Изр. гл. 2 На автобусе

    Опять на первом сидении. Везёт же мне! Вот любитель поглазеть! Также важно эффектно въехать, красиво войти, изящно повернуться для Него и перед Ним... Нет это не манерничество и не мания. Вероятно, капли врожденного актерства и богатое воображение, не пропадающее с годами.

          Завоеватель - Он. Ему сейчас  принадлежит мое сердце. Для него включилась фантазия  телеэкранной презентации встречи века.
 
           И в то же время самой хочется быть завоевателем.

        Как  тут ни вспомнить злого гения, театрально, рисуясь, наблюдающего свысока на захваченные территории?  Наполеон смотрел на  русскую столицу  с Поклонной горы, ожидая ключей от города. То была Москва.  По которой он все же прошелся.
        А еще он был здесь, в Палестине, тоже  как  завоеватель.  Однако дальше  Яффы   не пошел.
             1799 года   Наполеон Бонапарт начал свой Сирийский поход. Огромную Синайскую пустыню, по которой сыны Израиля во главе с Моисеем бродили 40 лет, французы прошли за три недели и 27 февраля овладели Газой. Наполеон вошёл в Рамлу, где его радушно приветствовало местное христианское население, а через неделю, после трёхдневного ожесточённого сопротивления, пал Яффо.
         На самом деле  Наполеон пришел на Святую землю, чтобы выгнать мамлюков. И освободить Иерусалим от иноверцев. Но ни  освободителем, ни  завоевателем  не пришлось ему    стоять на этой земле и взирать на нее сверху.

        Я  же уже здесь, и кто знает развязку, кто знает,   какую территорию, идею, предстоит освободить здесь мне  в своем сердце.

             Стало быть, мне повезло больше, чем Наполеону!            
   
        Как давно, в каком веке   был-жил Наполеон,  и где нахожусь-живу я? Разница существенная. И покатилось Колесо  истории в моем воображении от  века девятнадцатого, когда Наполеон имел притязания на эту землю, до века нынешнего. Каково? Как колесико, как шестеренка в сложном механизме мироздания, как связующее звено причинно-следственное и, в свою очередь, связующее времена и территории от    прошедшего до настоящего.
          И прокатилось это колесико времени мимо Николая Васильевича Гоголя, мимо   чичиковского  авантюрного предприятия, и ускорилось  вместе  с  Птицей-Тройкой, уносящейся по бескрайнему русскому бездорожью,  и, успев потревожить  в пути   разного рода типажи захватчиков, покорителей, приобретателей, коллекционеров, докатилось колесико до Британии середины  века двадцатого, и преткнулось на страницах романа Д. Чейза «Весь мир в кармане».
         Подумать только - весь мир в кармане!  Три миллиона  украденных из броневика долларов и…  весь мир в кармане!
           Колесико времени, протрЯсшись по бездорожью   нескольких веков, обозначило всюду  одну тему - погоню за благами мира сего.
    
            
            Где же эти блага? В чем же тонны выгаданного добра?

            В провале  Наполеона, не дошедшего до Иерусалима?...
           В разоблаченном Чичикове? В  приобретенном им, но так и не использованном по назначению  списке   мёртвых душ?...
           Или в пафосном смертельном  прыжке со скалы гангстеров, для которых альтернативой за воровство  в особо крупных размерах был только  электрический стул? …
            Все блага, пусть даже праведно приобретенные, в конце концов, их не уместить в багажнике   деревянного  ящика  последнего пути, пути в тления.
            

                Однако есть иной вид наполненности сокровищами.

             Попробуйте уместить весь город в своей душе!  Не в кармане. Не в банковской карте. А в душе.  Каково? Или на ладошке: прищурив глаза, уместить на ладошку добрую часть этого города, сделать его игрушечным, как сувениры, из горного хрусталя и золота, посыпанным  зеленым снежком  вечнозеленой растительности. И,  вращая на ладони  в лучах солнца, играющих в отражающихся  хрустальных домиках зеркальном зайчиком, наполнять пространство вокруг себя задорным  звенящим смехом  играющих подростков, которых  Рей Бредбери и Джанни Родари  изображали в своих добрых  рассказах.  Маленький город. Такой домашний.  И пусть город станет самым маленьким, игрушечным, крохотным, с горчичное зерно.   
    Если б только этот город, пройдя через сердце, выстроил все атомы в гармонии с собой!
      Ведь главное, чтобы душа нашла упокоение. Точку опоры. Систему координат. Питание для ствола своей жизни. В какую почву проращивать корни  своей жизни, чтоб древо и давало плод свой во время свое,  и чтоб  птицы небесные прилетали и вили гнезда в его ветвях?  Для одного это счет в банке, для другого – земля, которая дает силы, идеи, смыслы.  РАЗВЕ ЭТОГО МАЛО?  Горчичное зерно ничтожно мало. Оно самое малое из всех семян, но когда оно вырастает, то становится самым большим из всех садовых растений. Оно становится деревом, так что птицы небесные прилетают и вьют гнёзда в его ветвях. Стало быть,

                мне повело больше, чем Наполеону!
         
