И снова о смерше

Не первый раз я возвращаюсь к деятельности одной из самых эффективных в истории человечества контрразведывательной спецслужбы периода Второй мировой войны – СМЕРШе,  название которой дал Верховный главнокомандующий Красной Армии Иосиф Сталин.  Оно означало «Смерть шпионам».  Офицерам этой службы были даны очень большие права, но и обязанностей на них ложилось немало.

Я прочитал немало литературы о деятельности этой службы. Очень много написано о ней в известном романе Владимира Богомолова «В августе 44-го» или «Момент истины». Богомолов до тонкостей знал особенности этой службы и написал замечательное художественное произведение, рассказывающее о поимке немецких агентов-парашютистов в тылу действующей армии, готовящейся к крупной наступательной операции в Прибалтике. Много о контрразведчиках написал профессор, бывший полковник КГБ Здановский, к тому же выступающий с лекциями в Интернете.  Я не буду повторяться, желающие могут прочитать о СМЕРШе в моей заметке.

Сегодня речь пойдет о трудностях военной службы офицеров СМЕРШа, которых в годы перестройки и после развала СССР стали обвинять в том, что они входили в так называемые заградотряды, расстреливающие отступающих без приказа красноармейцев. Эти горе-писаки и критиканы в одну кучу смешали особые отделы Красной Армии, войска НКВД, и контрразведчиков. Это были три разных ведомства,  были в начальный период войны еще пограничные войска, отступающие вместе с Красной Армией от границы.  В их обязанности входило:
наведение и поддержание в тылах фронта должного порядка;
проверка документов, а в случае необходимости – при возникновении подозрений – и личных вещей как у гражданских, так и военнослужащих независимо от занимаемой должности и званий;
проверка всего проходящего гужевого и автотранспорта:
охрана важнейших объектов и обеспечение бесперебойной работы связи;
задержание и доставка на сборные пункты самовольно уходящих в тыл красноармейцев м командиров, вылавливание и арест дезертиров;
регулирование движения на дорогах и эвакуации; предельная загрузка транспорта, двигающего на восток; очищение в случае необходимости дорог от беженцев;
но в первую очередь – поимка и уничтожение немецких шпионов и диверсантов, борьба с вражескими десантами.
Все это входило в задачи и обязанности официально, по приказу, но фактически пограничники чем только не занимались.  Как известно, погранвойска входили в НКВД.  Сформированные из пограничников боевые дивизии первые в Красной армии получили звания гвардейских еще в 1941 году. 

А вот заградотряды появились в 1942 году по знаменитому приказу № 227, получившего название  «Не шагу назад». Введение загрядотрядов, которые обычно были в составе НКВД, было вызвано необходимостью подавить панику в войсках, остановить отступление,  организовать жесткую оборону на тех рубежах, где вела бои Красная Армия.  В дальнейшем загрядотряды утратили свое значение и исчезли.  А контрразведка «Смерш», как известно, было создана в 1943 году, и подчинялась непосредственно Сталину как Верховному главнокомандующему и наркому обороны. На уровне фронтов были образованы управления контрразведки с небольшим штатом разыскников,  шифровальщиков и офицеров, руководивших сыском в прифронтовой полосе.

Задачей этой организации, что видно из самого названия, являлась борьба с немецкими агентами: диверсантами-парашютистами, оставленными в тылу Красной Армии агентами, осуществляющими стационарное наблюдение за перемещением частей армии на узловых станциях и передающих сведения немцам, с так называемыми фланерами – агентами, которые собирают разведывательные сведения, главным образом о передвижении войск и техники, перекочевывая со станции на станцию, нигде при этом подолгу не задерживаясь, чтобы не привлекать к себе внимание.  Маршрутники, в отличие от фланеров, ведут визуальное наблюдение преимущественно в пути, при проезде в поездах и эшелонах.  Наилучшая маска для фланеров и маршрутников во время войны – форма и документы военнослужащих.  В начальный период войны фланирование по  железнодорожным узлам прифронтовой полосы нередко осуществлялось под видом эвакуированных граждан.

