Изр. гл. 5 О паломничестве

                Собственно говоря, само паломничество как таковое, в привычном понимании,  началось для меня именно с этого дня.
 

                О ПАЛОМНИЧЕСТВЕ

                Что до сих пор известно о паломничество?         
                Существует литературный жанр,  с забытым нынче названием – «Хождения».  Это один из древнейших жанров русской литературы: воспоминания и дневники путешествий, путевые записки. Они берут свое начало еще в до монгольской Руси и наиболее древний письменный памятник, относящийся к этому жанру — «Житие и хождение Даниила, Русской земли игумена». Его автор, настоятель одного из черниговских монастырей, в 1104-1106 гг. в составе группы русских паломников посетил Палестину и в течение шестнадцати месяцев путешествовал по Святой земле, осмотрев все ее основные религиозные достопримечательности. 
                В дальнейшем жители Руси (России) не раз отправлялись в дальние путешествия. Тверского купца Афанасия Никитина судьба забросила даже в Индию, результатом чего стало появление такого замечательного литературного произведения как «Хождение за три моря».
                Однако наиболее почетными и уважаемыми путешественниками считались все же паломники, которые отправлялись в путешествие не развлечения ради, а с целью посетить Гроб Господень, Святую гору Афон или же почитаемые святыни в России, например, Киево-Печерскую лавру. 
                Русское паломничество во Святую Землю началось со времени принятия русским народом христианства. Русские паломники того времени, отправляясь в Святую Землю, приготовлялись к сему странствованию как бы расставаясь с земной жизнью. Они говели, прощались с родными  и получали  благословение  духовного отца.

                Интересно сравнить описание и впечатления от паломничества, совершенного столетие назад. Заметки  студента Казанской духовной академии А. П. Касторского  в своем дневнике  «Паломничество в Палестину и на Афон» вызывают интерес некоторыми наблюдениями.
                Начиная с Константинополя паломников начали упорно преследовать восточные торговцы — разносчики различных товаров.  Большое негодование вызывало у всех путешественников поголовное мздоимство турецких должностных лиц, а также арабов, которые оказывали какие-либо мелкие услуги паломникам. Все они просили, а чаще - настойчиво требовали от паломников «бакшиш». Это тюркское слово А. П. Касторский адекватно перевел на русский: «на чай».  Русские не привыкли к такого рода «агрессивному маркетингу», поэтому их не только удивляла, но и возмущала их назойливость.
                Подобные приключения автора, начавшиеся в Константинополе, продолжились в Дамаске, который он и его спутники посетили по дороге в Иерусалим.   
                Примеры вымогательства были многочисленными: автор свидетельствовал, что погонщики ослов, на которых передвигались паломники, употребляли в общении с ними только одно слово: «бакшиш». За то, что бакшиш при посещении гробницы Иосифа был, по мнению охранявших ее, слишком мал, их фактически выгнали из этой библейской святыни и не дали ее осмотреть.
               В отличие от святых мест, в которые попал автор дневника, местное население вызывало у него не столь положительные эмоции. С одной стороны, достаточно рельефно просматривается отношение к хозяевам Палестины — туркам, оно является стереотипным для большинства русских. Османы традиционно воспринимались как враги славянства и гонители православия, причем сами турки на протяжении нескольких веков старались всячески оправдать это негативное отношение. По-иному выглядит отношение к арабам. С одной стороны автор хорошо понимает, что они иноверцы, т.е. антагонисты для него. С другой стороны, он сочувствует их вопиющей нищете, тому, что арабы порабощены Османской империей. Вдобавок, в истории отношений русского и арабского этносов не было конфликтов и это тоже играет свою роль в восприятии арабов образованным русским. В то же время, автор не скрывает своего возмущения склонностью местного населения к обману и незаконным поборам с паломников.

                Однако, не смотря на местные особенности, все люди, имевшие опыт паломничества по святым местам,  единодушны  во мнении: ничто не может сравниться по силе религиозно-воспитательного значения с непосредственным переживанием Священных событий на месте их происхождения,  среди той же природы и обстановки. Образы величайших Евангельских событий восстают пред паломником как живые, всецело захватывают душу человека, очищают, нравственно возвышают и часто коренным образом изменяют весь строй его духовной жизни.

                В маленькой по объему, но глубокой по смыслу брошюрке «Смысл паломничества» очень правильно замечается, что «…Святые места драгоценны не по одним воспоминаниям, оживающим в душе посетителя и глубоко потрясающим его. Предметы благоговения, привлекающие в эти места благочестивого паломника, имеют более важное значение. Это - не мертвые памятники, говорящие только воображению и сердцу, - в них живо действует благодать Божия к освящению душ и благоустроению внешней жизни.  Истинные поклонники всегда испытывают на себе действие этой благодати. Они возвращаются от святых мест с чувством удовлетворения духовных    потребностей, с миром,  и не редко исцеленные от недугов телесных. 

