Велосипедные войны. Действие I

Всем добра и вечер в хату. Меня зовут Пол.

Я не иностранец и не тёзка Маккартни, но с пелёнок отзываюсь на Пола. Мы угорали тогда по англоязычным погремухам – Боб, Пайк, Джин. Я стал Полом, это от моей усечённой фамилии, данной при рождении. От фамилии я отвык, зачем она вам? Я их тыщу сменил, этих ФИО.

Обычно я представлялся Витей или Игорем. Я наполовину детдомовский вообще-то. Наполовину – потому что была у меня родная бабка, и батю я тоже децл застал. Батя пахал грузчиком в винном магазине. Оба с бабкой они были жуткие хроны, и детская инспекция меня вечно изымала в приёмник, потом снова возвращала в семью, потом снова изымала, туда-сюда… в общем, я жил фифти-фифти. На два фронта.

Сам удивляюсь, почему сегодня сел писать. Старею, наверно. Я по жизни бродяга, а никакой не писатель. Даже писем никому не отправлял, некому было. И почерк у меня – убиться какой, сам едва разбираю. Просто теперь у меня есть свой компьютер. Первый в жизни. Я попробовал печатать - оказалось удобно. Красивый почерк тут не нужен. Это клёво, потому и сел писать. От руки нипочём не взялся бы. А порассказать я найду чего, конечно. Юность у меня забавная была. С неё и начну.

Чтобы сильно не углубляться, скажу, что рос я в Подмосковье и корешился с Максом Рэпером. Очень был достойный чел. Я - Пол, он - Рэпер, и вместе нас дразнили «Пол-рэпера». В то время, в девяностые, хип-хоп висел в крутом тренде. Макс не был гангстапером в широком смысле, зато всегда носил толстовку с капюшоном и бездонные штаны, и у него были классные очечи, как у чернокожего Eazy-E. Короче, кликуха прилипла.

Рэпер был великий комик и растаман, мы с ним мутили много дел. В золоте не купались, но на жизнь хватало. Бедных и угнетённых Рэпер никогда не нагибал, но оборзевших бычар разводил - только в путь. Тоже интересно вспомнить в следующий раз. Я ещё не настолько мастак писать. Сегодня речь о том, как я работал велорикшей в «Южном». Кент мой Рэпер в этом предприятии не участвовал, хотя и жаль. Мы с ним делали бы там суровые вещи.

Думаете, я напыхался и гоню? Я сам понимаю, что дико звучит – как можно работать велорикшей в средней полосе России, верно? Это же не Тайвань какой-нибудь. Но в девяностые годы у нас возможно было всё. К чему я, собственно, и веду.

Короче, ситуация сложилась такая, что нам с Максом пришлось на время разбежаться и отлёживаться порознь. Потому что Рэпер провернул комбинацию и нагнул на бабки одних базарных чудил, а те сильно обиделись. И начали нас пасти. И мы дунули кто куда, условившись встретиться когда всё уляжется или когда этих инфузорий в разборке кто-нибудь пошмаляет. Сами мы мокрым промыслом не занимались, хотя пушка у Рэпера была, чисто для самообороны.

В поисках запасной базы я приехал в какую-то глушь. Мне было семнадцать лет, у меня было три поддельных паспорта, все пожитки помещались в одной спортивной сумке, и я смотрел на наш мирок с оптимизмом.

Я скажу больше – во время моей юности не было ни сотовой связи, ни интернетов, ни прочей этой шихты. Заранее предупреждаю, чтоб вы не смущались. Вместо мобильной связи народ звонил с домашних телефонов или с переговорных пунктов. Музыку мы слушали с кассет, киношки на видео смотрели тоже с кассет. Переписывали их в специальных киосках или друг у друга. Кто жил, тот помнит. Нормальных такси не было. Ходили одни рейсовые автобусы-скотовозы, и то редко.

Случайные люди подсказали, что в местном посёлке городского типа под названием Волчахино некий чудик открыл велопарк с настоящими рикшами. От такой экзотики местные лохи писали кипятком и первое время таскались туда как в музей, но потом привыкли. В парк на полном серьёзе набирали на работу велорикш, причём среди кандидатов шёл жёсткий отсев. Хозяин принимал в штат не абы кого, а самых улетевших весельчаков и раздолбаев, которым нечего терять и скучно вкалывать в серой массе по сорок часов в неделю. И вовремя платил им зарплату, что для девяностых годов офигенно ценилось.

Я сразу понял, что это мне по душе. Приехав в Волчахино, я разыскал того парня. Чудика звали Ким Хорников. Оказалось, никакой он не чудик, а очень даже деловой пацан, с юмором. Когда в нашей стране начали мутить бизнес, он открыл в Волчахино продуктовый магазин и студию звуко- и видеозаписи (очень прибыльная была штука, пока её не вытеснили МР-3 плееры). По осени Ким перекупал у населения картошку и всякое такое огородное фуфло, толкал урожай на городские рынки, в общем, нормально крутился и зарабатывал.

Так вот, у этого Кима, которого мы потом звали просто Хорь, была родня в Южной Корее. Настоящая фамилия у него тоже была корейская - Хо (это я чисто случайно узнал). Однажды Ким надыбал там в Сунчхоне партию бэушных велорикш и перевёз с попутными фурами из-за бугра в наше затрапезное Волчахино. И решил: здесь будет экспериментальный велопарк! Типа пассажирские перевозки в пределах района и шире.

Затея сама по себе прикольная. С транспортным сообщением в глубинке была полная жопа. В 1990-х ещё ни в одной деревне не было служб такси. Они появились только лет через пять. А автобусы, эти сельские утильные курятники, ходили между деревнями от силы раз или два в неделю, сдуваясь у каждого столба.

Привезённые велорикши были загляденье. Компактные, с тентованным кузовом фаэтон, со снимающейся полиэтиленовой крышей. Спереди место водителя, сзади - для двух пассажиров. Почти все коляски были трёхколёсные, только парочка - «четвёрошные», то есть спереди и сзади по два колеса, как у квадроцикла. Но «четвёрошные» мы не любили, в управлении они тяжёлые и рама слабая. Зато птицы-«троечки» летали по российской деревне как миленькие. В редукторе у них было семнадцать передних скоростей и одна задняя. По ровной грунтовке эти коляски шпарили не меньше тридцатника в час, а по сухой асфальтобетонке да под уклон раскочегаривались на весь полтинник. Какой-нибудь «москвичонок» обогнать – как два пальца.

И значит, сначала над чудаковатым Кимом ржали все местные. Никто не верил, что дело с велосипедными перевозками раскрутится, но Ким был терпеливый корейский гуру. Он имел твёрдый кэш со студии и магазина, поэтому на него не дуло и не капало. Рикши обошлись ему в сущие копейки. Не пойдёт – не жалко. Хорь потихоньку набирал сезонных добрых молодцев, которым было скучно жить без приключений.

По заданию Хоря безбашенные парни на трёхколёсных колясках сутками напролёт носились по Волчахино и приучали народ к себе, как телят по весне приучают к свежей травке. То старуху с сумкой на рикше подкинут, то дедка с газовым баллоном… И народ (особенно старичьё) вдруг чухнул тему: автобусов на селе нет, пешком от хутора до хутора пилишь час или два, а велорикша – фьють! - за десять минут с ветерком довезёт. В комфортном таком креслице, под крышей. Причём недорого. По два рубля за километр, по-моему, брали (отечественное бабло только-только прошло деноминацию и вместо тысяч стали рубли). А бутылка пива стоила двадцать рэ.

Клиентура заинтересовалась, процесс завертелся. Появились пассажиры, появился спрос. Ким срочно стал искать ещё людей. В Волчахино потекли авантюристы и нигилисты типа меня. Кого попало Хорь к себе не брал - только самых отъявленных головорезов, которые масштабно мыслят и не ссучиваются при шухере.

К моему приходу в «Южном» крутили педали человек двадцать пять. Возили старпёров по два рубля за километр. Народ тащился от такого сервиса, но месячная выручка выходила в глубокий минус и анус – пацаны больше просаживали на пиво, сигареты и обслуживание тачек, чем реально зарабатывали. Велопарк получался убыточным. При этом – заметьте! - зарплата самого раздолбайского рикши была вдвое выше средней по району и Хорь платил её без дураков. Загадка природы да и только. Вся округа считала Кима за блаженного и не принимала всерьёз. Думали: забавляется парень, далёкую корейскую родину вспоминает, рикшами обставился и меценатствует.

Хорь и сам знал, что велорикши не окупятся. Он держал «Южный» по другим соображениям. Киму нужен был транспорт, который не шумит, не светится, не требует заправки и может ходить с грузом по сельскому бездорожью. Велоколяски удобны тем, что им хватает даже козьей тропки. Берут на борт двести кг груза, развивают приличную скорость. А самое главное - ни один мусор не догадывался шмонать смешной корейский рыдван. На учёте в ГАИ они не состоят, водительские права на трёхколёсный велик не нужны… Смекаете, да?

Нет-нет, бразы, тяжёлой наркотой Ким не занимался, по крайней мере, при мне. Но кроме магазина и звукостудии Хорь держал подпольный цех по розливу палёной водяры и немножко торговал бодрящими препаратами, видеопорнухой, самопальной азиатской виагрой, поставлял куда-то в город секс-игрушки, разные там пластмассовые елдаки, цепи и наручники, контрафактные сигареты, и так далее в том же духе. Товар был полностью левый, не растаможенный. Видать, родственники из Азии поставляли ему не только подержанные велорикши. Словом, Киму нужны были колёса, бригада надёжных чуваков и легальное прикрытие.

Мусора в поте лица дежурили на трассе, тормозили грузовички и микроавтобусы, обнюхивали их на предмет спирта и прочего барахла без сопроводительных документов. А велорикши лесом и полем гнали товар мимо ментовских кордонов, попивали за рулём пивко и ухмылялись в кулак.

Нам всё было в кайф. Мы не вылезали из седла с утра до ночи, ели и спали на рикшах, и возили, чего велит Хорь. Пассажиров, спирт, «грязные» видеокассеты, корейскую виагру, коробки с таблетками, блоки сигарет, кульки, пакетики. Для нас это был просто груз, поездки были «рейдами». Отвёз-привёз, сдал-принял. За все рейды нам нормально платили, чего ещё надо? Хорь не брал в велопарк любопытных.

Дошло до того, что в соседнем селе Золотники у Кима появился конкурент, звали его Виталий Усталых по кличке Ствол. Он тоже прикупил себе партию велорикш и набрал кучу злобных парней. Вот когда началась веселуха! Мы к тому времени уже поднаторели в лихачестве, стали асами дороги и фанатами «папы Хоря». Нигде у нас не было дома, никто нас не ждал. С мая по октябрь мы жили в тентованном раю на колёсах, летали сломя башку и на всё клали большой болт. 

Как ни странно, Ствол и Хорь отлично ладили, даже иногда бухали вместе. Чего не скажешь о нас, бойцах-велоубийцах. Между «Южным» и «Золотниковским» развернулась натуральная велосипедная война. Оказалось, на коляске можно не только возить технический спирт или катать бабушек, но и вести полноценные боевые действия, крутить пируэты и трюки, мочить оппонента и в хвост и в гриву. Приключения и схватки гремели каждый день. Хорь со Стволом втихомолку ржали и делали на нас ставки.

