Белая радуга - 12. Радуга

<< Белая радуга - 11:
http://proza.ru/2020/09/30/773


Радуга

В кафе на этаже отдыха Эн нашел Мэй.

– Ты как? – спросил он осторожно.

– Ты не позвонил, – пожаловалась она. – Где твой плащ? Новый имидж?

– Сгорел, – пожаловался в ответ Эн. – Вместе с квартирой.

– Жалко, – посочувствовала Мэй.

– Все равно было не мое, – пожал плечами Эн.

– Квартира?

– Нет, плащ.

– У тебя был чужой плащ? – поразилась она.

– Да, – подтвердил Эн, поспешно добавляя: – Я взял его... на память.

– Как ты мог, Эн? – вздохнула Мэй. – Стянул чей-то имидж. Что дальше? Чужое удостоверение? Чужое средство связи?

– Личное средство связи – это же почти нижнее белье. Как можно использовать чужое? – пошутил Эн.

– Ты не ответил, как так получилось...

– Спасал жизнь, – Эн замолчал.

– О чем ты? – не поняла она. – Несешь какой-то бред. Должно быть, это все тяжелая ночь, – Мэй схватила Эна за руку. – Пошли знакомиться с отцом!

– Со священником? – уточнил Эн, следуя за девушкой.

– Да нет же, глупый. С моим папой. Мы недавно переехали, он все еще разбирает вещи. Это тут, недалеко.

Они пересекли несколько этажей здания и пару переходов.

Через четыре минуты приблизились к темному туману.

– Здесь вы живете? – уточнил Эн.

– Здесь, – подтвердил ее голос. – Электронные замки еще не поставили, поэтому мы пользуемся механическими.

– Не очень-то много электроники у вас, – отметил агент, осторожно проверяя восприятием область тумана.

– Отец не любит электронику, – подтвердила Мэй.

– Не любит электронику? – слегка растерянно пробормотал Эн, следуя за девушкой.

Он чувствовал себя неуверенно во тьме.

– Отец уже распаковал картины, – радостно объявила Мэй. – Он художник, – пояснила она. – Школа "классического искусства". Пишет без использования вспомогательных устройств и искусственного интеллекта. Если бы ты только мог увидеть их!

Чувствовались масляные краски, холст, запахи картона и химии. Браслет столкнулся с буйством цвета.

– На этой картине, – с энтузиазмом принялась комментировать Мэй, – изображен фей... ейе... ер.. фейерверк.

– Я вижу, – молвил Эн.

– Видишь?

– Я неплохо разбираю цвета.

– Это совсем не то, – возразила Мэй.

– Полагаю, что да, – согласился Эн. – Это... отличается... наверное.

Они остановились около белого пятна.

Эн смутно улавливал серые очертания карандашного наброска.

– Последняя картина отца, – сказала Мэй. – Это радуга. Но он еще не закончил ее.

– Радуга?

– Странно, правда? – задумчиво продолжила Мэй. – Уже давно не видно чистого неба, и дожди стали редкостью. Радуга встречается разве что в искусстве.

Эн почувствовал приближение живого существа.

– Руками трогать нельзя, – предупредил голос.

Агент развернул кольцо. Никакого эффекта.

– Конечно, папочка.

Эн подверг анализу голос.

– Здравствуй, Элай, – приветствовал он знакомого человека.

– Вы знакомы? – послышался вопрос пораженной Мэй.

– Дорогая, налей по чашке чая старым друзьям, – сказал в ответ Элай.

По удаляющимся шагам Эн понял, что они с Элаем остаются одни.

– Когда ты стал художником? – спросил агент.

– Я? – рассмеялся Элай добродушно. – Я всегда был художником. Даже когда паял твои схемы.

– И ты правда не любишь электронику?

Элай вздохнул.

– Скажем так, я устал от электроники. Но тебя-то я всегда рад видеть.

