Издержки профориентации

В советские времена работа по профессиональной ориентации выпускников школ, особенно сельских, практически не проводилась. Мои современники выбирали будущую профессию интуитивно, руководствуясь личными наблюдениями и симпатиями, или сведениями, полученными из различных источников. В младших классах все девочки хотели стать учительницами или продавщицами; мальчики – лётчиками или космонавтами.

 В единственной средней школе городского посёлка Телеханы училось примерно полторы тысячи школьников. После окончания восьмого класса часть учащихся поступала в средние специальные учебные заведения; из трёх, бывших восьмых классов, формировались два девятых. В них продолжали обучение подростки, считавшие школьные знания достаточными для взрослой жизни, и претенденты на получение высшего образования.
 
 В начале семидесятых годов двадцатого века, подавляющее большинство населения страны, несмотря на «успехи» социалистического строительства, жило бедно. В этих условиях, школьники-выпускники рассматривали, прежде всего, высшие учебные заведения Белоруссии. Домой можно чаще ездить, привезти картошки, сала, варенья-соленья.

 Среди выпускников школ существовал негласный «табель о рангах», определявший престижность того или иного высшего учебного заведения Белоруссии.

 Первое место делили: Белорусский государственный университет, факультеты юриспруденции и журналистики, и медицинские институты. Вторую ступень занимал институт народного хозяйства (ну, как же, торговля, куда же без неё!). Затем – технические и технологические, строительные, аграрные, ветеринарные ВУЗы…
Завершали этот список педагогические институты: самые статусные факультеты – математический, физический и химический; самый не престижный факультет – белорусский язык и литература, на него принимали даже троечников.
 
После получения аттестата о среднем образовании у меня началось раздвоение личности, характерное для зодиакального знака Близнецы. Все мои друзья-мальчишки поступали в инженерные ВУЗы; я же готовилась к поступлению в мединститут, заведомо «обрекая» себя, на шестилетнее, «зубрительное», будущее.
 
Мама, Анна Евдокимовна, прекрасный педагог без соответствующего диплома (помешала война), видя мои метания, сказала:
 
— Доченька, есть две вечные профессии: врач и учитель. Из тебя получится хороший доктор: ты умеешь слушать и сопереживать. Так что, не сомневайся, поступай в медицинский институт!

Я последовала совету мамы.

 На втором, если не ошибаюсь, курсе, у меня впервые «появились сомнения» в правильности выбора профессии. Причина их – в открывшихся у меня «выдающихся» кулинарных способностях.

Готовясь к сдаче очередного экзамена, соседка по комнате, Ирочка Король, сделав небольшую паузу в учёбе, мечтательно проговорила:

— Вот бы, сейчас, пирожков с повидлом отведать! С горячим чаем!

Мне уже давно надоело учиться и я, с радостью, поддержала Ирин разговор:

— А ты хотела бы пирожков, испечённых в духовке, или жаренных во фритюре?

— Конечно, жаренных!

— Т-а-а-а, нет ничего проще! Минутное дело! Бери листок, записывай! – с одесскими интонациями произнесла я.

 Ирочка достала блокнот и ручку. К числу слушателей присоединились ещё две жилички комнаты: пришло время моего лицедейства.

– Первый этап. Идёшь в столовую четвёртого общежития и покупаешь восемь пирожков с мясом (в комнате – четыре жилички, на каждую – по два пирожка).
 
Ира, записывавшая рецепт «минутных» пирожков, подняла голову и, недоуменно, спросила:

– А зачем мне пирожки с мясом?

— Не перебивай, слушай дальше! Второй этап. Приносишь пирожки, а мы, вооружённые ножами и вилками, уже ждём тебя.

— Зачем ножи и вилки? Пирожки ведь едят руками! – запротестовала «эстетка» Ирина.
 
— А кто тебе сказал, что мы будем есть пирожки с мясом? Ты же ведь заказала пирожки с повидлом!

— Да, и, что?

— Ничего, записывай следующий, третий этап. У нас ведь есть банка яблочного варенья, помнишь, ты привозила? Оно – густое, сойдёт за повидло.