О трудностях службы контрразведчиков СМЕРШа хорошо написано в романе Богомолова, когда опытный контрразведчик, старший лейтенант  Евгений Таманцев, в прошлом пограничник, рассуждает об этом.  Он является одним из членов оперативно-розыскной группы, руководит которой капитан Павел Алехин, и в составе которой есть еще стажер, лейтенант Андрей Блинов, а также шофер «полуторки» сержант Хижняк.

«Контрразведка – это не загадочные красотки, рестораны, джаз и всезнающие фраера, как показывают в фильмах и романах. Военная контрразведка – это огромная тяжелая работы… четвертый год по пятнадцать-восемнадцать часов каждые сутки – от передовой и на всем протяжении оперативных тылов… Огромная соленая работа и кровь… Только за последние месяцы погибли десятки отличных чистильщиков, а вот в ресторане за всю войну ни разу не был.

Условия работы у нас такие, что бывалый шерлок даже из столичной уголовки от отчаяния повесился бы на первом же суку. В любом уголовном розыске – дактилоскопия, оперативные учеты, лаборатория и научно-технические отделы; там на каждом шагу постовой или дворник, готовые помочь и словом, и делом. А у нас?

Ширина полосы фронта – свыше трехсот километров, глубина тылового района – шестьсот с лишним. На этой огромной территории сотни городов, сотни узловых и линейных станций; ежесуточно – тысячи передвигающихся к фронту и по рокадам бойцов, сержантов и офицеров, повсюду леса, большие чащобные массивы. А жители, например, здесь, в западных областях, запуганные, молчаливые, из них слова дельного, как ни старайся, не вытянешь. А вся наша техника, кроме личного оружия – трофейный Пашин фотоаппарат. 

Причем уголовка  имеет дело с самодеятельностью отдельных лиц, а мы – с преступниками, за которыми сильнейшее государство, которых готовят не малограмотные пацаны, а изощренные агентуристы, готовят в специальных школах, снабжают легендами, экипировкой и документами опытнейшие профессионалы.

Что мы лично может им противопоставить? Примитив полевого контршпионажа: осмотры леса, визуальное наблюдение, беседы с местными жителями и засады.  Убийственный примитив! И хоть яловая, а телись! Возьми их всех! Возьми их теплыми! Умри, но сделай! Вернее, как говорит начальство: сделай и не умирай!»

Как можно вычитать в романе, в 3-м Белорусском фронте, в управлении контрразведки фронта всего 56 штатных оперативных работника, к тому же есть огромный недокомплект из-за больших потерь при наступлении в предыдущие месяцы.  Поэтому группа Алехина в составе трех человек и водителя автомобиля целыми сутками мотается по районам выхода рации немецких агентов в эфир в попытках найти хоть какие-то следы этого.

Сюжетная линия романа рассказывает о действиях небольшой группы розыскников управления контрразведки 3-го Белорусского фронта накануне крупной операции Красной Армии в Прибалтике в августе 1944 года.  Сталина, который уделял большое внимание секретности подготовки к этой стратегической операции, встревожила короткое сообщение военной  контрразведки о том, что в тылах фронтов, готовящихся к наступлению, действует агентура немцев, раскрывая  секреты подготовки к операции. Выслушав сообщение начальника Главного Управления контрразведки «Смерш», он дает указание за сутки найти агентов или не дать им возможность связываться с немецкими штабами.  Дело Неман» взято на контроль Ставкой и огромная персональная ответственность легла на начальника ГУКР Абакумова.

Все имеющиеся силы ГУКР «Смерш» были брошены на выполнение приказа Верховного. В город Лиду самолетами свозят розыскников со служебными собаками со всех фронтов, для координации поиска приехали заместители наркомов госбезопасности и внутренних дел, прибыл начальник ГУКР генерал-полковник Абакумов. Прорабатывается вопрос о проведении войсковой операции с прочесыванием лесного массива в поисках тайника с рацией и поимкой агентов, если они там окажутся.  Этому противится руководство управления контрразведки фронта, ибо войсковая операция в основном дает трупы агентов, а не момент истины  (момент получение от захваченного агента сведений, способствующих поимке всей разыскиваемой группы и полной реализации дела).

