал! У нас молодняк дохнет! Спасай!» Он вернулся, но спустя какое-то время уехал жить к дочери в Россию, от греха подальше.
     — Вот, видите! А Москва — русский город! И область, и Россия — всё для русских должно быть!
     — Что Вы говорите? Как-то фашизмом попахивает. Я люблю наш народ, скорблю о нём. Вы смотрели фильм «Тарас Бульба» режиссёра Бортко? Там один еврей, кстати, блестяще сыгранный актёром, так вот, он сказал: «Человек ищет, где лучше. Что плохого в этом?» И Вы бы уехали, если война кругом, беспорядки, разруха, хотя бы для того, чтоб спасти детей, разве нет?
     — Всё понимаю, но от них уже ни пройти ни проехать, говорят на своём языке — непонятно ты в Москве или нет. Безобразие. Кругом одни иногородние, иноверцы, чёрные, евреи. Надо что-то делать с этим.
     — Но не погромы же. Когда жизнь трудна, начинают раздувать национальный вопрос, чтоб отвлечь людей. На самом деле все люди хотят вырастить детей, жить и работать спокойно, независимо от национальности. У других народов есть чему поучиться, много ценного в культуре. Мы все любим плов, вареники, шашлыки. Национальные танцы, народный костюм — сколько в них яркого, интересного, самобытного!

     А то, что процент русских меняется, сами виноваты. Нужно рожать и растить деток. Не гнать и убивать других, а трудиться, растить своих. Будут дети — будет будущее! У кого они будут — у того и будущее будет!

     И потом это проблема всех развитых государств и мегаполисов.
     Париж, например, за последние пятнадцать лет очень почернел и пожелтел.
     Район Сен-Дени, где находится усыпальница всех французских королей, в-основном населён темнокожими гражданами. Помню, как мы шли с мужем и детьми до собора и обратно под неприязненными взглядами чернокожих местных жителей, явно недоумевавших: «Что вы, белые, тут забыли?» Нам было неприятно.
     Прекрасная средневековая Франция, старинная ратушная площадь, сказочной красоты домики — всё осталось, но обитатели поменялись!
     Довольно много в Париже стало арабов и азиатов. Как же ликовало это население в своё время, когда Ле Пен, резко выступавший против иммиграции, проиграл на президентских выборах.
     Но французы гордятся, что рождаемость у них выше смертности. А когда туристы им возражают за счет каких детишек, они говорят: «У нас не принято это обсуждать. Это — дети Франции!»

     — Что ни говорите, а раньше было лучше. Не было такой преступности, столько бомжей не было.
     — Просто раньше всех бичей вывозили за сотый километр. А что касается преступности, в тоталитарных государствах она минимальна. Есть стабильность, твёрдые порядки, если что — сразу сажают. Мы же строим демократию. Упаси нас Бог от революций, волнений и погромов!
     Здоровья Вам, счастья! Моя очередь подошла, всего доброго!

     Проверилась у врача, пошла к следующему. Передо мной был мужчина, он зашёл, я ждала, когда врач освободится. Через холл к кабинету легко двигалась рыжеволосая худенькая женщина в белоснежном халате и улыбалась. Её улыбка была как солнечный луч на фоне хмурого дня, хотелось улыбнуться в ответ, что я и сделала. Женщина расцвела и заговорила:
     — Вы к нам? Заходите, пожалуйста!
     Я удивилась, но зашла.
     — А, здесь мужчина!.. — расстроилась она, — немножко подождите в коридоре. Сейчас мы освободимся и Вас примем.
     Через пять минут я была в кабинете.
     — До того редко люди улыбаются, что улыбающийся человек воспринимается как чудо, особенно в такой хмурый день. У Вас очень обаятельная улыбка! — сказала я врачу.
     — Да? Спасибо! Вы правы, в транспорте люди злючие-презлючие.
     — Устают, — предположила я.
     — Наверно, — легко согласилась она.
 
     Таким образом, я прошла диспансеризацию. Карточку нужно было отдать в кабинет на третьем этаже, около него ждала женщина. Кабинет был закрыт. Но, напротив, в открытую дверь, я увидела знакомого врача.
     — Тамара Михайловна, выручайте, передайте мою карточку в этот кабинет.
     — А Вы её под дверь подсуньте!
     Так я и сделала.
     — Ой, мне тоже нужно карточку сдать, — встрепенулась дама.
     — И Вы подсуньте. Что ждать, у них сейчас конференция начинается, не скоро придут.

     Женщина так и сделала. И мы пошли домой, думая о том, сколько у нас хороших людей и отзывчивых врачей. И вообще не так плохо со здравоохранением, как принято думать. И государство хорошее — интернациональное!