Рандеву в отеле

          На углу Большой Морской и Вознесенского проспекта приютился, пожалуй, самый знаменитый отель Ленинграда – ”Астория”. Достаточно живописное место, если судить по месту расположения в городе: из окон, обращённых к Исаакиевскому, Собору с верхних этажей великолепный вид даже в дождливую погоду.
          Остановиться в нём дело накладное. И потому меня ещё более заинтриговало предложение встретиться в холе этого отеля с неизвестным лицом, известившем лишь о неотложности дела без каких либо комментариев. Ещё более непонятно, почему это должно было произойти в один из понедельников июля между двенадцатью и двумя часами п полудню.
          Июль выдался жаркий. Такое случается нечасто. И, конечно, дышать вне здания было невозможно из-за духоты. Тем более, в полдень. Но, как вы сами понимаете, человек слаб перед интригой. Особенно советский. Да и ”Астория” как-то смущает воображение своей загадочностью. Просто так в отель такого ранга зайти даже мысль не родится. А вдруг метрдотель задаст вопрос, а вы начнёте мямлить, да ещё невразумительно, о какой-то встрече и что вам необходимо в холле ожидать непонятно кого целых два часа.
          Но оказалось всё очень даже просто. Все вокруг, весь персонал были столь любезны, что моё ежесекундное спасибо меня самого стало раздражать. И вопрос метрдотеля, что я предпочитаю: чай или кофе, а если кофе, то какое, привели меня состояние наполненной гордости: надо же, и в СССР такое случается!
          Успокоившись, я стал рассматривать будущих постояльцев. Совсем не моего круга, промелькнуло в голове. “Ливрея” метрдотеля стала вдруг совсем нестрашной: обычный, строгий, дорогой костюм с ярким красным галстуком. Он всем раскланивался с привычной доброжелательной улыбкой. И с единственным вопросом: – Чем могу служить? 
          Я уселся в удобное, кожаное кресло. Принесли крохотную чашечку кофе и сливки. На один глоток. Но респектабельный, по-видимому, иностранец, сидевший напротив, пил его маленькими порциями, не торопясь проглотить.
          Почему я так долго топчусь на месте. Да просто потому, что попал в другой мир. Помню, однажды я уже был в такой же ситуации, когда меня пригласили на обед мои дальние родственники. Так вот там все говорили полушёпотом и... по-французски. Вы представляете... И вот снова...

          Шёл 1989 год. Иностранец, теперь уже точно, достал из портфеля компьютер. Я о них читал в журнале “Радио”. Американская новинка, ещё не пользующаяся популярностью даже в Америке в уже далёком восемьдесят втором, у нас была новинкой. Он что-то очень проворно печатал и всё время улыбался. Было очень заманчиво с ним побеседовать, но единственный язык, который я когда-то знал, был немецкий, и то мной основательно забытый. К сожалению, он мной не заинтересовался.
          Неподалёку, метрах в восьми, женщина, лет эдак сорока – сорока пяти, хотя выглядела не более чем на двадцать восемь, безукоризненно одетая, причём видно было – из преуспевающего эшелона бизнеса, читала или просматривала экономический журнал “Германия”. Белое потрясающее, летнее пальто-реглан свободного покроя и полосатый, небрежно повязанный чёрно-белый шарф, черные лодочки на не очень высокой шпильке кое-что говорили о вкусах хозяйки. Заострённый носик и капризные, полноватые губы, скажу честно, не соответствовали этому наряду. Только вот глаза серьёзные с немного приподнятыми бровями, придавали лицу определённый шарм успешной женщины.
          Вдруг, уловив мой изучающий взгляд, она встала, смерив меня испытывающим взором соблазнительницы, улыбнулась и подошла к метрдотелю. Сказав ему несколько слов, повернулась в мою сторону и соблазнительно покачивая бёдрами направилась в мою сторону. Села на соседнее кресло и с притворной улыбкой протянула:
           – How do you do?
           Мгновенно сообразив кем я так обольстился и стараясь быть как можно приветливей, ответил:
           – Салом Алейкум! (Здравствуйте по-узбекски)
           Возымело действие. Куда делась эта интеллигентность на лице. Поняв, что её раскусили, она грациозно встала и вернулась на прежнее место. В этот момент принесли и поставили передо мной два фужера с шампанским. Довольно улыбнувшись, мне пришлось встать и подойти к этой особе.
           – Your champagne, Madame.
           – Извините, я ошиблась.
           – Things happen. You look stunning. Thank you for the champagne. – Я улыбнулся. Эту фразу я прочитал, как по заказу, в журнале Америка с переводом. Несколько раз прочитано мной, как будто чувствовал о её необходимости вот прямо сейчас. Стараясь не обидеть молодую даму, перешёл на единственный и непобедимый: – Понимаю. Извините, но я занят.
           Внутри всё смеялось, но, почтенно согнувшись, вернулся на своё место. Метрдотель наблюдал эту сцену с непритворным интересом. И, когда я вернулся, подошёл ко мне представившись:
            – Сергей. Сергей Васильевич. – Его глаза озорно улыбались. – Надеюсь, Вы пришли сюда по другому поводу.