Но прибывшие в Лиду московское начальство настаивает, и  для проведения войсковой операции проводится подготовка. Снимаются прибывшие для пополнения действующих армий войска в количестве семи тысяч человек, , задействуются больше трехсот автомобилей, сотни розыскников с собаками со разных фронтов.  Однако генерал Егоров, начальник управления контрразведки фронта,  и начальник розыскного отдела подполковник Поляков делают все возможное, чтобы оттянуть начало войсковой операции, надеясь, что группа капитана Алехина встретит в Шиловичском лесу немецких агентов, которые должны были взять свою рацию из тайника в лесу, и готовиться к приему самолета с батареями для радии и другим грузом в этом лесу. По некоторым косвенным данным вычислен примерный район, где может быть тайник.

И вот в конце романа произошла схватка лицом к лицу немецких агентов, которые около месяца шастали по тылам нашей армии, собирали массу разведывательной информации и регулярно,  из разных мест, передавали радиограммы немцам.  Кто они, кем притворяются, не было известно. Но вот встретились на укромной лесной тропинке пять незнакомых офицеров: капитан Алехин из «Смерша», помощник коменданта города Лида, и три немецких агента, переодетых в форму офицеров Красной Армии.  Группу немцев возглавлял опытнейший агент, неоднократно бывавший в тылах нашей армии, легендарный Мищенко, имеющий несколько наград от фюрера.

Далее следует у автора длинный текст разговора офицерского патруля с агентами, оценка всех показанных ими документов, со всеми условными знаками, вводимыми в них для секретности,  сравнение Алехиным лиц подозреваемых со словесными описаниями ориентировок на самых опасных немецких агентов из числа бывших граждан СССР, ставших работать на немцев. Именно тогда на ум капитана пришла фамилия Мищенко, похожая на словесное описание в ориентировке. Для точности не хватало лишь осмотра спины агента, где должны быть два маленьких шрама. Но не попросишь же проверяемых раздеться, они и так  отказывались показать содержимое своих вещевых мешков.

Но и этого суперагента сумел расколоть  капитан Алехин, заставил проявить свою сущность, и  Мищенко не выдержал,  напал на офицерский патруль из двух человек. Он не знал, что это была «засада на живца с подстраховкой». Живцом были Алехин и помощник коменданта города, а подстраховкой – два офицера контрразведки – опытнейший старший лейтенант Таманцев, чистильщик и волкодав (розыскник, способный брать живьем сильного, хорошо вооруженного и оказывающего активное сопротивление противника) по прозвищу скорохват, и молодой стажер, лейтенант Блинов, боевой офицер, получивший ранение на фронте, и комиссованный в контрразведку по здоровью.  Таманцев часто называл его Малыш и во время минут отдыха наставлял стажера.

Чистильщик (от слова очищать районы передовой и оперативные тылы от вражеской агентуры) – жаргонное обозначение на сленге розыскника  военной контрразведки.  Настоящие чистильщики обладали навыками меткой стрельбы и  приемами, позволяющими задержать вражеского агента живым, или как говорил Таманцев, «теплым».  Их очень уважали и ценили в «Смерше». И Таманцев был именно таким, настоящим чистильщиком. Его знали даже в Москве.   Вот что устами стажера Андрея Блинова говорится  в романе «В августе 44-го».