Подруги начали переглядываться между собой: какое же это минутное дело, если диалог длится уже почти десять минут!

Я «вошла в роль»; никакие реплики, а, тем более, взгляды, не могли сорвать премьеру театральной миниатюры:

— Ставим на стол три тарелки: для мяса, повидла и готовых пирожков. Ножом производим небольшой прокол-надрез в месте локализации мясной начинки (определяем его – пальпацией); вилкой, тщательнейшим образом, извлекаем мясо из пирожков и складируем его в тарелку (завтра – как найдём!).
 
Жилички, уже начинавшие понимать, что рецепт – развод чистейшей воды, начали потихонечку хихикать. Ира, доверчивая душа, всё ещё верила в сказку:
 
— Нэлка, а что дальше?
— А дальше мы берём чайные ложечки и, аккуратненько, наполняем образовавшиеся в пирожках пространства, «повидлой»!

— Какой-такой, «повидлой»?
 
— Яблочной! Или есть другие варианты заполнения, образовавшихся в пирожках, каверн (пустот)? – «блеснула» я знанием латыни.

— Да ну тебя! Вечно ты со своими приколами! – рассмеялась Ирина.
 
— Нет, если не нравится повидло, то можно начинить творогом, технология точно такая же. Только, в этом случае, лучше брать за основу пирожки с повидлом, вкуснее будет! Да, и, ещё! Зашивать «прооперированный» пирожок нужно кетгутом, а не шёлком: он, в отличие от кетгута, в желудочно-кишечном тракте не растворяется! – под дружный хохот товарок, завершила я урок домоводства с «хирургическим уклоном».

Долгое время, почти двадцать лет, мой, «бесспорный», талант кулинара, дремал.
 
В конце восьмидесятых годов Анатолий Иванович Свиридов, муж моего секретаря Елены Борисовны, познакомил нашу семью со своим другом и сослуживцем, Дмитрием Николаевичем Азарчиком. Начитанный и эрудированный, Дима обладает потрясающим чувством юмора. Это он, почитатель творчества Игоря Мироновича Губермана, приобщил меня к прозе талантливого писателя и автора бессмертных «гариков».

В присутствии Дмитрия, даже самый серьёзный собеседник раскрывается, как незаурядный юморист.
 
Родители Димы жили в частном секторе, на окраине города Барановичи и держали подсобное хозяйство.
 
Однажды Дмитрий Николаевич пригласил семью Свиридовых и меня с мужем, «на свеженину». Жена Димы, Наташа, прекрасная хозяйка, накрыла роскошный стол, на котором, почти затерялась, искусно приготовленная свинина.
 
Отведав нежнейшего мяса дальнего (по территориальному признаку) родственника Пятачка, мне захотелось похвастаться своими «кулинарными способностями». Выждав паузу в разговорах, с самым невинным видом, заметила:

— У меня есть рецепт удивительно вкусной гречневой каши, которую готовит моя мама после убоя поросёнка (наглая и беспардонная ложь, мама всегда к свеженине отваривала картошку!).

В этой компании я никогда не говорила о готовке. Только один раз, ранее, по просьбе Дмитрия Николаевича, рассказала о своей уникальной технологии засолки чёрных груздей.

 Услышав, что я, каким-то, особым способом, готовлю гречневую кашу, сотрапезники попросили поделиться её рецептом.

Я сгорала от желания начать повествование, как былину:

— Эта тайна хранится в нашей семье многие столетия, как рецепт верескового мёда. За разглашение секрета на женскую половину рода накладывается страшное проклятие, которое…

 Тут я поняла, что, более двух предложений, в стиле эпоса, я выговорить не смогу. Из-за смеха. И, уподоблюсь любителям старых анекдотов, которые начинают смеяться, с первой же, собственной фразы. Слушатели, наблюдая за похрюкиванием рассказчика (одновременный смех и разговорная речь, меняют, не в лучшую сторону, воспроизводимые ритором звуки), недоумевают: а когда же, в самом деле, нужно смеяться?