В общем-то, я и хочу сегодня написать что-нибудь о велосипедных войнах, просто немного отвлёкся с предысторией. А теперь перехожу к делу, пока компьютер под рукой и мне не очень лень.


***


- Вникай в задачу, - сказал Хорь. – Для всех, включая механика, ты едешь в обычный рейд.

- Ну? А натурально-то куда? – спросил я. – Мне-то положено знать?

- Частично положено. Ты дунешь в Лысаново. Бывал в такой деревне?

- Нет, но мельком слышал. Дебри какие-то. В соседнем районе вроде бы.

- В соседнем, правильно. Полста километров где-то. Покатишь тихо, не светясь, просёлочными дорогами. Сейчас набросаю маршрут.

Раскрыв блокнот-планшетку, Хорь достал карандаш и стал черкать на голубоватой бумаге жирными линиями.

- На северо-восток – по обычной трассе. Через мост на ту сторону, налево мимо Андреево… Там увидишь ответвление к заброшенным фермам. Свернёшь, проедешь Плёсово, Епифаново, Черенята.

- Места знакомые, позавчера клиента туда таскал, - заметил я. - Но дальше Черенят пока не бывал.

- Так слушай и не перебивай! – огрызнулся хозяин велопарка. – Дорога пойдёт перелесками, не шибко удобная, но коляска должна пролезть.

- …если дождя не будет.

- Смотря как помолишься. Так и быть, даю тебе в оба конца четыре дня.

Такой щедрости я не ожидал. Для велоколяски пятьдесят километров по сухой дороге – сущие семечки, пара часов ходу. Следует, однако, учитывать наш горбатый рельеф, глубокие колеи, поломки, дожди и прочее фуфло, отравляющее жизнь велорикше. Ладно, со скидкой на ухабы и холмы кладём часа четыре. Но… если Хорь отпускает на командировку четыре дня, значит, предстоит большая возня. Вряд ли моё задание состоит в том, чтобы прошвырнуться до Лысаново, опрокинуть стопарик и вернуться.

Хорь закрыл планшет, убрал карандаш.

- Выедешь не завтра, а уже сегодня вечером. Чем быстрее, тем лучше. И желательно без хвостов в лице наших друзей.

Я кивнул. Речь шла о наших злейших конкурентах – велопарке из села Золотники.

- Вот инструкции, - Хорь протянул мне конверт. – Прочтёшь по прибытии в Лысаново, ясно? И вечером, в субботу – это будет тридцать первое мая – жду тебя с отчётом как штык, без опозданий и менструальных задержек. До вечера наладишь свой агрегат, возьмёшь у Кости-механика карточку на паёк и отвалишь. Сюда можешь больше не показываться.

Здесь следует понимать, что дело происходило в глухой сельской местности, чебуречных и «Макдональдсов» в округе не водилось, поэтому рикши, идущие в дальний рейс, питались в дороге чем Хорь послал, готовили на походных плитках или столовались у отзывчивых молодых крестьянок.

- Паёк-то пайком, - сказал я. – Костя сам знаешь, какой жмот. На расходишки бы, на мелкие?... Белый воротничок, пудра, прачка, крепдешины.

- И червонец на лиссабонских куртизанок? – ухмыляясь, Хорь сунул мне стольник из кармана пиджака. – Так и быть. Свободен, Пол.

Под моим настойчивым хныканьем он всё-таки смилостивился, вложил ещё один жёлтый стольник в бумажку с маршрутом, свернул и отдал мне.

- Это не в счёт зарплаты, чур, не удерживать потом! – предупредил я, и Хорь отмахнулся: ладно-ладно, свои люди!

Донельзя довольный, я вышел во двор и наткнулся на Боба, отдыхавшего после рейса. Боб медитировал в своей коляске с бутылкой пива, закинув ноги на руль и демонстрируя миру драные кроссы с разными шнурками.

- Камо грядеши, юноша ущербный? – окликнул он из-под козырька.

- Сосите, сударь, в оркестровой яме, - ответил я учтиво. С коллегами по парку мы общались исключительно высоким штилем.

Боб взмахнул бутылкой в воздухе.

- А по пивасу, маршал, не угодно?

- Увы, в Марселе ждёт меня невеста.

Боб понял, что сегодня я ему не собутыльник, и опять ушёл в астрал. Занырнув в жилой кунг, я прихватил в путь зубную щётку с парой носков и почесал к механику за пайковой карточкой. Костя сидел в своём закутке, заваленном велосипедными запчастями, и скорчил кислую мину, узнав цель моего визита.

- Садись, - буркнул он. – Рейд на четыре дня?

- На четыре.

Механик вырвал листок из перекидного календаря и задумчиво погрыз ручку.

- Значит, паёк. Четыре дня – это … это …

Накарябал с десяток строк, расписался и толкнул список через стол.

- Иди, в магазине получишь.

Я пробежал глазами список:

«Тушёнка – 3 банки

Консервы рыбные – 2 банки

Хлеб – 2 буханки

Сахар – 400 г

Картофель – 2 кг

Макаронные изделия – 1 кг

Рис/крупа – 0,5 кг

Чай – 100 г

Суповой концентрат – 4 пакета

Сухое горючее, соль, перец, приправы»

- Ты как родное отдаёшь! – психанул я. – На четыре дня – три банки тушёнки!

- Четвёртый день – рыбный, - съязвил Костя. – Видишь, консервы включил.
 
- Горбуша?

- С горбуши харя треснет. В ассортименте сельдь или скумбрия с овощами.

- Сам ты овощ. Покрутил бы ты педальоны с такой хавки, а я бы посмотрел.

- Нормальный паёк, - обозлился механик. – Все с этой нормой ходят. Утром – полбанки мяса, вечером – полбанки, днём – суп из концентрата. Если приспичит - кашу сваришь. Чаю даже лишку написал, сахару тоже. Тут и без того нехилая сумма вылазит. Мы тебе кто, колхоз-миллионер?

- А сигареты?

- Здоровее будешь, - неумолимо ответил Костя и отвернулся к стеллажам, давая понять, что базаров больше нет.

- Кормишь, кормишь оглоедов за счёт конторы… - проворчал он мне в спину. Надо было ответить ему, да возвращаться лень. Хорошо, что я две лишних сотни с Хоря вытряхнул, ой как умно поступил!

Насвистывая, я спустился в хоревский продуктовый магазин в паре шагов от парка и отоварился от щедрот механика. Наложилась полная спортивная сумка, правда, половину места заняли хлеб и картошка. Я отказался от обычных макарон, попросил продавщицу Светку дать вместо них шесть пачек вьетнамской лапши быстрого приготовления: в походе она практичнее.

К выписанным Костей запасам прикупил пару банок свинины, банку шпрот, банку печёночного паштета, кило лука, пять плиток шоколада и кусок сыра. Цены в те времена были куда приятнее! Сигареты – семь рублей, тушёнка – двенадцать. Впрочем, и зарплаты у народа были в разы ниже.

Ещё взял спички и несколько пачек «Космоса». Обычно я курю «Золотую Яву», но приходилось экономить. Подумав, купил несколько разовых пакетиков кофе со сливками – чёрного у Светки не было. Теперь всё. Двух-трёх кружек кофе в день мне хватит, прочее доберу чаем и колодезной водой.

Оставались пустяки: заглянуть в коляску, подтянуть кое-какие гайки, проверить наличие насоса и велоаптечки, а то Сэйв и Принц привыкли лазать по чужим загашникам как по своим собственным. В дороге чего-нибудь недосчитаешься, да поздно будет.

Удовлетворённый результатами осмотра - всё на месте, даже удивительно! – я прыгнул за руль и покатил к Лариске на прощальный поцелуйчик. Почти у всех парковских парней в посёлке были пассии. Я месяц назад подцепил разведёнку Ларису, Боб ночевал у ветеринарши Зины, а сумасбродный Дэн зажигал с сорокалетней математичкой волчахинской школы, которая сдувала с него пыль и годилась ему в мамки.

Местное пропитое мужичьё было не в восторге от наших тити-мити, но в открытую предъявы не кидало. Во-первых, мы были дикой ордой в двадцать пять молодых и злобных рыл – это не баран чихнул. Во-вторых, бизнесмена Хоря здесь уважали и побаивались. Он был чудаковат, но в своём деле - серьёзный чел.

Лариска покормила меня домашним супом-лапшой и одолжила деньжат на пиво по моей ласковой просьбе. Знала, что я тоже не поскуплюсь, когда буду при деньгах. В связи с критическими женскими днями мой визит произошёл на чисто платоническом уровне – поели, обнялись и распрощались. В оральном сексе моя провинциальная гетера была не сильна и я не стал её напрягать.

- В субботу вернусь – наверстаем! – пообещал я, выезжая со двора.

- Смотри, Витенька, мы в деревне живём. Подцепишь бабу – башку оторву! – напомнила Лариска очень грустно и серьёзно. Она была тёртая мать-одиночка, а неженатые парни в Волчахино пребывали в жутком дефиците.

Лариска оправила одежды, смятые моими объятиями, и привычно пошла ковыряться в огороде - сельская жизнь как она есть. А я около пяти часов вечера уже вылетел из посёлка и вовсю накручивал педали в сторону предполагаемого Лысаново. В ушах свистел ветер, спидометр колебался у отметки «30». Так-то я редко выжимаю без нужды больше 25 километров в час – редуктор, гад, на взъёмах скрежетать начинает, не даёт разгуляться, но как-то руки всё не доходят показать его Косте. Дела, дела.

Преодолев крутой подъём за волчахинской одиной, я покатил размеренней. До темноты ещё больше четырёх часов, прикинул я, так что ночь застанет меня где-нибудь у Плёсовской переправы. О том, чтобы кровь из носу торопиться сегодня в Лысаново, у меня и мысли не возникало. На командировку мне отпущено четыре дня, вот с таким расчётом, без напряга, и будем путешествовать. Это в дальних рейдах по полсуток педали вертят, когда у Хоря подоспевает партия палёной водяры и начинается ночной развоз бухла по точкам. А я сейчас по другому профилю задействован, типа посыльный. Хорь туману напустил, конверт раньше времени открывать не велел, да в гробу я видел. На стоянку приткнусь – и вскрою!

Тормознул я, как и рассчитывал, за переправой у деревни Плёсово, на той уже стороне. Счётчик показал, что я отмахал 18 километров. На сегодня за глаза хватит. Запихнув коляску в березничек, чтоб была не на виду, я спустился к речке, искупался в майской водичке и пошёл готовить ужин.

Хорошо быть велорикшей! Две ноги, три колеса и четыре стороны света! Полная автономия. С собой я возил походный примус с запасом сухого горючего, но счёл, что с костерком будет уютнее, и разжёг огонь в распадке, выходившем на берег. Он был покатый, густо заросший зеленью, в него, должно быть, каждую весну заходила вода.

Река, подкрашенная закатом в неяркий красноватый цвет, смотрелась отсюда вполне приемлемо, я бы сказал – романтично. В деревне Плёсово жили всего человек пять и никто тут вечерами не ошивался, да и остановился я метров за восемьсот от деревни, поэтому спокойно распотрошил суму и сварганил себе ужин.

