Сады доктора Годдарда

Корнелиус Годдард родился незадолго до начала второй мировой, в Индии, в семье британского офицера. Пятый и последний, поздний ребёнок, долгожданный наследник. После того, как Франсис, жена Бенджамина Годдарда, родила четырёх дочерей подряд, тот категорически не хотел больше детей, боясь, что опять будет дочь. Дочь для потомственного офицера это пустая трата денег. Она не продолжит ни семейную фамилию, ни семейную армейскую традицию, при этом расходов  на неё  больше чем, на сына, её ведь надо не только растить, одевать и обучать, а ещё и замуж выдавать со всеми связанными с этим делом финансовыми обязательствами.  Бенджамин Годдард был человек жёсткий и несентиментальный, робкие предложения жены назвать девочек изящно, например, Амалия, Софи или хотя бы Арабелла, были осмеяны и дочерей назвали Генриетта, Гарриетта, Александра и Джорджиана. Генри, Гарри, Аликс и Джо, как их звали родные и знакомые за спиной отца, который терпеть не мог сокращённые, как у прислуги, имена.

Корнелиус родился только потому, что в Европе начиналась война и их местный доктор, оказывающий за умеренную плату  конфиденциальные услуги жёнам офицеров, неожиданно для всех покинул Индию. Доктор, по происхождению немец, вовремя понял, к чему всё идёт и заблаговременно сменил континент, переехав в  Аргентину. Так как аборты в те времена были официально запрещены, то своевременно найти другого доктора, которому можно доверять в столь деликатном деле, оказалось нереально, и Франсис благополучно разрешилась долгожданным сыном.

Детство Корнелиус (домашние звали его Корри) провёл в Индии. В памяти остались ослепительный солнечный свет, жара, сладкие пряные цветочные запахи смешанные с крутым запахом пота, пронзительные крики попугаев, смуглые руки и гортанные голоса юных местных нянек, возившихся с ним в саду, беззаботный смех сестёр Аликс и Джо. Сад детства был прекрасен. В нем весь год цвели цветы всевозможных форм и расцветок, сумасшедше-душистые яркие грозди и пестрые разноцветные гирлянды свисали с  пышных зелёных  кустов и деревьев. Из окна гостиной лилась музыка – это мама и сёстры играли на рояле или крутили патефон.

Годдард-старший в детских воспоминаниях Корнелиуса почти не присутствовал, он с самого начала войны находился на передовой, защищая юго-восточные рубежи небоъятной империи.   Не было в индийских воспоминаниях и старших сестёр, потому что погодки Генри и Гарри ещё до рождения Корри были отправлены в Англию, в школу-пансион. Выйдя из пансиона в середине войны, они обе сразу же поступили на краткосрочные курсы медицинских сестёр. Закончив курсы Генри отправилась в составе полевого госпиталя в Германию, вышла там замуж за врача-англичанина и до начала пятидесятых работала с ним на военной базе недалеко от Ганновера. Гарри же осталась в Англии. В её госпиталь как-то привезли троих раненных американских лётчиков. Они были все, как один, молоды, жизнерадостны и не обременены английской чопорностью, отчего пользовались бешеным успехом у местных девушек. С одним из лётчиков Гарри и уехала в США сразу по окончании войны. Корнелиусу врезалось в память, как мать, прежде чем рассказать знакомым, тихо обсуждала письмо Гарри с вернувшимся отцом, они не могли решить, как относиться к это событию, ровня ли американский лётчик дочери британского офицера. В конце концов, решили, что ровня, тем более, что кто проверит, и поместили в местной газете пышное поздравление дочери Гарриетте от всей семьи. Вырезку из газеты отправили в небольшой город в штате Луизиана. Впервые Корнелиус встретится с Гарри только в начале шестидесятых годов, на похоронах матери.
Так что страхи отца насчет расходом, связанных с выдачей замуж дочерей, оказались необоснованными, по крайней мере, в отношении двух старших.

Сразу после войны обе младшие дочери, Аликс и Джо, были отправлены в Англию, в ту же самую суровую школу-пансион, где до того учились Генри и Гарри. А через несколько лет отец вышел в отставку, получил небольшую пенсию и Годдарды-старшие вместе с Корри вернулись в Англию. Корри тогда шёл десятый год. Семья поселилась на севере Англии, в Йоркшире, в старой усадьбе на краю большой разбросанной вдоль долины деревни. Боже, какие это унылые места, особенно после пылающей раскаленным солнцем Индии! Казалось, что в йоркширском мире было только три краски – серая, бурая и зелёная. Всё здесь было построено из шероховатого  тусклого камня – дома, сараи, бесконечные ограды вдоль пустынных побитых дождями и ветрами полей. И их дом был такой же, темный, сырой и холодный. В те времена в деревенских домах не имелось центрального отопления. В каждой спальне был камин, который перед сном топили углём. Зимними ночами спальня остывала и на окне, изнутри, нарастал лёд. В столовой тоже был камин, зимой прислуга топила его дважды в день, рано утром  - к завтраку, и днём – к обеду. В гостиной камин практически не разжигали, потому что зимой гости были большой редкостью.

У Корри не осталось особенно приятных воспоминаний о первых годах английской жизни. Дома было холодно, безжизненно и неуютно. Отец, получив пенсию, тут же уезжал играть в карты. Возвращался через день-два-три, уже без денег, ругался с матерью, а вечерами запирался в своем кабинете и там пил.  Выходил из кабинета мрачный, злой, всякий раз, наткнувшись на Корри, смотрел в упор бессмысленными белыми глазами  и громко, чтобы слышала мать, говорил  *Корнелиус, сын, никогда не женись. Женщины это пустая трата времени. Waste of time. Жить надо только для себя. Для себя.* Теплых отношений с отцом как-то не установилось. Тот пытался приобщать сына к мужским занятиям, учил ездить на лошади, стрелять из ружья, брал на охоту, но Корри не любил лошадей, стрелял скверно и от вида крови его тошнило, так что, в конце концов, отец оставил его в покое. С матерью Корри ладил, но  она всегда была поглощена своими мыслями и заботами и общалась с сыном только в случаях необходимости. Мать, прожившая всю жизнь в Индии, в тепле, достатке и веселье, с  многочисленной прислугой, окружённая приятельницами, так до конца и не смогла привыкнуть к новой для неё английской жизни. Ей было совершенно нечего делать в Йоркшире кроме как заниматься домашним хозяйством, читать, играть на пианино, перешивать свои старые платья, и это скучнейшее времяпровождение вгоняло её в крайнюю тоску. В будни, особенно зимой, она могла весь день провести в постели, жалуясь на какие-то таинственные недомогания и нюхая небольшую почерневшего серебра коробочку с дырочками, заполненную вместо нюхательных солей её любимыми  индийскими пряностями. По воскресеньям, как принято, ходила в церковь, но общаться и судачить с местными женщинами отказывалась наотрез, смотрела на них свысока, а они, в свою очередь, почти в открытую перемывали кости и ей, и её мужу. 