 Стараясь избегнуть незавидной участи подобных рассказчиков, сдержанным и многозначительным тоном, я приступила к изложению, «веками хранимой, семейной тайне» – рецепту гречневой каши:

— Самое главное в приготовлении этого блюда – правильно рассчитать пропорции. На одного взрослого человека нужно десять граммов гречневой крупы; на ребёнка – пять-шесть. Многократно и тщательно промываем гречку, помещаем её в эмалированную кастрюлю, присаливаем и ставим на огонь средней интенсивности.
 
 Друзья начали недоуменно переглядываться: все так варят гречневую кашу. А где же та, эксклюзивная, технология?

 Словно не замечая выразительных взглядов, нудным, монотонным голосом, я продолжила:

– Кашу варим почти до готовности, затем кастрюлю укутываем полотенцами, куртками, шубами, – так она будет рассыпчатой.

— А масло – добавлять? – не выдержал Анатолий Иванович.

– «Обождите, Свиридов, Вы по процедурному вопросу?» – словами главного «перестройщика» Советского Союза, ответила я.

Слушателям надо бы насторожиться: результат деятельности «новатора-перестройщика» хорошо известен. Не придётся ли им, «соучастникам», расхлёбывать кашу, «заваренную» любительницей цитат несостоявшегося «строителя» светлого будущего, развалившего могущественную страну?
 
 Не дав друзьям времени на ассоциативные размышления, я продолжила:

— В это время, в большой чугунной жаровне, томится свинина, предварительно обжаренная, вместе с луком, на сильном огне!

Первым не выдержал испытаний Дима:

— А когда уже пробовать эту кашу, можно ведь слюной захлебнуться от описания таких вкусностей!

— Вы, Дмитрий Николаевич, словно главный герой белорусской народной сказки «Лёгкий хлеб», всё хотите сразу! Так не бывает! А вот, именно сейчас, переходим к самому трудному этапу – сервировке!

Дима хмыкнул: «Подумаешь, сервировка!»

Оставив без внимания реакцию хозяина дома, я продолжила:

— Берём тарелки диаметром двадцать восемь-тридцать сантиметров. На глазок, определяем количество гречневой каши, изготовленной из десяти граммов крупы и, тонким-тонким слоем, размазываем её по всей тарелке.

— Так, это же – невозможно! – одновременно проговорили Наталья и Елена.

— Вот, я и говорю, что сервировка – самое трудное! – невозмутимо ответила я.

— Затем, на гречневый гарнир, выкладываем жареную свинину: шкварки, мясо, печёнку и румяный, золотистый лук. Немножко, граммов примерно семьсот-восемьсот. Так, чтобы прикрыть всю гречку и, сформировать на тарелке, небольшую горочку.
 
 Слушатели-зрители замерли; затем – начали переглядываться. Собрав последние усилия и, не выходя из роли, я добавила:

— Детям, разумеется, меньше, пропорционально объёму гречневой каши.
 
До этого момента я сохраняла серьёзное лицо. Дима, услышав соотношение в блюде гарнира и мяса, начал тихонько посмеиваться. Сбегал за линейкой и, измерив, диаметр тарелок, стоявших на столе, рассмеялся своим неповторимым, заразительным смехом; к нему присоединились все участники застолья.

— Восемнадцать сантиметров, диаметр тарелки – восемнадцать сантиметров! А добавь ещё десять! Придётся для сервировки ювелира приглашать, пусть своим пинцетом гречку раскладывает! А, со свежениной, я и сам справлюсь! – захлёбываясь от смеха, приговаривал Дмитрий.

 Дружно отсмеявшись, компания предложила «застолбить» эксклюзивный рецепт, дабы, не было поползновений профессиональных поваров…

А запатентовать – следовало бы: с течением лет я совершенно забыла об авторстве.

 В июне 2020 года, Дмитрий Николаевич, поздравляя с Днём медицинского работника, пожелал мне, среди прочего, интересных и содержательных, встреч с друзьями.

С непременным атрибутом дружеского застолья – гречневой кашей, по редкому, «многовековому», рецепту автора…