           На этом круг лиц, соответствующих моим ожиданиям закончился. Более никто не привлёк внимания. Фойе напоминало красиво убранный, но проходной двор. Понедельник. Рабочий день. Два часа пролетели незаметно. Поблагодарив Сергей Васильевича за интересно проведённое время, удалился.
           Я остановился в гостинице поскромней. Сняв пиджак, лёг на кровать с томиком
“Шум и ярость” Фолкнера, купленного в Доме книги с утра. Но не мог никак сосредоточиться. Позвонил жене.
           – Представляешь, чуть было не снял валютную проститутку. Смешная ситуация.
           – Что на рубли не клюнула? Смотри, а то дошлю.
           Вот чем нравится мне моя благоверная. С ней можно говорить обо всём, как просто с другом. Она всегда понимает шутки, если они по делу и подыгрывает настроению.
           – Не забудь привезти мне что-нибудь для души.
           – Я купил Уильяма Фолкнера. Известный американец, а мы его не читали. Познакомился с барышней из шоколадного ларька. Жди подарки.
           – Развлекайся, но не забывайся. Помни, зачем поехал. Целую, мне некогда.
           Где бы мне купить такое пальто? Съезжу завтра с утра в Пассаж. На сегодня всё. Жара доканывает.

           Неделя пробежала быстро. Редкое состояние свободы, когда ни перед кем не отчитываешься, а предаёшься целиком первому же порыву желания куда-то съездить, навестить давно забытую юность, проведённую в этом неизменном городе и в его окрестностях.
           В памяти оживают лица давно прошедших лет, и на душе от этого становится неспокойно, а то и тревожно. Всё-таки жизнь сложная штука, особенно если её удаётся проследить по некоторым следам прошедших дней, вдруг всплывающих с такой ясностью, как будто это произошло только вчера.

            Следующий понедельник отозвался ранним утром в форточке шумом дождя и завыванием ветра. На часах стрелка сейчас упадёт на цифру двенадцать. Ещё пять секунд... и зазвонил будильник. В это время я всю неделю выходил побродить по просыпающемуся городу. Летние ночи уже прошли, но в пять утра довольно светло и, в ясную погоду приятно встречать восходы по светящимся, переливающимися золотом куполам Адмиралтейства, Петропавловской крепости, Исаакиевского собора, бликам подёрнутой ветром поверхности Невы, горящим Ростральным... Но сегодня дождь. Как бы он не вылился в свою привычную ежедневность. Раньше я любил гулять по Ленинграду под дождём. Так то было раньше. Всплыло лицо девушки, с которой я прятался от дождя в Летнем саду возле Авроры под сенью раскидистого клёна. Мокрые от дождя губы, и светящиеся глаза от капель и счастья. Как давно это было... И так недавно. Только вчера. И то, потому что сам себе предоставлен, своим воспоминаниям, грёзам. Без аккомпанемента жены.
            Торопиться было некуда. И оттого повеяло грустью. Отправившись спать достаточно рано, решил дочитать книгу. Глаза слипались. Явно не до Фолкнера.
            Наутро проснулся достаточно рано. Забрезжил рассвет. Перед глазами вдруг проявилась леди в чёрно-белой нейлоновой, полупрозрачной шали, укутавшей голое тело, и в красных лодочках на высокой шпильке. Она прошла мимо, одарив меня презрительным взглядом.
           – Боже мой! Что за чушь? – пробормотал спросонья. И встряхнул голову. Померещится же такое. – В душ! И кофе.
             Завтрак в гостинице начинается в шесть утра. Завтрак – это только название.
Кофе-машина и бумажные стаканчики. Зато вид на улицу Якубовича был приятным и можно было забыться на несколько минут.
            Вернулся в номер, т.е. в свои апартаменты. В углу стоит, дожидаясь своего часа большой чёрный зонт. До “Астории” не торопясь минут пятнадцать (ходьбы) пешком. Не промокну.  Надо подготовиться. Рубашку погладил ещё вчера, а вот трёхдневная щетина? Не буду бриться. Так, чуть-чуть подправлю. Решено. Быстро заправив постель, привычка ещё с морских времён, и приведя себя в порядок, решил позавтракать в отеле и там почитать книгу или что ещё...