Старшие сестры жили в других странах, а с Аликс и Джо Корри встречался только во время их каникул, когда они без особого воодушевления посещали родительское гнездо, Девочек можно было понять. Отец считал что все женщины, включая дочерей, обязаны беспрекословно слушаться мужчину- кормильца. Аликс и Джо надлежало называть его *Сэр*, привставать, когда он входил в комнату  и не покидать усадьбу без его разрешения. Не удивительно, что, навещая родителей,  и Аликс, и Джо считали дни до окончания каникул.В  те годы дочери военных не получали никакого специального образования. Хороший пансионат приучал их к независимости от родительского дома, умению вести хозяйство и правилам хорошего тона, положенным женщинам их класса. Вскоре Аликс закончила пансионат и тут  же уехала в большой город в центре страны, где поступила на работу в издательство.  Отец, хотя и побурчал, недовольный тем, что Аликс не спросила его разрешения, однако в душе был весьма рад тому, что еще одной дочерью на содержании стало меньше. 

Джо выбрала себе другой путь. Сентиментальная и впечатлительная  как мать, она за время учебы  в пансионе прониклась  идеями христианского миссионерства. Все свои небольшие карманные деньги Джо отдавала на христианские программы, работающие в  Африке. Неудивительно, что выйдя из пансиона, Джо  сразу же отправилась в Лондон на курсы при Женском Институте, после чего уехала работать в Родезию в христианскую миссию, где и провела много лет, обучая местных женщин правилам личной и домашней гигиены.  Карьера такого рода очень подходила девушке из офицерской семьи.

В школьные годы близких друзей у Корри не появилось. Как любой англичанин, выросший в британской колонии, он с детства ощущал некое чувство собственной исключительности и превосходства над местными людьми, и  дети фермеров казались ему слишком простыми и грубыми. Учился без воодушевления, но ровно. Его манера общения с миром складывалась из трех составляющих -  дружелюбия, вкрадчивости и пренебрежения. Дружелюбие неизменно составляло половину замеса,  а вот процент вкрадчивости и пренебрежения  колебался в зависимости от потенциальной опасности собеседника. Благодаря такому подходу явных врагов у Корри никогда не появлялось, ни среди взрослых, ни среди ровесников.

Когда Корри исполнилось двенадцать лет его было определили в пансион для мальчиков, но Корри тут же простудился, надолго заболел пневмонией и родители забрали его домой, чему он был несказанно рад. С наступлением тепла он всё свободное время проводил в их большом запущенном саду. В конце сада местный плотник построил там так называемый *дом на дереве*, tree house, небольшое сооружение с окном, дверью и крышей. Дом был крепко приколочен к ветвям необъятного старого вяза, на высоте второго этажа. Залезать в дом надо было по веревочной лестнице. Там был матрас, подушки и одеяла, а также любимые книги и игрушки, и Корри с апреля по октябрь дневал и ночевал в своем доме на дереве, под крики соседей – диких голубей, ворон и галок, гнездившихся высоко в кроне. В солнечный день хорошо было лежать там под шуршание ветвей, и закрыв глаза, представлять себе Индию. Так он и рос сам по себе, худой, болезненный и замкнутый парнишка. 

Изрядно опостылевшая школа приближалась к концу, а Корнелиус всё не мог решить, что делать после её окончания. Военная карьера его не привлекала, да и со слабым здоровьем его бы и не взяли в военное училище. Хотелось получить какаую-то авторитетную должность, чтобы окружающие и домашние его уважали, и конечно же, хотелось зарабатывать много денег. Одно время под влиянием писем сестры Джо он даже всерьёз раздумывал, не пойти ли ему в священники.

Всё решилось само собой. Закончив школу, он поехал погостить к Генри, старшей сестре, которая к тому времени вернулась в Англию и работала в больнице в крупном городе, где её муж преподавал медицину в местном университете. Побродив несколько дней по университетским зданиям, поговорив с сестрой и её мужем и пообщавшись со студентами, Корри решил учить психологию. Способностей к точным наукам у него не обнаружилось, к языкам тоже, инженерные профессии казались неподходящими людям его социального уровня, обучение медицине и юриспруденции занимало много лет и сил, так что оставались гуманитарные науки. Учить политику, историю искусства или литературу не имело смысла, так как у него не было необходимых связей, чтобы сразу по окончании университета попасть на высокую государственную должность и хорошо зарабатывать. Психология же была в моде, не требовала знания математики и позволяла после университета работать на себя.
 
И вот началась прекрасная свободная пора, университетская жизнь. Скудные пятидесятые годы сменились на бурные шестидесятые, Британия менялась на глазах и превращалась в мировой центр молодёжной моды и музыки. Корри фантастически повезло – он оказался в правильном месте в правильное время. Два-три года ушло на поиски себя, и вот он уже не стеснительный провинциальный юноша, а ухоженный, остроумный, уверенный в себе молодой человек. Он высок, худощав (как, впрочем и все в это послевоенное время), он хорошо  танцует, разбирается в литературе, любит импрессионизм и экспрессионизм, джаз, Элвиса Персли и только выходящий из пелёнок рок. У него масса приятелей и приятельниц. К тому же, Корри очень быстро обнаружил, что не ошибся в выборе профессии – женщины просто обожали психологов.
 
