Изр. гл 3 Утро

               

                _________________________   
               
                ДЕНЬ ТРЕТИЙ
                вторник
                Йом шлиши
                мертвое море
                йам hа-мелах
                ___________________________
 

                УТРО

        Девять утра по местному времени. В России, дома, время сейчас на час вперед - десять. Приятна иллюзия украденного по случаю у обстоятельств одного часа. Вроде как сутки увеличились. Хоть на час, но все ж приятно.  И постоянная тихая радость, к которой уже начинаю привыкать. Которую хочу чувствовать всегда. А нельзя. Через неделю все закончится.  Еще пять дней. Целых пять дней.  Настоящая бездна в количестве пяти. Общественный транспорт до вечера не работал. Поэтому день надо было планировать с учетом некоторых особенностей в передвижении по стране. И сегодня  я выбрала наиболее оптимальный вариант     и одно из самых интересных для меня мест - йам hа-мелах.
Йосиф  любезно согласился отвезти меня на Мертвое море. Около десяти часов утра  мы выезжали из столицы. Улицы пустынны.  Легкая, еле заметная влажность дорожного асфальтового покрытия. Поливальные машины уже потрудились с утра пораньше.
  Конечно, через все окна машины я внимательно всматривалась во все попадающиеся на улицах лица:  напряженно ожидаю на уровне рефлекса, заложенного в детстве,  над городом пелену пьяного похмелья,   ненавистного мне до крайней точки омерзения.
Но нет никого с мелькающими ни свет ни заря  помятыми мордами, непредсказуемо шатающимися, цепляющихся к любому встречному двуногому  или четвероногому,  высматривающихся  вдаль непредсказуемо-недогоняемым взглядом перспективу  и надежно гарантирующих на ближайшие часы испорченность настроения.  И  вчерашние налитые красного вина бокалы не играли   сегодня ни в чьих в стеклянных глазах. Так странно. Утро после  великого праздника - и трезвые лица...
Как бы наивно это ни читалось, я наглядно увидела, как говорится, увидела сама, из первых рук, вовсе не то, чтобы услышала из первых рук,  что мир не ограничивается одной единственной страной, в крови у которой как болезнь великие идеи на будущее и ничего в настоящем. Я увидела, что можно жить сегодняшним и без допингов,  лозунгов, громко декларируемых планов.  Лишь здравым смыслом. Видимо, безнадежно, в основе своей, потерянным у нас. 
 
     Если б не война, не теракты, Израиль представляется как вполне  спокойная страна.  С мирными людьми, которые, как и у нас, имеют свое ежедневное мирное попечение, и к которым вполне приложимы слова М.Светлова из  песни о Каховке,  хотя относящиеся к далеким событиям гражданской войны в России: "Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасом пути". Не агрессоры, какими представляют их многие мировые СМИ. Говорю о простых людях. Таких же, как я. Не о политиках, не о элитах,  не о закулисных   закрытых обществах и организациях.
      Находясь, фактически, несколько десятков часов здесь, но уже наглядно обрисовались результаты    возможностей, которые имеет народ, если он сплочен, созидает и заботится друг о друге   не по одиночке, а коллективно.
     Возможности имеют все. Но почему-то  одни ими легко пользуются, как даром бесценным,  для созидания,   другие, в противовес, оборачивают дар в инструмент-удавку   для  собственного   порабощения. 
      У этого народа есть не только «будущее», о котором относительно своей страны я слышу с детства со всех пропагандистских углов,  но  и настоящее. «Настоящее» сегодня.
      Вчерашний день был полон впечатлений, которые сегодня с утра  перемалывались в моей голове. Да и меняющиеся за окном виды располагали к молчанию и созерцанию.   Сверх того я так устала с непривычки  думать и говорить по-английски, что отсутствие сколько-нибудь весомой нужды  к началу разговора было очень кстати.
        Мы довольно быстро выехали из города. Вчерашние вечерние  красавцы-небоскребы были где-то в другой стороне. Больше я их не увижу. Всё хорошее по одному разу. Сегодня же из окна старенького Мерса наблюдаю новые  незамысловатые загородные виды.   Равнина. Трасса. Трава за обочиной. Колючки.  Широкий обзор. И  где-то впереди, в пространстве и во времени - горы в какой-то, как мне показалось, загадочной дымке, в зловещей дымке. Как и положено для начала дальнего участка дороги,  трасса  предваряется автозаправкой. На заправке  кроме нас больше никого не было.

