На развалинах виртуальной любви
«Пожалуйста, возьмите меня в число своих друзей, мне очень нравится Ваш аккаунт». Было это на глазах у реальных друзей Ингрид в ФБ , и она написала: « Я подтвердила», подумав про себя : « Ну пусть будет, жалко что ли». Вместе с тем. она заметила, что как раз-таки аккаунт с его содержанием Ирвина вовсе не интересует, а интересует его сама Ингрид.
С этого момента Ирвин вошел в прочную связь с ней, начав писать каждый день в сообщениях. Заметим, что друзей для показа у Ирвина не было, и через некоторое время «Нью-Йорк» изменился на «Лос-Анжелес» . Писал Ирвин по-русски, но видно было, что используется автопереводчик. Фразы были поначалу трафаретными, но потом уже более содержательными и личными. Ингрид поняла, что он явно хочет с ней познакомиться поглубже. Она написала, что здесь не клуб знакомств, но Ирвина это не смутило. Надо отдать должное ему, что общаться он умел. Прежде всего потому, что был вежлив, умел держать паузу и тактично интересовался жизнью Ингрид . Каждый раз заботливо спрашивал, поужинала ли она и как прошел ее день. О себе он написал, что является офицером армии США в звании капитана, служит в спецназе горной дивизии военной базы, находящейся в Ираке с миротворческой миссией. «И для чего мне все это? В Америку я не собираюсь…» - подумала Ингрид, но природная вежливость обязывала ее быть тактичной. По поводу их знакомства Ирвин написал о себе : «У меня нет проблем с этим, но это не значит, что у нас не будет приятного разговора. Общаясь, мы могли бы лучше узнать и понять друг друга, таким образом, создавая нашу дружбу». «Ну что ж, - подумала Ингрид, - пусть Дружба – это возможно, да еще в отдалении». Одиночество и изоляция в пандемии, физическая оторванность от работы и одиночество в жизни в целом держали ее на связи с Ирвином. Он каждый вечер заходил в «Сообщения», а если Ингрид не было на ФБ, то оставлял ей свои теплые письма с подходящими ласкающими картинками, смайликами и часто с эмблемой сердца. Разных сердечных смайликов у него было много. Он был терпелив и действовал постепенно и медленно. Разумеется, успел рассказать о себе, отвечая на вопросы Ингрид, а иногда и без специальных ее вопросов: «Ну, я наполовину немец, наполовину мексиканец, родился и вырос в штате Калифорния. Я - прекрасный отец двух прекрасных детей, моему сыну Дэвиду 15 лет, а моей дочери Таре 13 лет. Они оба учатся в частной школе-интернате». «Почему в интернате?» - спросила Ингрид. «Потому что я обычно занят работой, и это будет для них более полезным». «А где их мать?» « 5 лет назад она изменила мне с моим лучшим другом… Мне позвонили дети. Был шок. Я попал в госпиталь. Мы вскоре развелись… Дети остались со мной. Через два года я узнал, что моя бывшая жена умерла. С тех пор я беспокоюсь о своих детях в одиночку…». … Ингрид посочувствовала, рассказав, что ей тоже пришлось жить без отца, так как он ушел к своей первой жене, но у той не было детей, а трещина семейной жизни преследует ее, Ингрид, до сих пор. О своих родителях Ирвин рассказал, что они погибли в авиакатастрофе, когда ему было 10 лет, поэтому он вырос в приюте, поскольку родственники не хотели отдавать наследство…
Итак, общение Ингрид и Ирвина было каждодневным и долгим. Обычно после 10 вечера Ирвин ждал ее, а если она не появлялась, то писал, что очень расстроен и скучает без нее. Их диалоги проходили легко, и Ингрид уже чувствовала привязанность к Ирвину. Подогревало ситуацию и то, что она осталась одна. Ирвин понял это. Этого он и хотел. И их порог дружбы давно уже был пройден, поскольку в письмах Ирвина началась любовная тематика. Он писал, что влюбился в Ингрид, что хочет связать с ней свою жизнь, что будут жить они одной семьей с детьми….Он уйдет из армии, в которую и попал-то вследствие своей одинокой жизни в приюте, вследствие сиротства, но, отслужив положенное, он будет иметь хороший капитал, сможет купить свой дом, в котором будет жить вместе с Ингрид и детьми. Между тем, Ингрид предупреждала его, что никогда не уедет из России, что это ее Родина, что она пишет стихи, которые посвящены жизни на природе, деревне, средней полосе России. Но и это не смутило Ирвина. Он писал, что они будут путешествовать, что в Америке много красивых мест…
В его письмах уже царил пафос любовной страсти и, хотя Ингрид пыталась его остановить, переключить на другие темы, Ирвин не унимался. Про себя она все же иногда думала: « А что он напишет, когда будет меня бросать?». Такие мысли посещали ее, но были они где-то на окраине сознания, и лишь иногда прорезались отчетливо. Усталость от одиночества, желание быть под чьей-то защитой, облегчить решение материальных проблем сыграли свою роковую роль.
