The original of the article is published in: "Nargis" magazine, 2020 (Septeber).
IN 356 B.C. IN THE GREAT GREEK CITY OF EPHESUS, A TERRIBLE COMMOTION REIGNED. AN AWFUL THING HAD HAPPENED: THE TEMPLE OF THE GODDESS ARTEMIS HAD BURNT DOWN, REVERED AS ONE OF THE WONDERS OF THE WORLD. THE SHOCKED CITIZENS WERE CIRCULATING RUMOURS: A YOUNG MAN NAMED HEROSTRATUS HAD SET FIRE TO THE TEMPLE. BUT THE MOST STRIKING THING IN THIS STORY WAS THE CONFESSION OF HEROSTRATUS: HE SET FIRE TO A WONDERFUL TEMPLE...
SO THAT HIS NAME WOULD REMAIN IN MEMORY FOR GENERATIONS. THE INFURIATED JUDGES
SENTENCED HIM TO A PAINFUL DEATH. IT WAS ALSO STRICTLY FORBIDDEN TO MENTION THE NAME OF HEROSTRATUS. UNFORTUNATELY, THIS LED TO THE OPPOSITE RESULT: THE VERDICT ANNOUNCED BY THE HERALDS IN ALL MAJOR CITIES OF HELLAS RESULTED IN THE ARSONIST OF A WONDERFUL TEMPLE FILLED WITH PRICELESS WORKS OF ART GAINING THE POSTHUMOUS GLORY HE SO DESIRED.
A human being is a strange creature, working purposefully and creatively, erecting beautiful temples and buildings, writing wonderful poems and painting brilliant pictures. But there is something in the depths of our subliminal consciousness requiring the liberation of the soul through an act of unrestrained violence and the destruction of all that has been created and nurtured.
Undoubtedly, the craving for sophisticated destruction in humans has its roots in nature. Nazcan boobies live in a world of violence. The adult birds walk along the beach, looking for nestlings left unattended. Then they start pecking at them, sometimes demonstrating signs of sexual abuse. Adult boobies who were abused in their youth often become cruel aggressors. Bottlenose dolphins sometimes kill and torture porpoises, just for fun. Having caught a mouse or a bird, sweet little cats often brutally torture their prey for a long time before killing it. Finally, apes are also capable of downright insane behaviour, similar to that of humans.
Since distant antiquity, the joy of creativity in humans has been associated with destruction. A considerable amount of rock art of ancient people bears traces of deliberate damage. Perhaps these injuries symbolise some magical rituals. But the true purpose of such ancient vandalism is still unclear.
Mankind owes the dubious honour of aestheticising destruction to ancient civilization. Roman Emperor Nero was a great connoisseur of the fine art. Son of the dissolute senator Domitius Ahenobarbus, he inherited his father's bad heredity and his mother Agrippina the Younger exerted the worst influence on the character of the future emperor. The famous French historian Ernest Renan writes in The Antichrist:
— One of the features of Nero’s character was his inability to resist the fixed idea of a crime. The burning of Troy which he had acted out since his infancy, took possession of him in a terrible manner.
Once Nero, consumed with a desire to achieve the impossible of his whims and desires, cried out with the greatest sorrow:
— Happy Priam, who could see with his own eyes his empire and his country perish at the same time!
On another occasion, having quoted a Greek verse from the Bellerophon by Euripides:
“When I am dead, the earth and the fire can mingle together!”, Nero responded “Oh, no, but while I am living!”
The maniacal idea of destruction made Nero give the order to destroy Rome. This order led to the destruction of the most magnificent buildings in the city. Meanwhile, the crowned degenerate was performing an elegy about the death of Troy
against the background of a grandiose conflagration. At the same time, the insane emperor bombastically played the lyre. Many historians have questioned this ominous episode. But the general atmosphere of depravity of imperial Roman society suggests that the episode with the deliberate burning of Rome is quite consistent with his mores.
Petronius the Arbiter, one of Nero's drinking companions, became famous for his enchanting manifestation of the act of destruction of beauty. After receiving a death sentence from the tyrant, he smashed a valuable ancient vase so that Nero would not have it.
