Патография художника Гойи

Франсиско Хосе де Гойя (1746 - 1828) - испанский живописец и рисовальщик, искусство которого отличается смелым новаторством, страстной эмоциональностью, социально направленным гротеском. Он вошёл в историю искусства как художник, отрицающий классические правила композиции и сумевший показать человека, вернее – человеческие существа - вне окружающей среды. А также как художник, который провозгласил: «Я проклят. И имя моему проклятию – живопись».

Видимо поэтому легко понять естественное стремление именно врачей-психиатров проанализировать творчество Франсиско Гойи с психопатологической точки зрения, составить его патографический портрет.

Данные о наследственности великого художника свидетельствуют о наличии в его семье генетической склонности к психотическим расстройствам. «Дед Гойи по линии матери страдал шизофренией, и ранние расследования показывают, что две сестры матери Гойи ходили на приём в сарагосскую больницу в отделение для душевнобольных» (Ноймайр А., 1997). До наших дней сохранился официальный акт о смерти его отца с лаконичной припиской: «не завещал ничего, ибо нечего было завещать» (Самин Д.К., 2006). «Знатная» частичка «де» в фамилии Гойи обозначала лишь то, что его мать происходила из благородного, но полностью разорившегося рода, так что денег в семье хватало лишь на самое необходимое.

Мальчик рос крикливым и, что гораздо хуже, непокорным. Физически сильный, он часто впутывался в драки и вырос настоящим мачо – мужчиной, для которого социальное положение подружек не играло никакой роли. У него были десятки любовных связей как с аристократками, так и с проститутками. Затеять драку с первым встречным по малейшему поводу было для Гойи обычным делом, что вполне свидетельствует о возбудимости и неуправляемости его характера. Он стал завсегдатаем корриды и даже выходил на арену в качестве тореро.

При этом у Франсиско рано обнаружились необычайные художественные способности. Говорили, что рисовать мальчик начал раньше, чем научился читать. И в 1760 г. он был определён учеником к живописцу в Сарагосе. В художественную Академию в Мадриде ему, однако, в 1764 и 1766 гг. поступить не удалось. Неудача нисколько не поколебала уверенности Франсиско в своей гениальности, и он продолжал сочетать буйную личную жизнь с успехами в живописи. Гойя «возглавлял одну из групп прихожан Сарагосы, постоянно враждовавшую с другими такими же группами. Однажды после сражения, происходившего ночью, на земле остались лежать трое убитых и несколько раненых». (Мытарева К.В., 1968). В 1765 г. после очередного «романтического приключения», которое закончилось поножовщиной, Гойя получил опасную для жизни ножевую рану в спину и был вынужден бежать в Италию. Но и там вскоре возникла молва «о серенадах, поединках, о его ненасытной жажде приключений и бурном образе жизни». (Scharf J.-H., 1963). Однажды ночью он пробрался в женский монастырь, чтобы похитить полюбившуюся ему девушку. «За эту неудавшуюся авантюру чуть не поплатился головой, если бы не заступничество испанского посланника, выхлопотавшего Гойе “разрешение бежать” из папских владений». (Скляренко В.М. и др., 2002). Таким образом, в личностном портрете живописца можно отметить антисоциальный радикал и склонность к всякого рода авантюрам.
                               
В 1773 г. Гойя возвращается в Мадрид, женится и благодаря успехам, которыми стали пользоваться его картины, приобретает влиятельных покровителей. Последнему обстоятельству помог и родственник жены – известный придворный художник Рамон Байеу. В это время Гойя писал исторические и жанровые картины, а также многочисленные портреты, которые высоко ценились в обществе. Но мы сосредоточимся на патологических особенностях его личности. В 1777 г. Гойя впервые серьёзно заболел «неизвестной болезнью»: многие биографы подразумевают, что речь шла о сифилисе, специфические последствия которого художник испытывал в последующем на протяжении всей своей жизни. «В 1781 г. произошла публичная ссора с церковной администрацией. Гойя сначала пришёл в состояние чрезмерного возбуждения и раздражения, но затем, оценив возможные последствия, впал в тяжёлую депрессию. Болезненное состояние продолжалось несколько лет и до некоторой степени уменьшило творческую силу Гойи». (Scharf J.-H., 1963). Наконец, в восьмидесятых годах начинается полоса официальных успехов: Гойю единогласно избирают членом Королевской Академии искусств, а уже в 1785 г. он становится её вице-президентом.