Ирвин умел крепко держать Ингрид в своем общении, учитывая слабые стороны ее психики. Он не побоялся даже написать ей: « Ты крепка и безупречна в своих доводах как металл, но под влиянием моих желаний сгибаешься как ива». Ингрид никак не ожидала получить о себе такую оценку. Ирвин много и долго писал о любви, о том, что не покинет Ингрид никогда, что она не будет разочарована, что они проживут вместе до конца жизни и вдвоем перейдут в вечность. Он обращался к Ингрид и на «Вы», и на «ты», но чаще уже на «ты».
Думая об Ингрид и одновременно о погибших родителях, он решил написать им письмо на тот свет, где сможет рассказать о своей нынешней жизни. Письмо было добрым, ласкающим, притягивающим, до боли задевшим Ингрид, которая тоже давно жила без родителей. Текст письма был таким:
— Я пытался написать вам обоим эту дань в течение многих лет, но я не знал, что сказать, потому что я не могу перестать плакать, хотя вы оба ушли в течение долгих прошедших лет. Я хотел бы, чтобы вы оба могли остаться, чтобы увидеть, как я шел по проходу на днях, но вы не были там, чтобы идти со мной. Я воспользовался случаем, чтобы попрощаться с вами обоими, и я люблю вас. Как много было веселых рождественских праздников, моих дней рождения, которые вы оба пропустили. Никто не праздновал их со мной. Я думаю обо всем, что могло бы быть. Я заставил вас обоих гордиться, я надеюсь, что вы на небесах улыбаетесь. Пожалуйста, передайте привет ангелам сейчас, но помните, что я все еще ваш ангел. Если бы я мог видеть ваши лица еще раз, я бы хотел сказать так много вещей, рассказать, как я скучаю по вам обоим. Вы оба не были здесь, чтобы увидеть ваших двух прекрасных внуков, а также ангела-хранителя, которого вы оба послали в мою жизнь. Она из России, ее зовут Ингрид. Мое сердце бьется. Она очень милая и заботливая, и я люблю ее так сильно, что невозможно выразить словами. Ваши благословения и Божья милость привели ее в мою жизнь, и я всегда буду благодарен за это. Вы оба должны, продолжать отдыхать в цвету Господа. Прошу, пожалуйста. Ваш Ирвин.
И так прошел месяц, другой. Продолжалось долгое общение, его вел, разумеется, Ирвин. Ингрид заметила, что он не так уж интересуется ее ответами, сколько предпочитает снова и снова писать о любви, хотя и красиво, изящно, но периодически повторяясь. Это уже тогда навело ее на грустную мысль о том, что Ирвин, возможно, берет текст из интернета… Если и не весь, то, частично.. Но чтобы не быть излишне критичной и оценивающей, она прощала это Ирвину. «Ну не всякий может быть писателем, главное, чтобы были добрые чувства» — так Ингрид заглушала в себе тропинку к основной и истинной причине начала их связи.
И вот вскоре произошел первый неожиданный оборот в их общении. Это было начало «разводки». Но Ингрид, привыкшая к общению с Ирвином, не сразу это поняла. Ирвин проговорился, что служит в действующей армии в спецназе горной дивизии в Ираке не с миротворческой миссией, а в реальных боевых действиях. Что его туда послали служить после отпуска. Написал, что не хотел огорчать Ингрид, иначе бы она сразу от него отвернулась. Он это понимал. Писал, что общается с ней, когда его команда перезаряжает патроны. Писал, что не спит по ночам из-за Ингрид. Писал, что мечтает выбраться из этого места, куда попал не по своей воле. Писал, что не хочет там умирать, а хочет соединиться с Ингрид и увидеть своих детей…. Присылал фото боевых действий, на котором были горы тел погибших военных. После этого последовала его первая просьба к Ингрид .
