Оккупация

  Мама родилась в нашем городе, А-ке. Когда в город пришли немцы, родительский дом на улице был, к сожалению, самый приметный. На то время. Конечно всего две комнатки, но ухоженные (бабушка большая чистюля была). В доме поселили офицера с денщиком. Вещи хозяев были выкинуты с порога, порог высокий был… Больше хозяевам, в свое жилище ходу не было. Мама и бабушка приютились в сарае, рядом с коровой, которую до поры, до времени оккупанты пока не трогали.
   Офицер, немец - злющий был. Денщик или ординарец (как правильно не знаю) за ним старательно ухаживал. Готовил для него сам. Мама запомнила, как он приготовлял картошку. Тщательно нарезав тонкими кружочками, выкладывал на чистое полотенце, чтобы излишняя влага ушла, а потом поджаривал с обеих сторон в большом количестве жира.  Когда в доме не было офицера, денщик иногда понемногу подкармливал маму, пытаясь рассказать, что сам он – рабочий и дома у него тоже есть «киндер».
   Время голодное было, понятное дело не зарплаты ни пенсии, денег никаких. Каждый пытался хоть как- то прокормиться. Летом бабушка (а ей, бабушке всего- то лет 35 было) заботливо высаживала грядки, ухаживала, берегла как зеницу ока, иначе не выжить. Между тем, через полицаев, людям вбивалась в сознание следующая мысль: немец, он значит - культурная нация, покоритесь, приспособтесь, и все будет хорошо. И вот как- то, выходит бабушка на огород и видит, как «культурная нация» в виде господина офицера, сняв штаны, на свежем воздухе, на грядке с морковкой, справляет «большую нужду». Бабушка от негодования и страх забыла, закричала, заругалась на «господина». В страшном гневе «культурная нация», вскочила и начала вытаскивать из кобуры пистолет. Пока он, надо полагать со штанами справлялся, пока пистолет доставал, бабушка перелезла через ТЫН и долгое время пряталась по соседям.
   Когда фрицы отступали, то в первую очередь драпали, конечно, «господа» офицеры. Мамы с бабушкой в этот момент дома не было. А когда вернулись, то обнаружили на столе кое- какие продукты и даже бутылку вина. Денщик на прощание, надо полагать, оставил. Может и правда из рабочих, насильно в солдаты забрали. А с другой стороны, тех, кто такими «насильно забранными», убит был -  не поднимешь, а потому нет им прощения и не будет.