The fall of ancient civilization put an end to such experiments. For painting took long, painful years, several centuries, Europeans were busy surviving. The masterpieces of past centuries were not destroyed by vandals as a result of their
perverse nature.
The Germans were practical people and valued beauty in the form of a silver bar more than a statue of Aphrodite. Therefore, the vandals did not quite deserve their notoriety. People of the Renaissance and Enlightenment period loved beauty too much. Most masterpieces were lost as a result of hostilities and looting. Only the twentieth century again realised the problem of the destruction of works of art.
On 13th January 1913 in the Tretyakov Gallery, a psychopath cut the famous painting of Ilya Repin Ivan the Terrible and His Son Ivan on 16th November 1581. The painting was saved with great difficulty.
After that, the dam seemed to burst: new acts of vandalism rained down in turbid waves. In 1914, at the London National Gallery, Suffragist Mary Richardson damaged Velasquez's painting Venus with a Mirror in several places. On 5th June 1985 in the Hermitage, Rembrandt's painting Danae was attacked by a madman who poured sulphuric acid on the canvas and stabbed it twice. The most important parts were burned by the acid. The restoration of the painting took long, painful years.
In 1956, in the Louvre, a young visitor, in a fit of frenzied anger, threw a stone into the world-famous painting by Leonardo da Vinci La Gioconda and injured the beauty's left elbow. Poor Mona Lisa was attacked several more times. In 1974, a Japanese tourist threw a bottle of paint at her.
Fortunately, the protective glass saved the masterpiece. The attempt to destroy the famous painting by a Russian tourist who threw a ceramic mug at her turned out to be truly symbolic. The screen again protected the masterpiece. The woman was sent to the police. She said the reason for the barbaric trick was the refusal to obtain French citizenship. So she decided to take revenge on Gioconda personally!
Alas, the list of attempts is very long. O tempora, o mores! Obviously, the fall of civilization awakens the lowest feelings in its former citizens. Only this can explain the destruction of Palmyra by a gang of religious extremists. And if her
guardian pounces on beauty, why should outsiders feel sorry for her? Obviously, it was these feelings that drove a black immigrant from Africa, who staged arson in Nantes Cathedral this year. The fire burned down an ancient organ. The authorities refused to grant him asylum. This is very similar to the story of the Russian tourist. Like this valiant woman, the African decided to take revenge not on people, but on the defenseless cathedral.
But is it only the weakening of morality that can lead to such low deeds? Educated vandals often cite their particular vision of the world. Such was the emperor Nero and his followers. The true cause of destruction is rooted in the depths of the human soul.
In 1974, Serbian artist Marina Abramovich staged a unique sixhour performance in Naples. She stood motionless in front of a table on which various objects were laid out: a rose, a feather, perfume, honey, bread, grapes, wine, scissors, a scalpel, nails, a metal bar and a gun... A notice was posted next to it. The audience was informed that the artist had renounced her human essence for six hours and become an object. People could do whatever they wanted with her. At first, the visitors were gentle and caring. They were giving her flowers and perfume. But gradually people went into a rage. The woman's defenselessness awakened the worst instincts in them. They began to carve the victim's body and cut her hair. One of her tormentors took a gun and aimed at her head.
Suddenly, six hours later, Marina Abramovich moved towards the audience. All fled, seized with horror at the sight of the unfortunate woman, who was walking towards them, doused in blood.
Who knows what the vandals of all ages and peoples would do if buildings, paintings and statues, which they so mercilessly were destroying, would find a soul, speak and leave their places?
The Earth and the Fire can mingle together
© Copyright: Мехти Али, 2020
Свидетельство о публикации №220092200849
Свидетельство о публикации №220092200849
Рецензии
"Кто знает, что сделали бы вандалы всех возрастов и народов, если бы здания, картины и статуи, которые они так безжалостно разрушали, нашли бы душу, заговорили и покинули свои места?"
Точно знаю, что они бы не раскаялись. Вандализм - это то, что не имеет смысла. Но я с горечью убеждаюсь, что страсть к разрушению заложена генетически. Мало кто из людей никогда ничего не сломал в состоянии гнева. А еще страшнее, то же самое делается спокойно. И если задать вопрос: "Зачем?", то никогда не получишь внятного ответа.
