Блок. Пляски осенние - прочтение

Пляски осенние


                Волновать меня снова и снова –
                В этом тайная воля твоя,
                Радость ждет сокровенного слова,
                И уж ткань золотая готова,
                Чтоб душа засмеялась моя.

                Улыбается осень сквозь слезы,
                В небеса улетает мольба,
                И за кружевом тонкой березы
                Золотая запела труба.

                Так волнуют прозрачные звуки,
                Будто милый твой голос звенит,
                Но молчишь ты, поднявшая руки,
                Устремившая руки в зенит.

                И округлые руки трепещут,
                С белых плеч ниспадают струи,
                За тобой в хороводах расплещут
                Осенницы одежды свои.

                Осененная реющей влагой,
                Распустила ты пряди волос.
                Хороводов твоих по оврагу
                Золотое кольцо развилось.
               
                Очарованный музыкой влаги,
                Не могу я не петь, не плясать,
                И не могут луга и овраги
                Под стопою твоей не сгорать.
               
                С нами, к нам – легкокрылая младость,
                Нам воздушная участь дана...
                И откуда приходит к нам Радость,
                И откуда плывет Тишина?
               
                Тишина умирающих злаков –
                Это светлая в мире пора:
                Сон, заветных исполненный знаков,
                Что сегодня пройдет, как вчера,
               
                Что полеты времен и желаний –
                Только всплески девических рук –
                На земле, на зеленой поляне,
                Неразлучный и радостный круг.

                И безбурное солнце не будет
                Нарушать и гневить Тишину,
                И лесная трава не забудет,
                Никогда не забудет весну.

                И снежинки по склонам оврага
                Заметут, заровняют края,
                Там, где им заповедала влага,
                Там, где пляска, где воля твоя.
                1 октября 1905



     В черновиках стихотворения появились и исчезли фразы «будто милая», «тростник у прибрежий», «обнаженная»…
     «Милая» – так Блок до конца своей жизни в дневниках будет называть свою жену.
     «Обнажённая»… Вряд ли Любочка рассказывала ему, как 900-902 годах его Прекрасная Дама…

     «Иногда, поздно вечером, когда уже все спали, а я все еще засиделась у туалета, на все лады причесывая или рассыпая волосы, я брала свое бальное платье, надевала его прямо на голое тело и шла в гостиную к большим зеркалам. Закрывала все двери, зажигала большую люстру, позировала перед зеркалами и досадовала, зачем нельзя так показаться на балу. Потом сбрасывала и платье и долго, долго любовалась собой. Я не была ни спортсменкой, ни деловой женщиной; я была нежной, холеной старинной девушкой. Белизна кожи, не спаленная никаким загаром, сохраняла бархатистость и матовость. Нетренированные мускулы были нежны и гибки. Течение своих линий я находила впоследствии отчасти у Джорджоне, особенно гибкость длинных ног, короткую талию и маленькие, еле расцветающие груди. Хотя Ренессанс не совсем мое, он более трезв и надуман. Мое тело было как-то более пронизано духом, тонким укрытым огнем белого, тепличного, дурманного цветка. Я была очень хороша, я помню, несмотря на далеко не выполненный "канон" античного сложения. Так задолго до Дункан, я уже привыкла к владению своим обнаженным телом…»
…вряд ли она ему рассказывала, как ночами любила голой танцевать перед зеркалами, но когда думаешь об одном и том же… об одной и той же… 24 часа в сутки (когда спишь – она снится), то и без всяких рассказов знаешь о ней всё.

     «Тростник у прибрежий» – неужели это первое упоминание о совместном посещении того мира, мира, где «ни тоски, ни любви, ни обиды», мира камышовых заводей?
    
     («И у нас сразу же, с первого года нашей общей жизни, началась какая-то игра, мы для наших чувств нашли "маски", окружили себя выдуманными, но совсем живыми для нас существами, наш язык стал совсем условный. Так что "конкретно" сказать совсем невозможно, это совершенно воспринимаемое для третьего человека; как отдаленное отражение этого мира в стихах – и все твари лесные, и все детское, и крабы, и осел в "Соловьином саду". И потому, что бы ни случилось с нами, как бы ни теряла жизнь, – у нас всегда был выход в этот мир, где мы были незыблемо неразлучны, верны и чисты. В нем нам всегда было легко и надежно, если мы даже и плакали порой о земных наших бедах.
     Когда Саша заболел, он не смог больше уходить туда…» Любовь Дмитриевна Блок.                «И быль и небылицы о Блоке и о себе. Воспоминания»)

     Стихотворение – безупречно. Изысканная звукопись –

                …в хороводах расплещут
                Осенницы одежды свои.

                Осененная реющей влагой…

подчеркивается мягким совершенством рифмовки («в зенит – звенит», «знаков» – «злаков», реющей влагой – «оврагов» (и вслушайтесь, как через все строфы позванивает буковка «з»!).
     Стихотворение вроде бы о том, как Блок смотрит на осеннюю березку, колеблющуюся под ветром и рассыпающую свои желтые листья, а видит танцующую милую.
     Но все это – морок. Ещё одно наваждение от начертивших «свой радостный круг» «пузырей земли» – прельщение от его личной нечисти.