Физиономистика

Взято отсюда: https://systemity.wordpress.com/2020/09/05/physiognomy/

Я не знаю ни одной другой такой области человеческой активности, где бы люди так стремились стать жертвами самообмана, как соучастники огромного многообразия наук о человеке: медицины, психиатрии-психологии, социологии, педагогики, политэкономии, политологии и т.п. Здесь я говорю о науках, а не о способах обдурить людей, повести их в бой за победу небольшой группы мошенников, обещающих всё хорошее сразу и бесплатно. Для всего перечисленного многообразия наук характерно патологическое тяготение к казарменному сходству людей, поскольку управлять клонами наиболее легко и просто. Те, кто жил в СССР, это прекрасно знают.

Очень хочется управленцам всех мастей, проэкстрагировав информацию об ограниченном контингенте людей, получить сразу доступ к пониманию неограниченного множества людей. Последнее приобретается скорее из изучения несходства, из изучения уникальности каждого отдельно взятого человека. Это вызвано тем обстоятельством, что всё, способное функционировать из того, что создано Природой, а не руками человека, является продуктами самоорганизации. Из этой аксиомы, которую нужно растолковывать лишь тем, кому растолковывать её совершенно бесполезно, вытекает одно кардинально важное следствие: чем сложнее данный продукт самоорганизации, тем более каждый из индивидуальных представителей этой серии  продуктов не похож на других её представителей. Сложность далеко не всегда эквивалентна функциональности и именно этим она интересна для исследования феномена индивидуальности.

В очень древние китайско-индийско-тибетские и т.п. времена, когда не было органической химии, которая появилась немногим менее двух столетий тому назад, а тем более ещё не существовало основанной на ней фармахимии, которая появилась на базе химии красителей немногим более сотни лет назад, в те древние времена, когда не было карманных компьютеров для медицинской диагностики, когда ещё никому не могло придти в голову, что с помощью простой безграмотности можно нагреть человечество более чем на $200 млрд, засыпав население вполне цивилизованных стран не только бесполезными, но и опасными для жизни статинами, короче, в те очень давние времена, когда ещё не было не только телерекламы и интернета, но даже механических калькуляторов, тяга к классификации у людей была очень слабо выражена. Древние лекари во главу своей деятельности ставили задачи понять, чем именно данный пациент отличается от другого, а не чем он на него похож, какие особенности его конституции определяют его риски и преимущества, а не что можно прописывать всем вне зависимости от пола, возраста и профессиональной пригодности. С этой целью древние медики разрабатывали сложнейшую диагностику по пульсам, изучали особенности физиономистики, хиромантию, корреляции характера с формой стопы, астрологию, искали лечебные травы и составляли подробное описание того, кому что полезно в зависимости от того, чем он отличается от других.

Но в конце концов мы дожили до глобально тотальной науки, раскинувшей  свои профессорско-академические щупальца везде, где человек ищет возможности занять себя интересным делом и обеспечить себя качественным пропитанием, и где мы постепенно становимся рабами этой глобальной тотальности, переходящей в тотальную глобальность. Миллионные армии фармакологов и медиков постоянно ищут что-то такое, которое почти на всех действует одинаково как аспирин, чтобы легче было зарабатывать, особо не пудря себе мозги. Сестра моя, живущая в Израиле, как-то поделилась со мной открытием. У неё много друзей и знакомых в Израиле. Как-то её друзья провели компанию по выяснению того, что им прописывают в качестве лекарств их врачи, и обнаружили, что, несмотря на различия в болезнях, возрасте, половой принадлежности, страны прибытия, места обитания, личности врачей и пр., им прописывают от 3 до 5 совершенно одинаковых лекарств, включая, разумеется статины, на которых зарабатывают фармакомошенники.

В последние годы в особенности усилился поток публикаций, посвящённых результатам многочисленных исследований, разъясняющих сколько аскорбиновой кислоты, кальция, цинка и т.п. можно получить, съев ту или иную пищу, сколько и чего можно пить, есть, сколько заниматься сексом, сколько спать и т.п. некому мифическому не существующему в природе среднему человеку. А то вдруг открывают ген, который свидетельствует о том, что всё сказанное до этого было ошибкой и всё на самом деле нужно было делать совершенно наоборот. Но через некоторое время сообщается, что обнаружен совсем другой ген, который важней всех старых генов вместе взятых. Долгое время средства массовой информации морочили голову общественности популярными изложениями результатов научных исследований британских и других швейцарских учёных по поводу того, как нужно спать, чтобы не умереть совершенно здоровым.