С большим интересом прочла про эксперимент сербской художницы, и просто поражена ее смелостью.
Алиса Юровская
Юрий Юровский 24.02.2021 00:05 • Заявить о нарушении
Точно знаю, что они бы не раскаялись. Вандализм - это то, что не имеет смысла. Но я с горечью убеждаюсь, что страсть к разрушению заложена генетически. Мало кто из людей никогда ничего не сломал в состоянии гнева. А еще страшнее, то же самое делается спокойно. И если задать вопрос: "Зачем?", то никогда не получишь внятного ответа.
С большим интересом прочла про эксперимент сербской художницы, и просто поражена ее смелостью.
Алиса Юровская
Юрий Юровский 24.02.2021 00:05 • Заявить о нарушении
Я сказал это в несколько ином смысле; люди устроены таким образом, что им всегда необходимо лишить человечности нечто перед убийством; иначе это выглядит разбоем на большой дороге и подражанием Каину; а люди не хотят иметь к этому персонажу отношение. Ох, не хотят.
То же самое и со зданиями и произведениями искусства. В сущности, объявление объектов материальной культуры "варварскими", "недостойными дальнейшего существования" преследует такую же цель.
Вспомнилось...
"И афинянка подолгу бродила с ними по огромным залам дворцов, лестницам и порталам, удивляясь тому, как мало истерты ступени, сточены острые ребра дверных и оконных проемов квадратных колонн. Дворцы Персеполиса, огромные залы приемов и тронных собраний посещались малым числом людей и выглядели совсем новыми, хотя самые ранние дворцовые постройки возведены были почти два века назад. Здесь, у подножия гор Милости, владыки Персии построили особенный город. Не для служения богам, не для славы своей страны, но единственно для возвеличения самих себя.
Гигантские крылатые быки с человеческими лицами, с круглыми, выпирающими, как у детей, щеками считались портретами пышущих здоровьем и силой царей. Великолепные барельефы львов, поставленные у основания северной лестницы, прославляли мужество царей-охотников. Кроме крылатых богов и львов, барельефы изображали только вереницы идущих мелкими шажками воинов в длинных неудобных одеждах; пленников, данников, иногда с колесницами и верблюдами, однообразной чередой тянувшихся на поклонение восседавшему на троне «царю царей». Таис пробовала пересчитать фигуры с одной стороны лестницы, дошла до ста пятидесяти и бросила. В гигантских дворцовых помещениях поражал переизбыток колонн: по пятьдесят, девяносто и сто в тронных залах – подобие леса, в котором люди блуждали, теряя направление. Было ли это сделано нарочно или от неумения иным способом подпереть крышу, Таис не знала. Ей, дочери Эллады, привыкшей к обилию света, простору храмов и общественных зданий Афин, казалось, что залы для приемов выглядели бы куда величественнее, не будь они так загромождены колоннадой. Тяжелые каменные столбы в храмах Египта служили иной цели, создавая атмосферу тайны, полумрака и отрешенности от мира, чего нельзя было сказать про белые, в сорок локтей высоты, дворцы Персеполиса. И еще одно открытие сделала Таис: ни одного изображения женщины не нашлось среди великого множества изваяний. Нарочитое отсутствие целой половины людского рода показалось афинянке вызывающим. Подобно всем странам, где Таис встречалась с угнетением женщин, государство персов должно было впасть в невежество и наплодить трусов. Гетере стали более понятны удивительные победы небольшой армии Александра. Гнев богинь – держательниц судеб, плодородия, радости и здоровья неотвратимо должен был обрушиться на подобную страну. И метавшийся где-то на севере царь персов и его высшие вельможи теперь испили полную чашу кары за чрезмерное возвеличение мужей!"
Неплохое доказательство. И тут фантазией Ефремова мы переносимся во дворец персидских владык:
"– Здесь негде. Я лучше спою, – ответила гетера.
– Спеть, спеть, Таис будет петь! – закричали со всех сторон.