          По мере движения автобуса   по отдельным участкам, проходящим на высоте, наблюдаю отдельные крупные районы.
       В какой-то момент  обзор предстал  еще более  обширно.  В поле зрения оказываются сразу несколько холмов и  весь город   как бы сверху.
Внимательным взглядом делаю попытку отыскать позолоченный Купол  Скалы. Глаза перекатываются по крайним точкам обозримого пространства то слева направо и наоборот, то сверху вниз.  Сканирую каждый квадрат местности.  Нет, не видать, ни в эту сторону, ни в ту.  Получается, город достаточно большой. И что  мелькнет за  следующим холмом, когда автобус повернет?  А в  какой же она стороне, хотя бы направление знать.  Автобус  меняет направление и в каждую  секунду и минуту вид из окна меняется: что-то исчезает за горизонтом, что-то сужается, и видимо, город отдаляется. Впереди,  в лобовом стекле все больше зелени - верный признак  городских окраин. Значит, шансы увидеть то, что сейчас ищу, тают на глазах.  Хотя бы на мгновенье зацепиться взглядом!  Запомнить. Сфотографировать в памяти.
      Много холмов,  и не разобраться где искать Старый город.  В глазах все сливается,  может, и вижу, но не могу отличить что есть что. До последнего высматривала  золотой купол. Уж его то нельзя не заметить на фоне светлых строений. Может, на другом соседнем видимом  покажется  уже другой город?  Запросто возможно. Так я думаю. Территория страны очень маленькая. Это у нас часы и часы до ближайшего города. чтоб изменилась картинка за окном, надо ехать  и ехать часы... А тут - минуты. Тут другие масштабы.

                Все другое.

Иерусалим - город двух цветов: песчаного и зеленого.  Но цвет зелени совсем другой. Не привычный для меня. Нет ярких сочных тонов. Только  как бы приглушенные, не кричащие, немного белесые. В основе своей, не везде. Листва узкая. больше широкие иголки чем узкие листья. Потому при взгляде издалека  массивы зелени кажутся слегка колючими.
       Рельеф  местности считается горным. По географическим названиям горы: Сион, Храмовая, Масличная, Скопус –  выглядят, собственно, не совсем горами.  Скорее высокие холмы.
      Убедительно прорисовывается единая архитектура города.
      Это можно было  заключить в первый же день, несмотря на мои скудные перемещения по окрестностям.
      К моему величайшему удивлению в справочнике отсутствует  информация по категории «архитектура Иерусалима».  Получается, дерзнула первая. Но вовсе не тщеславия ради.

    Архитектура городов, как и дизайн помещений, создаёт энергетику города.
    Не только эстетику. Любой предмет помимо материальной, видимой составляющей, влияет формой на пространство вокруг, сам, при этом подвергаясь воздействию извне. Когда читаешь о взаимосвязи форм и энергий в научных книгах и феншуй – интересно, но сомнительно. Для материалиста, конечно,  доказательства нужны.  Совсем иной дело без расчетов, без экспериментов ощущать  самому баланс того и другого в жизни.
 
    С одной стороны, абсолютное большинство жилых строений имеет форму квадрата или прямоугольника, то есть,  в наличие огромное количество прямых углов. Любой угол, естественный или рукотворный – точка стока энергии,  энергии определенного качества, зависящей от формы и изгибов, по которым протекает. 
    Природа, как известно, не терпит прямоты (в упомянутом смысле). Так, например, реки никогда не совершают поворот под прямым углом. Этим отчасти объясняется мягкость природной энергии. Замечено, то люди творческие, чуткие, люди искусства тяготеют к плавным формам. И наоборот.  Предпочтения грубых материалистов   не зависят от форм. Во всяком случае, углы их не угнетают.
    С другой стороны,  я не почувствовала, что прямые углы, как им обычно и положено,  режут и уничтожат городское пространство, здесь они не давят и не угнетают.  Феноменально! Здесь работает компенсация. Видимо, как мне чувствовалось, рельеф местности вкупе со средним размером строений и расстоянием между ними, заполненном зеленью, и составляют особую ауру города.     Трудно сказать, владели ли  зодчие здешней местности золотым секретом гармонии, или строительство происходило из функциональной целесообразности, случайно совпавшей с  целесообразностью  энергетической. 

     Небоскребы, небоскребы…  а я маленький такой... Да, здесь не увидишь высоток как в Нью-Йорке:  "Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой,// То мне скучно, то мне грустно, то теряю свой покой". Содержание песни как иносказание о морде звериной капитализма.   "А вокруг миллионеры, денег - куры не клюют. //Между ними как собаки люди бедные снуют".  Сразу представляется давящая  и угнетающая со всех сторон среда.
       А вот в Вашингтоне, как предусматривалось изначальным проектом, ни одно здание не превосходит высотой Капитолий. Выдержана определенная высота всех строений, образуя крышу города. Перепадов по высоте, как на Манхеттене, не существует.   Своеобразное архитектурное лицо города плюс повсеместная сакура притягивают множество туристов.  Ничто не давит на мозги сверху, не подавляет.  Так же налицо баланс высоты,  ширины и стиля.
     Вообще  генеральная застройка города  не только  вопрос   функциональности и эстетики. Монументальные формы внешне, воспринимаемые всеми, имеют определенную   энергетику, ощущаемую не всеми, - причина, по которой в одном городе нам нравится, в другом – не очень. В одной местности хочется находиться,   а другой, даже более престижной, становится  скучно  и неуютно.