Помню несколько лет тому назад я съёжился от отвращения, прочитав японскую статью, в которой на примере миллиона субъектов-объектов было твердо с помощью математической статистики установлено правильное время сна для всего человечества. Полчаса отклонения туда-сюда от установленного японскими учёными оптимума означали преждевременное расставание с жизнью. Но вот не так давно группа американских ученых под руководством доктора неврологии Калифорнийского университета Сан-Франциско Ин Хуэй Фу (Ying-Hui Fu) сообщила об открытии гена, влияющего на продолжительность сна человека. Оказалось, что многие великие персонажи (Барбаросса, Кант, Наполеон и другие), которые откровенно не любили спать, довольствуясь несколькими часами отдыха в сутки, были вовсе не “жертвами аборта”. Но главное, что в косвенной форме подтвердило открытие этих учёных, что математическая медицинская статистика, которой современному человечеству упорно загаживают интеллект непригодные к науке выпускники престижных университетов, является самым нахальным из всех возможных обманов. Не нужно быть большим интеллектуалом, чтобы понять, что медицинская математическая статистика предполагает возможность перемножать людей, вычитать их, возводить в степень, делить на всё, на что захочется, а человек так сложно устроен, что эти операции к нему категорически неприменимы, поскольку с любым рядом стоящим его разделяет воздух.

Человека, как и другие сложные самоорганизующиеся системы, полезнее и плодотворнее изучать со стороны, а не копаясь во внутренностях этих систем. Или же, используя оба этих подхода. Но исследования человека без томографов, электронных микроскопов, масс-спектрографов, хроматографов и т.п. непростых приборов считается в наше время по-детски несолидным, хотя многое из того, что человечество в настоящее время изучает, было открыто великим Аристотелем в районе 2400 лет тому назад. Многие явления, интересовавшие Аристотеля, остаются практически на том же уровне понимания, как и в его времена. По поводу науки физиономистики он говорил:

    «Душа и тело взаимно дополняют друг друга и воздействуют друг на друга. Тело воздействует на душу в гневе, любви и печали, потому что тело – показатель наших чувств… Душа  скрывает чувства, а тело выражает их открыто. По виду человека, которого мы наблюдаем, мы можем сказать, разгневан он, или чего-то боится, или он сладострастен, или от природы злой, робкий, или стремится к вожделению. По этим чертам мы определяем человека. И будьте уверены, что мы не ошибаемся. Искусство физиономиста требует острого ума, глубокомыслия, умения делать выводы.”

Новейшие достижения медицины очень важны и полезны, но они, к сожалению, воспитывают у медиков ощущение того, что в каком-то смысле человечество представляет собой гомогенную биомассу.

Аристотелевское высказывание о том, что “искусство физиономиста требует острого ума”, очень важно. Важно именно потому, что коллекционирование улыбок и печальных выражений само по себе совершенно бессмысленно, поскольку нужно коллекционировать улыбки и печальные выражения только очень знакомых людей. То есть науку “физиономику” нужно начинать, как только зрение новорождённого перестанет быть нечётким и окрашенным в различные оттенки серого. Все новорождённые предпочитают смотреть только на мать и эта манера у многих не проходит со взрослением. К сожалению, с тех пор, как изобрели микроскоп и телескоп, острота ума у исследователей закономерно снижается, поскольку они всё больше полагаются на приборы, нежели на свои мозги. К физиономистике в большой степени относится и другое высказывание Аристотеля. В своей “Метафизике” он сообщил человечеству одну из самых важных истин, которую это человечество еще не совсем усвоило, а скорее всего совсем не усвоило:

    “Целое есть больше суммы его частей”

Это фундаментальное правило холизма требует для применения действительно острого ума и наблюдательности.

Я проиллюстрирую сказанное на примере физиономистики, которая меня всегда интересовала и с помощью которой я всегда составлял своё мнение о людях. Здесь играет большую роль острота восприятия. Когда я переехал из Азербайджана жить и работать в Россию, то первое время мне все русские казались на одно лицо. Когда я через несколько лет приехал на побывку к родителям в Баку, то мне стали казаться на одно лицо все азербайджанцы. Я, конечно, сильно утрирую, но похожие чувства я действительно испытывал.