Восприятие Эна поймало светящийся в тумане объект. Множество мелких бесцветных предметов раздвинулись в стороны, а из груды неопознанных вещей выглянул медвежонок.

Медвежонок неуклюже выкатился на середину комнаты, неловко подпрыгнул, а затем взлетел к потолку.

– Так твой дом не полностью свободен от нее? – сказал Эн.

– Пространство полностью свободное от электронных устройств? Что ты! Такие места существуют, наверное, только в космосе. Да и то подальше от планеты, – пошутил Элай, затем нахмурился, следя за полетом медвежонка. – Ты мог бы стать богом здесь, – заметил он.

Эн отметил нотки искренности.

Словно слабый источник света перемещал Эн игрушку вдоль стен и обводил вокруг предметов, изучая детали квартиры.

– Тебе не следует часто использовать поле, – предупредил Элай.

– Я знаю, – Эн поднес медвежонка к маленькому черноволосому человеку с усиками, бородкой и незлой улыбкой специалиста. – Так Мэй – твоя дочурка?

Маленький человек закивал с довольным видом выполненного долга.

– Ее фамилия "Ри", – припомнил агент. – Так она представилась.

– Это фамилия ее матери, – пояснил Элай. – Не спрашивай почему...

В комнату заглянула Мэй.

– Чай готов, – объявила она, пропадая.

Эн перенес медвежонка к себе, поймал его рукой и направился в сторону кухни.

– – –

После ночного чаепития, на котором Эн не выпил ни капли, но высказал несколько соображений по обсуждаемым темам, Мэй заметила, что ей нужно пройтись, и покинула квартиру ненадолго. Агент и Элай поднялись на крышу здания, где уселись на самом краю, свесив вниз ноги и вслушиваясь в звуки ночи. Элай осмотрел и попытался исправить нерабочее отделение для батареи в руке агента.

– Мэй рассказала про бандита, который напал на вас в переходе, – сообщил художник. – Я рад, что ты присмотрел за ней.

– Мне хватает работы обычно, – заметил Эн. – Но сегодняшняя ночь чересчур богата на события. ...У... – слегка вздрогнул он. – Осторожнее там.

– Тебя следовало бы усыпить вначале, – признался Элай, когда из предплечья Эна посыпались искры. – Как ты умудряешься быть настолько неаккуратным?

Эн поморщился, его сенсоры уловили признаки дыма.

– Смешно, – сказал агент. – На девушку напал бродяга, и она потеряла сознание. А я не мог уловить признаки жизни. Тогда я использовал батарею, чтобы подать разряд на ее сердце. Так странно. Как будто от того, что я не знал ее дату, зависела ее жизнь.

– Но девушка осталась жива? – Элай воспользовался универсальной перчаткой ремонтника. "Не видно ни черта", – пробормотал он.

– Да, но... Она бы все равно осталась жива, в том-то и дело, – Эн покачал головой, блокируя восприятие дыма.

– Но ты не мог сказать это с уверенностью, так как у тебя уникальное восприятие мира. Именно такие глупости и делают нас людьми.

– Аг... – Эн вздрогнул вновь. – Ты уверен, что по-прежнему разбираешься в этом?

– Конечно, – заверил Элай, взмахнув паяльником, словно кистью. – Еще лучше системных инженеров.

– За прошедшие годы даже у меня появилось много новой начинки, – предупредил Эн.

Налетел холодный ветер. Он принес звуки транспорта и запах гнили.

Эн понимал, что с высоты здания Системы можно увидеть другие здания Системы, часть города, колонны летающих машин, основательно поредевшие ночью, темное небо. Агент воспользовался изображением со спутника.

– Это трудно, – сказал Эн. – Трудно воспринимать... не собой...

– Откуда ты знаешь? – справедливо заметил Элай. – Может быть ты видишь куда больше остальных.

– Больше, – согласился Эн. – Но правильно ли? Есть внутри меня человечек. Он взирает на показания электронных приборов и все гадает, понимает он их или нет... А приборам, порой, кажется, что человечек давно умер и передавать сигналы больше некуда...