            Ресторан при “Астории” был закрыт для посетителей. Время ожидания около пятнадцать минут. Недолго. В фойе, видимо, как и я, ожидал открытия ноутбук с хозяином. Но в отличие от прошедшего понедельника, он был сосредоточен и каждые пару минут протирал зачем-то очки и, проморгавшись, начинал стучать по клавишам, как мне показалось, нервно. В углу перелистывала журнал дама в легкой летней шляпке. Весьма импозантная особа. И всё.
            За размышлениями о предстоящем дне, пятнадцать минут пробежали быстро. Ровно в семь официант пригласил всех на завтрак. Главное в “Астории”, что на всей её территории необходимом иметь достаточное количество денег. Всё поразительно заманчиво и не менее поразительно дорого. Что ж..., нечасто можешь себе потрафить. Я долго рассматривал свежие новости в Комсомолке, любезно принесённые мне официантом, чем растянул трапезу минут на сорок пять.
            К столику ноутбука подсела женщина. Только теперь стало понятно нервное постукивание по клавишах. Можно с уверенностью сказать, что дамочка встала не с той ноги.

            Прямо из ресторана по Большой Морской вышел на Невский. Город уже проснулся, и озабоченные ленинградцы быстро разбредались по троллейбусам и автобусам, снующими почти каждые тридцать секунд, а то и выстроившимися аж в колонну. Утренняя толпа несла меня в сторону Казанского собора, даже не спрашивая моего желания. К десяти утра вся эта уличная взволнованность Невского улеглась. Дождь закончился ещё до выхода из ресторана. Но всё равно почти все гуляли с зонтиками. 
            Невский хорош в любую погоду. Столько встреч, эпизодов... прошло двадцать два года, а в голове живым картинкам тесно. Торопятся по каким-то причинам всё напомнить. Так я до Пассажа и не дошёл уже в который раз. Пора возвращаться.

            Сергей Васильевич при моём появлении помахал рукой как хорошему приятелю. В руке он держал небольшой конвертик. – “Неужели?” – Промелькнула внутри растревоженная надежда.
           – Вам послание.  Приятно пахнет. Мне показалось, что Вы именно его ожидаете.
           – Спасибо. Вы правы. Потому я и приехал в этот город моей юности. – Поборов невыразимое желание увидеть, что в нём, я постарался быть спокойным. – Сегодня погода не располагает к гулянию, но я люблю этот город в любую погоду.
           Несколько незначащих реплик из вежливости друг другу и я отправился к тому же креслу, что и в прошлый понедельник.
           Конверт был пуст. Но духи? Странно. Знакомый запах. Очень знакомый, а вот название... Что за шутки. Уже не мальчик. Но душа улыбалась... И ехидно. В фойе никого, кто был неделю назад.  Занятно. Достал книгу. Не читается. Кто бы это мог быть.
           Сергей Васильевич, неожиданно появившись, сел напротив. Его глаза улыбались.
           – Женщина из прошлого?
           – Не знаю. Конверт был пуст. Но запах духов вдруг отчётливо вспомнился, а вот название...
           – Одну минутку. Лера, – позвал он вдруг появившуюся даму в белом пальто.
           – Здравствуйте. (Это ко мне). Серёжа, чем могу помочь? – Без особого энтузиазма спросила она, окинув меня театральным непрощающим взглядом.
           – Как ты думаешь, какими духами пахнет конверт? – Он протянул конверт поближе к лицу
           Лера смотрела на меня без особого интереса. Ладонью отшатнула воздух к носу, не дотрагиваясь до конверта, и, одарив пренебрежительной улыбкой, молвила... Именно молвила:
           – Прошлый век. Быть может.
           – Что быть может? Не дури. Ответь по-человечески.
           – Духи “Быть может”. Мамины любимые. И что она в них находит? – Лера снова посмотрела на меня, заинтригованно улыбнувшись. – И что Вы здесь уже второй раз делаете в холле отеля, который Вам не по карману?
           – Лишу места. Тебе бы отоспаться.
           – Извините. Я не в настроении.
           Я с сочувствием посмотрел на удаляющуюся прекрасно сложенную фигурку. Кто может её осуждать? Жизнь? Это потом, не сейчас. Вспомнился роман Высоцкого.  Ни правых, ни виноватых. Интердевочки...
           Сергей Васильевич тоже смотрел ей вслед, но в его взгляде больше была видна заинтересованность, чем сочувствие. О чём он думает? О ней, как о женщине? Или...
           – С одной стороны мне её жалко, – вдруг произнёс он с укоризной, – а с другой, чем моя жизнь лучше. Вечно в угодниках. Так как она живёт... – Он не договорил. – Не чета мне. Извините, новый клиент. Даже названия одни и те же.