По окончании курса Корри сначала поработал в клинике, а вскоре уже открыл частную практику. У него имелось всё необходимое успешному психологу. Первое - кабинет в дорогом районе в центре города. Сам кабинет  был обставлен просто и стильно – старинный стол темно-зеленой кожи, на нем высокая тяжелая  лампа со стеклянным  зеленым абажуром, глубокое кожаное кресло для клиентов, в котором можно только полулежать,  темные тяжелые шторы, резной шкаф с толстыми научными книгами, над ними несколько статуэток мейсенского фарфора,  на стенах –небольшие абстрактные картины и дипломы Корри.  Второе – внешний вид самого Корри. Светлые сидящие по фигуре костюмы от Тома Гилби, классические сорочки от Тёрнбулл энд Ассер, модные шёлковые галстуки, шёлковые же носки, и красивые мягкой кожи туфли (клиенты всегда обращают внимание на обувь) - из бутиков мужской одежды с площади Пиккадилли. Руки с ухоженными ногтями. Несколько старомодно-консервативная стрижка, небольшая испанская бородка, чтобы выглядеть старше. Очки, в подчеркнуто-некрасивой тёмной роговой оправе. Третье – манера разговора. Необходимо расположить к себе клиента, вызвать его на доверительность и при этом сохранять расстояние. Не менее важно выглядеть в глазах клиента профессионалом, использовать научную терминологию, но в меру, чтобы не казаться слишком заумным, богатые люди не любят чувствовать себя глупее собеседника, особенно если они ему платят. Успешный психолог как акробат с шестом, он постоянно балансирует между дружелюбием без панибратства и холодной отстранённостью, он то аналитичен, то слегка ироничен и всегда позитивен.  У Корри это получалось прекрасно, у него был приятного тембра голос, к тому же в университете он брал курсы риторики и ораторского искусства.

Дело пошло, и вскоре у Корри сложился круг постоянных клиентов. Мужчины к частному психологу обращались редко, так как в глазах многих это было признаком некоей слабости или эксцентричности. К тому же, обеспеченные мужчины зачастую слишком практичны и скрытны, чтобы платить деньги за сомнительное удовольствие изливать душу перед посторонним человеком. Так что большинство клиентов составляли  дамы. Дамы были одинаковые, как будто их штамповали на фабрике английских домохозяек – за сорок, замужем,  двое-трое детей-подростков.  И проблемы у них были тоже одинаковые – на поверхности бессонница, неврозы, страхи, истерические припадки и обмороки. Копнёшь глубже, и там тоже всё одинаково. Ужас  перед замаячившей на горизонте старостью.  Муж, изменяющий с молодой любовницей и страх потерять не столько его самого, сколько исходящую от него финансовую стабильность и социальный статус. Бунтующие дети, не желающие идти по пути, указанному родителями. Скука и осознание полной бессмысленности существования. Одиночество, когда при наличии друзей, знакомых и родственников оказывается, что поговорить откровенно не с кем.  И вот такая нервная, скучающая и уставшая от своих страхов дама приходит на приём к психологу и видит перед собой прекрасно одетого интересного молодого человека, умного, образованного, в меру ироничного, при этом проявляющего искренний интерес к её глубокому внутреннему миру и душевным страданиям. И он ей говорит что-нибудь вроде – *У вас есть два пути. Один – простой, стандартный, путь толпы - успокоительные таблетки и снотворные. Это путь в никуда.  Второй – это путь самопознания. Он намного сложнее и подходит лишь сильным, думающим личностям. Чтобы понять себя, открыть своё истинное Я, Вам придётся вывернуть себя наизнанку, найти глубинные причины накопленных и спроецированных страхов, безжалостно проделать работу над ошибками  и затем принять и полюбить себя, такую, какая Вы на самом деле есть. Выбирайте сами, какой путь Вам более по душе.* Какая же скучающая дама откажется от перспективы самоосмысления один на один с красивым молодым человеком! И она записывается на консультации. Раз в неделю, месяц за месяцем, год, два, а то и три. Муж дамы, с одной стороны, обеспокоен пустой, с его точки зрения, тратой денег на самокопание супруги. Но, с другой стороны, у его благоверной теперь есть хоть какое-то занятие, она читает толстые книжки, ведёт дневник,  часами говорит с приятельницами об умном, почти не закатывает ему скандалы и  меньше его контролирует. И муж, махнув рукой, оплачивает услуги Корри.

Личная жизнь Корри тоже шла так, как ему хотелось – удобно и необременительно. Ещё со студенческих времён он встречался с Марни, работавшей в университетской библиотеке. Лет через шесть он даже начал подумывать о женитьбе, но не случилось. Они с Марни как-то поехали навестить его отца, который, овдовев, переехал в небольшой дом в поселке для военных пенсионеров. Отец был с Марни  сама любезность и галантность, но потом, по телефону сказал сыну - *Не глупи. Зачем тебе сейчас жена? Ты молод, свободен, зарабатываешь хорошие деньги. Трать их на себя, путешествуй, развлекайся. Лет до сорока пяти ты ещё можешь пожить для себя, а женщина для встреч всегда найдётся, незмужних женщин вокруг больше, чем овец в Йоркшире.   Помни, как только у тебя появятся жена и дети, ты потеряешь свободу до конца жизни.* И почему-то Корри подумал тогда, что отец-то прав.  Они с Марни повстречались ещё пару лет, а потом она неожиданно уехала в отпуск с компанией знакомых, а вернувшись, сразу же съехалась с одним из них, вышла за него замуж, родила и пропала из жизни Корри. 

А Корри продолжал жить для себя. Много работал, получал новые квалификации, печатался в научных журналах, участвовал в конференциях. Вне работы любил себя побаловать. Любил всё изысканное – обеды в дорогих ресторанах, красивую одежду, антиквариат, китайский и японский фарфор и клозонне, которые покупал на аукционах  и в местных антикварных магазинах. Снимал просторную квартиру с тремя спальнями, где вторая спальня служила шкафом для одежды, а в третьей складывались коробки с антикварными приобретениями – на потом.
 
Любил Корри и путешествия. Зимой катался на лыжах во Франции и Австрии, летом отдыхал в Греции или в Испании. Мог взять и сорваться на несколько дней в Нью-Йорк или Новый Орлеан послушать любимую джазовую певицу. Или провести выходные во Италии, в каком-нибудь городке, связанном с каким-нибудь из художников Возрождения.  Проехал на машине, один, через все Штаты – от Канады до Мексики, а в следующий год от одного океана до другого. А вот в Индию он так и не поехал, побоялся испортить безмятежно-счастливый образ, хранившийся в памяти.

Когда ему исполнилось тридцать четыре, он почувствовал, что пришла пора поменять направление. Работа перестала приносить удовольствие, превратилась в однообразную рутину, хотя и хорошо оплачиваемую.  К тому же, чем старше он становился, тем чаще складывалась ситуация, когда клиентки начинали видеть в нём нечто большее, чем платного психолога, у них возникало ощущение неких  романтических *отношений*,  и, что особенно неприятно, такое же ощущение возникало у их мужей. Раньше ему такие ситуации несколько даже льстили по молодости, но с возрастом экспансивные клиентки стали его просто раздражать.