Возникла рабочая пауза. Элай пытался исправить последствия неосторожности Эна, а Эн терпел.

– Вот скажи лучше, – сменил тему Элай. – Раз уж речь зашла о жизни и смерти. От природы люди – существа совершенно не приспособленные к полетам без специальной экипировки. Они даже падают не эстетично. Но если воодушевленный нескорым финалом жизни парень на лыжах выпрыгнет из самолета, пролетающего прямо над центром города, как его назовут находящиеся в том центре люди? Экстремалом. А если подобный же эксперимент проведет в любовно-сексуальной сфере? Правильно, извращенцем. Хотя в обоих случаях одна суть: проверка возможностей человека.

– Эм... – задумался Эн. – Это личная проблема?

– Нет, философская, – обиженно ответил Элай. – Я не сторонник экстремальных развлечений и перемен.

– Тогда в чем вопрос?

– В восприятии жизни, – предположил Элай. – Люди – существа научившиеся получать удовольствие от чего угодно. Их не может испортить такая мелочь, как знание даты смерти. Наоборот, многие страсти куда ярче, чем были бы без информации о финале.

– Знание будущего убивает жизнь, – возразил Эн.

– А оно есть, это знание? Автор создал книгу, а через десятки лет по ней сняли отличный фильм и сделали неплохую игру. Кто-нибудь знал об этом заранее? Нет, – Элай присмотрелся к схемам и наконец решил воспользоваться фонариком. – Ну, всё, кроме игры, которые запрещены... Я наблюдаю в тебе обычную депрессию разумного существа, – объявил он. – В каждой схеме, буквально. Собственно, я сам определенную скуку ощущаю с рождения. Ну, правда, что я снова тут делаю? – Элай рассмеялся. – Сначала Система гоняет нас в детский сад, потом школа-дом-школа, потом Система-дом-Система, потом работа-дом-работа. Тем не менее, при творческом подходе, в жизни можно найти много интересных вещей. Вполне мирных и не опасных, к слову.

– Например? – сжав зубы, поинтересовался Эн.

– Можно радоваться жизни как явлению. Это самое уникальное явление, которое есть в мире. Можно жить нереальным миром. Начать рисовать картины. Если знаний для живописи не хватает, помогает внимательное наблюдение за окружающей жизнью. Иногда полезно воспринимать, что говорят в Системе. Там, как это ни странно, бывает много интересного тоже, – Элай прикрепил фонарик за ухом и продолжил: – Больше оптимизма. Жизнь – это ограниченное время. Изучать доступное в это время пространство весьма интересно само по себе. "Жизнь существует", – скажи с оптимизмом.

– Жизнь существует, – без особого оптимизма пробормотал Эн.

– Нужно вдуматься во всю уникальность этого явления, чтобы хотя бы почувствовать его смысл. Найди себе повод для жизни. Мозги для того и нужны. И начинай жить, вместо того чтобы разбираться в недоступных разуму причинах. Тратить много времени на поиск таких причин не очень-то практично и законно.

– Но если я не знаю причин, движущих окружающими, если мне не знакомо их восприятие жизни, то как же я приспособлюсь к их правде?

– А никому не знакомо восприятие жизни соседа. Это как теория об информации, перегружающей индивидуальное сенсорное поле, помнишь? "В зависимости от восприятия человека, разум собирает некое количество информации. Если информации будет достаточно, чтобы занять все ресурсы разума, человек ограничится одним лишь созерцанием. Если ресурсов хватит, или же сенсорное поле окажется недостаточно широким, человек будет пытаться познать доступные явления все глубже и глубже." У всех свое восприятие и своя порция информации.

– Ты сейчас так говоришь, как будто Система не способна объединить людей уже из-за одной человеческой природы, – осторожно отметил Эн.