        Пейзаж очень напоминал классический американский экшн – прерии, широкая лента трассы,  убегающая  по холмистому ландшафту волнами вперёд   и теряющаяся за горизонтом, и одинокая бензоколонка ранним-ранним утром, с едва высохшим от мытья асфальтом, - всё это традиционный кинематографический набор атрибутов как стартовая линия  на очередной дистанции, как промежуточный пункт между прошлым и будущим героя, короткая остановка перед  началом его новых приключений. Иногда я ощущаю себя героем фильма.   Иногда фрагменты   фильма сами врываются в моё сознание, стоит лишь возникнуть  ситуации, параллельной с когда-то увиденной  в кинематографе: 
   - Будет ураган, - мальчик, помогающий отцу на приграничной мексиканской автозаправке,    предупредил очередного клиента, прибывшего пополнить топливо. 
   - Я знаю, - ответила Сара Коннор,  молодая женщина, волей судьбы по сюжету фильма вовлеченная в борьбу с Терминатором.   Она находилась на такой же одинокой заправке, как и я: вокруг  полупустынный  пейзаж, трасса,  убегающая узкой лентой за горизонт,  и тревожащая неизвестность впереди.               
      
        Эта параллель с фильмом   возникла не только от схожести пейзажа, но ещё и от смысла краткого ответа. Тихое задумчивое «Я знаю»  для Сары имело глубокий  подтекст.   Она знала, что вскоре ей предстоит жесткая борьба, борьба на выживание, борьба женщины с чудовищной машиной под названием терминатор.
       А для меня, может,  здесь и сейчас для меня сеются лишь только зерна будущих событий, о которых и не подозреваю и которые прорастут через года и десятилетия. И только что всплывшая параллель мне как знак о грядущих житейских ураганах.  Что ж, поживем – увидим! 

         Имея в памяти великое множество сюжетов из мировой художественной кинематографической классики,  параллели с моей реальной   жизнью часто всплывают сами по себе, автоматически.  И личностная значимость таковых велика. Внезапные образы, как реперные точки в геодезии, точки, на которых основывается шкала измерений.   Для меня они как система привязки к бытию: значит,  некое событие хочет обратить  на себя мое внимание,  значит  мне посылается сигнал, знак, предупреждение.   Традиционные  приметы, как то черная кошка  или встречный с пустыми ведрами в руках для меня не работают.   И вовсе не потому, что христианство  клеймит суеверия,  приметы и интуитивный способ познания мира. И этот  уровень  познания тоже дан человеку, как и видимая реальность. Христианство и мистицизм рассматривали известные философы Н.О. Лосский,  В. Соловьев. Но  христианство с этим мистическим уровнем не достаточно работает,  не дает глубины в возможностях  человеку познать себя самого, свою индивидуальность в способах общения с миром. А   собирает всех под один стандарт.  Не давая   возможность человеку стать как бы личностью пред богом.
        Получается  как у Ф.Тютчева -  мы в бога верим, и ему же не верим:
    
                Путь промысла Его неведом потому,   
                Что вера есть в него, но веры нет Ему!   

         И так долгое  время  противоречия между христианскими табу, отсутствием должной культуры познания себя и страстным внутренним порывом к индивидуальному общению с высшим  тиранили душу, лишь подтверждая, что

                Можно закрыть глаза на то, что видишь.
                Но нельзя закрыть сердце на то, что ты чувствуешь (Фридрих Ницше).

       Кто у нас учит слушать своё сердце?  Расшифровывать язык  образов, анализировать  случайности, или наоборот – повторяющиеся явления? И этот тягостный клубок  неразгадываемости,   стечений и хитросплетений  тащился  и тащился по жизни     как  незаживающий нарыв.
     Но пришло время,  подоспел случай,  и  этот клубок  легко и красиво  размотался, как ни странно, еврейкой.   Знаток иудаизма, журналист и филолог  Эстер Сегаль,  образность  общечеловеческого слога которой не имеет религиозных барьеров,   в одной из своих лекций-проповедей  на раввинистические предания о неслучайных случайностях  проиллюстрировала свой рассказ развёрнутым  примером про кошелек,  обнаруженный под ногами одного из сотен тысяч идущих людей.
     Случайность,  случайная случайность или   знаковый   поворот событий?
     Рассказ прострелил моё сознание. Тема раскрылась так, как будто была  заказана для меня и сказано для меня. Вложенная мне в уши разгадка  была принята  с великим облегчением.
       И в  моё освободившееся от многовекового нарыва пространство сознания легко  вписалось:«Я верю Ему!» «Я верю случаю!».