Представим себе, что среднего уровня современный учёный серьёзно займётся проблемой физиономистики. Наверняка он начнёт пытаться по тем или иным конкретным признакам внешности человека определять его характер. Пытаться связать с манерами, поведением, отношением к людям и т.п. форму лица, подбородка, носа ушей, губ, цвет глаз, направление взгляда и т.п. Вот, например, взятые мною из интернета перлы исследовательских усилий, направленных на то, чтобы связать характер человека с формой его глаз. Да так, чтобы это было понятно ленинской кухарке для облегчения её, кураркинного, существования:

“Форма глаз.
Очень большие – болтливость, недостаток здравого смысла.
Большие с толстыми, припухшими веками – жадность, склонность к агрессии, поучительство.
Обычные – общая уравновешенность человека.
Маленькие, живые – спокойный ум, пронырливость, хитрость, умение достигать.
Подвижные, беспокойные – недоверчивость, подозрительность. Маленькие, впавшие объведённые синими кругами – зависть, способность к измене.
Глубоко посаженные, подвижные – хитрость, лукавство, изворотливость.
Очень медленные – лень, нерассудительность, склонность опаздывать.”

Нет необходимости убеждать читателя в том, что результаты подобных “исследований” представляют собой голую чушь. При том, что физиономистика является реально действующим способом познания людей, приложение редукционизма к физиономистике бессмысленно. У каждого человека свой путь построения физиономистики с опорой на свой личный жизненный опыт. Не стоит доказывать, что, определяя по размеру глаз наличие здравого смысла, можно вконец лишиться такового. На примере редукционистского подхода к исследованию физиономистики особенно хорошо воспринимается значимость аристотелевского “целое есть больше суммы его частей”. Как и в любом ином подходе к исследованию самоорганизующихся систем, любые формы анализа в отсутствии синтеза, бессмысленны, но любые формы такого синтеза требуют применения незаурядного интеллекта.

Конечно же физиономистика должна хорошо согласовываться с различиями в строении ДНК, но нужно понимать, что, если, генетические различия на уровне ДНК между человеком и шимпанзе составляют 1 нуклеотид из 100 (т.е. 1%),  различия между людьми составляют в среднем 1 нуклеотид из 1000 (то есть 0.1%), то различия между человеческими улыбками могут соответствовать одному нуклеотиду на миллион. Поэтому в физиономистике сначала человек в целом, а уж потом его улыбка. Физиономистика является экстрактом жизненного опыта каждого отдельного человека, зависит от его ума и логичности его мышления, поэтому не обобщается.

Кстати, о сходстве ДНК. Приведённый ниже рассказ хорошо иллюстрирует сказанное мною.


ВАЛЕРИЙ ПАНЮШКИН. ВСТРЕЧА

Я видел Встречу только однажды, и это одно из самых сильных впечатлений за всю мою жизнь, которую не назовешь бедной на впечатления.

Вообще-то доноры костного мозга не могут знать, для кого сдают костный мозг. У вас берут кровь, заносят результаты анализа в международный регистр, а потом проходит долгое время, и вы забываете, что однажды согласились стать донором. Шансов, что именно ваш костный мозг кому-нибудь понадобится, — один на сто тысяч.

Вы забываете, что внесены в регистр. И вот однажды вам звонят или присылают письмо. Звонят и говорят, что ваш костный мозг кому-то нужен. Но не говорят кому. Вы можете отказаться. Вы имеете право передумать. У вас могут появиться какие-нибудь противопоказания. Но если вы не передумали и если не появилось противопоказаний, то вам оплачивают авиабилет до Франкфурта, а там встречают на машине и везут в маленький город Биркенфельд на юге Германии.

С этого момента вы «активированный донор». Это значит, что где-то на Земле есть человек, который готовится к трансплантации. Готовится стать реципиентом вашего костного мозга. И донор не может знать своего реципиента, таковы правила. Максимум, что вам могут сказать: ваш реципиент мальчик из России, или женщина из Голландии, или девочка из Канады.

Вас быстро обследуют, дают общий наркоз и выкачивают из тазовых костей немного костного мозга. Костный мозг выглядит как кровь ярко-красного цвета. А ваши тазовые кости на несколько дней становятся мягкими, прогибаются, если нажать на них пальцем. Это быстро проходит. Вы уезжаете домой. А врач кладет ваш костный мозг в контейнер и везет реципиенту. Вы не знаете куда.

Проходит три года. Если ваш костный мозг прижился, если ваш реципиент выжил и выздоровел, то вам звонят и спрашивают, не хотите ли вы познакомиться с реципиентом. Вы можете отказаться. Ваш реципиент тоже может отказаться от знакомства с вами. Но если оба согласились, то вы опять летите во Франкфурт, за вами опять присылают машину и вас опять везут в город Биркенфельд. На Встречу.

