Варлам Шаламов и Солженицын

Кто такой Александр Солженицын, писать не надо. Его теперь даже школьники знают, после того, как его произведения включили в школьную программу.  А вот о Варламе Шаламове требуются пояснения.

Шаламов Варлам Тихонович (1907–1982), русский советский писатель. Родился 18 июня (1 июля) 1907 в Вологде в семье священника. Воспоминания о родителях, впечатления детства и юности воплотились впоследствии в автобиографической прозе «Четвертая Вологд» (1971).

В 1914 поступил в гимназию, в 1923 окончил вологодскую школу 2-й ступени. В 1924 уехал из Вологды и устроился работать дубильщиком на кожевенном заводе в г. Кунцево Московской обл. В 1926 поступил в МГУ на факультет советского права.

В это время Шаламов писал стихи, участвовал в работе литературных кружков, посещал литературный семинар О.Брика, различные поэтические вечера и диспуты. Стремился активно участвовать в общественной жизни страны. Установил связь с троцкистской организацией МГУ, участвовал в демонстрации оппозиции к 10-летию Октября под лозунгами «Долой Сталина!» 19 февраля 1929 был арестован. В автобиографической прозе «Вишерский антироман» (1970–1971, не завершена) написал: «Этот день и час я считаю началом своей общественной жизни – первым истинным испытанием в жестких условиях».

Шаламов был осужден на три года, которые провел на северном Урале в Вишерском лагере. В 1931 был освобожден и восстановлен в правах. До 1932 работал на строительстве химкомбината в г.Березники, затем возвратился в Москву. До 1937 работал журналистом в журналах «За ударничество», «За овладение техникой», «За промышленные кадры». В 1936 состоялась его первая публикация – рассказ «Три смерти доктора Аустино» был напечатан в журнале «Октябрь».

12 января 1937 Шаламов был арестован «за контрреволюционную троцкистскую деятельность» и осужден на 5 лет заключения в лагерях с использованием на физических работах. Он уже находился в следственном изоляторе, когда в журнале «Литературный современник» вышел его рассказ «Пава и дерево». Следующая публикация Шаламова (стихи в журнале «Знамя») состоялась в 1957.

Шаламов работал в забоях золотого прииска в Магадане, затем, будучи осужден на новый срок, попал на земляные работы, в 1940–1942 работал в угольном забое, в 1942–1943 на штрафном прииске в Джелгале. В 1943 получил новый 10-летний срок «за антисоветскую агитацию», работал в шахте и лесорубом, пытался бежать, после чего оказался на штрафной зоне.

Жизнь Шаламову спас врач А.М.Пантюхов, который направил его на фельдшерские курсы при больнице для заключенных. По окончании курсов Шаламов работал в хирургическом отделении этой больницы и фельдшером в поселке лесорубов. В 1949 Шаламов начал писать стихи, составившие сборник «Колымские тетрад» (1937–1956). Сборник состоит из 6 разделов, озаглавленных Шаламовым «Синяя тетрадь», «Сумка почтальона», «Лично и доверительно», « Златые горы»,  «Кипрей»,  «Высокие широты».
Умер Шаламов в Москве 17 января 1982.

Вокруг так называемой лагерной прозы, описывающей времена жестоких репрессий и ад трудовых лагерей, всегда много обсуждений и споров. Пока одни читатели ужасаются свидетельствам очевидцев, другие считают, что сведения, представленные в этих книгах, сильно преувеличены или вовсе выдуманы. Это заставляет исследователей скрупулезно изучать материалы и отделять правду от вымысла, искать новые источники, сверять, проверять.

Александр Солженицын и Варлам Шаламов – одни из самых известных заключенных-писателей, их произведения чаще всего подвергаются исследованиям. Есть ли в них вымысел и ложные сведения? К кому предъявляют больше претензий?
«Архипелаг ГУЛАГ» VS «Колымские рассказы»
Над «Архипелагом ГУЛАГом» Александр Солженицын работал более десяти лет – вспоминал, собирал свидетельства других очевидцев, правил, дополнял. Сам он считал книгу «художественным исследованием» и не ограничивался описанием ужасов и жестокостей, которые пришлось пережить заключенным. Солженицын рассуждал о том, что к этому привело, анализировал прошлую и текущую на тот момент историческую реальность, высказывал свои личные мнения по самым разным вопросам – практически всегда жесткие, прямо противоположные патриотическим взглядам.

Поэтому не вызывает удивления, что после публикации его арестовали, обвинили в измене Родине и выслали из СССР. Досталось и тем, кто хранил у себя рукописи Солженицына.