На природе я жру как тигр, хоть у кого спросите, аппетит у меня будь здоров, а вот готовить не люблю: бабка стряпать тоже не умела, всё моё детство прошло на полуфабрикатах. Моя стихия – консервы, концентраты и мороженые пельмени. Я вскрыл и разогрел на углях банку тушёной говядины. Когда сало в банке растопилось, я прямо в нём размешал сухой бич-пакет, дал настояться, потом слупил под это дело две трети от буханки хлеба и вымакал со дна банки горячий жир. Вскипятил воды, залил термос, выдул двойную порцию кофе со сливками и закусил плиткой шоколада.

После трапезы я покурил под звёздами, поплевал в реку, прикопал мусор под куст – заработал очко в карму от «Гринписа». Поразмышлял о том о сём на песчаном бережку, пока в костре не прогорела последняя ветка, затоптал костёр и отправился спать в коляску, где не донимала майская мошкара.

Задраив тент, я было совсем улёгся, но вспомнил про конверт с инструкциями и распечатал его при свете карманного фонарика. Оттуда выпала короткая записка:

«Я же сказал – прочтёшь по прибытии в Лысаново, недоносок!»

Я ухмыльнулся. Милый привет в духе Кима Хорникова! В конверте шуршали и другие бумаги, но мне уже расхотелось их читать.

- Сам ты недоносок, - пробурчал я в потолок коляски и вырубился на разложенном сиденье.


***

…Я обнял Лариску, прижал спиной к поленнице, нашёл губами её рот, скользнул рукой под юбку. В глаза Лариске светило солнце и она смешно щурила синие глаза, а из выреза платья пахло душистым полем и росистым папоротником…

- Да, Витя… - прошептала она, подставляя мне губы и язык. – Научи меня оральному сексу… Но найдёшь другую бабу – вешайся сразу!

И тут же заорала:

- Бзынь! Бзынь! Бзы-ы-ынь!

Я подскочил, стукнувшись башкой о распорную дугу коляски. Мои говорящие тайваньские часы (последний писк моды) закукарекали в самый неподходящий для пробуждения момент, когда я уже нащупал ларискино кружевное бельё. Видно, кнопка у часов случайно сработала. Вырванный из прекрасного видения, я обложил матом и кнопку, и утренних комаров, и всех узкоглазых с их поддельными будильниками. Но Лариска растаяла безвозвратно. Со вздохом высунувшись из-под тента, я взглянул на циферблат.

Однако, десятый час! Наш велопарк уже давно в седле, рикши вертятся по округе, ищут заказы. В конторе у Хоря работает стационарный телефон заказа рикш – 4-44-99 и дежурит Валька-диспетчер, но частных телефонов в округе мало, звонят нам редко, проще поймать пассажира живьём. Для верности я (глаза ещё толком не продрались) нажал на функцию «голос» и гермафродитский фальцет из недр подтвердил:

- Дебядь часов жезднадцадь бинуд!

Я повалялся ещё «бинуд бяднадцадь» - нельзя отказывать себе в маленьких удовольствиях, если большие не по карману – и вылез из гнёздышка.

Утро сегодня солнышком не баловало – серое и пасмурное, оно походило на неопохмелившегося «меха» Костю. Верхушки березника раскачивались на ветру, выворачивая листья наизнанку, и шелестели, шелестели, нагоняя тоску… Невесёлое утречко! Термометр, прикреплённый к рулю, показывал всего шестнадцать с половиной градусов. Под тентом ночью куда уютнее, он задраивается наглухо, почти как маленькая палатка.

Роса, правда, уже высохла, поэтому я набрал веток для костра, не вымочив кроссовок. Раздул костерок, достал кастрюльку. Эта трофейная кастрюлька была заслуженной посудиной - щербатая, прокопчённая, с глубокой вмятиной. Не помню уж, где я её слямзил. Боб ржал, что это мой талисман. В любом случае, без неё я давно никуда не ездил.

Закусывая заваренным в кипятке бич-пакетом и сыром, я нет-нет да смотрел вверх: не начнёт ли накрапывать? Действительно, начало. Капли медленно, нехотя покатились по тенту моей «Жанки». Но ливня быть не должно, а пыль прибьёт – не жалко. Вот настоящий дождь мне тут совсем ни к чему, на просёлочной-то дороге.

Допив чай, я бахнулся за руль и вдарил по педалям. С огорчением отметил, что дождик вроде покрепчал, ритмично брякает в тент над головой. Пробуксовывая в склизкой траве, «Жанка» величаво выплыла на просёлок, здесь я переключился на пятую передачу. Будь неладна эта погода. Я бы мог прикатить в Лысаново без спешки, а теперь жми как дикий лось, чтоб в лесу не завязнуть.

Я миновал задрипанную деревушку Плёсово, попутно прокляв её аборигенов, устроивших помойку в дорожных колеях. У сельских это своего рода прикол: валить на дорогу выполотые в огороде сорняки, тряпьё и прочий хлам. Вскоре выдвинувшийся слева лесок скрыл меня от любопытных морд в окошках – старухи зырили, что за велосипедный Бэтмен скользит мимо в пелене летнего дождя? Им теперь до вечера обсуждать хватит. А мне за леском распахнулась настоящая природная благодать. Мать-мать-мать.

Нет, бразы, я серьёзно. По всем параметрам я – коренной горожанин, почти москвич. Родился в подмосковном Серпухове, но в белокаменной мы с Рэпером постоянно что-нибудь промышляли и я знал эти джунгли как свои пять пальцев. То есть я отношусь к городскому слою, терпеть не могу здоровый сельский труд, опухших от водки доярок, запах навоза и солярки, и не отличу осины от ольхи. Однако седло скрипящей рикши «Жанки» (дубль-седьмая модель, «семёрочка»), причудливо виляющие полевые дороги и прочие компоненты деревенского ландшафта меня натурально очаровали. Я подсел на них, как в своё время на анашу. Полюбил гонять в дальние рейды, дышать незагрязнённым воздухом, сидеть вечерами у костра за парком, выполнять деликатные поручения Хоря…

Да чёрт с ним, я даже угрюмую разведёнку Лариску немножко полюбил, хотя в постели её ещё учить да учить, болезную. Свобода, скорость и дорога – чего ещё надо? Ни тебе бензина, ни тебе гаишников, вообще никого. Какой-нибудь один промазученный трактор за весь день протарахтит – и опять тишина. А какие здесь сосняки, закаты какие! Может, купить себе удочку, кирзовые сапоги, отрастить щетину и жениться на Лариске? Осесть в волчахинских пампасах, таскать окуней на зорьке и хлебать пенистую брагу ковшами?

Гы-гы-гы, шучу. Но без мечты жить скучно.

Дождь поморщился от моих убогих мечт и стих, выглянуло солнце, от испарения влаги в логах зашевелился лёгкий туман. В полдень я миновал заброшенные фермы и повернул на Епифаново. Счётчик отмотал уже больше половины пути – двадцать восемь вёрст – небо стало проясняться, потеплело. Покачиваясь в седле, я как обычно принялся насвистывать бессмертные хиты «Агаты Кристи», но …

Вот оно, поганое «но»! Жизнь, естественно, не удержалась и подкинула дерьма на вентилятор.

Под горой как раз показались епифановские крыши, я отпустил педальки и погнал в лог лёгким накатом, как вдруг экстренно хапнул ручки тормозов и не разбирая дороги съехал в кусты. Коляска вздохнула как усталый бизон и замерла, а я аккуратненько высунулся: засекли меня или нет?

Потому что, блин, при самом въезде в деревню паслись две такие же велоколяски (только модели дубль-шесть-М), и уж мне ли не знать, что на таких у нас ездят золотниковские? Что они тут делают, вонючки? Может, привезли кого-нибудь из местных?

Я лёг на траву и выполз так, чтобы иметь обзор побольше, оставаясь незамеченным. До врагов было метров триста, довольно прилично, и я не видел, кто именно сидит на рикшах, да я и так идентифицировал обоих, потому что красная полоса на тенте есть только у Макара (редкостное чмо, честно говоря), а у второй коляски по задним подкрылкам шли белые зубчики – значит, Лёня-Гудок.

Не меня ли они ждут? Да ну, вряд ли. Языком у нас в парке лишку не метут, даже механик Костя не знает, куда отрядил меня Хорь. Откуда что могло бы просочиться? Наверное, эти черти просто в рейсе, сейчас посадят пассажиров и отвалят? Окрестные старухи давно приспособились кататься на наших рикшах в магазин или в церковь, потому что такси в деревню ещё не проникли. Страна только-только оправлялась от разрухи девяностых.

Перекатившись на бок, я вынул сигарету и закурил, пуская дым в кусты. Наверху чирикали птички, перед носом копошились земляные букашки, солнце грело спину, и всё было бы распрекрасно, если б не противные Макар и Лёня. Они сидели под тентами, закинув ноги на рули (излюбленная поза всех велорикш, даёт отток крови от голеностопных суставов) и, судя по жестикуляции, трепались о бабах. И ничуть не торопились, зато моё путешествие застопорилось.

С золотниковскими дрищами на дороге мы бились не на жизнь, а насмерть. Мочили друг друга почём зря, протыкали колёса, переворачивали вражеские коляски, а если повезёт – могли и вовсе поджечь на ходу чужую тачку. У меня в запасе тоже валяется пара самодельных бомб-зажигалок.

Но есть у нас и свой свод неписаных рыцарских правил. Правило первое – не трогать рикшу, везущего клиента (между собой мы называем их «телом»). Клиент или «тело» – наша священная корова. Правило второе – нельзя нападать на пешего рикшу. Пока он держится в седле – лупи его чем хочешь. Если же неприятель вылетел на землю – бой окончен, стоп, назад!

Клиента у меня не было, обходить врага пешком я тоже не желал – по нашим понятиям это трусость и западло. От не фиг делать я размышлял. С одной стороны, для засады - слишком уж открыто. С другой стороны, в нашем скользком бизнесе возможно всякое. Золотниковские хмыри по-любому не пропустят меня без драки, а «хвосты» нужны мне сейчас меньше всего.

Офигеешь от таких мыслей.

Я офигел и вернулся к своей «Жанке», достал из планшетки карту, сверился с Хоревыми каракулями. Если сейчас объезжать Епифаново – это лишних четыре километра, деревня здоровая. Или поторчать ещё с полчасика? Может, золотниковские всё-таки сдёрнут сами?

Макар с Гудком сдёрнули даже раньше, но не из деревни, а наоборот, в неё. Коляска с красной полосой и коляска с белыми зубчиками затерялись между бревенчатых домов и покосившихся заборов. Я не знал, проедут они насквозь или зависнут в Епифаново, но точно знал, что в объезд попилю лишь в крайнем случае, дорога там даже в сухое время паршивая.

Порывшись под задним сиденьем, я приготовил на всякий случай оружие: велосипедный насос (отлично заменяет телескопическую дубинку), трос с крюком-кошкой (годится для многих чудесных пакостей, в том числе - зацеплять и опрокидывать на ходу вражеские коляски) и «дорожную бомбу» - стеклянную майонезную банку, полную мелких острых железяк. Этот подлый ахтунг все рикши презирают, но тем не менее широко используют. Разбей, метни врагу под колёса – и привет преследователю, большой и горячий. Полдня шиномонтажных работ ему обеспечено.