Однако прогрессировавшая «неизвестная болезнь» и особенно её психические проявления неминуемо вызывали изменения, как в манере письма, так и в тематике картин. От эскизов для королевских гобеленов и жанровой живописи Франсиско Гойя перешёл к изображению «болезненных сновидений, обвеянные жутью и мраком. Кисть Гойи вдруг звучит диссонансом, точно это чья-то другая кисть. Недавно ещё казавшаяся таким пёстрым праздником жизнь отражается теперь в мозгу Гойи - и без достаточных на то субъективных оснований -  как сказка ужаса и безумия. Прошлое и настоящее одинаково производят на художника впечатление мрачной фантасмагории, тяжёлого кошмара».  (Фриче В.М., 1912). Сам художник заявлял: «Фантазия, лишённая разума, производит чудовище». Это вполне определённо свидетельствует об изменении психического состояния Гойи, о наличии у него выраженной депрессии и расстройств мышления.

Существует предположение об интоксикационной этиологии его психотических состояний. «Уильям Нидерланд (Нью-Йоркский университет в Бруклине) выдвинул гипотезу: "Именно в связи со своей способностью писать с невероятной быстротой Гойя был обречён более интенсивно поглощать путём вдыхания и даже глотания использовавшиеся им токсические материалы" (сильно ядовитый карбонат свинца)». (Силкин Б.Б., 1972). В 1792 г. у Франсиско Гойи ухудшились зрение и слух. Он также жаловался на страшную слабость и шум в голове. «В конце концов был поставлен диагноз: сифилис. Примерно через год Гойя поднялся с постели, но навсегда с тех пор остался глухим». (Уоллас И. и др., 1993). Головные боли и нарушение равновесия (мозжечковые расстройства?) отрывают художника на два года от работы. Только в начале 1794 г. он берётся за кисть. Отрезанный от мира, замкнувшийся в себе, 48-летний мастер начинает острее чувствовать, глубже понимать, вдумчивее работать. Но отныне в его палитре преобладают коричневый, серый и чёрный тона, в которые были вкраплены яркие цветовые пятна. Изменилась также и техника живописи: линии стали короче, «нервознее». 

К этому времени относится знаменитая серия офортов Гойи под названием «Капричос» (1797-1798 гг.), в которых он раскрывал моральное и духовное уродство некоторых традиций и порядков испанского народа. Считают, что эти «Caprichos» Гойя рисовал «только для себя… Художник просто издевался над коррупцией, проституцией, порабощением церковной и государственной властью, социальным лицемерием – всё это даёт повод для предположения, что он… пытался передать самым естественным образом личный опыт и разочарования, связанные с ним». (Ноймайр А., 1997).

Большую известность получили два портрета герцогини Альбы (1800 и 1802 гг.), известные под названиями «Маха одетая» и «Маха обнажённая». Обе картины Гойя соединил шарниром, при повороте которого одна картина сменялась другой, т.е. та же самая женщина как бы мгновенно оголялась на глазах у зрителя. Но легендарная любовь пожилого и уже больного художника к богатой аристократке, скорее всего, так легендой и осталась. Искусствоведы считают, что художнику для этих картин позировала более юная девушка простого происхождения.