«Колымские рассказы» Варлама Шаламова были и написаны, и опубликованы раньше «Архипелага». По сути, писатель создал новый жанр, смешав в равной степени и художественность, и документалистику. Хотя «Колымские рассказы» автобиографичны и не скупятся на страшные подробности, все же они остаются художественным произведением и позволяют не только узнать об адской среде лагерей, но и пропустить ее через себя.

Работу над рассказами Шаламов не скрывал и даже пытался опубликовать их в СССР. Однако вышло так, что они «утекли» за границу – это нанесло тяжелый удар по репутации писателя, и своих рассказов, отпечатанных на родине, он так и не увидел.

Кто врал?
В обеих книгах исследователи находят нестыковки. Где-то завышено количество жертв, где-то крайне сомнительно описаны подробности распорядка и снабжения заключенных, где-то авторы противоречат сами себе. Но при сравнении Солженицын однозначно выигрывает или проигрывает Шаламову? К Александру Исаевичу претензий значительно больше, и дело отнюдь не в огромном объеме его «Архипелага».

Хотя Шаламов утверждал, что все в его рассказах – чистая правда, он честно предупредил: акцент сделан не на информации, а на чувстве. Да это читателю и так сразу становится ясно – подробности в виде цифр здесь часто второстепенны, и без того страшно. Кроме того, Шаламов использует расплывчатые десятки и сотни тысяч, не вдаваясь в конкретику. Вдобавок ко всему этому, читая художественное произведение, придраться к неточностям сложно: как бы автор ни заверял, что все правдиво, понятно, что при написании прозы приходится делать определенные уступки.

Другое дело Солженицын. Он буквально бросает в лицо читателю факт за фактом, цифру за цифрой. Проверить их у него, как и у Шаламова, возможности не было – какое там изучение архивов в СССР, не говоря уже о том, что документировалось далеко не все! – но по тону «Архипелага» не похоже, чтобы автор в этом нуждался: практически все подается как правда, без оговорок. Против сотен тысяч расстрелянных у Шаламова Солженицын оперирует миллионами, так что даже у самого неподкованного в истории читателя возникают сомнения.

Справедливости ради, иногда указываются источники, и, как правило это слова людей, которые в принципе не могли обладать подобной информацией. Кстати, интересный факт – Солженицын ссылался, в том числе, на рассказы Шаламова, и тому это совсем не понравилось, как и многим другим, когда они прочитали «Архипелаг ГУЛАГ».

Но большая часть свидетельств, на которые опирается Солженицын, остается без ссылки на авторов. Хватает и других неточностей – например, когда писатель углубляется в историю или описывает лагерные будни. Заключенные у него владеют сведениями явно не своего времени, в исторических экскурсах заметная путаница.

Цифры не главное
Однако самое важное не в неточностях, которых хватает в обоих произведениях. В конце концов, и у Шаламова, и у Солженицына был один ненадежный источник – человеческая память. У последнего, правда, прибавлялась львиная доля чужих воспоминаний, которые писатель мог интерпретировать по-своему. Но то, что возмущало некоторых бывших заключенных и продолжает возмущать современных читателей – посыл «Архипелага ГУЛАГа».

В то время как цель «Колымских рассказов» – рассказать о лагерной жизни, Солженицын в своей книге выплеснул свое отвращение к Советской власти. «Архипелаг» ожидаемо оброс слухами, что это заказная литература: у него заметно пропагандистский тон, направленный против Советов. Страшные подробности репрессий представлены так, чтобы подкрепить это впечатление, и именно поэтому огромные цифры и противоречия резко бросаются в глаза, в отличие от прозы Шаламова.

Книги Солженицына – на любителя. Сугубо лично мое мнение.
Во-первых, читать его слог очень тяжело. Тягомотина, сумятица и тяжелющие фразы. Кто сам еще не проводил такой эксперимент – попробуйте! Откройте, например, книгу «Пятое колесо» и, думаю, пяти минут вам хватит, чтобы больше не проводить такие эксперименты над собой.

А некий фурор его книг в советское время я сравню с советским же фильмом «Фонтан». Там по сюжету фильма к дочке, вышедшей замуж и проживающей теперь в городе, приезжает старик-отец из кишлака Средней Азии. По-русски он не говорит ни слова.

В этом же «хрущевском» городском дворе проживает вдова, как она считает, «великого поэта». В момент приезда старика вдова как раз вешает табличку на дом – здесь, мол, проживал великий поэт - и по этому случаю собирает друзей умершего. Те начинают читать «великие» стихи поэта. Какую-то галиматью. С аплодисментами, конечно.