Шум стих, сильно опьяневших утихомирили соседи. Таис взяла у музыканта семиструнную китару с колокольчиками и запела ударным гекзаметром старинный гимн о персидской войне, о сожженных Афинах и боевой клятве не служить ничему, кроме войны, пока последний перс не будет выброшен в море. Яростную мелодию Таис пропела с таким диким темпераментом, что многие повскакали с мест, отбивая ногами такт и раскалывая о колонны ценные чаши. Вскоре весь зал загремел боевым напевом. Сам Александр встал с трона, чтобы принять участие в песне. С последним призывом всегда помнить злобу врагов и особенно сатрапа Мардония Таис швырнула китару музыкантам и села, прикрыв лицо руками. Александр поднял ее за локоть вровень со своим лицом. Целуя, он сказал, обращаясь к гостям:
– Какую награду присудим прекрасной Таис?
Перебивая друг друга, военачальники стали предлагать разные дары, от чаши с золотом до боевого слона. Таис подняла руку и громко обратилась к Александру:
– Ты знаешь, я никогда не прошу наград и подарков. Но если тебе хочется, разреши сказать речь и не гневайся, если она тебе не понравится.
– Речь! Речь! Таис, речь! – дружно заорали воины.
...
– Этот город, – продолжала Таис, – сердце и душа Персии. К моему великому удивлению, кроме сокровищ и роскошных дворцов, здесь нет ни храмов, ни собрания ученых и философов, ни театров, ни гимнасионов. Не созданы статуи и не написаны картины, прославляющие красоту и подвиги богов в образе людей и божественных героев. Кроме надменных толстомордых быков-царей, принимающих дары, и процессий раболепствующих и пленных, здесь нет ничего. Чащи колонн по сорок локтей на платформе в тридцать локтей высоты – все это лишь для того, чтобы возвысить владык унижением подданных. Ради этого здесь трудились искалеченные эллины, ионийцы, македонцы и фракийцы, толпу которых мы встретили? Ради этого Ксеркс со своим злым сатрапом принес кровь и смерть в Элладу, дважды сжигал мои родные Афины, увел в плен тысячи и тысячи искусных мастеров нашей страны? Я здесь одна с вами, герои-победители, повергшие в прах могущество недобрых владык. Я служу богине красоты и знаю, что нет хуже преступления, чем поднять руку на созданное человеком прекрасное. Но, если это служит злой власти? Тогда оно всего лишь обман, ибо нет красоты без добра и света!
Таис простерла вперед руки, как бы спрашивая весь зал. Воины одобрительно и грозно загудели. Гетера вдруг выпрямилась, как спущенная тетива.
– Завтра вы уходите на север, оставляя в неприкосновенности обиталище сокрушенной вами деспотии! Неужели я одна ношу в своем сердце пожарище Афин? А мучения пленных эллинов, длившиеся до сих пор, слезы матерей, хотя бы это и было восемьдесят лет назад?! Неужели божественный Александр нашел удовольствие усесться на троне разорителя Эллады, будто слуга, забравшийся в покои господина?
Голос афинянки, высокий и звенящий, хлестнул словами, как бичом. Александр вскочил будто ужаленный. Люди оцепенели.
Александр молчал, глядя на Таис, склонившую голову, как в ожидании удара.
– Что же ты хочешь, афинянка? – спросил царь таким львиным рыком, что закаленные воины вздрогнули.
Вся напрягшись в волевом усилии, Таис поняла великую власть полководца над людьми, магическую силу его голоса, подчинявшего громадные толпы людей.
Таис подняла на Александра огромные горящие глаза и протянула руку.
– Огня! – звонко крикнула она на весь зал."
Нда...
И полное оправдание:
"– Мой учитель, великий художник Лисипп, ужасно порицал меня за один проступок и отдалил от себя на целый год. Красота – единственное, что привязывает людей к жизни и заставляет ее ценить, бороться с ее невзгодами, болезнями и опасностями. Людям, разрушающим, искажающим или осмеивающим красоту, нельзя жить. Их надо уничтожать, как бешеных собак – носителей неизлечимого яда. И художники – волшебники, воплощающие прекрасное, отвечают особенно строго, строже нас, не видящих, ибо они зрячие. Так сказал мне Лисипп три года назад.