«Он завтракал в комнате-столовой, когда стоящий там у широкого окна молодой длинноногий майор с орденской планкой на сильной выпуклой груди, спортивно-молодцеватый, как и все московские «волкодавы», повернулся и негромко сказал другому офицеру:
- Никулин, ты спрашивал… Вон Таманцев.
При упоминании фамилии Таманцев еще двое офицеров, сидевших рядом с Андреем, подскочили к окну и стали смотреть. Андрей тоже поднялся.
Таманцев, небритый, в стоптанных хромовых сапожках и позаимствованной во взводе охраны старой солдатской гимнастерке с большими нелепыми заплатами на плече и на груди – свою, окровавленную, чтобы отстирать, он замочил в бочке с дождевой водой, - держа в руках пилотку, устало шел метрах в пятнадцати от дома.

У него был вид штрафника, скупившего свою вину и восстановленного в звании, но не получившего еще нового обмундирования и потому нацепившего офицерские погоны прямо на старое.  Словно почувствовав на себе взгляды, он поднял голову  и, сплюнув, посмотрел на стоящих у окна с таким презрением и свирепостью, что те сразу отвернулись или отвели глаза.

Андрей был польщен. В интересе московских «волкодавов» к Таманцеву он уловил не просто любопытство, а уважение профессионалов и еще раз подумал, с какими замечательными людьми – Алехиным, Таманцевым и подполковником Поляковым, свела его судьба.

То, что москвичи узнали Таманцева в лицо, Андрея не удивило. Он слышал, что весной Таманцев ездил в Москву и показывал там свое искусство в стрельбе по-македонски (стрельба на ходу из двух пистолетов или револьверов по движущейся цели) большой группе офицеров и генералов. Стрелял он так, что начальник Главного управления наградил его именным оружием – присланным вслед пистолетом с дарственной гравировкой.»

И вот Таманцев вместе с Блиновым вступили в схватку с опытным врагом. А вот что было дальше, мы узнаем от самого Таманцева.  Текст процитирую с некоторыми сокращениями.

«Паша  (капитан Алехин) рассчитал  все с точностью до полуметра, я зная по опыту, как это трудно, мысленно ему аплодировал. Они остановились прямо перед засадой, и я мог разглядеть всех троих – от бедер и выше.

За плечами у старшего лейтенанта и лейтенанта были вещевые мешки, набитые, судя по округлым очертаниям, чем-то мягким, впрочем, это еще ни о чем не говорило: рации обычно тоже обертывают в плащ-палатки и в запасную пару белья.

У капитана было хорошее лицо – сильное, уверенное, но не наглое. И сам он был какой-то спокойный, несуетливый, уверенный – мне такие нравятся. Второй, старший лейтенант, напоминал отчасти  балаклавского амбала (портовый грузчик. В более широком смысле – рослый, физически сильный человек), и для себя тут же окрестил «амбалом».  Третий же, лейтенант, был по виду как из-под штампа – типичный молоденький командир взвода, какой-нибудь Эс Ка (обычный сигнал, завершающий войсковую радиосвязь). Я поч5му-то подумал, что если они агенты, то он скорее всего – радист.

Кто они – это должен был теперь в считанные минуты без ошибки определить Паша. Я знал, что ему сейчас в сотни раз труднее, чем нам с Малышом, задача у него несравненно сложнее, и отлично представлял все его напряжении.

Проверяя и оценивая документы, он должен мысленно прокачать установочные данные всех троих и признака их словесных портретов по тысячам розыскных ориентировок. При этом он обязан все время фиксировать детали и оттенки их поведения, фиксировать игру вазомоторов и нервные реакции, чтобы тотчас уловить слабину, беспокойство и в случае чего подать нам условный сигнал. При этом от него требуется проверить и без ошибки оценить документы, фактуру, реквизит, все особой и удостоверительные знаки, а так же степень соответствия содержания действительным обстоятельствам.

При этом, чтобы выиграть, растянуть время проверки, он должен с первой и до последней минуты быть в маске, бутафорить: изображать этакого простоватого службиста, из деревенских, бдительного, но недалекого тугодума, попавшего в офицеры только благодаря войне. Сейчас такие в армии не исключение.