И Корри  перешёл в корпоративную психологию. Это был мудрый шаг, так как именно в то время, в семидесятые годы, в западном бизнес-мире воссияла звезда корпоративности. Банки, страховые компании, заводы и фабрики, риэлтерские конторы, прачечные – всё сливалось и укрупнялось. Теперь Корри зарабатывал тем, что проводил семинары и тренинги для руководителей разного уровня и для работников отделов кадров. Подобные занятия были повсеместно востребованы, за них хорошо платили, и при этом они  ни к чему не обязывали.  Приехал, пожил несколько дней в гостинице за счёт заказчика, отчитал курс, провел тренинги, получил деньги, и всё -  уже на выезде из города выбросил из головы и этих людей и их компанию вместе с её проблемами. Можно спокойно снова заниматься собой, своими делами. А своих дел появилось много. Потому что Корри купил дом своей мечты.

Ещё подростком в Йоркшире, лежа на дощатом полу домика на дереве и глядя в низкое небо, Корри мечтал о том, как он вырастет и купит себе большой дом с огромным садом, обязательно где-нибудь на юге. Его сад будет так же прекрасен, как тот индийский сад из детства. В летние солнечные дни он будет лежать в шезлонге на поляне среди цветов, нежась в золотых лучах, вдыхать легкие ароматы и слушать негромкую музыку и щебет птиц. И это будет счастье.
 
Корри даже определился со сроками – он  обзаведётся домом к сорока годам, и тогда же заведёт семью. Он долго выбирал, в какой части южной Англии поселиться, и в конце концов выбрал Сомерсет. Мягкий климат, провинциальность  в её лучшем проявлении, отсутствие крупных городов, живописность. Ещё пару лет ушли на поиски подходящего дома. И вот, наконец, походящий дом выставили на аукцион. Просторный фермерский дом, середина 18го века, трёхэтажный, в трёх милях от ближайшей деревни. Никаких соседей, вокруг только поля, холмы и рощи. За домом - огромный сад, старый и запущенный. Всё, как он хотел.
 
После долгого ремонта - рабочие меняли крышу, прокладывали трубы, устанавливали отопление -  Корри въехал в свой дом, и началась совсем другая жизнь. Теперь он создавал мир для себя, и в этом мире всё должно было быть прекрасно.  Свободное от зарабатывания денег время он тратил на дом и сад, и многие работы делал сам, не  столько из экономии, а чтобы получилось именно так, как ему хотелось. В хорошую погоду занимался садом - сажал, полол, подстригал. В плохую погоду занимался домом. Физическая работа не раздражала, а напротив, была в радость. И чем старше он становился, тем дальше уходил от мира людей в мир вещей. Люди скучны и надоедливы, они постоянно требуют участия и сочувствия. А красивые вещи ничего не требуют, они просто существуют, чтобы радовать глаз.

Тем временем, годы летели, и вот ему уже пятьдесят. Он по-прежнему живёт один. Идея завести семью так пока и не материализовалась, на неё не хватило денег, времени и места, потому что всё это, каждый квадратный сантиметр дома и сада оказались нужны самому Корри. Он просыпается с рассветом и начинает обход владений.

На въезде в его владения стоят высокие черные с золотом  ворота, вправо и влево от которых вдоль границы тянутся плотные, в человеческий рост, прямоугольно подстриженные кусты колючего дрока вперемешку с яркими рододендронами. От ворот к дому идет белая песчаная дорожка, прорезая посередине ровный газон с небольшими кустами и деревцами, прихотливо подстриженными шарами, кубами, пирамидами и спиралями, линия в линию, идеально ровно, так что восхищенный глаз скользит, не выхватывая деталей из общей картины упоительной неподвижной гармонии.

Сам дом выглядит, как декорация к сказке. Он выкрашен в нежно-розовый цвет. Белая арка над центральным входом увита белыми и алыми розами. По стенам тянутся лозы сиреневой  глицинии. Сверху, пухлым теплым облаком,  соломенная крыша, и на ней деревянная фигура петуха с распахнутыми крыльями и распушенным хвостом.
Внутри дома всё продуманно до мелочей, начиная с небольшой прихожей, где в высоких китайских вазах стоят справа – чёрные джентельменские зонты, слева – тяжелые трости с набалдашниками, а со стен смотрят устрашающие индонезийские демоны-хранители дома. Направо гостиная – веселая солнечная команта в индийском стиле, окнами на юго-восток. Это комната для завтраков, одиннадцатичасового кофе и утреннего приема гостей, которые появляются чрезвычайно редко. Налево библиотека в японском стиле, с эротическими гравюрами в проемах между книжными шкафами. Солнце там появляется после полудня, поэтому в кабинете приятно будет принимать вечерних гостей, а еще лучше, одинокую очаровательную гостью. Прямо – столовая в стиле Арт Деко, и из неё выход в кухню. В столовой Корри обедает по субботам и воскресеньям, при свечах в тяжелых серебряных подсвечниках и с полным набором серебряных же столовых принадлежностей.

На втором этаже – зимняя спальня хозяина, две гостевые спальни и комната-шкаф.
В зимней спальне центральное место занимает массивная старинная кровать с парчовым балдахином. На стенах – обои густого синего *павлиньего* цвета с мелким рисунком, похожим на ветки сакуры.  Огромное, в рост, зеркало стиля ампир в позолоченной раме. Ночной столик и стул, тоже стиля ампир, с кокетливыми витыми ножками. Корри пользуется этой спальней в холодное время года, с ноября по апрель. Спит он в длинной фланелевой ночной рубашке, мужчины не пользуются такими уже лет сто, но ему так нравится. Как дань двадцатому веку, вместо ночного колпака  он надевает вязаную шерстяную шапочку, плотно облегающую голову. Отопление на ночь выключается, Корри уверен, как и многие англичане, что спать надо в холодной комнате, поэтому зимой в спальне к утру настоящий колотун. Из спальни выход в хозяйскую ванную комнату, где посередине кафельного пола в шашечку, как в старые добрые времена стоит огромная чугунная ванна на чёрных кривых лапах.  Кранов на ванне два – для холодной и горячей воды, смесителя нет. Возле ванны на столике –подсвечник в виде обнаженной нимфы, держащей в руках ветку, на которой крепятся три свечи. Корри любит время от времени принять ванну при свечах. Летом он сушит лепестки роз, чтобы зимой бросить горсть сушеных лепестков в горячую воду и наслаждаться лёгким тонким запахом. И свечи, и лепестки должны быть только розовые, другие ему не подходят.