Было у меня и кое-что посерьёзнее этих чечек, но я не стал раскрывать все загашники. Чёрных дней впереди немало, а Макару с Гудком за глаза хватит, они против меня за рулём ещё юнкоры.

Наш парк с самого начала конкурировал с золотниковскими гоблинами и на этой почве выросла крупная профессиональная вражда. Просто махаться врукопашную у нас было не принято. Велорикша – это образ жизни, если хотите. Мы дрались только на колёсах, гоняли друг дружку на всех дорогах. Где встречались «южник» и «золотниковский», там гарантированно происходил грандиозный бэмс. Спихнуть в кювет, бортануть, загнать в реку, отправить под откос, взять на таран - и всё это желательно с каким-нибудь эффектным головоломным трюком, вот что было основной задачей противников.

Эх, жалко в то время не было телефонов с видеокамерами! Я был свидетелем и участником такой жуткой каскадёрщины, что «Коламбиа пикчерз» плакала бы в уголке. Наш Пайк вон три дня как из травмотологии вылез - в неравной схватке загремел под откос с подачи золотниковских. Не один, правда, загремел, ихнего Гуся с собой на «кошке» буксиром утянул. Только спицы по оврагам разлетелись. В одной палате лечились, ха-ха. Откос-то был пять с лишним метров, недалеко от деревни Караваево.

О битых рикшах и говорить нечего: ежедневно по две-три штуки в ремонте стоят. Костя всех задолбал своими стонами, Хорь тоже иногда даёт нам вздрючку и призывает к дисциплине, но его корейская морда при этом довольная-довольная – радуется, что мы даём золотниковским угля. С их велопарком у нас патологическая неприязнь.

Колёсный бой на велорикшах – штука тонкая, целое искусство. В ней есть свои приёмы и контрприёмы, увёртки и подлянки. Тут надо уметь маневрировать, ходить по пересечёнке, подрезать, «ставить на кузов», «клевать», управляться с ручным оружием, соскакивать с прямого тарана, использовать особенности колясок и окружающего ландшафта… и всё это непременно на бешеной скорости, чтоб ветер в ушах! На стоящих колясках дерутся только лохи. В общем, это отдельная книга. От переломов меня пока Бог миловал, мелкие боевые шрамы не в счёт, а вот бедную «Жанку» я хрен знает сколько раз с того света возвращал. По болтикам, блин, собирал свою синюю красотку.

Подумав, я пересыпал из «бомбы» половину железяк в другую банку – две осколочных гранаты лучше, чем одна, - вывел коляску из кустов и погнал под гору к Епифаново, положившись на авось. Не будь у меня задания Хоря, ух и дал бы я Макару прокакаться! Однако сейчас я предпочёл бы не мельтешить. От схватки я уходить не буду, но и попусту нарываться – тоже, а там как повезёт.

Громыхая гайками, я влетел в деревню, распугав в репьях придурковатых куриц. Разгон был приличный, спидометр показывал около сороковника. А редуктор, рад стараться, гад, исподтишка напомнил о себе противным скрежетом. Ну никак до него руки не дойдут! Вернусь – сделаю, переберу, надоел.

Я выехал на пятачок среди деревни, здесь стоял задрипозный магазинишко местного коммерсанта. Лавчонка в лучших традициях сельского купечества называлась «Юля», или «Маня», или что-то наподобие. Подле «Юли» прохлаждался в своей развалюхе Лёня-Гудок. Тачка Макара пустовала, должно быть, в лавке затаривался. При въезде в Епифаново я увидел с дюжину пустых бутылок и уже не сомневался, что бойцы-золотниковцы оккупировали деревню прочно. И аккурат у меня на пути!

Лёня сразу увидел меня, да я и не таился, подскочил и заорал:

- По коням, Макарыч!

До Гудка оставалось с десяток метров, и не успел он найти педали ногами и развернуться, как я с маху бортанул его в задок и очень удачно: Лёнькина рикша треснулась о фундамент магазина и застряла передним колесом за железиной для скобления подошв, украсившись обалденной «восьмёркой».

- Мать твою! – только и лязгнул зубами Гудок.

Из магазина нарисовался Макар с пивом руках, я наддал газу и помчался прочь. Гудок, матерясь, пытался сдать назад, но колесо плотно засело за скобой и коляска пробуксовывала.

- Один – ноль! – отметил я про себя, несясь напрямик через колдобины.
 
В зеркале заднего вида маячил нажимающий на педали Макар, а Лёня безнадёжно замешкался. Ну, Макарчика-то я приласкаю! Нескоро забудет, вошь беременная. В принципе, рикша «Дубль-шестая» против моей «семёрки» - сущая калоша. Была бы «Жанка» поновее, да редуктор мозги не выносил, и я ушёл бы от них не напрягаясь.

- Стой, Поляк! Базар есть!

Не выношу, когда меня называют Поляком. Я – Пол… вот чёрт!

С дальнего конца Епифаново навстречу мне вылетела вторая группа золотниковских – в клещи попал, придурок! Я узнал Болгарина и Суслика, остальных не разобрал. Откуда их, козлов, столько, а?

Но в первую очередь я взялся за Макара, который наступал мне на пятки. В доли секунды прикинув обстановку, я подумал, не взять ли его «на кузов», но нет, на это Макар не купится. Тогда делаем вот что…

Я как раз проехал мимо огромной кучи дров. Седой мужик лениво хрякал чурбаки колуном. Я знал, что Макар очень дорожит своей красивенькой коляской и из-за этого боится лобовых таранов. Не сбавляя скорости, я совершил ПээР - полицейский разворот, - подняв облако пыли и едва не продрав покрышки о грунт.

Эту рискованную вещь я научился выполнять давно. Макар чуток растерялся – не ожидал так быстро увидеть меня нос к носу. Я метеоритом рванул Макару в лоб, размахивая насосом для пущего устрашения и притирая его влево. Как я и предвидел, Макар стал уклоняться от тарана, при этом не сообразив, что я загнал его в ловушку. Он понял только одно – пора спасать от чокнутого Пола свою красивую тачку. И отвернул влево, потому что больше было некуда. И врезался в рассыпанную груду чурбаков, отчего его коляска грохнулась набок. На последнее, признаться, я даже не рассчитывал.

Макар с воем выкатился из седла на землю, прямо под ноги седому кольщику.

- Э-э… да ты что? не ушибся? – окликнул его оторопевший мужик.

Я ухмыльнулся и налёг на шатуны. Время выиграно, группа Болгарина ещё далеко. Ага! От магазина хлябает Лёня-Гудок. Ему таран по фигу – его рикша и не такое видала. Я с удовольствием отметил как мотыляет его переднее колесо. Знатный фундамент у нашей коммерции!

- Гудок! – заорал сзади Болгарин. – Не жуй сопли, отрезай!

Я с сожалением глянул на стеклянные бомбы: для них пока не время, стекляшки эффективны только при непосредственном контакте. Будь Болгарин поближе, тогда другой коленкор.

Гудок сноровисто сближался со мной, готовясь отомстить и за Макара, и за «восьмёрку», и за всё чохом. «Клюнуть» бы его, и дело с концом, но «Жанку» лучше поберечь – крупный ремонт мне нужен в этой поездке как лысому шампунь.

Услышав команду Болгарина, гениальный Лёнчик не придумал ничего лучше, чем развернуть свою колымагу боком поперёк улицы, и этим допустил серьёзную стратегическую ошибку. Велорикша очень неустойчива при боковых ударах, у неё колея всего метр десять.

Я прибавил ходу, виляя зигзагами. Гудок забегал глазёнками, подстерегая, когда я начну огибать его по одной из обочин, чтобы окончательно заблокировать мне путь. Всё правильно, таранить его зубастую коляску с борта глупо, это верная смерть переднему колесу, а то и всей вилке.

Но ведь существует и ПээР! Задок жалеть нечего, там разве что тент от удара порвётся да спинка сиденья ляжет, фигня какая!

Жаль, никто не снял меня на плёнку. В трёх метрах от Гудка – резкий разворот на сто восемьдесят градусов, визг покрышек, звон в ушах. Мелькает испуганная рожа Лёнчика, он пытается выпрыгнуть из седла – а покидать коляску во время боя - позор для любого рикши, между прочим! – но где ему успеть, уроду?

Бабах! Дзынь! Ах!

- Дринадцать часоб бядь бинуд! – проснулись мои тайванькские часы, решив, что наступил конец света.

Мой задок стремительно впечатывается в незащищённый борт Гудка, я чудом не вываливаюсь из-за руля, жалобно гремят банки сухого пайка в кузове, но цель достигнута: Лёнчик лежит на дороге вместе с коляской. Белые зубчики на подкрылке погнуты, сам подкрылок явно сломан, в правом заднем лопнул добрый десяток спиц. Болгарин вдалеке орёт ужасными словами.

- Катайся, Лёнечка, - говорю я через плечо. – Так и быть, насосом бить не стану, поскольку вырос порядочным до сблёва.

Гоня обратно к магазинчику «Юля», я опережаю шайку Болгарина метров на двести. Не бог весть что за фора. Если улепётывать тем же путём, на Плёсово, там меня ждёт гора и я со своим тифозным редуктором сгорю в два счёта. Придётся покружить по Епифаново, улучая момент дунуть полем на Черенята, это мне больше по дороге.

Свернув в безымянный проулок за «Юлей», слышу вопль:

- Дрон! Вы двое – туда!

Значит, их четвёрка разбилась на две пары. Интересно, выщелкнул я Макара из сегодняшних гонок или нет? Впрочем, и четверо рулей – серьёзная сила, даже против меня. Придётся мобилизовать все ресурсы.

Епифаново я знал не хуже ихнего и помнил, что кривая улочка, по которой я гоню, вскоре пересечётся с другой, причём под острым углом – для наших населённых пунктов такое градостроительство в порядке вещей. Значит, там меня и будут перехватывать. Я поднажал, Болгарин сзади – тоже.

К перекрёстку мы с Дроном пришли почти одновременно, он вылетел справа, заорал и раскрутил над собой верёвку с «кошкой», руля одной рукой. Его коллега Дыня приотстал на три корпуса. Я упредил бросок Дрона, швырнув стеклянную «бомбу» прямо перед ним.

Дзыньк! Банка лопнула, по гравийке заскакала колючая железная шрапнель. Коляску Дрона резко занесло и два колеса громогласно объявили о своём выходе из строя. Бдыжжжь! Дрон, так и не успевший раскрутить «кошку», не удержался, кувыркнулся через руль и сел на задницу в пыль. Судя по воплю, он тоже приземлился на железки. Не повезло.

- А-а-а! Ы-ы-ы, бл… ёп…!

Я даже пожалел парня.

Взвыли шины. Дыня бросил свою рикшу и побежал поднимать Дрона, а я притормозил, размахнулся своей «кошкой», ловко зацепил коляску Дыни за передок и потащил за собой.

Дыня слишком поздно заметил, какую подлянку я отмочил. Забыв про раненного в задницу Дрона, он погнался за нами пешком, пытаясь поймать свою тачку за заднее крыло, но меня было не остановить даже ядерным взрывом.

- Поляк, падла! Вешайся!

Вешаться мне было не к спеху. Волоча трофейную «шестёрку», я ввинтился в узкую тропку-просвет между баней и чьим-то коровником – вдвоём тут было никак не разъехаться, - и отпустил трос, оставив Дынину тачку загораживать проход, а сам полетел в чисто поле.