При этом – в данном случае – он должен прокачать всех троих и на левшу, что тоже отнюдь не просто…  При этом, если потребуется, он должен обострить ситуацию… При этом он должен при каждой возможности качать их на косвенных (в ходе разговора задавать вроде безобидные второстепенные, косвенные вопросы, при помощи которых можно незаметно выявить несоответствие ответов проверяемого действительным обстоятельствам)… При этом… Есть еще десяток «при этом» - того, что он должен, обязан, и я это прекрасно знал: в таких минуты от напряжение даже у самых крепких волкодавов спина становится… Лопухнуться при проверке документов могут патрули, а розыскник не может, не имеет права лопухнуться…

Кроме выявления сути подозреваемых, засадой с живцом можно добиться и так называемого «эффекта экстренного потрошения».  Некоторые сведения, известные агенту, крайне важно получить от него не спустя какое-то время, а немедленно. При отсутствии же прямых веских улик захваченные агенты, особенно парши, нередко молчат сутками, неделями и даже месяцами. Хоть лоб разбей, хоть наизнанку вывернись, а толку от них не добьешься.  Если же они повязаны нападением на представителей военной власти, что само по себе карается расстрелом, то при умелом обращении обычно раскалываются в первые же часы. И главной целью всех Пашиных действий сейчас было вызвать этих троих на удар.

Почти одновременно я уловил замах руки над Пашиной  головой и услышал команду бритоголового: «Бей их!» Я понял: Пашу убивают, но помощник коменданта закрывал от меня всех троих, и заорав: «Ни с места! Руки вверх!!!», чтобы отвлечь внимание на себя – выскочил из кустов.

Вслед за мной выстрелил и Малыш, и я увидел, что бритоголовый как подкошенный валится на траву рядом с Пашей, а тот пытается подняться  и кровь из раны заливает ему глаза.

Ближе всех ко мне спиной в четверть оборота стоял помощник коменданта (он в первый же момент инстинктивно отпрянул назад),  за ним метрах в полутора – амбал , еще дальше и левее «лейтенант»: двое последних, естественно, повернулись и смотрели в мою сторону, причем в левой руке у амбала я, как и ожидал, увидел нож, а в правой у «лейтенанта» был ТТ, который он, помедлив, направил на меня.  Можно было двумя-тремя пулями обезвредить его – он стоял совершенно открыто, - но я уже выбрал его для экстренного потрошения,  и поэтому следовало взять его желательно без единой царапины.

В некоторой растерянности он помедлил, и за эти секунды я оказался у него со стороны солнца и, таким образом, задействовал подсветку. Для остраски, для давления на психику, я немедля «пощекотал ему уши»: произвел по одиночному выстрелу из обоих наганов так, что пули прошли впритирку с его головой – это впечатляет.  Чтобы затруднить ему прицеливание, я непрерывно «качал маятник»: пританцовывал левым плечом вперед, рывками перемещая корпус из стороны в сторону и все время передвигаясь и сам, - нечто похожее, только попроще, проделывает боксер на ринге. Для дальнейшего психологического воздействия я держал его на мушке и фиксировал взглядом, все своим видом показывая, что вот-вот выстрелю.

Малыш выпрыгнул без промедления и, как и следовало, угрожающе закричал: « В-в-в-звод, к бою!» и я тот час во все горло повторил его команду, добавив: «Окружайте поляну!!» - хотя никакого взвода в радиусе нескольких километров, разумеется, не было, и делалось это исключительно чтобы задействовать фактор отвлечения, фактор нервозности – сбить троих с панталыку и, во всяком случае, заставить оглядываться. Результат оказался большим, чем ожидалось: «лейтенант» крикнул «Засада!, метнул мгновенный взгляд на амбала и, дважды выстрелив даже не в меня, а мою сторону, вдруг опрометью бросился бежать.
- Не стрелять! – поднимаясь на ноги, скомандовал Паша; то относилось ко мне и Малышу и звучало напоминанием, что хоть одного надо взять живым.

