Изр. гл. 3 Домой в Иерусалим

        Ближе к вечеру страна стала оживать после праздника, улицы постепенно наполнялись людьми, включились в работу междугородние рейсы. С иерусалимского вокзала до гостиницы также  решено было добираться на автобусе.  Ведь я еще не запомнила этот путь зрительно настолько хорошо, чтоб совершить его самостоятельно, без вопросов к местным прохожим.   Хотя  чрезмерно велико было желание пройтись пешком.
     День клонился к вечеру. Сумерки наступали. Не смотря на это среди пассажиров автобуса, на котором ехала, было много молодых семей.  На каждой остановке входили мамочки со  множеством детей.   Остановок  было мне проехать прилично, и такое не обычное для России зрелище с кучами детей, что   меня потянуло подсчитывать каждый раз поголовно входящий молодняк.
      Если один ребенок -  семья совсем молодая, значит  у  них все еще впереди.  У женщин постарше я насчитывала до четырех детей.   Мной был сделан вывод, что случай закономерен, и здесь действительно очень много многодетных семей. Где-то слыхала, что в стране очень хорошо материально поощряется рождаемость. Видимо, я стала свидетелем плодотворной социальной политики.
     Одновременно  заделись профессиональные струны мой души:   вошли дети.  Совсем не такие дети, каких привыкла видеть. Отличные дети, то есть заметно отличающиеся  от наших, которые в основе своей - чванливые дети новых русских, а все остальные – крикливые, разбалованные, с  рассеянными взглядами.
    Моментально заиграли  какие-то подтексты. Ведь я учитель. И у меня  по-особому глаз наметан.  Знаю о иных детях куда больше, чем их собственные родители.  Профессиональный взгляд моментально отметил хороший стартовый материал для работы учителя – дисциплинированы, собраны, не болтливы.  Ведь постановка  любого не поддающегося больше никому «поделочного материала» с целью приведения оного к состоянию восприятия учебного материала -  мой конек. В конце концов, видимо, призвание. Ибо то, что удается вылепливать из некоторых подопечных,  не возможно,  как правило, ни коллегам, ни  родителям этих детей. 
     Ибо дисциплина и собранность - наипервейшие и пренеобходимейшие условия для начала приобретения умений, навыков, а так же развития механизма аналитического мышления, чего современная российская школа в принципе  делать  не может.
       Здесь  же,  в детях, которых я наблюдала,   готовы эти базовое условия для успешного развивающего обучения.  Разнообразные  попутные помехи отсутствуют.

     Меж тем сумерки наступают на город.   Трамвайный путь   лежит в продолжение оставшегося   мне   проехать участка  все время прямо, без поворотов.  Движемся вверх на холм, на котором моя гостиница. Всматриваюсь в окна, за которыми изрядно потемнело. Справа - большая огороженная и ухоженная зеленая территория, видимо, парк.  Значит, надо выходить.  Приятно почувствовать  на какое-то время этот кусочек города своим, уходить утром по этой дороге, как горожане, в город, на работу, видеть то же самое, что видят  они, а вечером - возвращаться, и смотреть на те же дома, но в другом направлении;   с каждым днем запоминать путь подробнее, ожидать за каждым поворотом  - другой отрезок пути, с каждым днем более и более знакомый, почти родной. Дорога  стелется передо мной сама собой. Она  мне  и путеводитель, и экскурсовод.
       За окном – приятные виды. И в самом  автобусе приятно ехать. На каждом окошке - жалюзи. С работающим механизмом. Опускаются и поднимаются. И слой пыли из-под неё не сыпится. И  никто не  наступает на пятки  друг другу на входе.
     Водитель никогда не нагрубит и не закурит за рулем. И не устроит езду наперегонки с впереди движущимся автобусом. Сидишь,  смотришь в салон или в окно. И радуешься. Сколько положительных эмоций   можно получать каждый день  по дороге на работу!
      Здешние местные ничего этого не знают,   поэтому   не замечают. Но когда есть с чем сравнивать...

        Иду от остановки пешком до гостиницы. По времени минут семь. Уличной преступности здесь нет. Как такое возможно?  С детства в генах сидит въевшаяся грязь, что  надо бояться,  страхи  культивировали как неотъемлемая часть жизни. Оказывается, не везде.
    И лица здесь другие. Осмысленные. В магазинах одолжение не делают. При входе в автобус не толкаются.  Чванливым завистливым взглядом не оценивают караты  в твоих ушах и на пальцах.
     Зато другую фишку чувствую спиной - раздражает  мое славянское лицо некоторых.   Сочетание  длинной из плотной ткани юбки  и  традиционного русского орнамента на косынке   кому-то  о многом говорит.   Точнее, говорит обо всём… если иметь ввиду религиозный аспект. 
     Обычно, привыкшая, что на меня на улицах, дома, обращают внимание,  но не в таком контексте, теперь начинает собираться коллекция из, как бы это помягче сказать, из местных косяков. Слово, конечно, разговорное, зато  точное, ярко выражающее  сферу проявления  местного  колорита. 
               