В зеркало заднего вида я узрел, как вынырнувший из-за бани Болгарин не успел отреагировать на импровизированную баррикаду и врезался в неё, наглухо закупорив погоне проход. Ха-ха, думаете, я бросил рикшу абы где? Всё уже было предусмотрено.

- Мать вашу, что за день? – застонал Болгарин, пытаясь растолкать перепутанные коляски. - Уйдёт ведь!

И я действительно ушёл. Сопровождаемый нецензурщиной и проклятиями, я без сожаления покинул гостеприимное Епифаново и затерялся в перелесках. Больше за мной никто не гнался, но на всякий случай я отмахал километров пять и только после этого устроил привал в подвернувшемся лесистом мыске среди зеленеющего луга.

Разведя костёр, я наугад вынул пакет супового концентрата, зачерпнул в ручейке чистой воды и почистил пару картошин. Пока варился суп, осмотрел верную «Жанку». На латаном-перелатаном тенте появилось несколько новых дыр, а ещё я лишился «кошки», но в целом дёшево отделался. А вот золотниковским…

Хлебая из котелка сублимированное пшеничное варево и заедая бутербродами с паштетом, я прикинул потери врага. Разбита коляска Гудка, «наколота» на бомбу коляска Дрона, тачки Болгарина и Дыни тоже наверняка требуют определённого ремонта. Дрон очень неудачно сел на задницу – до сих пор, поди, железки достаёт. В целом урон нанесён достаточный, враг понёс четыре потери из шести возможных. Неплохо. Есть ли впереди ещё засады?

Через Черенята путь заказан. Я расстелил на земле карту. Попробую прошмыгнуть через Васильевку, расстояние почти такое же, но маршрут совершенно другой. Сколько ещё до Лысаново? Вёрст пятнадцать. Часа в четыре буду там, хватит с меня заморочек.

Сориентировавшись по карте, я побросал пожитки в коляску и тронулся прямо по краю клеверища, стараясь держаться в тени, поминутно останавливаясь и прислушиваясь. Будьте покойны, шум и скрип велоколяски я различаю за сто шагов, без этого не выжить. Всё было тихо.

С трудом форсировав заросшую канаву, я вывалился на Епифановско-Черенятскую дорогу. Остановился, огляделся, изучил толстый слой пыли в колеях. Следы с велосипедным протектором рассказали мне, что совсем недавно здесь промчались три коляски. Макар, Суслик и Дыня – скорей всего, так. Дрон, Гудок и Болгарин временно сошли с дистанции, а эти сейчас ловят меня в Черенятах, ну и флаг им в руки.

Я добрался до нужной развилки и возле выцветшего плаката «Берегите лес!» без сожаления расстался с удобной трассой. Путь на Васильевку пролегал по исковерканному тягачами просёлку, через глубокие лога и головокружительные взъёмы. В логах журчали чёрные ручьи, в булькающей болотной грязи дотлевали бревенчатые настилы. Зато я был почти уверен, что в этой непроходимой заднице меня никто поджидать не станет.

На последнем километре редуктор «Жанки» откровенно затосковал – у меня аж зубы заныли от скрежета шестерён. Наконец дорога косо спустилась вдоль пастбища, попетляла меж непросыхающих бочажин и выпустила меня в васильевский сосняк. Земля под колёсами стала песчаной, из неё шлангами торчали спины спутанных корней. Под круто взмывающим яром старикан в треухе пас двух облезлых коз и слушал допотопный радиоприёмник.

- Земеля! – тут же окликнул он. – Огню не найдётся?

Я разбросал в стороны усталые ноги, вынул спички и закурил, дав огня старому радиолюбителю. Сделали по первой затяжке, как по команде вздохнули.

- Как техника, земеля? – подмигнул пастух. – Бегаеть?

- Не по такой дороге, - ответил я.

Старик засмеялся, словно гордился убитым просёлком, с которого я только что вылез.

- Дык тут окромя гусеничных никто и не ездивал. Настоящая-то дорога вона где, тамот-ко терпимо, ежели дожжа, конечно, нету.

Он указал на парадный въезд в Васильевку с дальней стороны, тоже ухабистый, но всё-таки поприличнее. По нему ехала облезлая «жучка» со связкой свежих жердей на крыше.

- У вас тут на таких же колясках сегодня не приезжали? – спросил я.

- Утресь крутились какие-то двое. Лисапеды-то шибко чудные. Самоделка, што ли?

- Нет, корейские велорикши. Фабричные.

- Ишь! Грузы возите али так, балуете?

- Всяко бывает, - я выбросил окурок и въехал в Васильевку.

Перед заколоченным досками деревенским медпунктом у моей «Жанки» лопнула цепь – не выдержала тягот Васильевского автобана. Плюнув с досады, я заволок коляску в полусгнивший пристрой, чтоб не светиться на виду, и занялся ремонтом. Запасной цепи у меня не было, но валялись несколько обрывков, годных на замену изношенным звеньям.

Почти всё уже было готово, когда я услышал до боли знакомый скрип. Мимо моего убежища шлёпали две рикши-«шестёрки». Отложив ключи, я осторожно выглянул в щель между досок. Лениво крутя педали и покуривая, по деревенской улочке катили золотниковские кадры Али и Кошак с болтающимися на рулях крючьями. Видимо, охота на меня идёт в полный рост и мелкой гребёнкой прочёсываются все деревни, прилегающие к Епифаново, где я сегодня немножко пошумел. Вот это я влип со своим спецзаданием.

Падать на землю и громко рыдать я не стал. Много чести будет. Отпустив подальше парочку расслабленных охотников, я юркнул в окружавший дорогу бурьян и прокрался следом за ними, благо ехали они медленно. Сам не знаю, на что я рассчитывал. В моей ситуации ничего лишнего нет, любая информация сгодится.

Али и Кошак встали у новенького вагончика, приспособленного под торговый павильон – вездесущая коммерция понатыкала их везде, где есть больше полутора жилых дворов. Али взял пачку чипсов, Кошак – два пива. Обеденный перерыв, стало быть.

Обогнув их по зарослям репья, прячась за штабелями дров и грудами веток, я подобрался к вагончику с тыла и присел за углом. Тень одной из колясок лежала прямо у меня под ногами.

- …Ствол вышушкает, если сёдня не найдём, - услышал я гундосого Али.

- Дак они точно Поляка зарядили? – Кошак отрыгнул пивом. – Тьфу, ну и пойло, бля… А то прочухаемся тут за не фиг…

- Кому кроме Поляка-то? Тут других ихних никого и не было с утра.

- Это Макар, сука, прощёлкал.

- Ясно дело. Болгарин ему уже фейс начищает.

- Облажался, ага?

- Мы, говорит, с шести утра с Гудком в засаде паслись, а потом решили, что Поляк ещё ночью прогнал или вообще в другую степь дунул.

- Вот и спалились. Макар по жизни тормоз.

- Ха, ништяк Гудку коляску разворотили?

- Ништяк, он сейчас по Епифаново шуршит, сварщика ищет.

- Ось вместе с втулкой загнуло, Поляк его с разворота жахнул. Где Лёня дак умный, а на ПээР попался. Я его тоже крутить умею.

- Со мной у Поляка халява не прокатит, я ему крутизны поубавлю. На, допивай.

- Меня аж с рейса сдёрнули. Только-только клиента взял… Обломуха! Ствол нам хоть оплотит?

- Ребята говорят – за Поляка Ствол назначил ящик водки.

- Ящик – нехило. Дак фиг ли они время упустили? Кто выехал – не узнали, куда едет – не узнали, а мы ищи ветра в поле. Хоть примерно-то где он может быть?

- А я - Пушкин? Поляк уже не в нашем районе, это точно.

- А в соседнем где? До него два километра всего, и деревень я тебе прямо с места штук десять назову.

- Дорог-то не лишко. Черенята перекрыты, мы вот Васильевку пасём, Сержант возле колхоза «Кировец» засел. Некуда Поляку деваться, всё равно где-нибудь всплывёт!

- Скука! – Кошак сплюнул, чуть не попав в меня. – Может, он полями пробирается, а может, отлёживается где? Чего делать будем?

- У нас приказ - патрулировать квадрат. Давай к сосняку отъедем, на пригорок. Оттуда обзор хороший, в «тыщу» сыграем.

- А карты есть?

- Есть, вон, в клапане.

- Погнали тогда... Девушка, вы бутылки назад принимаете? Чо-о-о? Да за сорок копеек я их сам разобью!

- Оставь в коляске, пригодятся, мало ли.

- Поляка закидывать? Хы!

Парочка отъехала. Я выпрямился и увидел, что из окошка на меня изумлённо пялится потасканная продавщица.

- Будете чо-то брать? А то я закрываюсь.

Деньги у меня были, и я купил сигарет, сосисок и пива.

В пристроечке, ставшей моим временным пристанищем, я вытер лопухами промазученные руки и разжёг примус – от него не было дыма. Нанизал сосиски на запасную велосипедную спицу и слегка подкоптил. Поглощая химически-розовое мясцо и попивая пиво (и вправду дрянное), я кайфовал, откинув спинку сиденья, и следил в щель между досок за двумя точками на яру у сосняка.

Недурно! С их наблюдательного поста вся Васильевка была как на ладони.

Али уже, видимо, был близок к выигрышу, когда случилось непредвиденное, а именно: к ним подтрухал дедуля с облезлыми козами, стрельнул «огню» и завёл содержательный разговор.

Дело запахло керосином. Сейчас золотниковские, конечно, спросят, не видал ли дедок-радиолюбитель в округе одинокого парнишку на синей коляске?…

Будьте уверены, Али об этом и спросил! Я подавился сосиской. Корявая лапа дедка уверенно прочертила в воздухе траекторию моего пути и уткнулась в центр деревни, где я, собственно, и находился. Али с Кошаком моментально подскочили, обшаривая глазёнками Васильевку. Я поспешно отшвырнул назад недопитое пиво.

Отсиживаться в медпункте теперь стало бессмысленно – найдут махом. Моя коляска – не иголка, Васильевка – не стог сена. И я смерчем, как с трамплина, вылетел из пристройки, ломая колёсами сухой бурьян.

Меня засекли и погоня началась с моим преимуществом около километра. Зато Али с Кошаком стартовали под гору и с места набрали хороший разгон, поэтому дела мои не блистали.

За околицей деревни я вырулил на грунтовку, ведущую в соседний район. За лесом было кукурузное поле, за ним - уже «чужое» Афонино, и вёрст через семь должно быть то самое Лысаново, так я помнил по карте. Но я ни в коем разе не имел права тащить туда «хвост». И я увёл Али с Кошаком по первому попавшемуся дикому лесному просёлку, даже не зная, куда он ведёт. Может, в тупик?

В лесной чаще было очень тихо. В сырых чёрных елях не водились птицы – передохли с тоски, наверное. Просёлок ужасал своей узостью и колдобистостью, «Жанка» гремела как вагон с гвоздями.

Преследователи отстали на несколько крутых поворотов, их вопли приглушённо затихали среди непролазного бурелома. Я жал на педали до ломоты в коленях. Слава богу, просёлок пока не обрывался, а продолжал петлять куда-то в дебри. Вскоре я увидел на обочине то, что мне было нужно: обросшую лишайниками поваленную ель, не слишком толстую, но и не тонкую. Возможно, по осени её свалило шквалом.