Умело держась метрах в двух за помощником коменданта, амбал молниеносно нагнулся к бритоголовому и в руке у него я увидел не финку, а обнаженный пистолет, сообразил, что он левша и разглядел, что у него «Браунинг Лонг 07» калибром девять миллиметров, именно та машина , которая у немецких агентов обычно заряжена разрывными пулями с ядом, вызывающим немедленную смерть.

Я уже прикинул оперативную обстановку и соотношение сил: Малыш свалил бритоголового «капитана», причем по-серьезному – тот не вставал и не двигался, - а у Паши как минимум пробита голова; во всяком случае, на какое-то время они оба практически вырубились.  И мне следовало немедленно принять командование на себя и под мою личную ответственность во чтобы-то не стало слепить – теплыми! – амбала и «лейтенанта».
- Держи лейтенанта! – крикнул я Малышу и, понимая, что Паша оглушен, во весь голос заорал: - Ложись, Паша! Ложись!!!
Я боялся за них больше, чем за себя, и, с облегчением отметил, что они оба поняли и выполняли мою команду.

Выскочив в первое мгновение из кустов, я сражу же метнулся влево, чтобы расширить сектор охвата , положить амбалу и «лейтенанту» подсветку на глаза (развернуть лицом их против солнца), а также чтобы деблокировать директрису (т.е. открыть мишени для стрельбы, т.е. немецких агентов).  Не удалось только последнее: амбал с похвальной быстротой переместился вправо и снова оказался за рослым, фигуристы помощником коменданта. Он двигался легко и ловко, и реакция у него хорошая, но при этом защитном движении его голова на секунду появилась правее фуражки помощника коменданта, и в тот же мин выстрелом из правого нагана я сбил с него пилотку. Такие вещи впечатляют, а от меня сейчас требовалось все время давить ему на психику.

Помощник коменданта лишь теперь протер мозги, лапал судорожно кобуру, прижатую половой кителя, и не мог от возбуждения открыть – заколодило, как случается и не у таких лопухов.
- Падай, капитан, падай! – закричал я ему, но он будто не слышал, даже не пригнулся.  – Ложись, комендатура, ложись!! – яростно заорал я, и тот час прыгнул вправо. На секунду открылась часть туловища амбала, его левая рука с браунингом, и я, стремясь упредить его действия, нажал на спусковой крючок, но амбал проворно дернулся влево. Вслед за моим выстрелом справа раздались еще три: стоя на четвереньках, Паша сбоку стрелял по ногам амбула, это создавало  крайне ценный для меня отвлекающий фактор, и мысленно я ему аплодировал. 

Я не промахнулся: на рукаве гимнастерки амбала у самого плеча проступили темное пятно. Но я только его задел, считай, поцарапал ему левую руку, а её требовалось надежно «отключить».  Толково используя ситуацию, он держался за живым заслоном, я же на открытом месте в десятке метров от него и вынужден энергично двигаться, пританцовывать, фиксируя его лицо и все время угрожая обоими наганами.

Он выстрелил в меня двумя пулями, не попал, добавил погодя секунду еще одну и снова мимо. Чему-чему, а как «качать маятник» (наиболее рациональные действия и поведение во время скоротечных огневых контактов при силовом задержании. Оно включает мгновенное выхватывание оружия,  умение задействовать фактор отвлечения, подсветку, и упреждающее стремительное передвижение под выстрелами,  непрестанные обманные движения и снайперскую меткость попаданий я конечности в стрельбе  «по-македонски», и непрерывный психологический прессинг), я мог поучить и его, и тех, кто готовил его в Германии, к тому же Пашины выстрелы сбоку, несомненно, действовали ему на нервы, а подсветка значительно снижала меткость.

Тем не менее, это был опытный, находчивый парш (агент-парашютист, более распространенно: сильный, способный оказать серьезное сопротивление противник), сразу понявший, что я опаснее других и что надо в первую очередь разделаться со мной. И я перед этим оценил его правильно: он действовал толково, уверенно, стрелял в отличие от «лейтенанта» умело, не торопясь, и если бы не подсветка и не моя сноровка в «качании маятника», он бы, возможно, меня уже свалил.

