Как я не стал писателем

 Я любил книги. В школе  хорошая  библиотека. Библиотекарша наша   была прекраснейшим  человеком, и  по  моим понятиям, она должна бы быть  самым прилежным читателем, но я ни разу не видел ее  сидевшей за книгой.   В библиотеке   полный порядок, здесь не было,  как это в других,  запаха пыли, который  должен исходить от книжек, на стеллажах была чистота... Знаю,  поскольку я был записан еще в двух.  Напомню всем, что тогда не знали пылесосов,  а шариковые ручки  только появились. Это говорит о  многом.
      Мы в школе писали  чернильными авторучками.  У ручки особое  перышко и  внутри маленький флакончик с чернилами, который  надо было наполнять, вращая   верхний край ручки, тогда плотный цилиндр, поднимаясь,  закачивал в нее  довольно много чернил. Авторучка - это маленькое  сокровище, это прикосновение  к  миру престижных вещей.  У кого-то в поселке, наверное у директора завода, как говорили,  была ручка с золотым пером  Да нет, ни у кого не было, сказки это.

      Я был завсегдатай в школьной библиотеке, мне разрешалось сидеть  за  библиотекарским столом, когда Нина Михайловна уходила ненадолго,  причем мне разрешалось даже принимать и  выдавать книги. Она могла  уйти надолго, поболтать с кем-нибудь, могла сбегать в  магазин  радом,  она доверяла мне. Поскольку  всем было известно, что я заядлый книгочей, то я, девятиклассник,  в школе был авторитетным парнишкой. Я  вытаскивал из рядов на полках интересные книжки и раскладывал их на  стойке перед  столиком. Заходили ребята, и я давал совет, какую книжку интересную стоит почитать. Высоко тогда котировались  книги из серии «Библиотеки приключений». Я иногда прятал их под стол, чтобы отдать  одноклассникам. Иногда  выполнял их просьбу притормозить для них ту или иную книжку,  но никогда не приносил книги в  класс. Придите, получите, распишитесь, все по закону, все строго. Майн Рид, Жюль Верн,  современная фантастика - Анатолий Днепров, Мир Приключений, Стругацкие, любимейший  Станислав Лем....
       Я заводил с ребятами долгие разговоры  и напрочь забывал о том, что надо  идти домой, чтобы поесть  что-нибудь. Возвращался из школы обязательно  с   книжкой. С книжкой сидел за столом, с книжкой засыпал. Учительница литературы  любила  меня, она иногда  мне позволяла  даже посидеть в библиотеке  вместо ее  урока. Директриса, заходя в библиотеку, смотрела на  меня и улыбалась. А ждал коварного  вопроса, почему  я не на уроке. И был готов сказать, что у  меня болит живот  или кружится голова. Все сходило парню с рук. Голова, впрочем, и впрямь тогда почему-то часто болела.
       В общем, школа была моим вторым домом.  А дружок закадычный был тоже  большим книгочеем.
      
      
     Начиная с девятого класса мы должны были дважды в неделю  ходить на производственную практику на завод. Регулярно,  раз в месяц нам  выдавали немного  денег - то ли стипендию, то ли  просто в награду за учебу.  Поэтому на завод  мы шли с  удовольствием. Страна заботилась  о нас. 
       О, раз в месяц было счастье!  Я шел с деньгами в киоск «Союзпечати» и  покупал там очередной том из собрания сочинений, выходивших  приложением к журналу «Огонек». Проспер Мериме, Куприн, Жюль Верн (целых 20 томов до сих пор стоят у  меня на полке), Герберт Уэллс,  с которым пришлось расстаться уже в годы учебы в институте. Каждая книжка по 90 копеек! Счастливые годы юности, начало шестидесятых!
     Надо сказать, что я не обременял себя учебой. Математика не была для  меня легкой наукой. Зато я мог рассказывать долгие истории. Не очень любил кино, в книжках описано все  обстоятельнее, книжку  можно много раз открыть на любимых страницах, и  стыдно  сказать,  расплакаться как девчонка. Поэтому я любил читать в одиночестве.
     Мой   товарищ был, как понимаю, умнее  меня. Он мог обсудить  все слабости сюжета. Вспоминаю, как мы читали «Звездные дневники Иона Тихого» Станислава Лема. Знаменитый "Солярис" был потом. Мы читали повесть поодиночке, а потом встречались  друг с другом  и хохотали до упаду. Мне до сих пор  памятен и доктор Тарантога, и  встречи с самим собой вчерашним (такое бывает в петле  времени), и  муха в музее под стеклом – муха с Земли, хранившаяся   как ценнейший экспонат, который волею счастливого случая попал в далекую галактику. Прочтите!
    Я не  стал писателем, имея на то реальный шанс, не удалось  стать самым молодым  писателем в поселке. Мне хотелось писать, я мог переделывать сюжеты, но мне  в голову не приходило записывать. Надо было  кому-то подтолкнуть меня к этому,  и случай такой появился.