Гостевые спальни отделаны в стиле деревенской гостиницы,  всё в них светлое, в мелкий цветочек, в одной спальне розовый, в другой голубой. На простом столике у окна, покрытом небольшой скатертью в бело-сиренево-розовую клеточку,  стоит фаянсовый старый кувшин, расписанный яркими цветами. Когда в комнате ночуют гости, в кувшин ставится букет простых полевых цветов по сезону – нарциссы, ромашки, васильки или же вишнёвая ветка с цветами.
Комната-шкаф - это хранилище обычной одежды Корри. Справа огромный на всю стену встроенный шкаф с зеркальными раздвижными дверцами. Шкаф полон верхней одежды – плащи, пальто, куртки, разных цветов и фактур. Слева, вдоль стены - полки почти до потолка, нижние два ряда – для обуви, верхний для перчаток, шляп и кепок, а между ними ряд, на котором лежат аккуратно сложенные стопочками водолазки, джемперы и свитера. Через всю комнату проходят длинные, как в магазине металлические поручни, а на них на вешалках висят костюмы – в основном, светлые, так как тёмные цвета ему не идут, пиджаки – кожаные, замшевые, бархатные, сорочки и рубашки. Свободен только проход посередине комнаты и небольшое пространство перед зеркалом.

Знакомые подтрунивали над Корри и его привязанностью к одежде, но его это нисколько не задевало. Он всю жизнь любил красивую одежду, знал в ней толк, в своё время мог провести день-два в Париже, Вене или Милане, покупая то, что ему нравилось. К тому же, после достижения девятнадцати лет он не менялся в размере, не прибавляя ни в росте, ни в весе, поэтому одежда, купленная тридцать лет назад сидела на нём прекрасно. Так с какой же радости он выбросит все эти красивые вещи? Ему абсолютно не важно, что они вышли из моды. Он живёт для себя, а не для того, чтобы доставлять эстетическое удовольствие окружающим. С каждым вещью связаны какие-то приятные воспоминания. Вот в этом костюме он в 1976 году был на концерте Тома Джонса в Лас-Вегасе. А в этом плаще и в этой шляпе он ходил по Брюсселю с Марни весной 1969 года, это была чудесная поездка, на Марни было тогда короткое синее платье и все прохожие мужчины смотрели на её красивые ноги, и Корри  было от этого приятно. Жаль, конечно, что они с Марни расстались, если бы она подождала ещё несколько лет, он бы на ней, наверное, женился. Хотя, кто знает. 

А вот на третьем этаже никто, кроме Корри, не бывает. Там три комнаты. Его летняя спальня. Она на удивление проста – узкая подростковая кровать с тонким жёстким матрасом и деревенским пёстрым лоскутным одеялом. Сверху над кроватью в крыше – окно, устроенное так, что его можно оставлять открытым в дождь, вода в комнату не попадает. Поэтому летом Корри спит с открытым окном и когда просыпается то первое, что он видит – это небо. Боже, какое счастье просыпаться и видеть над собой утреннее небо!   
 
Вторая  комната – огромная кладовка, в ней полки и сундуки с постельным бельем, одеялами, подушками, полотенцами, скатертями  - всем необходимым для дома.
В третьей комнате - одежда для специальных случаев, а также нераспакованная одежда и обувь, купленная впрок. Вечерние и утренние костюмы, фрак и смокинги, парчовые жилетки, шейные платки, галстуки-бабочки, шляпы. В своё время ему приходилось посещать формальные приёмы, куда надо было являться во фраке и цилиндре. Коробки с новой обувью, пирамидой, одна на другой, на торце коробок написаны год покупки, вид обуви, материал, цвет. В шкафу - пачки нераспечатанных сорочек, всевозможных светлых оттенков. Эта комната – пещера Алладина для Корри. Зимой, когда холодно и ничего не хочется делать, он может провести несколько часов здесь, меняя наряды, прохаживаясь перед зеркалом и любуясь своей по-юношески стройной фигурой.

К дому примыкают почти пустая пристройка, то, что называется granny’s annex, и оранжерея.За домом тянется бесконечный сад, разгороженный кустами и деревьями на участки, и у каждого из них своя тематика. Здесь и французский сад Моне, с камелиями и скульптурами *под античность*, синим деревянным мостиком и небольшим прудом, в котором плавают блестящие кожистые листья водяных лилий, а под ними в зарослях водорослей спят сытые рыбы, пошевеливая жабрами и отливая на солце багровым чешуйчатым золотом. Затем идет небольшой светлый японский сад, с обязательной красной пагодой, вишневыми деревьями и миниатюрными азиатскими кленами в ярких резных листьях, посередине  ровная площадка, усыпанная светлым песком, на нем причудливо разложены  камни в стиле дзен. Чуть дальше -  романтический английский деревенский сад, с огромным вязом, ствол которого окутан густой порослью душистого горошка, а бурая корявая ветка без листьев, похожая на старческую руку, поддерживает веревочные деревянные качели, и перед  вязом аккуратно выстриженная вечно-зеленая лужайка, обрамленная кустами роз, жимолости и жасмина. Под окнами спален расположен сад роз с беседкой посередине, и летом густой и сладкий от сотен цветущих роз воздух почти осязаемо дрожит от гудения пчел и шмелей. Каких только роз нет в этом саду! И старые, вышедшие из моды сорта попроще, белые и лимонные Банксии, цветущие недолго но щедро, средневековая Gallica Officinalis, почти неотличимая от дикого шиповника и как будто сошедшая с гербов времен войны Белой и Алой Розы, Zephirine Drouhin с массой пышных ярко-сиреневых цветов, усыпавших стебли, взбегающие по стене беседки. Новейшие сорта, бросающиеся в глаза величиной цветов и сочностью красок – яично-желтые Graham Thomas, перламутрово-розовые Gertrude Jekyll, вычурные пронзительно-алые Baronesse  с гротескно изогнутыми крупными лепестками.