                Мне нравится   мысль,  которая  самодостаточно  выражены  в цитате:
«Сколько веры в русском человеке, сколько искреннего религиозного чувства! С каким усердием и чувством паломники молятся, с каким умилением  смотрят и лобзают Святые места. Зачем ты это целуешь? - спрашивают богомольца, лобзающего какой-нибудь ничем не примечательный камень, ведь это не святое?! - На Святой Земле все святое, - отвечает тот».3

                Общим для всех паломников, писавших мемуары или дневники, является то, что положительные впечатления у них все же преобладали. Это более чем естественно, т.к. они посещали святые места, о встрече с которыми давно мечтали. Вместе с тем, почти все авторы не скрывают отрицательных эмоций, связанных с чуждой внешней обстановкой, чуждой культурой и чуждыми вероисповеданиями. В мемуарах почти постоянно присутствует обобщенная категория «другого», которое противостоит автору и его спутникам, имеет иные ценности, иное мировоззрение.
                Личное восприятие  осуществляется через призму той цивилизации, культуры и религии, в лоне которой автор воспитывался. Вполне естественно, что впечатления автора от увиденного очень контрастны.
                Очень хорошо, что  перед самой поездкой я не читала  никаких воспоминаний.  Это помогло составить свое чистое мнение, не будучи в невольной зависимости от мнения чужого.
                Однако  во  всех  этих описаниях не было главного, что я почувствовала.
Упомянутым авторам в их воспоминаниях свойственно обыкновенная линейная   событийность,  более походящая,  как бы сейчас сказали, на «туристические заметки».

                Между тем, как мне представляется, слово  «паломничество»  должно быть наполнено   чем-то более существенным и могущественным, чем нахождение или созерцание, и даже соучастие,  -  опытом  многогранности  жизни души оживающей.
                Как бы там ни было,  единственное, с чем    тысячу раз согласна, под чем подписываюсь  и подчеркиваюсь - под каждым словом Стивена Грема, английского писателя,  свидетельствовавшего о  подвигах паломников:
                "Путешествие русских крестьян в Иерусалим - наиболее замечательное явление в современной русской жизни. Его история есть великий национальный эпос... Даже когда я буду стар и сед, я буду оглядываться на него как на нечто наиболее удивительное, что я встречал на своем пути, как на совершенно исключительное шествие. Это было желание сердца, гений искания, который научил меня искать Иерусалим через Россию". with the Russian Pilgrims to Jerusalem. Лондон, 1916

                Но тогда я еще не знала, что именно откроется мне. Что останется мне в душе и для пересказа любопытствующим в оставшиеся дни и часы. Мне только предстояло, я  находилась  при дверях…
 
                Как правило паломники непрестанно читают акафисты, каноны.  Я же ограничилась       и, облекшись аскезой, почерпнутой из книги   Иосифа Ватопедского  «Аскеза – матерь Освящения»,    молилась как обычно утром и вечером.

                Какие у них тут расписания  и режимы открытых дверей, особые предписания на праздник, кто знает? Непредвиденные события, время от времени происходящие в той стране, также надо брать в расчет.
                Когда  на повестке дня перед тобой вообще в полный рост стоит вопрос - попадешь в храм или нет? -  ничего  предполагать и прогнозировать нельзя. Остается лишь кричать в душе и взывать – «Я здесь, господи, пусти меня, я  так хотела приехать, прибыла сюда с конкретными вопросами и надеждой на получение ответов…»,  - а правильно ли это будет? в своей многопопечительности о себе самой   быть услышанной?

                Родители святой блаженной старицы Матроны, жившей в Москве на рубеже 19 – 20 веков и прославленной Русской Православной Церковью в лике святых,  любили ходить в храм вместе. Однажды в праздник мать Матроны одевается и зовет с собой мужа. Но он отказывался и не пошел. Дома он читал молитвы, пел, Матрона тоже была дома. Мать же, находясь в храме, все думала о своем муже: "Вот. Не пошел". И все волновалась. Литургия закончилась, пришла домой, а Матрона ей говорит: "Ты, мама, в храме не была". "Как не была? Я только что пришла и вот раздеваюсь!" А девочка замечает: "Вот отец был в храме, а тебя там не было". Духовным зрением она видела, что мать находилась в храме только телесно. 