— Нет, нет, — спохватившись, возразил Элай. — Система — это Система. Прошу простить великодушно, но плевала она на человеческую природу, у нее своих проблем предостаточно. А человек просто "должен работать с максимальной эффективностью", — художник успешно исправил отделение для батареи, отложил инструменты, выключил фонарик. – Готово, – объявил он. – Лично я спускаюсь поесть. Нам, людям, нужно время на еду, а уж мне в особенности.

– Я человек, – сказал Эн.

– Ага. А я – Дед Мороз.

Эн изобразил на своем лице непонимание.

– Тебе нужны факты? – с задором принялся перечислять Элай. – Номер раз: все люди знают, когда умрут. Почему никто не помнит дату твоей смерти? Номер два: с таким количеством имплантов внутри, как у тебя, живут максимум месяц. Понимаешь? Там предопределенность работает всегда. За месяц до смерти проводишь последнюю модификацию, а до этого, как ни пытайся, ничего не выйдет. Как в тебя столько поместилось?

– Во мне... современная архитектура, – попытался найти объяснение Эн.

– Не смеши мои кеды. Номер три: ты когда-нибудь "работал с максимальной эффективностью"?

– Я агент Системы с непростым восприятием мира, – сказал Эн со всей серьезностью. – Мне позволены некоторые привилегии, которые окупаются результатом проделанной работы...

– Эй, расскажи это своим коллегам. Дин, например. "Привилегии" ее особенно "порадуют", – Элай поднялся, опасно качнулся в сторону улицы, словно собираясь упасть с крыши, затем направился к единственному цивилизованному спуску – к подъездной лестнице. – В мире нет абсолютной правды, – добавил он напоследок. – Есть множество правд. И одному богу решать, какая правда истинная. Но ты не можешь даровать миру свою правду. Потому что ты один, и твою правду никто не примет. Ты можешь только выбрать. И превратить свой выбор в истину. Вот в чем назначение бога, как мне кажется.

– Я не бог, – возразил Эн.

– Я говорю абстракциями, Эн. Я не утверждаю, что ты бог. Но ты один. И у тебя есть всесредства для поиска своей истины.

Эн наклонился, изучая улицу внизу. На мгновение нечто потянуло его соскользнуть с неудобного края и отдаться в объятия ядовитого воздуха. Но очки уловили движение темной фигуры, ползущей по стене.

– Кто-то поднимается к твоему окну, – предупредил Эн.

Элай остановился. Вернулся посмотреть на не в меру наглого персонажа. Во тьме он разглядел, как некто, плотно прижимаясь к стене, висит на уровне этажа художника.

– Уже пытается проникнуть в квартиру, – сообщил Эн. – Предлагаю спуститься к нему.

– Идем, – согласился Элай.

– – –

Они вернулись в квартиру отца Мэй. Эн вновь держал в руках медвежонка и рассматривал с его помощью детали помещения. Элай, крадучись, двигался вдоль стены.

– Как ты думаешь, кто это? – шепотом спросил Эн у друга.

– Кто его знает? – столь же тихо ответил Элай. – Может очередной ухажер моей дочки. Может внесистемный хулиган наведался за моим добром.

– Вон то самое окно, – предупредил агент.

Они замерли. Каждый по-своему рассмотрел темный угол комнаты.

Эн отчетливо ощущал присутствие постороннего.

Элай резко включил верхнее освещение, чем сильно напугал грабителя.

Долговязый человек в темных одеждах, худой и лысый, выронил картину, в страхе уставившись на свидетелей.

– Прамус, мой друг! – расхохотался Элай. – Опять воруете мои труды.

– Я... я... – задрожал, словно стебель на ветру, Прамус.

Элай, пританцовывая, уже подбежал к нему и, крепко обняв одной рукой, развернул знакомого к Эну.

– Знакомьтесь. Эн – особый агент Системы. Прамус – вор-искусствовед.

– Я... я... – трясся Прамус, вытаращив на агента полные ужаса глаза.