В самом теплом и закрытом от ветра участке находится тропический сад. Небольшие мохнатые пальмы с похожими на огромные веера листьями, японский банан, листья которого зимой отмирают, а по весне вырастают вновь, как будто в высокой пампасной траве пасутся, помахивая ушами слоны, узкие серебряные листья высокого эвкалипта тихо звенят над обступившим их стеной бамбуком. В длинной застекленной оранжерее круглый год сыро, тепло и полутемно от кожистой зелени  фикусов и монстер, среди которых радуют глаз красками и удивительными формами похожие на стаи бабочек орхидеи, а к окнам рвутся ветви гибискуса с крупными яркими цветами.

Корри никогда не выращивал овощи, он презирал всех этих толстых пожилых любителей агрономии, положивших жизнь на выращивание огромных тыкв и причудливо сросшихся помидоров. Традиционное в Англии и Уэльсе увлечение ревенем, который растят в темноте, при свечах, казалось ему нелепейшим занятием. Тратить силы на то, что пойдет в еду и сгинет в кастрюле или на сковороде! Какая глупость! Нет, сад существует для того, чтобы доставлять эстетическое удовольствие.

Цветы, цветы, цветы, почти круглый год что-нибудь цветет в саду у Корри.
Сад требовал постоянного ухода, но зато как приятно, бывало, расположиться поутру, после завтрака, на простой деревянной скамейке возле куста жимолости, пить чай из чашки тончайшего японского фарфора, вдыхать аромат цветов и свежестриженной травы, любоваться на прозрачно-голубое летнее небо и неспешно полу-мечтать полу-дремать на теплом утреннем ветру. А какое наслаждение тихим летним вечером сидеть в беседке, увитой розами, с бокалом легкого французского вина, слушать джаз и смотреть , как солнце неспешно прячется за большой зеленый холм, усыпанный белыми точками овец.

Иногда к Корри приезжал кто-нибудь из знакомых или  родственников, одна из сестер, или кто-то из их детей. Племянники и племянницы вырастали, обзаводились своими семьями, у них появлялись дети. Корри любил гостей, но через пару дней уставал от них, они выбивали его из привычной колеи. Он был согласен с  Франклином в том, что Guests, like fish, begin to smell after three days.

Двадцатый век подходил к концу, а Корри исполнилось 60, когда произошло событие, положившее конец его  спокойной одинокой жизни. Было оно совершенно обыденным, и сначала даже показалось маловажным. Миссис Симс, все эти 20 лет исправно убиравшая в доме дважды в неделю, уволилась. Миссис Симс была пожилая тихая женщина из соседней деревни, где она по утрам убирала в пабе. По вторникам и четвергам миссис Симс в полдень подъезжала к дому Корри на маленьком голубом Пежо, бесшумно проходила в подсобную комнату, вооружалась всем необходимым и шесть часов мыла, скребла и пылесосила дом сверху донизу. Кроме уборки в ее обязанности входили стирка и глажка. И вот однажды, когда Корри расплачивался с миссис Симс, она вздохнула и тихим подрагивающим голосом объявила, что со следующего месяца больше не сможет у него убирать по причине здоровья. Корри воспринял это как предательство, миссис Симс была для него такой же незаменимой атрибутикой быта, как бойлер, подававший горячую воду или газонокосилка. Уязвленный, он даже не поинтересовался, что именно произошло со здоровьем миссис Симс. Холодно-обиженным голосом спросил, кого та может порекомендовать вместо себя, как будто это входило в ее обязанности. Миссис Симс еще раз вздохнула, укоризненно посмотрела на Корри и  порекомендовала Мэнди.

Корри договорился встретиться с Мэнди. В положенное время та приехала на огромном ревущем Рейндж-Ровере, на боку которого было написано *Cleaning Fairy* и нарисована изящная розовая фея с крылышками и в фартучке с рюшечками. Женщина, вышедшая из Рейндж-Ровера, меньше всего походила на розовую фею. Высокая, мускулистая, широкозадая, в кроссовках, спортивных штанах и футболке в обтяжку, она обошла дом Корри, качая головой и рыская глазами по сторонам, зычно восклицая время от времени - *Эта вещь, наверное, стоит кучу денег!* и в конце концов заломила цену в 4 раза выше, чем брала миссис Симс. Нет,  эта женщина с ее деревенскими манерами и громкоголосьем совершенно не устраивала Корри, к тому же у нее был такой пройдошистый взгляд, что он побоялся бы доверить ей ключи от дома. Другой уборщицы в окрестностях не имелось.

Выходов было два. Бросить всё, переехать в место поближе к городу, где имеется выбор уборщиц, и начать всё с начала. Нет, это совершенно невозможно! Оставалось одно последнее средство сохранить дом и сад –найти женщину. Понятно, что речь не шла о спутнице жизни, тем более что у Корри уже имелось две приятельницы, с которыми он встречался время от времени, и ни с одной из них он не согласился бы жить под одной крышей. У каждой из них была своя функция.

Приятельница Барбара, ровесница Корри, обеспеченная вдова, была его неизменной спутницей в круизах от компании Сага, специализирующейся на заграничных поездках для людей постарше и с достатком. Каюта на одного стоит существенно дороже, чем половина каюты на двоих, а вечерние обеды и танцы удобнее посещать в паре, поэтому Корри и Барбара уже несколько лет отправлялись в круизы вдвоем. До, так сказать, экшена их отношения так и не дошли, и их обоих это устраивало. Барбара жила на севере Англии, и вне круизов она и Корри общались только по телефону.

Второй приятельницей была Сью, с которой у Корри было больше общих интересов и даже кое-какие периодические интимные отношения. Сью покупала поездки в компании попроще, возившей клиентов *за сорок плюс* на отдых в Испанию и на юг Франции. Корри уже несколько лет пользовался этой компанией, так как с возрастом стал опасаться ездить на машине за границу в одиночку. Так что, два-три раза в год Корри отдыхал с Барбарой, и еще три-четыре раза с Сью.  Сью жила в 2х часах езды от Корри, и они иногда навещали друг друга. Съезжаться с Сью Корри совершенно не хотелось, у нее был сын, внуки, которыми она много занималась, к тому же она до сих пор работала.