                Как бы и мне в многозаботливости  «получить всё» не потерять главное…

                В душе благоговейный трепет. Как он меня встретит?  Пустит - не пустит?  Я приму всё.  Главное - правильно себя вести. Скромно, естественно, искренне. Как приглашенная на бал во дворец Золушка, встреченная и отмеченная самим королем.   Чтобы дух храма  в нужный момент приоткрыл двери своего дворца  и  представил всем находящимся в ней святыням, как король представил Золушку всем благородным гостям:
                «Господа, позвольте вам представить девушку, которая ещё не была здесь, сверхъестественно искреннюю и сказочно милую».

               
                Иерусалимский храм, действительно являлся для меня на тот момент не просто материальным строением, пусть даже  с его  в определенном смысле мистическим  наполнением.
                Удивительным образом значимость происходящего  сопрягалась с воспоминаниями Н.В.Гоголя, который сумел выразить в своих словах моё личностно воспринимаемое и личностно значимое  своеобразие текущего момента. В публицистическом сборнике «Выбранные места из переписки с друзьями», вышедшем в 1847 году,  писатель акцентировал внимание на его собственной подготовке к поездке на Святую Землю:
                «Чище горнего снега и светлее небес должна быть душа моя, и только тогда приду я в силы начать подвиги и великое поприще, только тогда разрешится загадка моего существования».
                Писатель размышлял о состоянии своей души. Он хотел «очиститься и быть достойным». Смысл жизни становится определенным испытанием и определенным выбором.  Его поездка, также совершенная в Великий пост,  есть не что иное, как восхождение к горнему Иерусалиму.  Пост сам по себе – направленность из дольнего в мир горний, восхождение духовное. Географическое  передвижение  сопряжено с духовным. Что само по себе  величайшее благо  для личностного роста.
                И на этом  пути, как при любом движении, пройдены  вехи  духовные,  определенные столпы по направлению  к  Иерусалиму горнему,  призванные за видимым постигать   невидимое, - смысл, который не для всех предназначен.

                А путь был многолетним и разнообразным. За плечами несколько десятков монастырей, скитов, все лавры России и Украины,  а уж храмов всех не счесть: Почаевская Лавра, Киево-Печерская Лавра, Святогорская Лавра, Троице-Сергиева Лавра,  Псково-Печерская, Александро-Невская Лавра, Задонский Свято-Тихоновский Преображенский женский монастырь, Задонский Рождество Богородицкий мужской монастырь, Введенская Оптина пустынь, мужской монастырь, Калужская область,   Монастырь Курская коренная пустынь, Курская область, Московская область, Воронежская область, Липецкая область, Белгородская область, Ростовская область,  Нижегородская область, Старочеркасский монастырь, Высоцкий монастырь,  Дивеево.
                Помимо  множества обителей, паломничества внесли в мою жизнь знания о многих  святых, праведных: Феодосий Кавказский,   Ксения Петербургская, Павел Таганрогский, Матрона Московская, Иов Почаевский, схимархимандрит Иероним, иеросхимонах Сампсон…

                А так же непременной составляющей церковной жизни   являются крестные ходы.
                Великорецкий крестный ход, на котором мне довелось побывать два раза, вообще это апогей христианского подвига мирян. Это не столько паломничество к святыне. Это ещё и колоссальный труд Христа ради. Труд всех человеческих структур: физических,  душевных и духовных.  Это полная отрешенность от себя, своих желаний. Недосыпание. Недоедание. Лишения, доводящие до изнеможения  даже крепких мужчин. Это 150 километров по пересеченной местности, по грязи и воде, выше щиколотки. Среди клещей, перепадов температуры от плюс тридцати до заморозков,  с  рюкзаком,  набитыми необходимым на все пять дней пути.   
                Каждый год, несколько раз в год,   выбирая  между неудобствами, недосыпанием, аскезой с одной стороны  и  расслаблением, отдыхом, плеском волн с другой стороны, не задумываясь, выбирала первое. Торопясь воспользоваться предоставленными жизнью случаями и через них понять мне предназначенное. Стараясь выполнить правильно то, что мне предназначено, каждый раз получая  что-то насущное. Компромисс  никогда не возникал и не обсуждался.  Каждому по-своему  приписано  проходить  этапы жизни. Пути не  исповедимы.
                У Людвига Фейербаха  есть интересная мысль по поводу определения смысла его философии: «Бог был моей первой мыслью, разум — второй, человек — третьей и последней». 
                Витая где-то рядом с этой  очень понравившейся мне мыслью, проявилась моя собственная, родственная фейербаховской,   характеризующая  упомянутый период:
                «Бог  был первой моей мыслью, бог – второй, бог – третьей и последней».