– Скажи, что тебе очень приятно познакомиться, Эн, – от души веселился Элай.

– Очень приятно познакомиться, – сказал Эн, едва сдерживая улыбку.

Прамус перестал издавать какие-либо звуки, нервно передергивая губами вместо речи.

– Дружище, я рад вас видеть непередаваемо! – объявил Элай. – Мы с Эном как раз обсуждали особенности восприятия мира. И я готов поделиться с вами некоторыми выводами, пока мой друг-агент подождет здесь, – Элай хитро подмигнул Эну и повел несчастного Прамуса на кухню. – Признаюсь, я вам завидую, – услышал Эн. – Во-первых, у вас еще все впереди. Во-вторых, вы намного талантливее меня. В-третьих, вы списываете чужие произведения настолько гениально, что добавляете все недостающие черты.

Художник и вор покинули зону восприятия.

– Это папин коллега, – пояснила Мэй. – "Заимствует" его произведения и переписывает под свои.

Эн развернулся.

– Тебя проводили до дома, – сообщил он.

– Ага, – кивнула она. – Бродить в столь позднее время в одиночку опасно даже в Системе, даже по переходам. Ну ты же сам помнишь.

– Помню, – согласился Эн.

Мэй приблизилась к нему.

– Не переживай, – неожиданно нежно прошептала она. – Седой умер, но жизнь продолжается.

Эн не знал, каким образом Мэй заметила его переживания. Он ничем не показывал их внешне. Она улыбнулась. Так всегда улыбаются девушки, перед тем как "нечаянно" испортить волшебный момент.

– Знаешь, а ведь я не сказала тебе дату моей смерти, – вспомнила Мэй.

– И не надо, – резко остановил ее Эн. – Лучше не надо, хорошо? – значительно мягче добавил он.

– Хорошо, – помедлив, согласилась Мэй. – Ты очень странный. Как будто испугался чего-то.

Эн отпустил медвежонка, позволив игрушке медленно приземлиться на пол.

– У тебя бывают кошмары, Эн? – спросила она.

Эн незаметно разволновался. Восприятие путалось. Он попытался подвергнуть анализу голос Мэй, ее внешность, одновременно думая и управляя медвежонком. В результате успешно удалось лишь перемещение медвежонка на его прежнее место в корзину с другими игрушками.

– Я не сплю, – ответил после небольшой паузы Эн.

– Ах да, я забыла, – Мэй спрятала взгляд от сенсоров в очках. – Меня преследовал кошмар одно время, – призналась она. – Я в закрытом тесном резервуаре с водой. Вроде запечатанной ванны. Воздуха уже не хватает, но я пытаюсь вырваться, – девушка молчала мгновения. – Ты никогда не спал?

– Когда-то давно, – ответил Эн. – И мне тоже снился кошмар, – он проглотил комок в горле. – Кошмар смерти. Кошмар вечного одиночества во тьме... И белая собака.

– Белая собака?

– Да. В абсолютной темноте тебя настигает белая собака, и сознание пронзает ужас. Ты перестаешь чувствовать последние ниточки, что связывали тебя с реальностью. Эти ниточки обрубает страх. Ты падаешь во тьму. Вот что такое смерть. Точнее, мгновения перед смертью. Потом, когда умирает и разум, наступает покой.

– Ты говоришь, будто уже умирал однажды.

– Смерть – это событие. Возможно, непоправимый урон для сознания. Ты сильно меняешься, оказываясь наедине с собой. Обнаженным перед глубинами вечной тьмы, перед неизвестностью, перед неопределенностью, перед дикостью и безумием. Когда нет ничего, что мог бы познать разум. Когда нет языка, на котором можно передать ощущения. Когда и ощущений нет, потому что все они замыкаются на себе. И хочется кричать, но ты не можешь.

Эн замолчал. Он понял, что уже минуту ощущает неподдельный влажный страх Мэй.