– Учитель твой прав совершенно, в полном соответствии с законом Кармы, – сказал темнолицый.
– Следовательно, я, разрушив прекрасные дворцы Персеполиса, подлежу ужасному наказанию в этой и в будущих жизнях? – печально спросила Таис.
– Ты та самая женщина? – индийцы с любопытством воззрились на свою гостью. Помолчав довольно долго, старший сказал, и его слова, – веские и уверенные, принесли облегчение афинянке.
– Хотящие повелевать строят ловушки для легковерных людей. И не только легковерных, ибо всем нам, от мала до велика, свойственна жажда чудес, порождающая тягу к необыкновенному. Те, кто хочет повелевать умами людей, строят ловушки игрой цифр, знаков и формул, сфер и звуков, придавая им подобие ключей знания. Желающие повелевать чувствами, особенно толпы, как деспоты и политики, строят огромные дворцы, принижающие людей, завладевающие его чувствами. Человек, попав в эту ловушку, теряет свою личность и достоинство. Дворцы Портипоры, как мы зовем Персеполис, и есть подобная ловушка. Ты верно угадала это и явилась орудием Кармы, подобно тому как зло в наказании иногда служит добру. Я бы снял с тебя обвинение Лисиппа."
Как сказала одна моя старая знакомая: — Эта самая Таис может творить все, что ее душеньке угодно: продавать себя за хорошую цену, крутить мужчинами и женщинами... даже спалить дворец — ей все прощается, потому что она та самая гетера Таис Афинская без изъянов и пороков. Меня приводит в отчаяние это совершенство... Истина при встрече с таким персонажем не протестует, а мечется с растрепанными волосами и разорванной одеждой, вопя: "поскорее убейте меня, я не могу дольше выносить такого совершенства!".
Мехти Али 24.02.2021 11:15 Заявить о нарушении
То же самое и со зданиями и произведениями искусства. В сущности, объявление объектов материальной культуры "варварскими", "недостойными дальнейшего существования" преследует такую же цель.
Вспомнилось...
"И афинянка подолгу бродила с ними по огромным залам дворцов, лестницам и порталам, удивляясь тому, как мало истерты ступени, сточены острые ребра дверных и оконных проемов квадратных колонн. Дворцы Персеполиса, огромные залы приемов и тронных собраний посещались малым числом людей и выглядели совсем новыми, хотя самые ранние дворцовые постройки возведены были почти два века назад. Здесь, у подножия гор Милости, владыки Персии построили особенный город. Не для служения богам, не для славы своей страны, но единственно для возвеличения самих себя.
Гигантские крылатые быки с человеческими лицами, с круглыми, выпирающими, как у детей, щеками считались портретами пышущих здоровьем и силой царей. Великолепные барельефы львов, поставленные у основания северной лестницы, прославляли мужество царей-охотников. Кроме крылатых богов и львов, барельефы изображали только вереницы идущих мелкими шажками воинов в длинных неудобных одеждах; пленников, данников, иногда с колесницами и верблюдами, однообразной чередой тянувшихся на поклонение восседавшему на троне «царю царей». Таис пробовала пересчитать фигуры с одной стороны лестницы, дошла до ста пятидесяти и бросила. В гигантских дворцовых помещениях поражал переизбыток колонн: по пятьдесят, девяносто и сто в тронных залах – подобие леса, в котором люди блуждали, теряя направление. Было ли это сделано нарочно или от неумения иным способом подпереть крышу, Таис не знала. Ей, дочери Эллады, привыкшей к обилию света, простору храмов и общественных зданий Афин, казалось, что залы для приемов выглядели бы куда величественнее, не будь они так загромождены колоннадой. Тяжелые каменные столбы в храмах Египта служили иной цели, создавая атмосферу тайны, полумрака и отрешенности от мира, чего нельзя было сказать про белые, в сорок локтей высоты, дворцы Персеполиса. И еще одно открытие сделала Таис: ни одного изображения женщины не нашлось среди великого множества изваяний. Нарочитое отсутствие целой половины людского рода показалось афинянке вызывающим. Подобно всем странам, где Таис встречалась с угнетением женщин, государство персов должно было впасть в невежество и наплодить трусов. Гетере стали более понятны удивительные победы небольшой армии Александра. Гнев богинь – держательниц судеб, плодородия, радости и здоровья неотвратимо должен был обрушиться на подобную страну. И метавшийся где-то на севере царь персов и его высшие вельможи теперь испили полную чашу кары за чрезмерное возвеличение мужей!"