           Почему-то мне стало его больше жаль, чем Леру. Каждая работа имеет свои недостатки. Никогда не задумывался о моральной стороне места работы. Но сейчас встретились два человека, и не можешь отделаться от состояния сопереживания. Сопереживания чему? Я машинально облокотился на подлокотник кресла. Запах духов вернул к действительности. Виновато посмотрел на конверт. “Быть может”. Кто ими пользовался? Убей, не помню.

           Следующий понедельник, как и второй, скорей всего принесёт тот же результат. Возможно, стоит ближе познакомиться с Лерой. Ей столько лет, а она ... Но всё произошло с точностью до наоборот. Лера взяла инициативу в свои руки. Скорее всего, от скуки. Или она нашла во мне такую же заблудшую душу по её разумению,  которую потеряла, как и я, приехав в этот город за лучшей долей. Типичная лимита. Ни прибавить, ни убавить. Обидное название. Но сколько искорёженных жизней?
           В этот понедельник, когда я читал очередную Комсомолку в  ресторане и уже было собрался закончить утреннюю трапезу, как неожиданно передо мной появилась Лера.
           – Вы не против, если я сяду рядом с Вами? Я должна перед Вами извиниться. Так можно? – Так можно? Кто так меня спрашивал и не единожды?
           – Да, безусловно. – Очнувшись от поиска ответа, ответил, чему-то улыбнувшись. – Присаживайтесь. Чем заслужил такую честь?
           – Сама не знаю, но мне стало неудобно за своё поведение. Вы как с другого мира. Не ленинградец, не командированный, не можете себе позволить снять номер, но регулярно приходите по понедельникам. Значит, Вами что-то, – она запнулась, подыскивая слово, – руководит. И ещё я со своими претензиями в первый раз. Извините, бога ради. – Она сказала последние слова как-то по-домашнему.
           Лера посмотрела на меня с некоторой мольбой. “Пожалуйста!” –
Кричали её глаза.
           – Конечно, конечно. – Я сложил газету. И придвинулся к столу. – К Вашим услугам. Что-то стряслось? Опять Сергей сказал что-то не так? Вы позавтракаете?
           Я поднял руку в сторону официанта, уже давно готового подойти.
           Лера сидела, опустив голову, и, казалось, забыла обо всём на свете.
           – Вам чай? Кофе? С пирожным? Принесите два кофе и что-нибудь поесть на Ваше усмотрение. – Обратился к официанту. – И побыстрей, пожалуйста.
           – Зря Вы сделали заказ. Я хотела , простите, извиниться. – Лера подняла глаза. Они были настолько пусты, какие могут быть только у старого человека перед смертью.
           – Не стоит. Да и прощать Вас не за что. Ошиблась..., на ошибках учатся. Должен Вам сказать – ещё не всё потеряно. Только вот, – что всё – я и сам не знаю.
           Лера улыбнулась. В первый раз разглядывая её лицо так близко, понял свою ошибочность первого впечатления. Под шляпкой прятались кудри рыжих с медным отливом волос. Маленькие бриллиантовые серёжки подчёркивали округлость лица. Утренний макияж был безупречен. Да и нос оказался совсем не остреньким, а, наоборот, почти прямой с маленькой горбинкой и подчёркивал красоту изгиба верхней губы. “А ведь могла кого-то осчастливить...” – пронеслось в голове.
           – Зачем я здесь? – Вдруг я непроизвольно произнёс вслух, нарушив молчание. Вопрос повис в тиши зала. Рано. За окнами заморосил дождь. Даже погода подчеркнула наше состояние. Каждый думал о своём. И были в чём-то из-за этого схожи. Неудовлетворённость случайным моментом открытия самих себя.
           – Вы зря заказали. Здесь всё неоправдано дорого.
           – Пейте. Я рад вас угостить завтраком. Через неделю улетаю. И большой вопрос, когда ещё вернусь в этот город своей беспечной молодости.
           Лера, наконец, очнулась.
           – Кофе остыл, – проговорила она, всё ещё находясь в некоторой растерянности. – А ведь я преподаватель математики... и русской словесности. Уже за сорок и ничего впереди. Спасибо! Она встала и быстрой походкой устремилась на выход.

           С двенадцати до двух она не появилась. Что-то стряслось.  Увидев меня, Сергей, захватив свёрток с ресепшн, направился ко мне.
           – Оставлено для Вас. Только вот кем, извините, не знаю. – Он протянул сверток с конвертом. – Извините, служба.
           Конверт пах тем же самым запахом “Быть может”. Что быть может я даже не представлял. В свёртке оказалось аккуратно свёрнутое белое пальто. И записка – Привет из прошлого.

Июль-август 2020