Аварийной буксирной верёвкой из НЗ я зацепил сучковатую валежину, включил малую передачу и развернул дерево поперёк тропы, после чего спрятал «Жанку» за следующим поворотом, а сам прихватил перочинный нож и укрылся в непроходимом малиннике возле импровизированной баррикады.

Ждать пришлось недолго. Тяжело пыхтя, Али и Кошак выехали на просеку и остановили рикши.

- Вот гад, дорогу заблокировал! – Али выпрыгнул из-за руля, бросился к валежине. – Здоровая, блин, и не объехать! Кошак, помогай! Уйдёт!

Золотниковские парни вцепились в сучья и с матюгами поволокли лесину в сторону. На полминуты коляски остались без присмотра. Сидя за их спинами в кустах и почти не высовываясь, я раскрыл в перочинном ножике шило, проткнул обеим рикшам по колесу и бесшумно ушёл малинником, заимев на память трофей – «крюк-кошку» из коляски Али.

Ждать пришлось недолго. Вскоре чащобу от Васильевки до самого Афонино прорезал громкий мат:

- Кошак, мать-мать-мать! У меня крюк сдызнули! Он тут где-то прячется!

- Кто? Крюк?

- Поляк, идиот!

Ухмыляясь, я оседлал «Жанку» и рванул своей дорогой. Новый крик за моей спиной (громче и матерней прежнего) подсказал мне, что «колёсная диверсия» тоже обнаружена, и погоня очень недовольна моими действиями.

- Поля-ак! Убью-у!

По лесу металось офигевшее эхо.

***

Судя по спидометру, за минувшие сутки я разменивал уже семидесятую версту. Если сложить, хватило бы добраться до Лысаново и наполовину вернуться обратно, только вышло-то всё наперекосяк. Хрустя сучьями, я продолжал ехать через ельник неизвестно куда. Время было дорого. От «попутчиков» я пока избавился, но через полчасика они заклеят камеры и … нет, они даже поступят проще. Снимут целое колесо с одной коляски, перекинут его на вторую, и кто-нибудь отправится в Черенята с докладом, а другой (скорее всего, Кошак, как более лояльный член команды) сядет клеить оба колеса сразу.

Чтоб его там комары живьём сожрали!

На ходу расправив на руле карту, я скосил на неё глаза, не тратя времени на лишнюю остановку. Как и ожидалось, этот лесной просёлок на моей карте не значился, я мог лишь догадываться, куда он меня выведет. Карты района вообще поражали меня своей неточностью. Мой экземпляр уже был испещрён кучей пометок, поправок и дополнений, сеткой тропок, ручьёв и озёр. Надо и эту дорогу потом пририсовать, но сперва пройдём её до конца.

Ближе к вечеру ельник стал редеть, появились полянки с табличками «Покос» и явные признаки незаконной рубки древесины, что говорило о близости цивилизации. Наконец, раздвинув рулём нависающие ветви, я увидел коровий выгон и край небольшого села – по моим определениям, дворов полтораста.

Посмотрев в планшетку, я прикинул стороны света и понял, что нахожусь в соседнем районе (нужном), а передо мной, вероятно, лежит село Кулики (абсолютно ненужное), других крупных деревень в этом секторе быть не должно. Тогда отсюда до Лысаново четырнадцать километров. Отдохнуть и не думай – вот-вот объявятся золотниковские хмыри.

Я продолжил путь, вращая шатуны измочаленными ногами. Служба рикши – не «сникерс» с орехами. Поначалу случалось и зад об седло до крови натирать, и ступни о педали смозоливать, и ладони об руль – до кости. Теперь, конечно, попривык, но если бы я просто ехал, а то ведь два неравных боя сегодня выдержал!

На улицах было немноголюдно – был час, когда стадо гонят домой, значит, народ ушёл встречать коров. Мирный сельский пейзаж нарушали лишь сопляки-рокеры, сломя голову носившиеся на мотоциклах. Это меня устраивало. Но хорошо бы ещё пустить погоню по ложному следу. Хватит с меня васильевского стукача-дедка. Пыля по дремотной улице, я высматривал подходящий объект и вскоре он нарисовался.

Это были четыре местные девахи, сидевшие на скамейке в коротких юбках и завлекавшие рокеров глупым хихиканьем. Обычные посиделки. Между девахами и дорогой тянулась неглубокая канава с помоями и грязью. Очень кстати.

Проезжая мимо, я весело крикнул:

- Девчата, я на дискотеку в Верхний Бор. Кто со мной?

Девчата захихикали как дуры.

- А чо, там сегодня танцы? – забеспокоилась одна.

- На «мерсе» приедешь - тогда подумаем! – крикнула другая.

Я разогнался и жахнул по канаве правым задним, окатив грязью всю миниюбочную четвёрку. После чего прощально свистнул и умчался, сопровождаемый ядрёным мужицким матом. Тёртые куликовские тёлки сквернословили гораздо живописнее, чем Али и Кошак.

Оставив позади гостеприимные Кулики вместе с грязью и девками, я демонстративно покатил по дороге на Верхний Бор, но скрывшись за пригорком, сразу взял вправо и поскакал по бездорожью к ответвлению на Лысаново. «Жанка» трещала по швам, однако дюжила. Прорвёмся, как сказал бракованный презерватив.

Расчёт мой был прост, как всё гениальное. Девки переоденутся и опять усядутся на скамеечку хряпать семки – в деревне это единственное развлечение. И будут они поминать меня на всё село недобрыми словами. По моим следам скоро пригонят золотниковские ушлёпки. Начнут всех расспрашивать, ну не взрослых, конечно, а наших же ровесников. Тогда-то девки и сообщат, в каком направлении уехал гадкий я. Ещё и покажут им самую короткую дорогу на Верхний Бор, я же их туда звал.

Главное, в ближайшее время мне не брать заказы на Кулики, а потом забудется. Девичьи сердца отходчивы.

Так или иначе, до Лысаново я добрался ещё засветло: полевой, не центральной дорогой, зато без помех. Лимит приключений был на сегодня исчерпан, или мои уловки сработали – не знаю, но врагов я не встретил. Возле таблички «Лысаново» я спешился, сунул коляску в заросли и, вооружившись половинкой 20-кратного бинокля, обозрел окрестности.

Лысаново - деревня не ахти какая: ни школы, ни клуба своего, даже номеров на домах нет, как например, в более крупном Епифаново. Слева её подпирает хвойный лес, справа – поднятая по весне пашня, сзади – уходящие вдаль невысокие холмы (здесь их называют «рёлки»), а спереди засел я. Вот такая топография.

В полутора километрах за лесом был железнодорожный разъезд, там тоже имелся плохонький населённый пункт – деревушка Купальная. Чёрт её разберёт, почему Купальная, реки там сроду не бывало. Может, прудик есть, да и то сомнительно.

В Лысаново пруд был, а на карте – нет. Вынув замусоленный карандаш, я занёс вышеозначенный водоисточник на ветхую от частого употребления карту. Пруд лежал на опушке леса, мимо него проходила дорога на Купальную. Точнее, «проходила» - слабо сказано. Деревню здесь ограничивал косогор, поэтому дорога была насыпана вдоль пруда, типа щебёночной дамбы, и край дамбы был утыкан столбиками ограждения, чтоб какой лихой автомобилист не загремел в воду. Откос под столбиками крутой, в верхней точке - метра четыре, отметил я. Привычка, вдруг да пригодится.

Тут же у пруда был разбит студенческий лагерь – две дюжины четырёхместных палаток, навес для кухни и прочие временные постройки. Несколько студентов бултыхались в тёплой воде, пугая лягушек, на берегу загорали длинноногие их однокурсницы в бикини. Я не поленился изучить последних в свою подзорную трубу.

Студенточки были первый сорт, а моя пассия Лариска далеко. Впереди у меня четыре дня и партийное задание Хоря. Интересно, удастся ли совместить приятное с полезным? За этой суматохой я и про конверт-то совсем забыл. Пора уже читать инструкции, раз я на месте.

Орлиным индейским взором я стал выискивать в округе убежище, достойное приютить странствующего велосипедного рыцаря. Выбирать особо не из чего – либо лес, либо деревня. Но лес примыкает к лагерю и студенты там наверняка кишмя кишат – они, поди, ботаники какие-нибудь. Исследуют тычинки и пестики, и по нужде ходят туда же, под кустики, а я в этих кустах живи?

Нет, надо располагаться в деревне. Поближе к народным массам, так сказать.

Я ещё поводил биноклем туда-сюда, но вражеских колясок в деревне не заметил. Послал невидимый поцелуй загорающим студенческим попам и, успокоенный, залёг под тентом, дожидаясь темноты.

***

…- Дбадцадь дри часа! – сообщила тайваньская кукушка.

С наступлением поздних майских сумерек я спустился на окраину деревни, ведя «Жанку» за руль, чтоб потише внедриться на облюбованную мной территорию. «Территорией» была старая, полурухнувшая и полуобгоревшая от давнего пожара изба, отстоящая примерно за треть деревни от лагеря с прудом. Конечно, меня интересовала не эта кривая рухлядь, а пышный одичавший сад возле неё. Черёмухи, яблони, крыжовник и крапива в полный рост – ого-го! В таких дебрях батальон спецназа спрятать можно, вместе с вертолётом. До ягод ещё далеко, кто туда полезет? Только я.

Забор вокруг сада почти повсеместно упал – дом пустовал уже хрен знает сколько лет. Аккуратно, не ломая кустов, я проник вместе с верной «Жанкой» в глубь черёмуховой гущи, изредка подсвечивая фонариком. В лагере горели костры и гоготали лужёные молодые глотки, кто-то лупил на гитаре студенческую требуху про тысячу и одну ночь до выпускных экзаменов. Деревня дрыхла без задних ног. Моё внедрение осталось незамеченным.

Я прошёл назад, выправляя примятые, погнутые стебли – привычка старого шпиона. Затем исследовал часть сада, изодравшись об колючки и до отвала накормив вечернюю мошкару, и нашёл что искал - обвалившийся колодец. Привязав котелок к верёвке, достал воды, попробовал: мусорная, но не гнилая, пить можно! и вернулся в логово.

Посудите сами – на фига мне крыша над головой, зачем мне, словно бомжу, занимать утлую бесхозную избёнку? Я же не зря сказал, что рикша – это целый образ жизни. В коляске жить не хуже, чем в вагончике-сафари, всё лето напролёт ты имеешь колёса и полную свободу передвижения.

Задраил тент – вот тебе и крыша. Опустил спинки сидений – вот тебе и койка, спи во весь рост, можешь даже с дамой (неоднократно мною проверено). В тенте целлулоидное окошко – любуйся звёздами хоть всю ночь. Внизу багажник – в нём еда, термос, кастрюля, походный примус. Даже смену одежды можно возить. Вот там – бардачок: насос, запчасти, топорик, плосканки и прочий инструментарий. Целое подвижное хозяйство!