Неплохое доказательство. И тут фантазией Ефремова мы переносимся во дворец персидских владык:
"– Здесь негде. Я лучше спою, – ответила гетера.
– Спеть, спеть, Таис будет петь! – закричали со всех сторон.
Шум стих, сильно опьяневших утихомирили соседи. Таис взяла у музыканта семиструнную китару с колокольчиками и запела ударным гекзаметром старинный гимн о персидской войне, о сожженных Афинах и боевой клятве не служить ничему, кроме войны, пока последний перс не будет выброшен в море. Яростную мелодию Таис пропела с таким диким темпераментом, что многие повскакали с мест, отбивая ногами такт и раскалывая о колонны ценные чаши. Вскоре весь зал загремел боевым напевом. Сам Александр встал с трона, чтобы принять участие в песне. С последним призывом всегда помнить злобу врагов и особенно сатрапа Мардония Таис швырнула китару музыкантам и села, прикрыв лицо руками. Александр поднял ее за локоть вровень со своим лицом. Целуя, он сказал, обращаясь к гостям:
– Какую награду присудим прекрасной Таис?
Перебивая друг друга, военачальники стали предлагать разные дары, от чаши с золотом до боевого слона. Таис подняла руку и громко обратилась к Александру:
– Ты знаешь, я никогда не прошу наград и подарков. Но если тебе хочется, разреши сказать речь и не гневайся, если она тебе не понравится.
– Речь! Речь! Таис, речь! – дружно заорали воины.
...
– Этот город, – продолжала Таис, – сердце и душа Персии. К моему великому удивлению, кроме сокровищ и роскошных дворцов, здесь нет ни храмов, ни собрания ученых и философов, ни театров, ни гимнасионов. Не созданы статуи и не написаны картины, прославляющие красоту и подвиги богов в образе людей и божественных героев. Кроме надменных толстомордых быков-царей, принимающих дары, и процессий раболепствующих и пленных, здесь нет ничего. Чащи колонн по сорок локтей на платформе в тридцать локтей высоты – все это лишь для того, чтобы возвысить владык унижением подданных. Ради этого здесь трудились искалеченные эллины, ионийцы, македонцы и фракийцы, толпу которых мы встретили? Ради этого Ксеркс со своим злым сатрапом принес кровь и смерть в Элладу, дважды сжигал мои родные Афины, увел в плен тысячи и тысячи искусных мастеров нашей страны? Я здесь одна с вами, герои-победители, повергшие в прах могущество недобрых владык. Я служу богине красоты и знаю, что нет хуже преступления, чем поднять руку на созданное человеком прекрасное. Но, если это служит злой власти? Тогда оно всего лишь обман, ибо нет красоты без добра и света!
Таис простерла вперед руки, как бы спрашивая весь зал. Воины одобрительно и грозно загудели. Гетера вдруг выпрямилась, как спущенная тетива.
– Завтра вы уходите на север, оставляя в неприкосновенности обиталище сокрушенной вами деспотии! Неужели я одна ношу в своем сердце пожарище Афин? А мучения пленных эллинов, длившиеся до сих пор, слезы матерей, хотя бы это и было восемьдесят лет назад?! Неужели божественный Александр нашел удовольствие усесться на троне разорителя Эллады, будто слуга, забравшийся в покои господина?
Голос афинянки, высокий и звенящий, хлестнул словами, как бичом. Александр вскочил будто ужаленный. Люди оцепенели.
Александр молчал, глядя на Таис, склонившую голову, как в ожидании удара.
– Что же ты хочешь, афинянка? – спросил царь таким львиным рыком, что закаленные воины вздрогнули.
Вся напрягшись в волевом усилии, Таис поняла великую власть полководца над людьми, магическую силу его голоса, подчинявшего громадные толпы людей.