– Боги, Мэй, прости меня, – расстроился он, поспешно обнял подругу.

– Мне так жаль, – всхлипывая, отозвалась Мэй, уткнувшись в его плечо.

– То всего лишь сон, – заверил Эн.

Ее руки как-то сами собой забрались под его одежду. Эн не чувствовал и до конца не понимал, что именно она делает: из-за тактильной немоты он находился в позиции наблюдателя; сенсоры рисовали процесс, происходивший будто не с ним, как в кино. Эн продолжал держать ее, с грацией манекена, неловко погладил по спине, бедрам, из вежливости и подозревая, что от него ждут ответных действий. Нащупал пуговицы и застежки, повозился с ними непослушными пальцами, не столько в нерешительности, сколько в задумчивости и недоумении.

"Помочь тебе сориентироваться?"

Эн вздрогнул. Прошептал: "Прости..." Отнял ее от своего холодного тела, холодного как металл. Слова Нэ смутили. Мэй все не так поняла:

– Все хорошо... – коснулась его плеча. – Все хорошо...

Восприятие блуждало по темной комнате, не мешая размышлениям разума.

О чем говорил Седой, признавшись, что Эн родился мертвым? Говорил ли он в прямом смысле или образно? Подразумевал какую-то метафору? Быть может, цитату?

Эн прикоснулся к своему лицу, но не почувствовал ничего. Он не мог почувствовать Мэй. Только фиксировал ее присутствие.

"Я не обнаружил признаков Игрока на месте нападения, но моей работе помешали", – услышал Эн себя.

[хлопок]

(голос Седого): "Бог мой! … Цветок совсем завял..."

(голос Эна): "Что?"

(голос Седого): "Растение!"

[шаги]

(голос Седого): "Я должен был поливать его чаще. А тебе следовало напомнить мне, когда ты был здесь часом ранее..."

(голос Эна): "Я не почувствовал состояние растений. Только фиксировал их наличие..."

(голос Седого): "Не чувствует он растений, видите ли... Еж был прав, ты не лучше машины..."

– Что за "Еж"? – вслух спросил Эн.

– А? – очнулась Мэй. – О чем ты?

– Какой-то Еж, – задумчиво повторил Эн.

В ванной агент приметил теплый объект, идентифицированный: "кот сиамский".

– У вас есть животное? – спросил он.

– Да, – рассмеялась Мэй. По-видимому решила, что загадочные фразы про Ежа относились тоже к коту. – Это кот, – объявила она с интонацией "как же ты, глупый, мог так ошибаться". – Час назад набрел на наш подъезд. Был такой несчастный, что я не смогла не подобрать... Не рассказывай папе пока...

– Договорились, – кивнул Эн.

– – –

Кондиционеры временно не работали, но Эн не припоминал пункта "потоотделение" в особенностях своего организма, а потому смело шел пешком, игнорируя лифты, роботов-перевозчиков и бесплатные транспортные устройства. Жара в переходах перестала беспокоить его, как только он выключил функцию распознавания температуры. Запросив схемы здания, Эн определил местонахождение требуемого объекта и, узнав из отчетов о задании объекта, вычислил траекторию его движения, после рассчитал кратчайший путь для неминуемой встречи.

Требуемый объект появился из-за поворота. Им оказалась Дин.

– Дин, – по-доброму обратился к ней Эн. Он предполагал, что скованная временем Дин не остановится, а потому пошел рядом, спешно задавая интересующий вопрос:

– Нож подготовил задание для меня?

– Нет, – ответила Дин.

Если бы Эн знал ее хуже и меньшее время, он решил бы, что Дин напугана.

– Дин, ответь, ты же знаешь что-то. Мне обещали задание, но Нож до сих пор не связался со мной... Дин, я теряю время.

Дин помедлила, но все-таки сказала.

– Ты теряешь его с пользой. Нож все еще подозревает в тебе шпиона Хаоса, и потому расследование продолжается.