Ствол браунинга опять следовал за моими движениями – справа налево и обратно, и я чувствовал, что в ближайшую секунду снова раздастся выстрел. Но в это мгновение помощник коменданта вытащил, наконец, пистолет, и амбал, целившийся в меня, без промедления дважды выстрелил ему в грудь.  С позиции самосохранения и личной безопасности его действия были логичны, обоснованы, но теперь он терял свое главное преимущество: помощник коменданта и стал валиться вниз и назад, при этом открылся верх туловища амбала, и как только это произошло, я упредил следующий его выстрел, всадил ему две пули в левое плечо и тотчас рванутся вперед, чтобы помешать ему – блокировать вероятную попытку поднять правой рукой вывалившийся на траву браунинг.

Он действительно нагнулся и, не спуская с меня глаз, зашарил у ног, но я летел на него стремглав, и, не выдержав, он бросился бежать через поляну, и я пустился за ним. Раненный в плечо и ляжку, он бежал даже лучше, быстрее, чем я ожидал. Но ему нужно было достигнуть деревьев или оторваться от меня, чтобы обнажить ствол, а я спокойно сокращал расстояние между нами и готовился его слепить. Он наверняка  уже понял, кто мы такие и наша задача – взять его живым. Кончено, я без труда мог его стреножить, но дырявить даже парша без надобности – мне поперек горла, и зачем стреножить, если он и так не уйдет.

И в этот момент амбал наконец сделал то, чего я от него все время ждал: правой рукой ухватился за кобуру. Она у него наверняка была с вытяжным ремешком, и мешкать не следовало.  Тут могло быть два решения: сбить его подсечкой или же оглушить ударом в голову. Имея в виду оперативную обстановку здесь, на поляне, и то, что нам предстояло, я выбрал второе: наддав, сократил дистанцию и, как только пальцы его оказались в кобуре, взлетел над ним  в прыжке и сверху ударил его рукояткой нагана правее макушки, в полсилы, с расчетом кратковременного рауша (оглушение с потерей сознания).

Он упал вперед и чуть влево, и по инерции метра полтора проехал лицом по траве. Замер расслабленно, голова не поднималась, и я понял, что на какие-то минуты он вырубился. Сунул выпавший из кобуры браунинг себе в карман, я ухватил его за целую правую руку и в темпе, как куль, потащил к месту засады.  Туда же Малыш и старшина-радист уже вели «лейтенанта». Он шел со связанными за спиной руками, и, бросив на него взгляд, я уже соображал, как буду его потрошить.»

Далее Таманцев приступает к экстренному потрошению самого молодого из немецких агентов, радисту, который впервые переброшен за линию фронта. Сейчас бы его назвали «слабым звеном». Под угрозой мести за убитого якобы закадычного друга Таманцева, помощника коменданта, он заставляет рассказать все, что тот знает.  И какая цель заброски, и кто главный – Мищенко, и всех агентов, которые снабжали группу разведывательной информацией: «Матильда»- шифровальщик штаба соседнего фронта,  «Нотариус» - составитель поездов в Гродно. И только после этого обращается в Алехину, которому перевязали рану на голове, и говорит одну фразу: «Товарищ капитан, «бабушка приехала».  Это был условный сигнал для передачи открытым текстом по радио, означавший примерно: «мы их взяли»,  означавший, что ядро группы и рация захвачены.