В это время опять же во дворе прорывает трубу и оттуда вверх выносится струя воды. Старик, обезумевший от увиденного, – у него ведь дома не то что глоток, а каждая капля воды на счету – несется по двору в надежде кого-нибудь увидеть и призвать срочно заткнуть этот фонтан. И вот он видит эту толпу друзей поэта, подбегает к ним и начинает эмоционально рассказывать о случившемся. Естественно, на своем непонятном родном языке. После этого спича все собравшиеся дружно аплодируют старику…

Во-вторых, почему Солженицын – на любителя, потому что в своих книгах он сделал ставку на очернении советского строя и СССР. И все факты – непроверенные и выдуманные – бросались им в топку этого книжного очернения.

Более того! Вот благодаря чему он стал так известен и популярен в начале 70-х ? Благодаря публикаций его книг на Западе. Они вышли в 28 странах мира, а наибольшее число переводов было сделано в США и ФРГ. То есть, книги были переведены, они были – не на русском. И Западу было плевать на его «художественный русский», ему было не плевать на все новые и новые цифры и факты, уничтожающие СССР. То есть, писательский талант Солженицына здесь был совсем не причем!

А что стоит химера о 45 миллионах погибших советских граждан во времена Великой Отечественной войны вместо общепринятых 25, и 66 миллионах «жертв Сталина»?

Или то, как в начале 90-х он усердно убеждал Ельцины отдать Курильские острова Японии! «Я изучил всю историю островов с XII века. Не наши это, Борис Николаевич, острова. Нужно отдать. Но дорого…»

Ну, понятно, хотел «хайпануть»!

И Нобелевская премия «по литературе» в 1970-м году (впервые нобелевку давали писателю, который написал свое первое произведение всего за восемь лет до вручения) – это вот за этот хайп. Ну, как «Золотой глобус» «Левиафану» в 2015-м – как за лучший фильм, показавший серость жизни в России.

Ну, и, в-третьих, наконец, что не увеличивает число поклонников творчества Солженицына - это не самые лучшие, как мне кажется, человеческие качества писателя.

Есть такие люди,  которые критикуют все и везде. Всем вечно недовольны! Так вот Солженицын критиковал все! Сначала – советский строй и советскую эпоху. Переехав на Запад – западное общество и его демократию, за что от него там потом отвернулись. Ну, а вернувшись в Россию, – уже новую отечественную демократию, Ельцина, Гайдара и всех, кто там попадался под руку.

Но самый большой вывод о нем можно сделать из его поведения «в зоне». Существует некоторые доказательства, что он был «лагерным стукачом». И это, прежде всего, – обвинения западногерманского литератора и криминолога Франка Арнау, который ссылался на копию автографа так называемого «доноса Ветрова» от 20 января 1952 года.

Поводом же для обвинений стало описание самим Солженицыным в главе 12 второго тома «Архипелага ГУЛАГ» процесса вербовки его сотрудниками НКВД в осведомители (под псевдонимом «Ветров»). Правда, в дальнейшем Солженицын пишет, что ни на кого не стучал, ни на кого не доносил и вообще - опера, который его завербовал, он послал.

Теперь давайте логически помыслим. Если агент "Ветров" якобы после вербовки послал опера, то - что с ним должно было произойти дальше? А дальше Солженицына назначили бригадиром! Бугром! То есть, наш герой идет на повышение после того, как отказался сотрудничать!..

Дальше еще интереснее. Он не справляется с обязанностями Бугра, и его переводят в столовую, хлеборезом. Хлеборез в зоне - должность самая высокая, это золотое место, обычному зеку даже на километр не подойти к такой работе. Еще раз - Солженицын проваливает работу Бугра, и его не наказывают, а, наоборот, ему достается самая хлебная должность.

Но еще больше ценно здесь мнение известного на тот  момент времени писателя Варлама Шаламова, сидевшего с ним в одной «зоне». Шаламов, как известно, терпеть не мог Солженицына – но не из-за писательской ревности, наоборот, Шаламов в то время был значительно «выше» Солженицына в своих «Колымских рассказах».

Шаламов, по-видимому, прекрасно понимал, что мог творить агент "Ветров" и чем была оплачена его повышенная пайка. Он, отсидевший столько лет, не мог этого не увидеть. Отсюда такое неприятие Солженицына на «зоне», отсюда и резкое отмежевание от него.