Ощипанный петух

 

«Хлеба и зрелищ» - потребительская корзина древних римлян, дошедшая до нас. Правда, самого понятия «потребительская корзина» они, вероятнее всего, не знали. Жили себе и жили, пока претензии на места их обитания не предъявили другие народы. Пришлось постесниться, но насущное требование их плебеев к патрициям как-то сохранилась у нынешнего обывателя. Мы частенько недооцениваем эту общественную среду. Любим классы, слои, прослойки, а вот обывателя непременно выносим за скобки. Вроде как-то неудобно его воспринимать, да и социологи стараются проскочить мимо него, боясь за свою репутацию: не прилипло бы пятно блюстителя маргинального сознания масс. Фу! 
И вдруг –  всё было тихо и спокойно – и вдруг: не забыв про хлеб и зрелища, обыватель в полный голос заговорил о своем праве на выбор. Обыватель – подумать только – вспомнил, что есть такая общественная скрепа, как закон. И закон должен быть равно приемлем для всех, как хлеб и зрелища. Это Беларусь, дорогой читатель.
У обывателя прорезался голос! Вы представляете себе – заговорил о законе, да ещё и громким голосом! Чего же громко? А чтобы его услышали. Кто? А тот, кто с этим законом привык обращаться произвольно, в силу потребности. Примерно, как представительница древнейшей профессии со своей нравственностью.
И тут власть, которая считала возможным тратить  на обывателя минимумом средств содержания, впала в ступор. Она – опять же вдруг – полностью лишилась доверия обывателя и проиграла выборы, которые сама же и затеяла. Она перестала быть властью,  не представляя себе, как это возможно. Не допуская и мысли об этом. Бессознательность наяву, ступор, стресс. И настолько сильный, что власть поручила выяснять отношения с обывателем  весьма брутальным посредникам из числа силовых структур.
Река насилия, иссыхавшая в своём проклятом русле почти восемьдесят лет, что подтверждалось многочисленными парадами, в том числе и в разгар пандемии, вновь ожила. Слезы, стоны, проклятья, побои, изнасилования, садизм  стали видны и слышны с её берегов. На одном из них суетился и бегал с автоматом Калашникова главный петух от власти, захлебываясь  бранью и слюной. Сидеть и ждать проплывающих мимо трупов врагов уже стало недосуг - жажда крови достигла предела! Но! Но сам то уже ощипан!
Обыватель, за свою многовековую историю видел и не такое. В отличие от генералов, офицеров, солдат, полицейских чинов и городовых, обыватель приговорен историей выживать во время любых потрясений.  «Сарынь на кичку» - это не для него.
Да - протест обывателя еще не описан толком ни единым историком и социологом. Эти господа всё знают про революции, их движущие силы, про необходимость лидеров, количество жертв, необходимых для возбуждения масс и многое другое. Вплоть до количества разбитых витрин,  сожженных покрышек и булыжников из разобранных мостовых.
Но они ничего не знают о том, как будет весть себя в сложившейся ситуации обыватель. Почему протесты не выдыхаются, а становятся регулярными и приобретают элементы карнавальных шествий. В какой момент протест переходит в фазу полного отрицания власти, с которой обыватель просто перестает разговаривать. Но в полном смысле слова терроризирует продуктами собственной фантазии в части, казалось, совсем уже забытого искусства  плакатов, лозунгов, броских обращений и посылов.
Флаги, отвергнутые четверть столетия назад, неожиданно становятся национальной ценностью. Равно, как давние песни и гимны, прославляющие свободу.         
Репрессии не стихают. Автозаки, спецмашины, бойцы в черной униформе с дубинками каждый день носятся по городу. Бьют, хватают, отвозят в тюрьмы, грозят расправой. И что? На обывателя такие меры, оказывается, не производят большого впечатления. Обыватель возвращается домой и рассказывает домочадцам обо всем, что он видел на улицах и площадях на очередном шествии. Ест положенный ему завтрак обед и ужин и с нетерпением ждет следующих выходных. Он удовлетворен собой. Родные и знакомые в тайне ему завидуют и гордятся им, Дай бог им здоровья!