И далее я снова передаю слово Владимиру Богомолову:
«Оперативное кольцо вокруг Шиловичского леса только замкнулось. Семь тысяч человек на трехстах автомашинах с рациями и служебно-розыскными собаками, саперами и миноискателями уже кружились  в гигантской карусели вокруг Шиловичского массива, ожидая команды начать операцию, с таким трудом и тщанием подготовленную Поляковым и теперь совершенно ненужную. Её следовало отменить, остановить – еще можно успеть.
- Старшина! – Алехин повел головой, ища взглядом и не находя радиста. – Срочно передавайте Первому… открытым текстом… - с усилием произносил он. – «Гребенка не нужна! Бабушка приехала! В помощи не нуждаемся…» Повторяйте непрерывно…- уронив руку с набухшим тампоном, и опуская голову, проговорил он. – Бабушка…
- Повторяй до бесконечности!- Подхватывая за подбородок голову Алехина и другой рукой проворно расстегивая ворот его окровавленной гимнастерки, властно приказал старшине Таманцев. – «Бабушка приехала! Гребенка не нужна! В помощи не нуждаемся!» В темпе!!! Дублируй на запаске!… Бегом!!! Жми!
Осторожно отведя волосы, он прежде всего убедился, что хотя кровь сочилась по-прежнему, голова у Алехина не проломлена, а только разбита, и рванув зубами нитку, вскрыл индивидуальный пакет.
- Ничего страшного! – прикладывая к ране свежий тампон, возбужденно говорил  Таманцев. – Паша, ты - гений! Мы их взяли!! – выкрикнул он и, пачкаясь в крови, несколько раз звучно поцеловал лицо Алехина. – Ты их раскрыл! Ты прокачал Мищенко! Пашуня, ты даже не соображаешь, какой ты гений!

Старшина-радист уже скрылся в кустах, за которыми находился его передатчик. В тексте, сказанным ему Алехиным, Таманцев отметил неточность: они, безусловно, нуждались в помощи. И вместо последней фразы следовало передать: «Имеем два места холодного груза и тяжелобольного», чтобы с опушки прибыли розыскники для вывоза трупов и немедленно прислали врача для Алехина. Но это можно было передать и спустя минуты, и Таманцев не стал ничего менять. Он не сомневался, что Паша так сказал умышленно, чтобы сразу, первым же сообщением, снять с Эн Фэ, генерала и еще с очень многих в Лиде и в Москве чудовищное напряжение последних суток.

Оборотясь, Таманцев быстро оглядел обоих захваченных агентов; они лежали спинами друг к другу, молча, не двигаясь, как и полагалось, причем амбал очнулся и слабо шевелил головой. Блинов с пистолетом в руках, как и следовало, стоял наготове шагах в пяти от них. 

«Тики-так!  Как ни болела, а умерла!» Про себя Таманцев уже отметил, что с «Неманом», по существу, покончено, причем невредим и, без сомнения, пригоден для функельшпиля (радиоигры с противником), слеплен живым и второй агент, и рация захвачена, к тому же есть реальная возможность взять «Матильду», который, как объяснял утром Алехин, особенно беспокоил Ставку.

У него мелькнула мысль, что через какие-то минуты передатчики большой мощности продублируют самое желанное за последние сутки не только для военной контрразведки сообщение о приезде «бабушки», и тот час о поимке разыскиваемых станет известно не только а Лиде, но и в Москве.  Он представил себе по-детски обрадованное лицо Эн Фэ и как тот – если не бог, то, несомненно, его заместитель по розыску!- от волнения картавя сильнее обычного, скажет, разводя руками:  «Ну, бгатцы… нет слов!» И не в силах больше удерживать распиравшие его эмоции, он, уже вскрыв зубами второй индивидуальный пакет и прижимая тампон к голове Алехина, срывающим голосом неистово закричал:
- Ба-бабушка! Бабулька приехала!!!»

Я не собирался знакомить читателя с романом Владимира Богомолова. Желающие могут его прочитать или посмотреть экранизацию, хотя сам роман мне понравился больше. Нет, я просто хотел акцентировать внимание читателя на тех трудностях, с которыми сталкивались  контрразведчики «Смерш»  в борьбе с многочисленными агентами немцев в наших тылах, чтобы те не  сообщали разведывательные данные, не совершали диверсий на транспортных коммуникациях,  не нападали на наших военнослужащих и гражданских лиц.  Борьба шла не на жизнь, а на смерть. И в этой борьбе сильнее оказались наши контрразведчики.