Таис подняла на Александра огромные горящие глаза и протянула руку.
– Огня! – звонко крикнула она на весь зал."
Нда...
И полное оправдание:
"– Мой учитель, великий художник Лисипп, ужасно порицал меня за один проступок и отдалил от себя на целый год. Красота – единственное, что привязывает людей к жизни и заставляет ее ценить, бороться с ее невзгодами, болезнями и опасностями. Людям, разрушающим, искажающим или осмеивающим красоту, нельзя жить. Их надо уничтожать, как бешеных собак – носителей неизлечимого яда. И художники – волшебники, воплощающие прекрасное, отвечают особенно строго, строже нас, не видящих, ибо они зрячие. Так сказал мне Лисипп три года назад.
– Учитель твой прав совершенно, в полном соответствии с законом Кармы, – сказал темнолицый.
– Следовательно, я, разрушив прекрасные дворцы Персеполиса, подлежу ужасному наказанию в этой и в будущих жизнях? – печально спросила Таис.
– Ты та самая женщина? – индийцы с любопытством воззрились на свою гостью. Помолчав довольно долго, старший сказал, и его слова, – веские и уверенные, принесли облегчение афинянке.
– Хотящие повелевать строят ловушки для легковерных людей. И не только легковерных, ибо всем нам, от мала до велика, свойственна жажда чудес, порождающая тягу к необыкновенному. Те, кто хочет повелевать умами людей, строят ловушки игрой цифр, знаков и формул, сфер и звуков, придавая им подобие ключей знания. Желающие повелевать чувствами, особенно толпы, как деспоты и политики, строят огромные дворцы, принижающие людей, завладевающие его чувствами. Человек, попав в эту ловушку, теряет свою личность и достоинство. Дворцы Портипоры, как мы зовем Персеполис, и есть подобная ловушка. Ты верно угадала это и явилась орудием Кармы, подобно тому как зло в наказании иногда служит добру. Я бы снял с тебя обвинение Лисиппа."
Как сказала одна моя старая знакомая: — Эта самая Таис может творить все, что ее душеньке угодно: продавать себя за хорошую цену, крутить мужчинами и женщинами... даже спалить дворец — ей все прощается, потому что она та самая гетера Таис Афинская без изъянов и пороков. Меня приводит в отчаяние это совершенство... Истина при встрече с таким персонажем не протестует, а мечется с растрепанными волосами и разорванной одеждой, вопя: "поскорее убейте меня, я не могу дольше выносить такого совершенства!".
Мехти Али 24.02.2021 11:15 Заявить о нарушении
Алиса Юрьевна, меня всегда ужасала эта экзистенциальная способность современного Запада: не просто убить, но еще постараться выставить уничтожаемое секретарем Ахримана и носителем опахала за Люцифером. То есть, эта способность всех человеков — но Запад, надо признать, достиг в самооправдании и самовозвеличении поразительных высот. А потом, столкнувшись с ответной яростью и порожденным ими коварством они еще удивляются... Хотя, вроде бы, Иисус Христос ясно дал понять, что насилием исправить насилие совершенно невозможно; можно сделать его лишь сильнее...
Мехти Али 24.02.2021 11:20 Заявить о нарушении
Мехти Али 24.02.2021 11:20 Заявить о нарушении
Самооправдание - это обязательный акт в таких случаях. Разрушение и уничтожение прекрасного без всякой подоплеки, будет выглядеть просто грязным и бессмысленным действием. На примере того же Ефремова ( эту книгу я прочла лет в 11, хотя папа отобрал ее у меня и спрятал в чемодан. Но он ходил на работу и у меня было время найти книжку и читать ее урывками, скрючившись рядом с чемоданом. Запретный плод!): какую проникновенную речь произнесла Таис перед тем, как призвать к сожжению дворца! Хотя в чем провинилось красивое здание? Под каждый подобный акт нужна база, чтобы зло не казалось злом.
Алиса Юровская
Юрий Юровский 26.02.2021 22:56 Заявить о нарушении
Алиса Юровская
Юрий Юровский 26.02.2021 22:56 Заявить о нарушении