Анатомия страха в стихотворении Новеллы Матвеевой

  Анатомия страха в стихотворении Новеллы Матвеевой

          Вот попался на глаза ролик про обезьянку и, как почти всегда в таких случаях, я вспомнил строки Новеллы Матвеевой - за их удивительную точность в описании и обезьянок, и вообще реального, живого, окружающего нас, мира.
        ("Вот как надо писать! - учился когда-то я. - Выразительно, выпукло, ярко, многоцветно...")
         Но почему-то сейчас это стихотворение стояло и стояло в душе - наверное, потому, что казалось очень актуальным для настоящего момента, "цепляло" не только точностью поэтической кисти Н. Матвеевой, но и настроением, созвучным событиям, происходящим сейчас на просторах и России, и соседней республики.
         И я подумал, что совсем неплохо напомнить об этом стихотворении нашим современникам.
         Стихотворение это называется "Гипноз".

      Шипели джунгли в бешеном расцвете
      У вздутой крокодилами реки,
      Где обезьянки прыгают, как дети,
      А смотрят как больные старички.

      Одна из них так быстро проскакала,
      Лишь рыжий росчерк в воздухе мелькнул,
      Как будто кто-то пригоршню какао
      Сухою струйкой с ветки сыпанул.

      Змея с четырёхгранной головою
      Взглянула на неё из-под очков
      И двинулась под сводчатой травою,
      Как длинная процессия значков

      И крапинок... Сведённые предельно,
      Казалось, эти крапинки сперва
      Бродили где-то каждая отдельно,
      Но их свела полковник-голова.

      Змеиный взгляд, заряженный гипнозом,
      Среди сорокоградусной жары,
      Дышал сорокоградусным морозом...
      От ужаса вращались как миры,
   
      Плоды граната... Перезрелый манго,
      Разболтанный и мягкий, словно магма,
      С дрожащей ветки шлёпнулся без чувств
      При виде длинной судорожной твари,
      Чей трепет, инкрустации и хруст
      Всех оковали, всех околдовали.

     Но рыжая мартышка не проста:
     Она умчалась вдаль, тревожно пискнув,
     И чаща, листья вычурные стиснув,
     Как руки, веки, зубы и уста,

     За ней слилась... Но что с мартышкой сталось?!
     С пронзительными взвизгами назад,
     Назад, назад запрыгала: казалось,
     Её, как пальцем, тронул чей-то взгляд.

    Ничьи глаза, казалось бы, со взглядом
    Надолго разминуться не могли,
    Но странный взгляд висел с мартышкой рядом,
    А вот глаза - покоились вдали.

    Глаза лежали на головке плоской,
    Как на тахте. Из них тянулся взгляд,
    Как дым из трубки, призрачный, но плотный,
    И звал: "Наза-ад, отступница, наза-ад!"

   Сквозь легионы сутолочных веток
   В слепом непроницаемом цвету,
   Сквозь хрупкий хруст растительных розеток,
   Сквозь плотную, как пепел, духоту,
   
   Сквозь малярийно-жёлтые накрапы
   Брызгучих трав, сквозь хищные цветы
   Он плыл и плёл верёвочные трапы,
    Незримые воздушные пути

   Из нитей сна; арканил без аркана,
   Капканил без капкана, без силков
   Осиливал; дурманил без дурмана
   Оковывал заочно, без оков...

  Сквозь обморочные благоуханья
  Болот, где самый воздух, сам туман
  В цвету; сквозь переплёты и петлянье
  Качельно-перекидистых лиан

  Он проникал с каким-то древним, давним
  Безбольным, безглагольным, безударным
  И беспощадным выраженьем (Жест
  Неумолимых глиняных божеств).

  И вдруг... В листве забил воздушный ключ,
  И попугай, чей клюв был ярко вдавлен
  В цветную грудь, как пламенный сургуч,
  А крылья глянцевитые осклизли

  Зелёным блеском бронзовых зеркал,
  Вокруг сучка перевернулся трижды
  И так забился, так заскрежетал,
  Как будто брал недавно в общей кухне

  Уроки лязга у семи котлов;
  Зашаркал горлом как ночною туфлей,
  Раскашлялся, как будто нездоров,
  А сам спокойно и невозмутимо
  Сухим глазком глядел куда-то мимо,
  Как симулянт при виде докторов.

   И как бы ненароком, невзначай,
   Перед мартышкой, скачущей по веткам,
   Как десять флагов, пущенных по ветру,
   Как пьяный факел, вспыхнул попугай.

   Дивясь его цветастому смятенью,
   На ветке обезьянка замерла,
   И личико, изъеденное тенью
   Затейливых растений, поднесла

   К лучу, как ложку к супу... Свет закапал
   Сквозь листья к ней в глаза, проник за капор
   Линялой шерсти... Сделалось светло:
   Разбилось наважденье, как стекло!

   Но как неясный свет оконной рамы
   Стоит  в глазах, уже смеженных сном,
    Когда ложишься спать перед окном,
    Так взор змеи, упругий и упрямый

    Ещё с минуту в воздухе висел,
    С минуту терпеливо ждал кого-то,
     И наконец, как призрак переплёта
     Оконной рамы вылинял, осел,
     Сломался по частям, пропал совсем.
 
     И вот, то сокращаясь, то вздуваясь,
     Переливаясь, как железный дым,
     И всё-таки над кем-то издеваясь
     Своим существованием своим,

     Прохлёстывая туловищем травы,
     Ушла змея... А попугай вослед
     Орал ей что-то вроде: "Твар-ри! Твар-ри!
     А крыльев нет! Ур-ра! А крыльев нет!.."

       Да, страх - тотальное чувство. Не оставляющее места в душе ни для чего иного.
       Но всё-таки...