В брезентовых клапанах по бокам внутри кузова, как в газырях черкески, напихано всего-всего. Я человек запасливый, с моей-то биографией. Нитки, иголки, колода карт, несколько книг, пивная открывашка, складной стакан, одеколон и лезвия – всё здесь, только руку протяни. А на руле помимо спидометра и переключателей есть и зеркало, и компас с термометром. В своё время я вешал туда даже автомобильный радиоприёмник, но ему не повезло: не пережил первой же серьёзной стычки с золотниковскими гоблинами. Разбился вдребезги. Да я не очень-то жалую радио, с меня дурных говорящих часов довольно.

Скажу вам по секрету – в третьем слева клапане есть пачка презервативов. Мало ли какая производственная необходимость?

Я покурил, съел две банки подогретой говяжьей тушёнки и, занавесив окошко, стал лёжа читать в коляске Хореву писанину. Под полом заходятся от стрёкота цикады, черёмухи осыпают на тент лепестки… уют и тишина! Хорь писал:

«Молодец, с прибытием (восклицательных знаков он не любил). Если ты на месте, перед тобой – студенческая база. Завтра найдёшь там студента Валеру, светленького, в зелёной найковской безрукавке. Он приколется: «У тебя тачка не дизельная?» Ты ответишь: «Турбоядерная. Садись, покажу». Это пароль. Дальше Валера знает, что делать. Работай».

Я бы предпочёл поработать со студенткой Валерией, можно даже без найковских шмоток, или вообще нагишом, но меня Хорь не спросил. Ладно, поиграем в Штирлица.

Я сунул письмо в клапан – бумага лишней не бывает, а то туалетная кончается, - и уснул.

Назавтра я позволил себе проспать до половины одиннадцатого, потом встал, побрился перед зеркалом заднего вида, лениво сварил завтрак. Выданный паёк таял на глазах, Костю бы на него посадить, небось сразу кишки бы свело у механика. Впрочем, я всегда оставляю за собой право стырить в деревне то, что плохо лежит, или попутно шабашнуть извозом, подкинуть пассажира-другого, лишь бы золотниковская шпана под  ногами не путалась.

Повздыхав над судьбой, я выкатил коляску на улицу и поехал к базе. Над прудом я остановился, закинул ноги на руль и закурил. Светило солнышко, бродили по лагерю студенты, кому-то за что-то пенял пожилой очкастый чёрт – наверное, преподаватель. А я поглядывал на девок и балдел.

Моя коляска вскоре привлекла внимание – действительно, редкая техника для российской деревни. Ко мне подпёрла жизнерадостная компаха парней и девчонок, заговорила, загомонила, начала острить.

- Вау, веломобиль! Трёхколёсный «Опель»! – сунулся первый.

- Это у вас с русско-японской войны в деревне осталось? – подхватил второй.

- Классно! – заорали девчонки. – Молодой человек, до Парижа прокатиться дашь?

- А чо тент дырявый? – басили сбоку. - Комары покоцали? Комары у вас тут звери.

Я сидел спокойный как йог во время астральной медитации, что-то отвечал и ждал нужного вопроса. Студентики шутили без злобы, они были добродушные ребята.

- У тебя тачка не дизельная? – наконец спросил парнишка в зелёной безрукавке, когда другие поутихли.

Я посмотрел на его светленькую голову и выбросил в пруд «бычок».

- Турбоядерная. Садись, покажу.

- А меня прокатите? – влезла цаца с облезающими от загара плечиками. – Там вон сколько места!

- Нет, я серьёзно, - Валерик повернулся к своим. – Может, командир свозит меня до Купальной за квасом, чем пешкодралом идти? Почём за проезд возьмёшь, шеф?

- Двушка километр, - сказал я. Так оно и было.

- Пыль для моряка! – обрадовался светловолосый. – Тут и червонца не жалко. Братва, скиньтесь финансами, кто сколько может?

Эту идею похмельные студенты одобрили, собрали гонцу деньги, вручили пластмассовую канистру и пообещали отмазать, если хватится очкастый замдекана Михалыч.

Связной неуклюже втиснулся назад и уселся вместе с канистрой.

- Тут ва-аще люкс-купе! – вытянули шеи студенты. – А вторую персону не возьмёшь, друг?

- Меня, меня! – закапризничала облезлая цаца.

- Братва, имейте совесть! – схитрил белокурый Валерик. – Нам обратно ещё ведро кваса тараканить, у рикши ноги не казённые!

Мысль была здравой, студенты отступились и мы отбыли. Через сто метров я приступил к делу.

- Давайте к существу, мсье. Куда? Чего? Зачем?

- Как и договаривались – в Купальную за квасом. Или передумал? – безмятежно сказал сзади Валерик.

В зеркале заднего вида я видел его честные серые глаза. Ну никак он не походил на Штирлица и Джеймса Бонда! Обычный такой студентик, хиловатый даже. Ботаник!

- Н-да! – сказал я. – Вот жизнь настала! Без пароля даже за квасом не сгонять.

Валерик уловил мой юмор.

- Не волнуйся, шеф! «За квасом» – это благовидный предлог, а вообще я должен теперь отзвониться куда надо, раз связь состоялась. В Купальной есть почтовое отделение и междугородний телефонный пункт, сечёшь мазурку? А в вашем Лысаново – ни одного телефона!

Тут я снова напомню, кенты мои, что дело происходило в девяностые годы и о мобильниках у нас тогда ещё понятия не имели. Только старая добрая стационарная связь через АТС.

- Так бы и говорил! – я с облегчением выдохнул. – Задача ясна. На почту – так на почту!

Валерик ухмыльнулся из-за канистры.

- Давай хоть познакомимся, командир?... Я Валерий. А ты человек Хоря?

- Игорь, - представился я, естественно, соврав на всякий случай.

Мы неловко, через плечо, обменялись рукопожатием и остаток пути трепались обо всякой ерунде – велорикшах, вине и бабах.

Вдоль Купальной грохотал товарняк. Я завёз Валерика в ларёк за ненаглядным квасом, а потом причалил к почтовому крыльцу. Студент ушёл звонить, я остался в коляске бдить. Ждать клиентов мне было не привыкать. Я знал, что заказ переговоров по межгороду – лотерея. Могут соединить сразу, а можно влипнуть с ожиданием на пару часов. Но учитывая, что меня в любой момент могут найти конкуренты, это была неуютная мысль.

И – как накаркал. Чутким ухом я издалека засёк знакомый скрип педалей и позвякивание велосипедных ступиц. Ощущение опасности заставило меня обернуться, а в следующий миг я вместе с «Жанкой» пулей исчез за углом почты. Потому что по Купальной в нашу сторону мчались Болгарин с Макаром. Знакомые всё рожи, блин! Они, часом, всю область не оккупировали? Плюнуть некуда, кругом враги.

Болгарин с Макаром уже миновали почту, не заметив «Жанки» и моих маневров, и у меня было отлегло от сердца, когда на крыльцо выперся мой новый знакомый Валерик, отзвонившийся куда надо, и заорал на всю деревню:

- Эй, Игорь, ты куда? Поехали домой!

У нас с Болгарином были похожие коляски – синего цвета, с белыми крыльями. А отличить модель «дубль-шесть» от «дубль-седьмой» смог бы только специалист, каковым Валерик не являлся.

- Дурак! – простонал я, выворачивая руль.

Болгарин с Макаром повернулись к Валерику, и тот понял, что ошибся.

- Извините, ребята, - сказал он. - Обознался.

Золотниковские было тронули педали, но тут Болгарин что-то заподозрил. Прежде чем он открыл рот, я вылетел из-за угла и рявкнул белобрысому недотёпе:

- Прыгай на ходу, «обознался» он!

Увидев меня, Макар взревел и тоже по-полицейски, не жалея шин, развернул свою колымагу на месте. Погоня понеслась, словно продолжение вчерашней. Разворот и замешательство противника дали мне шесть-семь секунд форы, плюс лишние метры, и я выжал из «Жанки» всё, на что она была способна.

- Приготовься, Валерий Чкалов. Сейчас малость потрясёмся.

Теоретически я мог поднять над крышей зелёный светоотражающий флажок – в знак того, что везу клиента. Клиент неприкосновенен, с «телом» на борту меня не посмела бы тронуть ни одна падла. Никто не имел бы права меня таранить, гонять по кочкам и долбать подручными средствами. Золотниковские тихо хряпали бы за мной на почтительном расстоянии, ожидая, пока я освобожусь от пассажира.

Но я не хотел, чтобы они хряпали за мной, я хотел их наказать. А потому не стал поднимать флажка, оставляя за собой свободу боевых действий. И Болгарин с Макаром смекнули, что мой белобрысый пассажир – птица непростая, что он в курсе наших зубодробительных дел. И поддали газу.

Валерик, второпях свалившийся в коляску вниз башкой, охал и распутывал свои руки и ноги, застрявшие где только можно.

- Ну вы, блин, Шумахеры!... Всё ещё в войнушки играете, что ли? Это твои оппоненты, ага?

Действительно, многим людям казалось, что мы занимаемся детскими забавами. Летают по деревням пацаны на велоколясках, друг друга выслеживают, охотятся и вообще весело проводят время. Делать им больше не фиг, вот и всё.

- Ты нас за угланов не держи, - обиделся я. – Не войнушки, а казаки-разбойники.

В это время вылетевший вперёд Макар швырнул в нас «кошкой», но по ходу коляски бросать крюк было неудобно, и он звякнул о дорогу позади нас. Недолёт.

- Прямо ковбои, - сказал Валерик, обняв канистру.

- Могут и бомбами закидать, - предупредил я.

- Сурово! А «стингеры» у вас не в ходу?

- Устарели. То ли запоёшь, когда штаны загорятся?

Мы ворвались под сень леса. Я взмок как ипподромовская лошадь. Погоня с улюлюканьем наступала на пятки. Валерик глупо лыбился, глядя на мои усилия.

- Слушай, студент, ты О.Генри читал? - прохрипел я, заливая руль потом.

- Ну… когда-то в школе. А что?

- А то. Боливар не снесёт двоих, да ещё с твоей чёртовой ёмкостью.

- М-гм, - дошло до студента. – Мне десантироваться и прикрыть отход велосипедной кавалерии? Облить врага квасом?

- Живодёр ты, а ещё ботаник. Не умничай, Котовский! Сейчас пройдём поворот, у тебя будет полторы секунды выскочить и дёрнуть в кусты. По возможности – незаметно от них, понял? До базы тут меньше километра, добежишь прямушками, - отрывисто, в такт педалям, наставлял я. – Если шибко побежишь, то ещё застанешь мой фейерверк на дамбе, хотя вряд ли. Встреча в десять вечера. Я приду сам, там и поговорим.

- Окей, Игорь.

- Внимание! Поворот… Всё, пошёл!

Валерик неуклюже вывернулся из коляски и, размахивая канистрой, исчез в кустах. Сбросив вес, моя «Жанка» обрадовано взбрыкнула и обрела второе дыхание. Пусть Валерик думает что хочет, лишь бы не тормозил, подумал я.

Я наддал что есть мочи. Похоже, прокатило: выруливший из-за поворота Макар даже не глянул на шевелящиеся кусты. Болгарин сильно отстал: его подвела насквозь прокуренная дыхалка. Теперь будем искать способ красиво хлопнуть дверью. До пруда осталась пара минут езды, а там…

Я ещё не придумал обещанный Валерику «фейерверк», но твёрдо знал, что он будет. На то я и Пол Великолепный, а не вшивый студент и не облезлая цаца… Кстати, она ничего, симпатичная, хоть и облезла как вылинявшая змея.