       Случай, который в христианстве почему-то считается суеверием и вера в который считается грехом, утвердился как  весьма значимая константа.
      Я не то  чтобы «верю», я «знаю» на все 100, что Бог общается со мной не только через молитву, но и через случай!

           И для меня случай чаще бывает  надёжней, чем чьё-либо референтное мнение. Надо лишь   не злоупотреблять этим ресурсом. А вписать  его  в свой  мир на равных с иными способами познания.

      И право доверять ему, право полагаться на него  было выстрадано. Выстрадано в борьбе между сильнейшим внутренним позывом и догматическим учением Церкви.
      После многих-многих лет безответных вопросов  обрела, наконец, покой.  И вовсе не тревожусь от не вписывания в христианскую догму. 

      Вот таков один из   способов моего   общения с миром.

       Так простая бензоколонка навела на мистические размышления об индивидуальной  системе привязки к возможной событийности.    
       Зафиксировав для себя ещё раз  многообразную вариативность  в способах общения  с миром, мы с Иосифом двинулись  в новом направлении, за моими новыми впечатлениями. За будущими впечатлениями уже сегодня.  Что день грядущий нам готовит?
       Проехав немного, в машине так же тихо как на трассе. Однообразие. Может поэтому   тема для разговора никак не вырисовывалась.
       Как-то неожиданно  Йосиф  завелся про политику.  О насущном. И вечно актуальном.   Про арабов. Об огоньке, который никогда не затухает в душе израильтян и вспыхивает от осколка спички.   Его сентенции лучше звучали бы на русском в литературном варианте, а не в буквальном  переводе с английского. Плюс эмоции.  Его эмоции с лихвой  восполнили языковой барьер.    За невозможностью английского передать оттенки его эмоций и мыслей, дочитываемых мной на его лице, это благополучно восполнит русский литературный язык.  Я была не столько удивлена,  сколько неожиданно оказалась, как говорится, не в теме, не у темы и не с темой.  Я  была не готова и не просила. Здесь же из первых рук на меня  выплеснулось все,   сфокусированное в немногих словах и в богатых эмоциях,   развеявшее  всякие сомнения по данному вопросу.  И это был именно тот случай, когда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать или посмотреть по телевизору.
    Я оказалась лишь молчаливым  свидетелем глубинной боли и многовековой трагедии еврейского народа, прорезавшейся по случаю в этом человеке.
   - Кто такие, эти арабы? - задавал он то и дело риторический вопрос. И, поворачиваясь ко мне лицом   после каждого логического умозаключения по поводу эфимерного государства под названием Палестина,  поднятыми бровями и многозначительным паузами давал понять, что ответ очевиден и однозначен:
   - Нет такого государства "Палестина". Нет и никогда не было. Кто его образовал и в каком году? Где границы? - Так, дело принимает серьезный оборот, - прокомментировала я сама себе. Вот они,  местные "особенности национальной охоты". Теперь эти  слова  из фильма вовсе не  вызывали традиционной улыбки.  Серьезный подтекст. Политикой запахло.   Все слишком серьезно.
  Надо помалкивать и со всем соглашаться. Да и имею ли я право поддерживать разговор в каком-либо ключе?  Собственно, он и не для того начат, чтоб выяснять истину. 
Все то немногое, что я могла  наблюдать, колоссальная разница между евреями и арабами, если  условно говорить о них как о двух народах. С одной стороны - еврейский народ (вернее, группа людей семитской крови, объединенные вероисповеданием, поскольку евреев как национальности не существует), с другой стороны - палестинцы всех мастей, но только те из них, которые арабы и мусульмане.
Надо заметить,  что то  ничтожное время, проведенное на этой земле,  вполне достаточное,  чтобы развести мосты между этими семитскими группами и  определиться, чью сторону конфликта принять.
      Передаю свои наблюдения из первых рук.  И  именно тот случай, когда лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.   И этот один случай говорил о многом.
    Я видела впечатляющие результаты созидания евреев: города, инфраструктура в них.
     В то время как я не видела ничего более или менее значительного, созданного арабами.  Только    торговые ларьки   на автовокзале.