Как всегда бывает в жизни, если возникает проблема, то где-то рядом находится ее решение. Когда у Корри случалось что-то, выбивающее его из колеи, он обычно звонил сестре Генри. Она была старше брата на 16 лет и в ее отношении к нему с годами появились заботливые материнские нотки. С другими сестрами он общался меньше.  Сестра Аликс умерла несколько лет назад от рака поджелудочной железы, профессиональной болезни людей, работающих в издательствах. Сестра Гарри уже  полвека живущая в Штатах, вся ушла в семейные  заботы  и хлопоты. С любимой сестрой Джо приходилось переписываться и неделями ждать ответного письма, так как приход к власти Мугабе в бывшей Родезии, теперешней Зимбабве вырвал страну из колониального прошлого и сделал ее совершенно  независимой, что почему-то весьма плохо сказалось на ее  экономике и общественных услугах, в частности, на телефонной связи.
 
И в этот раз Корри позвонил сестре Генри, чтобы пожаловаться на судьбу-злодейку, лишившую его услуг миссис Симс. Генри тут же пришла в голову идея – почему бы Корри не пригласить к себе Джо? Оказывается, дети Джо нашли работу в других странах и уже уехали из Зимбабве, а сама Джо, овдовевшая несколько лет назад и теперь оставшаяся совсем одна в разоренной революцей стране, собралась вернуться в Англию. Так как английская пенсия ей не полагалась, а на оформление пособия требовалось время, было бы хорошо поддержать Джо в первые месяцы, ведь после обесценивания зимбабвийской валюты ее  сбережения превратились в дым. Корри и Джо всегда хорошо ладили, и идея пригласить ее пожить в его доме была разумна. Он поможет ей, а она ему. Тем более, что  Джо всегда сможет переехать к Гарри, если что-то не сложится.

Однако, всё сложилось. С приездом Джо дом ожил. Высокая, подвижная, с изрезанным глубокими морщинами лицом, веселыми темными глазами и короткой простой стрижкой, Джо во всем отличалась от местных пожилых дам. Она сама шила себе длинные, по щиколотку, узкие юбки с карманами, так как юбки такого фасона вышли из моды лет 30 назад, а ей в них было удобно. Носила многослойные яркие джемпера и кофты, большие пестрые шарфы и длинные цветастые бусы в несколько ниток, пользовалась ярко-алой помадой и такого же цвета лаком для ногтей  и вместо обязательных для дамы ее лет дорогих кожаных сумочек  носила легкий рюкзачок из ткани в  цветочек. У Джо имелся редкий талант, она находила радость в самых обыденных делах и вещах. Она была хорошей хозяйкой, миссионерская жизнь приучила ее не бояться домашней работы, отлично  готовила, на радость Корри ездила в магазины за продуктами, убирала дом и постоянно что-нибудь исправляла и чинила, пришила оторвавшующся еще в позапрошлом году пуговицу на рабочей куртке, отчистила пятно на ковре в ванной комнате, перекрасила дверь из кухни в задний двор, и всё это делала не по возрасту легко и с удовольствием.

И еще один талант был  Джо, она быстро сходилась с людьми. Не прошло и двух месяцев, а Джо уже обросла знакомыми. Познакомилась со всеми жителями соседней деревни, по воскресеньям ездила к десяти утра в церковь, где после службы проводила еще пару часов,  общаясь со священником и прихожанами, между делом организовала команду для игры в шары, bowls, любимое занятие английских пенсионеров, так как это единственная игра, где по правилам полагается делать  перерывы на чаепитие. Джо никогда не говорила плохо о людях, в каждом встречном она находила хорошие качества, которыми искренне восхищалась. Она рассказывала Корри о их соседях из деревни так, что ему даже не верилось, что это те же самые люди, которых он встречал на протяжении 20и лет и на которых смотрел несколько свысока. Удивительная все-таки у него сестра! Недаром ее покойный муж всегда называл ее не Джо, а Джой, радость.

Как-то Корри принялся подшучивать над верой Джо в бога. Сам он был человек неверующий и искренне не понимал, как взрослые образованные люди могут верить в старца с седой бородой, непрерывно надзрирающего за ними с небесной тверди. На что Джо, ничуть не обижаясь, ответила ему, что каждый верит по-своему. Для кого-то бог это старец с бородой, а для другого человека он олицетворение природы и космической энергии. *А что он для тебя?* - спросил Корри. Джо серьезно и ласково посмотрела ему в лицо и ответила *Для меня он – бесконечное добро и любовь. Я благодарна ему за то, что он подарил мне этот мир, счастье жить среди прекрасных людей и за то, что у меня есть возможность помогать людям*. Когда она сказала про прекрасных людей,  Корри подумал о Уильяме, ее муже, которого зверски убила разъяренная черная толпа во время переворота. Как будто отвечая на его мысли, Джо добавила *Конечно, в мире есть и горе, и зло, его причина – мы, люди, и мы же можем победить его своими поступками. Я верю в добро*. Сказала и улыбнулась своей теплой улыбкой.

Вскоре Джо открыла в деревне филиал Женского Института и принялась организовывать  благотворительныю ярмарку. Сначала ярмарку собирались устроить во дворе церкви, но в последний момент возникла проблема со страховкой. И тогда Джо попросила Корри, нельзя ли сделать ярмарку у него в саду? Сначала эта мысль показалась ему дикой. Пустить в свой сад толпу малознакомых ему людей, которые  вытопчут его траву и поломают его кусты? С другой стороны, ярмарка только для своих, местных, а в деревне живет не так много народа, тем более, что Джо обещала проследить, чтобы его имуществу не нанесли никакого ущерба. И он, неожиданно для себя, согласился.

Ярмарка прошла лучш,е чем он ожидал. Женщины установили легкие переносные лотки, на которых разложили всякую мелкую всячину, то что называется Bric-;-brac, дешевую бижутерию, посуду, игрушки и книги. Кроме того, продавали домашнюю выпечку, мармелады и закрутки. Но, главное, деревенские соседи впервые увидели его сады. Сады вызвали всеобщее восхищение. Джо при посторонних называла Корри его полным именем, на фоне прекрасного дома и садов имя Корнелиус звучало торжественно и к месту, и это было приятно. Никакого ущерба имуществу Корри ярмарка не нанесла, всю выручку передали местному хоспису, а окружающие отныне с уважением называли его *Доктор Годдард*, после того, как Джо поправила кого-то, назвавшего его *Мистер*. И хотя Корри *Мистер* вполне устраивал, ему польстило уважение окружающих.