Вот! Навстречу шлёпает колхозный «ЗиЛ-130». Я оглянулся узнать, далеко ли Макар, не полагаясь на зеркало – оно скрадывает расстояние. Если подпустить Макарку поближе, уйти по дуге, вильнуть, затереть, поддать кузовом вбок…

Нет, трюк с машиной отпадает. Грузовик и рикша – это уже чистое ДТП, менты сельские понаедут, то да сё… Не будем так наглеть.

«ЗиЛ» проехал мимо, рыжий водила оскалился мне в лобовое стекло. Он и понятия не имел, что с моей подачи мог бы сейчас влететь в аварию. Хрен с тобой, рыжий вася, вози свой навоз.

Лысаново стоит в котловине, поэтому дорога перешла в приличный уклон, но я не стал развивать ход - наоборот, придержал педали, посматривая на солнышко. Стрелка спидометра качалась на «25». Макар сзади наседал, заходил сбоку на своей роскошной лаковой тачке и чего-то орал, типа:

- Ох, я тя подрежу! Ох, я тя размажу!

Ну кто ж так делает, олух? Мы тандемом выкатываемся на дамбу, слева от нас мелькают столбики ограждения, блестит гладь пруда внизу дорожного полотна… Я нарочно держусь правой стороны, прижимаясь под косогор, позволяя Макару отсекать меня со стороны пруда.

Макар, конечно, клюнул. Он идёт на сближение и постепенно подрезает меня, кудахча от радости. Чмо каспийское, что тут скажешь?

Идём руль в руль. Пора!

Резко вывернув зеркало заднего вида, посылаю Макару в рожу солнечного зайца. На долю секунды Макар слепнет, отворачивает рыло, и я на бешеных оборотах шибаю его борт в борт!

Раз! И ещё раз!

Дико вжикают велосипедные шины, нас обоих встряхивает. Коляска врага идёт юзом – в пустоту. Макар даже не успевает стереть с физиономии идиотскую лыбу, как уже с музыкой летит под откос аккурат в болотную воду. С четырёхметровой высоты, между прочим. Бац! Плюх! Бабах!

Вслед за разбитой коляской сыплются с дороги мелкие камни. Студентики на том берегу разевают рты, воочию увидев блестяще исполненный мной бортовой таран. Эти лопухи, поди, воображали, что на рикшах только за квасом катаются?

Не скрою, я доволен собой. Столько публики разом – это аншлаг. В пруду булькает Макар. Там неглубоко.

Я ураганом проскакиваю Лысаново навылет – Болгарин не должен понять, что это мой конечный пункт – и оглядываюсь только возле выездной перечёркнутой таблички.

Погони нет. Фу, так неинтересно! Похоже, выдохшийся Болгарин здраво рассудил, что преследовать меня в одиночку вредно для здоровья – судьба напарника наглядный тому пример. И он нашёл предлог отложить скачки: остановив своего мустанга на дамбе, активно помогает студентам вылавливать протараненного Макара вместе с лаковой коляской. Тоже мне сестра милосердия.

***

Трудными окольными путями я вернулся в свой штабной сад и отлёживался до позднего вечера, замаскировав подходы ветками. Забравшись на черёмуху, я видел, как по деревне носятся стянутые отовсюду золотниковские черти – рулей двенадцать, гляди-ка! И пасут все подходы и подъезды, и обшаривают округу, хотя и понимают, что птичка вылетела – не вернёшь. По идее я мог уже давно подъезжать к Аргентине.

Мою горелую избу тоже мельком обыскали, но в запущенные огородные дебри лезть никто не захотел. Враги были уверены, что в Лысаново меня и след простыл, не дурак же я торчать на самом виду? Из отрывочных разговоров я понял, что Макарову коляску ожидает капитальный ремонт (хе-хе-хе), и сам Макар тоже не совсем в форме. Сердитый Болгарин несколько раз прошёл мимо меня на расстоянии трёх хороших плевков.

- А он точно не в Верхнем Бору? – спрашивал Дыня.

- Нету! Сержант там уже всё сегодня перерыл! И пацана, который с Поляком из Купальной ехал, тоже ищи-свищи.

- Может, из студентиков кадр? Вон, у озера лагерь.

- Иди спроси, раз умный! Их там пятьдесят лбов.

После заката золотниковские исчезли, но не до конца. На трассах наверняка остались дозоры и засады. Начхать. К базе я и пешочком прогуляюсь.

Без пятнадцати десять вечера я был возле студенческой базы. На краю пруда росло несколько плакучих ив, из-за них я внимательно изучил обстановку: всё ли спокойно?

Почти никто из студиозусов ещё и не думал ложиться – кто спит на природе в такую-то рань? Кто-то умывался с мостков, полоскал шмотки, другие таскали дрова или балдели под навесом у костра и тёрли на разные лирически-научные темы. Светлоголовый Валерик (уже в джинсовке) сидел на брёвнышке рядом с облезлой цыпой, на шее наушники от плейера, ручкой её по талии вжик-вжик, короче, культурно отдыхает пацан. Я решил малость обождать, больно уж людно.

Через некоторое время мой связной всё же спохватился, зыркнул на часы, оторвался от цыпиной жопы и пошёл в кусты, а оттуда – к дороге. Я обогнул пруд и вывалил ему навстречу.

- О-о, велосипедный каскадёр! – не особо таясь, сказал связной. – Ты уже тут? Ну, милости просим к костерочку.

Легкомысленный какой-то попался, понятий о маскировке – ноль. Догнали бы нас сегодня Макар с Болгарином – небось, не скалился бы сейчас, чепчик универовский.

- О деле надо перетереть до костерочков, - говорю ему. – А дальше видно будет.

- Да там и дел-то на рубль двадцать, - хмыкнул Валерик, закуривая «Бонд» и протягивая мне. – Звякнул с почты куда следует. Завтра тебя ждут на станции Казай. На въезде в Казай со стороны Мелентьевки будет стоять фура с арбузами, узнаешь сразу – номер у неё дагестанский, цифры «пять-три-шесть». Водиле скажешь: «Рафик просил девять спелых». И увозишь товар вот на этот адрес.

- Арбузы - в мае? - удивился я.

- Из Турции, наверно, скороспелку гонят, - подмигнул связной. - Там свои мичуринцы. Но, как будущий биолог, употреблять их в пищу не советую.

- Девять штук арбузов? Сбрендить можно, - я глянул адрес доставки (село Кулики, улица такая-то), запомнил и тут же сжёг бумажку на зажигалке. – Меня тоже хотят превратить в махачкалинский арбузовоз? Впрочем, неважно. Как тебе фейерверк, кстати? Видал?

- К сожалению застал только плачевные последствия, - Валерик взлохматил шевелюру. – Но наша братва в полном улёте. Тот рухнувший пацан в коляске, по-моему, руку повредил, его увёз второй, смуглый. А дилижанс вдрызг. Весь бок всмятку. Лихо ты его. Из-за чего у вас боевые действия, если не секрет? Твоё задание виновато?

 Я вздохнул неопределённо. Валерик уже выполнил свою миссию и разводить с ним тары-бары, честно говоря, мне было в лом.

- И задание тоже, да и вообще долго рассказывать. Эта старая вендетта восходит корнями к египетским пирамидам. Когда-то кто-то у кого-то перебил клиента, пошакалил на чужой территории, «поцеловал» на узкой дорожке – и началось. Парк на парк, руль на руль, конкуренция районов… короче, в нашем деле нюх терять нельзя.

- М-да, значит, и в деревню цивилизация пришла? – пробурчал Валерик. – В городе вон через день кого-нибудь мочат. Передел собственности. А знаешь хоть, за что страдаешь-то?

- За денежные знаки и адреналин, - ухмыльнулся я. – В остальном я не любопытен.

Валерик рассмеялся.

- Ну, Ким и говорил, что пришлёт самого нелюбопытного. Кстати, держи червонец за проезд. Не зря же ты мой квас возил.

Он сыпанул мне в ладонь мелкие железные рубли, я не стал отказываться. Друг Рэпер и детдомовское детство приучили меня никогда не отказываться от денег. Даже если мне их никто не собирается давать.

- Пойдёшь к костру-то? – опять спросил Валерик. - Михалыч уже спит, сейчас сядем кружком, горячительного вмажем. Не против?

- А ваши расспрашивать не полезут - о том, что на дамбе было? Знаешь, не люблю я всякий гнилой трёп, «что да почему»...

Валерик махнул рукой.

- Никто и не понял, что именно ты сшиб чувака с дамбы. Утром наши тебя близко видели, а «фейерверк» - издали. Так что расслабься, Игорь.

- Ладно, присядем ненадолго, - согласился я.

После сегодняшнего дня мне было не во вред хапнуть на грудь халявного «горячительного». Завтра спозаранку в Казай хилять, а это не меньше часа педальных упражнений, и золотниковской швали кругом целый рой. Мистеру Полу действительно не грех расслабиться. 

Студенты оказались с какого-то фигли-мигли-логического факультета, всего-то второй курс. У костра меня приняли радушно, вспомнили, что я возил Валерика за квасом, накормили спагетти из железного казана и жареной на огне колбасой. Достали битую гитару и литр водки, а я больше слушал, меньше говорил и старался сойти за колхозного придурка, чтоб не оставлять лишних концов.

После второй кружки водки под колбасу я познакомился с облезлой цыпой - звали её Линда (ох ты, куда бежать?) и пошёл вразнос. Отбросив имидж деревенщины, я вдруг наплёл ей, что учусь на физмате в областном, пообещал прокатить на «Жанке» хоть сейчас - до Куликов на дискотеку, но облезлая Линда категорически не согласилась ехать со мной одна.

После четвёртой полкружки я галантно проводил даму до палатки, попробовал провести с её лифчиком ближний бой, но натолкнулся на превосходящие силы противника в виде вопля: «Ты чо, сдурел?» От вопля Линды в своей палатке зашевелились преподы, кто-то из них вышел наводить порядок. Изобразив Валерику прощальный «adios», я рыбкой нырнул в плакучие ивы и, начерпав полные кеды грязи, вброд прошлёпал к огородам.

С устатку развезло меня изрядно, но я был спокоен: к утру буду как огурчик, и бутылка пива в бардачке тоже заначена. Главное – дойти до «Жанки» и залечь для восстановления душевных сил.

Ещё я был пьяно зол на облезлую цыпу Линду. Чего визжит, будто к ней в бюстгалтер сроду никто не лазил? Было бы что там прятать, а то носит «минус первый размер». В общем, подобный женский отпор вызывает у меня лёгкое раздражение, навроде того, когда не удаётся прикурить сигарету с первой спички.

Зато я не изменил Лариске!... Да, наверное, по этому поводу следует покурить.

Встав посреди улицы, я, пошатываясь, закинул в рот сигарету, зажёг спичку и спьяну даже не сразу заметил, что я здесь не один. Вот балбес!

Спереди и сзади ко мне плавно подкатили несколько колясок, вспыхнули фары и Болгарин за спиной нежно прогнусавил:

- Молодой человек, огоньком не выручишь?



(окончание здесь - http://proza.ru/2020/10/17/1682)