     Однажды  учительница  литературы  на  уроке сказала, что в районе проходит  конкурс.  Надо написать что-нибудь: стихотворение,  сказку, басню.  Жанр не важен, надо  умения свои показать. И она посмотрела на меня: вот ты, Коля, можешь же написать. «Только, ребята, не надо переделывать книжки. Надо писать свое».
      Меня это задело. Я никогда ничего не списывал. Без  цитат  обхожусь. Вы, Тамара Степановна, мне сами  замечание делали.  Из  «Слова о полку Игореве» надо было цитаты выписывать, а я не списал, и мне  двойку влепили.
       Короче, «не лепо ли ны бяшете...»,   и так дальше по тексту. Это «нелепо» меня забавляло очень. Что у нас лепо и что нелепо?
     И я  решил  поэкспериментировать  в историческом жанре. Тему взял, лежащую на поверхности:  как возник, как строился мой  рабочий поселок  Михайловск. Полтора века с тех пор минуло. Тогда   стал  строить здесь  железоделательный  завод  московский заводчик Михаил Губин. В  честь его и поселок назван.
     По уму надо было бы поступить так: поехать в  райцентр, в архив, но это мне и  в голову не приходило. Уже  к тому времени появились книжка «150  лет. К юбилею Михайловского завода», но там никаких исторических сведений о строительстве не было  И я оседлал свою буйную фантазию.
       Ранее утро.  Обоз из десятка  телег движется из Нижних Серег  к стройке.  Лето, а дороги настоящей нет, только слабо видна  колея,  бесконечные сучковатые корни могучих сосен пересекают  дорогу. В сторону отойти  нельзя, непроходимая тайга, болото. Подводы – бряк, дзинь, - подпрыгивают  на каждом бугорке. И разговоры слышатся. Московский говор, вятские, орловские, воронежские словечки. О, я их слышал сам, их еще помнили старики,  я находил их в словаре Даля. Недаром одна сторона  поселка называется у нас Воронино. Я услышал  в этом слове явное указание на Воронежскую губернию. В  руках у меня  из словаря пометы многих диалектных слов со всех краев отечества.  Владимир Иванович Даль,  создатель «Толкового словаря живого великорусского языка»  указывал при каждом слове место, откуда оно  происходит, и эти слова, орловские,  нижегородские, тамбовские, тульские  я встречал еще в то время у нас в живой речи. Сейчас   радио и телевидение, да и школа  полностью искоренили самое интересное в  нашей речи - диалект,  богатое  звучание, а с ним и история,  ушли в безвозвратное прошлое.  И «лепо», и «баять», и кочерга, шлея, подпруга, шваркнуть ...  скажи слово - на тебя посмотрят как будто ты деревенщина, неуч,  с Луны свалился, а  я украсил тогда  речь  обозников  таким словами, как это было надо и не надо. 
      Работа заняла две недели, две тетрадки в  линеечку. Двадцать четыре  листа были исписаны мелким устоявшимся почерком, но я не мог остановиться. Появились герои, жизненные истории,  лапти,  шкворень, бороды, угрюмый взгляд исподлобья. Молодые парни,  смешливые,  с шелковой мягкой бородкою  на веселом веснушчатом лице.  Шумные сборища на берегу Серги. Девки в  домотканых юбках, бабы, новые семьи, малыши, родившиеся  в еще пахнущих смолою домах. За достоверность написанного не ручаюсь, но мне было интересно как никогда.  Ведь мне как бы пришлось самому дома строить, хлеба печь, выбирать  место под плотину,  крыши соломой крыть, вырубать лес на месте будущего завода. Я сам стал строителем,   ворочал камни  под фундамент, искал лиственницы  на  постройку плотины. Весь  поселок был  у меня  перед глазами: вот улицы   Еланная,  Мастеровушка,  Кочегур и так далее.  Не знаю, правда ли это,  но вот что интересно, слово  Кочегур будто бы идет от  слепленных двух  словечек.  «Кучи – горы»,  слово произошло от  слияния  их, оно означало скопления   холмов по склонам речных долин и балок. В это слабо верится, но знаю,  что уже тогда были  Кочегуры   - в 17 веке было такое село в Тульской губернии. Он и сейчас есть. Значит, люди из-под Тулы  у нас здесь себя отметили. Что за горы? -  у нас место ровное, местами болотистое. Соседняя улица даже  Грязной называлась.
     Так вот, мой художественный труд  попал в Нижние Серги, центр района. Не знаю, с триумфом ли, но работа заняла первое место. Я победил. А потом там все пересудили.  Мне отдали второе, а первое  место дали девочке из Нижних Серег, и причину назвали. Так мол и так, твоя работа много лучше, но вот незадача... Девочка  должна   поступить на журфак Университета и первое место ей очень бы пригодилось. А я еще успею. Не к спеху. 
      Мне прислали какую-то бумажку с печатью и  подарок – коробку с игрой. Настольный теннис - ракетки,  сетка и пластиковые шарики.    Для меня это было, как будто мне кадку с  холодной водой на голову опрокинули. Больше ни в каких конкурсах я  не участвовал.
     Ну, хотя бы книжка, ну, коробка конфет! Я стал посмешищем в глазах ребят, никто никогда не видывал меня за теннисным столом. На уроках физкультуры  я  был дохляк,  как только физрук меня терпел! В конце концов он дал мне совет, возьми у врача бумажку, и можешь на уроки не ходить. Что я и сделал.
    
   
    Моя учительница, я удовольствием здесь пишу ее имя, Тамара  Степановна  Кочнева,  на меня смотрела  с пониманием. Она забрала у меня   коробку, пошла в книжный магазин и обменяла ее  на  Полное Собрание Сочинений Максима Горького!!  Это так обрадовало меня, я о таком и мечтать не мог!  Я  стал читать  этого  великого  человека и у  меня окончательно пропала мысль стать писателем. Я понял, что такое быть писателем. Нельзя превзойти этого великого человека!
   А Марья Михайловна, продавец книжного магазина, подарила мне первую в моей жизни шариковую ручку. И мне, еще  малолетку,  было разрешено оформлять  любую подписку, без паспорта. И как понимаю, даже в обход очереди. Культура тогда в поселке  только набирала  силу.