Потом в садах организовали еще одну ярмарку, и еще, затем устроили там Хеллоуин для местных детей, и центральная газета графства Сомерсет написла о замечательных садах доктора Годдарда, после чего Корри согласился сделать день открытых дверей, чтобы все желающие смогли увидеть его сады. Потом в его доме стали время от времени собираться дамы из местного отделения Женского Института. И вот уже Корри становится местной знаменитостью, и жена мясника, приходя на заседание Института, приносит ему особые *домашние* колбаски, а хозяйка пекарни угощает его на редкость вкусными хлебами с сушеными абрикосами и орехами. Когда Корри заходит в отделение банка или в аптеку, все присутствующие с ним здороваются, улыбаются ему, *Добрый день, доктор Годдард! Как поживаете? Как ваши прекрасные сады, что сейчас у вас цветет?*.

Однажды Джо попросила Корри о большом одолжении. Через благотворительную организацию она узнала о семье, которая живет в большом городе в центре страны, родители с дочкой и очень больным ребенком помладше. Семья живет в крайне стесненных обстоятельствах, мама не может работать, так как за ребенком необходим круглосуточный уход, у них небольшая квартира в неблагополучном районе, где рядом нет даже парка. Благотворительная организация обещала оплатить им три дня отдыха, но вышла накладка, а семья очень рассчитывала на этот отдых. Может быть, они могли бы приехать сюда, всего на 2 ночи, тем более что Корри все равно уезжает на это время к Сью? Порядок Джо гарантирует. Корри согласился, с условием, что они остановятся в пристройке и не будут заходить в его комнаты.

Когда он вернулся домой, Джо, сияя,  рассказала, в каком восторге была маленькая девочка от всего, и от дома, и от садов. *Она увидела дятла, и позвонила бабушке, чтобы рассказать ей об этом, представляешь! Она никогда в жизни до этого не видела дятла!*. Девочка нарисовала для Корри открытку, в которой крупными аккуратными буквами было написано - *Дорогой доктор Годдард, большое спасибо за то, что вы разрешили погостить в вашем доме мне, и моему братику, и маме с папой. Я вам очень благодарна. И еще – я видела у вас в саду настоящего дятла!* На картинке был изображен дятел, непропорционально большая птица с красной головой и огромным носом, сидящая на тоненьком дереве. Эта простота тронула Корри. Затем ему позвонил папа девочки, чтобы лично поблагодарить *доктора Годдарда* за его великодушие. *Наш малыш никогда не спал так крепко, как в вашем саду, а наша дочь всем рассказывает, что она провела три дня во дворце. Вы даже не представляете себе, как много вы сделали для нашей семьи*. И Корри, растрогавшись, неожиданно для себя  пригласил их приехать еще раз, дней на пять.

Они приехали. Молодые родители с семилетней девочкой и двухлетним малышом. У малыша было тяжелое врожденное отклонение, он не видел и не слышал, и по его личику было понятно, что он не жилец. Родители, небогато и очень аккуратно одетые, с бледными, измученными бессоными ночами и горем лицами. И девочка, бледная и серьезная, как ее мама. При других обстоятельствах Корри не обратил бы на этих людей внимания, они были не из его круга, не из его мира. Сейчас же ему бросилось в глаза то, как ласково родители разговаривают с дочерью, как заботятся о малыше, который, казалось бы, вообще не способен ничего понять и почувствовать. Было очевидно, что родители измучены усталостью и горем, им уже не на что надеяться и не на кого рассчитывать. Корри пошел прогуляться с ними по саду, он шутил с девочкой, показал ей буддлейю, бабочковое дерево, вокруг него всегда летом кружатся бабочки, а, когда оно отцветает, в нем поселяются стайки воробьев, которые особенно любят его семена. А вот под этим кустом живет ежик, и если придти сюда с папой вечером, то можно его увидеть. А вот эти цветы любят шмели, мы все любим шмелей, правда же? Они мохнатые и круглые, как медвежата. Девочка смеялась, ее родители тоже заулыбались, оттаяли, напряжение спало.

Вечером, когда девочку уложили спать, Корри сидел в гостиной с родителями и говорил им что-то спокойное, дружелюбное, утешительное, то, что говорят людям в подобных случаях. Они слушали и кивали, а после того, как  Джо упомянула, что Корри профессиональный психолог, стали смотреть на него с еще большим уважением и восторгом. И это было приятно. Пять дней пролетели быстро, гости оказались совсем не утомительны, даже наоборот.

А затем позвонили из благотворительной организации, поблагодарили Корри за его доброту и попросили провести небольшой курс психологической подготовки для их добровольцев. Ведь он, доктор Годдард, замечательный психолог с большим опытом, а им так не хватает профессионалов. Так неожиданно для себя Корри опять попал *в жилу*. Двадцать первый век начался с взлета сферы благотворительности, она стала в Англии новой промышленностью по объему протекающих через нее денег и числу занятых в ней работников. О Корри написали на большом благотворительном сайте, и вот он уже читает курсы лекций и для работников различных charities, и для персонала хосписов, и для родственников, ухаживающих за тяжелыми больными. Он опять популярен у клиентов, легок в общении, остер на язык, изумляет и восхищает своими удивительными костюмами-тройками из середины прошлого века, как в старых фильмах. За ним прочно закрепился статус классического английского эксцентричного ученого, который самому Корри весьма импонирует.

Через 4 года Корри, неожиданно для родных и знакомых, женился на своей секретарше, серьезной дородной женщине младше его на 23 года. Какой одинокий мужчина за 60 способен устоять перед чарами настойчивой и ласковой сорокалетней женщины *в теле*, да и какая практичная женщина средних лет упустит свой последний шанс в виде весьма обеспеченного и совершенно ничейного босса! И уже совсем неожиданно для окружающих и самого Корри славный род Годдардов продолжился с появлением на свет юного Джорджа Бенджамина.

С появлением у Корри секретарши сестра Джо уехала. Она поселилась на одном из валлийских небольших островов в общине новых христиан, где занялась разведением пчел и изготовлением свечей. Сейчас Джо уже нет в живых, она похоронена там же на острове, и вечный ветер с Ирландского моря качает ветки розового куста на ее могиле. Корри сам посадил этот куст.

Корри жив,  здоров и достаточно активен, несмотря на то, что ему уже 80. Он не читает лекции, но время от времени пишет статьи и по-прежнему много времени проводит в саду. Его знаменитые сады открыты для посетителей, за небольшую плату, при них работает кафе, а дом превращен в дорогую гостиницу, которой заведует его жена. При доме по-прежнему есть пристройка, в которой бесплатно останавливаются семьи с тяжело больными. Все знают, что сады доктора Годдарда оказывают на редкость благотворное влияние на больных.