– Но, Дин, это бред. И ты это знаешь. Неужели нельзя на период расследования выдать мне занятие для повышения общего блага? Доверить мне что-нибудь нетрудное, лишь бы я не шатался без дела. Что-нибудь, где я не смог бы навредить, окажись я шпионом. В Системе полно мелких проблем. Я предлагаю свою помощь. У меня отличная репутация. Нож не может лишать меня возможности работать на благо Системы только из-за своих беспочвенных подозрений. Его подозрения против моего послужного списка... Бред. Даже Седой не позволял себе подобного, будь он хоть трижды шпионом.

Дин молчала. Внутреннее волнение мешало имплантам правильно определить состояние собеседницы.

– Дин, я не могу быть шпионом Хаоса, – твердо повторил Эн.

– Я тебе верю, – призналась Дин. – Я сама понимаю, сколько нерационального в таких подозрениях, но Нож теперь главный здесь, он руководит корпусом, получает задания от "верхов" и пытается привести в порядок сектор, исправить все, что натворил Седой своим бездействием.

– Бездействием? – Эн был готов возразить. – Седой не оставлял агентов без работы на столь долгий срок.

– Много бесполезной работы хуже малого промедления.

Заключительными словами Дин постаралась приободрить Эна, и Эн отчетливо почувствовал ее симпатию:

– Ты отдыхай пока. Используй тройное время для отдыха в счет будущих трудов. Ведь такое разрешается. Потом наверстаешь. Я слышала, что ты много работал на батарейках без отдыха. Используй и то время тоже. Уверена, ты немало выиграл времени с такими способностями, – Дин улыбнулась, подчеркивая комплимент. – Не переживай. Мы разберемся в этом недоразумении.

– Я могу считать, что мне выдан официальный отгул? – уточнил Эн.

– Да, конечно, – Дин коснулась пальцем виска и помахала рукой на прощание. – Нож уже все подписал.

Она продолжила движение по своей траектории.

Эн остановился, всеми сенсорами провожая удаляющийся объект.

"Тройное время для отдыха", – внутренне рассмеялся агент.

Теперь он мог позволить себе заняться собственным расследованием.

– – –

"...Если задуматься, с искусством связана одна естественная сложность. Система, в мудрости своей, не запрещает творцам... творить, лишь бы не падала их "эффективность" в основной, официальной занятости. И все равно искусство в наши дни – больше хобби. ...Что любопытно, без антиутопии, какую пророчили писатели старого времени. Нет запрещенных текстов, музыки, картин или интерактивных произведений. Видеоиграм, конечно, досталось, но лишь потому, что отнимали много времени и поглощали все внимание целиком... Помнится, эта штука была посильнее ЖЗР, если можешь в такое поверить... Нет театра, парков развлечений с их парадами и уличными представлениями. Смотреть старое кино не возбраняется, но новое почти не снимают. К чему я веду? Современное искусство в стагнации. Но вовсе не из-за запретов, которых, считай, нет.

Просто лучшие вещи уже созданы, причем давно, до Системы, когда отношения со смертью были совсем другими. Предопределенность, знание даты... сам подход полностью изменился. Люди живут по часам и творить тоже стали по часам. Четко, точно, предсказуемо, без "огонька", без искры... В то же время старое искусство им попросту непонятно, ведь оно создано в совершенно иной системе координат... Встречал индивидуума, который долгое время умудрялся избегать знания финала, – вот ему удалось накропать пару стоящих... Но его творчество все равно не оценили. Когда ты такой один, какой смысл даже пытаться?

Уверен, ты смог бы создать что-то интересное. Нет? Просто мысль...

Никому нет дела до творчества. Почти никому. Ты либо работаешь в Системе, либо слишком беден, страдаешь от неумолимого приближения финала... Но как раз последние часы нередко становятся прорывом для авторов. Любопытный парадокс, не находишь?"


>> Белая радуга - 12-2:
http://proza.ru/2021/01/29/1270