         Всё интересно. Все интересны.  Продолжаю идти  по дороге. Каждая дорога когда-то к   кому-то приводит. Моя приведет меня к гостинице. Удивительно, непостижимо! Но здесь меня ждут! Как путник на перегоне  через  пустыню  рад любому  среди бархан  встречному, так и я, по дороге пешком, не имея кому головой кивнуть,   жду   и  предвкушаю теплую встречу.
     Да,   меня здесь ждут! Ждет моя гостиница. Ждет швейцар. Конечно, ждет!  Всегда рад  переброситься парой фраз со всеми двигающимися туда или оттуда. Может быть, ждут другие русскоязычные  сотрудники гостиницы: портье за стойкой, продавец в ювелирном магазинчике вестибюля. Они не знают, кто я. Они не знают, как меня зовут.  Но передаются же им, тоже людям, в конце концов, мои  трепещущие вибрации! Мой искренний детский интерес в глазах ко всему и ко всем, что здесь происходит!
      Не один километр проехан  от вокзала, и остаток пути прохожу пешком.  Не замечаю никого праздно шатающегося,  или, наоборот, торопящегося. Размеренный ритм жизни.  Без крайностей. И никакой обреченности или обремененности в лицах.
    Как это сочетается с ежедневными военными реалиями  этой страны? Но никакой паники и страха в глазах. Быт спокойный, устроенный.  Хотя страна, фактически, в состоянии войны много лет.
      Я видела глаза живых ветеранов  кровавой Великой Отечественной войны.    Я помню фотографии военных лет,  плакаты, боевые листки, кадры кинохроники и  ежегодный парад. Измождение и  боль поселились в глазах того советского военного поколения навсегда. И даже через десятилетия после войны, гуляя на праздник по городу, встречая взглядом лица наших ветеранов, отмечала  у всех отпечаток в глазах,  как будто для них всё было вчера, хотя прошли десятки лет…

     А здесь, вероятно,   наличие постоянной угрозы  как-то закаляет и входит особой чертой в качество народа и отдельного человека, придает особое качество мужественности.  Не дает возможности расслабиться и набраться прочей дури, как то наркота или  европейская голубизна британских котят.

     У нас же население не испытывает подобного напряжения (хотя, несомненно, перманентно пребывает в напряжении иного рода). Наши люди сплачиваются только когда гром  грянет.  А в перерывах между - так расслабнем, размякнем, разбежимся по квартиркам,  сведя общение  друг с другом    пренебрежительным выдавливанием и себя  дежурного «здрассьть».  Средним путем идти не можем. Подняться выше планки беспечности и необоснованного самомнения. При том иметь и хранить бдительность в мирное время. 
      А здесь наоборот. И средний путь найден:

                Хранить мир в состоянии войны.
                Хранить мир    несмотря на войну.

       Наверно, здесь по-иному, чем у нас, умеют ценить сегодняшний день и каждый вечер, проведенный в кругу семьи.  Здесь есть уют. Домашний уют. В каждом доме. В каждом дворе. Как я хотела бы, чтобы меня здесь ждали всегда...

                Между тем заметно холодает.

Путь в гостиницу не первый раз. Во второй. Но и второй - это уже не первый. На ночной маяк в ночное пристанище.  Идешь и идешь, заняты ноги.  Интуиция не позволит заблудиться и перейти в соседний квартал. Ум свободен. Чем его занять? Дневные  впечатления перегорели и утихомирились. Время тематических впечатлений  от визуального исчерпано.  Всё. Проехали. Теперь  ВЕЧЕР. Совсем потемнело. Именно сейчас очень   кстати подумать  про  отдых как переход из одного состояния в другой. Обстановка располагает,  разумеется, на духовное, нечто совершенно легкое и не назойливое,  и витающее повсюду.        Совершенно как местный ветерок.  Который  есть здесь, там,  везде и однако  нигде и никогда невозможно его поймать,  а только констатировать, что он есть.  Как дух святой. Не видим, только ощущаем. Через сошествие на апостолов. Через озарение разума. Через просвещение души.  И всегда непредсказуемо, но к месту.   Потому что Святая земля. Все к месту по своей природе.
           Когда наши города  замирает во тьме ночной, в них есть что-то зловещее.
                А этот наполняется молитвой.
Так о чем еще можно думать поздним темным вечером по дороге пешком в Иерусалиме? О том, как там дома, за тридевять земель? Из которого я улетела только два дня назад? Что дома меня ждут? И  о том, что,  должно быть, уже потеплело и традиционный предпасхальный жесткий  ветер с калмыцких степей, злорадствующий на  всем юге, наконец то,  прекратился?  Стоит ли возвращаться к тому, откуда отбыл не для того, чтоб мысленно возвращаться?  И к месту ли мысли   о хитровыдуманных отношениях   между государством со звездой и государством с тремя полосами?  Всё о тленном?..   Да нет же.   Конечно же,  н е т! Не место и не время ни тому, ни другому. Так о чём же? О чём?
                Итак:

                МЫСЛИ ПО ДОРОГЕ ПЕШКОМ