Встреча происходит в большом и почти никак не украшенном зале. Что-то вроде столовой при клинике. Там металлические столики и простое угощение: канапе, пирожные, лимонад. Я был там несколько лет назад вместе с другом моим доктором Мишей Масчаном и группой российских детей, Мишиных пациентов, перенесших неродственную трансплантацию костного мозга. Детей наших было пятеро или шестеро. Они ели пирожные и начинали уже скучать. А мы с Мишей стояли поодаль у окна и ждали, когда придут доноры.

Потом открылась дверь и вошла молодая женщина лет тридцати. Худенькая и нескладная блондинка. У нее был очень растерянный вид. Она не знала, куда ей идти. А мы знали. С первого взгляда.

«Господи! — прошептал доктор Миша. — Такого не может быть!» Эта худенькая блондинка была похожа на одну из наших девочек, как старшая сестра бывает похожа на младшую. Ошибиться было невозможно. С первого взгляда было видно, что у женщины и у девочки совпадают ДНК.

Миша подошел к блондинке, спросил имя девочки, которую блондинка ищет, и, разумеется, блондинка искала именно ту девочку, про которую мы думали. Миша представился, сказал, что это он доктор, который делал трансплантацию, повел женщину через зал знакомиться с девочкой. Блондинка что-то щебетала по-английски. А потом увидела девочку, замерла и прошептала: Mein Gott! Das bin doch ich als Kind! Я не знаю немецкого, но я понял, что она сказала: «Господи, это же я в детстве».

Наша девочка, кажется, испытывала подобные чувства. Она встала и, раскрыв рот, молча смотрела на себя взрослую. Когда прошло первое потрясение, женщина рассказала нам, что она неудачливый юрист из Мюнхена, и что эта девочка — первая в ее жизни удача. А мы ей рассказали, что девочка из Сибири, и что ей тоже изрядно повезло с неудачливым юристом из Мюнхена. Надо было шутить как-то, тем более что вокруг происходило черт знает что такое.

Явился двадцатипятилетний панк из Торонто, весь в цепях и с красными волосами. Но, несмотря на красные волосы, он был как две капли воды похож на нашего мальчишку из Таганрога. Пришел американец, живущий на Гавайях, и наша девочка из-под Тулы выглядела как его родная дочь. Женщина из Португалии больше была похожа на нашу девочку из Архангельска, чем девочкина родная мать…

За соседними столами происходило примерно то же. На всех европейских языках люди выкрикивали: «Господи! Это же я в детстве!» Обнимались, смеялись, плакали, гадали, какая может быть связь между голландцами и канадцами, шотландцами и удмуртами, испанцами и поляками… Некурящий доктор Миша сказал: «Пойдем на улицу покурим. Невозможно же смотреть на это наглядное свидетельство того, что все люди братья». В это время отворилась дверь, в зал вошла полная женщина лет сорока и закричала зычно по-английски: «Где этот русский мальчик?» Единственный из наших детей, который еще не нашел своего донора, был совершенно на эту женщину не похож. «Ну слава богу, — сказал доктор Миша. — Хоть эти не похожи друг на друга как две капли воды. Хоть как-то разбавляется экзистенциальное напряжение». Мы подозвали женщину, познакомили с ее реципиентом. Она села рядом с мальчишкой на корточки, принялась щипать его за щеки, трепать ему вихры, подарила медведя… Потом подмигнула нам и сказала: «Сейчас придут мои дети».

Через минуту в зал вошли дети этой женщины, близнецы. Наш мальчишка из Оренбурга был похож на этих близнецов из южной Англии как третий близнец.


Этот рассказ является прекрасной иллюстрацией того факта, что можно прожить сотню лет в постоянном общении с людьми и так и не приобрести способности понимать характер человека по его внешним признакам, по его поведению, по реакции мышц лица на те или иные внешние воздействия. Поскольку физиономистика – это космически сложный интегральный процесс. Последовательность нуклеотидов ДНК вряд ли сможет добавить что-то в понимание физиономистики, хотя степень близости нуклеотидной последовательности ДНК является признаком физиолого-биохимической близости людей, соответственно, близости их анатомических и динамических характеристик.

Но есть ещё один очень важный аспект таланта физиономиста. Дело в том, что наличие сходства не всегда, если всегда не определяют однозначно родство душ. Это самое родство душ намного сложнее и тоньше матрицы, по которой синтезируется бренная часть нашей жизни. Талантливый, опытный физиономист способен понять и почувствовать то, на что не способна никакая наука. Он способен понять и различить людей, чьи внешности непохожи или мало похожи, но чьи души абсолютно конгруэнтны. Эти души представляют собой мультимерные пазлы и часто лишь один из двух может понять, насколько они совпадают.