Чрезмерная эмоциональность  вкупе с  некоторыми колоритными чертами  лица  Йосифа  в начатой им же теме выглядели немного юморнО, но в какой-то момент  казались трагичными по сути.  Драматургия  театра одного актера, ни сколько не иронизируя,  сидящего слева от меня, живо представила мне образ Жванецкого, который не прервется, пока не договорит свою миниатюру до конца.
      Это был именно тот случай, когда в лице одного человека заговорила нация. Не нужны никакие методы научного исследования для выяснения истины и постановки заключения: никакие социологические опросы, наблюдения, сравнения, замеры, анкетирования.
     Все предельно просто. Все гениальное просто:
- Палестина - что это за страна такая?  Кто ее придумал? Ее никогда не было. МЫ здесь жили всегда!  -  заключение прозвучало  по-свойски, по-дружески. С задором. От души.  Искренне, как дома, на кухне,  с родственниками обмен текущими новостями в мире  и вокруг.   И завершилось   многоговорящей  паузой. 
      Местоимение  "Мы"   прозвучало столь выразительно, что невольно соотнеслось со мной,  сидящей вот тут рядом в машине. 
      Невольно подпав под убедительные эмоции Йосифа,  я почувствовала себя гражданкой великой нации с древнейшей историей.
      И моментально намотав на ус  Йосино поучительство,  смекнула, как надо обращаться с арабами, если меня вдруг примут за еврейку.
     Может он хочет научить меня правильно с их еврейской точки зрения относиться к арабам? А ведь он прав.  Сколько веков намытарились по чужим странам и континентам.  При этом сохранили свою традицию и веру. Не растворились в других народах и не потеряли дух. 
     Этот обычный путевой разговор мог бы, с моей подачи, продолжиться, - раз затронута тема - надо её развить. Но...  нет.   
               
                Не по  зубам мне, да и не по адресу.

        Хотя евреи  и сыграли важную роль в моей жизни,  размышлять на затронутую тему я могла лишь внутри себя.
      Что если пойти от обратного и гипотетически предложить, что  первоправо на  Палестину за арабами. Тогда возникает вопрос - куда девать евреев? У каждого народа должна быть своя территория. Куда поселить евреев?
Где тот клочок земли, на котором они, наконец, успокоятся? Попытки таковые уже известны в недавней истории.  В 1928 году на Дальнем Востоке была создана еврейская  автономная область. Еврейские общины других стран давали деньги на развитие. Туда перебралось некоторое количество евреев даже из других стран, вдохновленных идеей жизни на своей земле. Поехали некоторые и  из Палестины, где среди евреев были упадочные настроения. Однако попытка обустроить Биробиджан  не увенчалась успехом. С берегами Амура евреев   ничего не связывает. 
Это одна сторона вопроса, историческая.  Есть и другая, неразрывная от первой - религиозная.
       В Палестине находятся мусульманские и иудейские святыни.  Первый Храм  на горе Мория начал воздвигаться еще в 950 году до н. э. А мусульманство, кстати, секта, возникло в 7 веке н.э.    Об этом знают арабы, претендующие на территории?
     Может, и жили тут арабы веки вечные  перед тем как до.... НО

                как все начиналось?    
   
Палестина была пустынным унылым местом, бесконечно отставшим в своем развитии от Европы.  Первые  еврейские переселенцы в прошлом веке гибли от малярии и голода. Евреи покупали заброшенные никому не нужные земли и тяжким трудом приводили их в порядок. Работали в похожих на колхозы сельскохозяйственных кооперативах  - крестьянское поселение, основанное на   коммунистическом принципе - от каждого по способностям каждому по потребностям.  Никогда еще люди не пытались построить счастливое общество на земле такой огромной ценой и с таким самопожертвованием.  И  глядя на продолженное силами репатриантов   дело, любой прибывший в страну гость, если не лукавя,  однозначно  поймет чьих рук  красота и изобилие.
         Так что  в вопросе о   родственных связях данного клочка земли с её владельцами  для меня ответ  очевиден и однозначен:

                Не та мать, которая родила, а которая воспитала.