Вскоре Гойя остался в одиночестве: умирают его жена и многочисленные дети, остаётся только сын Хавиер. В 1815 г. случилось то, чего Гойя панически боялся всю жизнь: до него «добралась» святая инквизиция. Он перестал общаться с людьми и отказывался писать на заказ. В 1819 г. художник купил в мадридском предместье загородный дом на берегу реки и стал вести замкнутый образ жизни. Предположительно весной или летом 1823 г. Гойя расписал стены своего «Дома глухого» поверх своих же пейзажей сценами, бичующими вечное безумие и напасти человечества. Рисунки заняли около 32 квадратных метров. «Он создаёт пятнадцать композиций фантастического и аллегорического характера» (Самин Д.К., 2006). Самый ужасный рисунок – «Сатурн, пожирающий своих детей». «...в гравюрах и рисунках, в росписях “Дома Глухого” передаёт свои кошмары и галлюцинации: он порождает чудовищ, созывает колдуний, он открывает дверь безумию. Ему подвластны “формы, которые могут существовать лишь в воображении людей”, и, замкнувшись в своей глухоте, он изживает страх одиночества, сражаясь карандашом и кистью с осаждающими и дразнящими его демонами». (Пийеман Ж., 1998). На стенах дома Гойя создал шедевры так называемой «чёрной живописи» – чудовищные в своей жестокости картины, иллюстрирующие его самые страшные кошмары. Колоссальная творческая продуктивность художника в этот период свидетельствует о том, что его психическое состояние вряд ли было типичным для депрессии. Но, тогда как его можно квалифицировать? Весьма вероятно это можно определить как атипичную депрессию (депрессивно-параноидный вариант) в рамках соматической и интоксикационной патологии.

Глядя на трагические гротески Франсиско Гойи, французский поэт Шарль Бодлер писал:

«Гойя – дьявольский шабаш, где мерзкие хари
чей-то выкидыш варят, блудят старики,
молодятся старухи, и в пьяном угаре
голой девочке бес надевает чулки».

Бросается в глаза, что Гойя часто боялся преследования. В ряде случаев, учитывая его бурную жизнь и возможные конфликты с инквизицией, оно было вполне обоснованным, хотя, учитывая интенсивность переживаний, можно думать и о некоей паранойяльной настроенности. Другая особенность состояла в том, что он не испытывал социальной гармонии. Молодым человеком слыл хвастуном и задирой, а тип его поведения можно характеризовать как психопатоподобный. «Более внимательный взгляд на многие факты свидетельствует о проявлении у него инволюционной или реактивной депрессии...» (Ноймайр А., 1997).

«Всего у Гойи было три психотических приступа, отличительными признаками которых являлись депрессия, идеи преследования и галлюцинации». (Scharf J.-H., 1963). Современный психиатр Павел Васильевич Волков предполагает «психиатрическую трактовку» изменения стиля живописи художника. «Случается и так, что больной переносит психотические приступы шизофрении и выходит из них иным человеком, но без грубого дефекта личности, вынося из бездны психоза стремление исследовать неведомые ему до того глубины. Возможно, приступы болезни по-своему помогли творчеству… Ф. Гойи» (Волков П.В., 2000). И все мрачные стороны испанской действительности встали перед ним во всей их неприкрытой наготе.

Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет (1883-1955) писал: «Гойя будет жить, так и не приспособившись ни к одному из двух миров - ни к миру традиции, ни к миру культуры, - то есть без надёжного убежища, в непрерывном смятении и неуверенности. Глухота доведёт всё это до границ патологии, замкнув в томительном одиночестве человека, который по складу своего темперамента должен был жить средою, постоянно чувствовать прикрытие среды и её давление - только тогда он откликался, выказывая самые личностные стороны своего существа. А жизненный шок, в который повергает его перемена окружения, даёт удивительный результат: вырвавшись из традиций, в том числе и из традиций живописи, в которых он жил до этого, обязавшись взирать на всё из отдалённых областей рассудка и не принимать первичного, Гойя высвобождает и как бы пробуждает от спячки свою самобытность». (Ортега-и-Гассет Х., 1991).

ДИАГНОСТИЧЕСКОЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ:
Депрессивные состояния, параноидное расстройство личности, соматогенно обусловленные галлюцинаторно-бредовые эпизоды.

Поэтому, чтобы понять произведения Франсиско Гойи «необходимо взглянуть с медицинской точки зрения как на одно целое на его личность, искусство и болезнь. Только тогда мы сможем понять, как болезнь повлияла на его творения, обогатила его, и как, в свою очередь, искусство мастера постепенно превращалось в болезнь. Его заболевание обозначило новые ценности, которые возвысили его искусство до искусства нового времени» (Ноймайр А., 1997).

***