« Ну помогите мне» — умоляюще просил Ирвин. « А как я могу Вам помочь?» — с изумлением спросила Ингрид. «Нужно написать письмо в Министерство обороны Соединенных Штатов от имени невесты (супруги), которая просит о расторжении заключенного мною контракта». То есть нужна миссия невесты, поручительство. Это было неприятно для Ингрид, она даже не знала, что ее ждет дальше, но Ирвин уже составил текст письма, дал электронный адрес Армейского Департамента в Нью-Йорке. И Ингрид послала это письмо по данному Ирвином адресу. Это было начало любовной разводки.
Довольно быстро пришел ответ из Армейского Департамента, в котором говорилось, что Ирвин заключил длительный контракт и что он нужен в действующей Армии. Но раз есть миссия невесты, то письмо перешлют лично Министру обороны США. Далее переписка стала чередоваться. Министр обороны разрешил Ирвину расторгнуть контракт, Ингрид об этом узнала из письма Департамента, и после этого ей стали приходить требования об оплате этого события. Три последовательных требования от Армейского Департамента США на суммы в несколько тысяч долларов, одна за другой приходили к Ингрид. Была пандемия, самая глубина ее. Ингрид написала, что не владеет таким деньгами. И долларов у нее нет. Тогда было сказано, что деньги можно перевести на карту Российского сбербанка, ее владелец - сотрудник Штаб-квартиры Министерства обороны США. Ингрид писала Ирвину, что пусть деньги достает и переводит он сам, что в своей миссии невесты она вовсе не собиралась ничего оплачивать, что , как у учительницы, у нее очень скромная зарплата. Ирвин отвечал, что все вернет, и даже с процентами, но сейчас все его счета в Ираке заморожены. Он просил Ингрид не бросать его, дать возможность выбраться из горячей точки и соединиться с ней и детьми в одной семье. Может быть Ингрид была уже под гипнозом Ирвина, но эти три суммы она сняла со своих счетов и переправила для Ирвина. Тем более, действовал он умело : «Вы не хотите мне помочь..» - вот такие сообщения писал он Ингрид, укоряя ее совесть, когда она тормозила переводы. И для Ирвина она сняла все, что накопила за 10 лет. Разорила свои счета, которые хранились на старость и на болезнь. Служба безопасности блокировала ее переводы и несколько раз звонила ей. Ингрид уверяла, что это не мошенничество, что она обещала помочь человеку выбраться из горячей точки. Внутри ею, конечно, правила разыгранная Ирвином любовь и желание быть защищенной в жизни, чего она никогда не имела. Ирвин очень просил никому не говорить об их связи, потому что это может разрушить их любовь. Повторял, что он купит для них дом и все вернет с процентами как только вернется в Лос-Анжелес из Ирака. Повторял, что остаток жизни хочет провести с Ингрид и детьми. Вообщем, семейная идиллия описывалась красочно. Напрашивался вопрос : " А как объяснит Департамент необходимость получить от Ингрид положенные суммы ?" И объяснение шло вместе с очередной просьбой. Первая сумма- для оформления бумаг на миссию невесты, вторая, самая большая, на расторжение контракта, третья- на вертолет для Ирвина, чтобы обеспечить его безопасный выход из ущелий горного Ирака, иначе он будет убит как американский солдат, если пойдет пешком… Ингрид писала в Департамент, что второй суммы у нее нет.. Тогда Департамент ополовинил названную сумму , но все равно целиком не снял… Когда все три суммы были отправлены, то Ингрид получила письмо из Департамента, что все в порядке и что вертолет для капитана Ирвина готов. В сообщениях Ирвин писал ей: «Сейчас идет парковка… Не скучай без меня, детка, хотя я буду без тебя скучать. Я напишу тебе из красной зоны». В душе Ингрид уже предчувствовала , что « вертолет» может стать началом конца их виртуальной любви. Ведь очень легко сказать, что «его сбили повстанцы»... Так и случилось.. Никаких писем неделю или более того Ингрид от Ирвина не получала. Департамент, напротив, писал ей, не знает ли она что-либо об Ирвине и двух пилотах, улетевших с ним. Ингрид отвечала с беспокойством. Она продолжала писать Ирвину, но он ничего не отвечал. И вдруг в сообщениях появляется такое письмо:
« Мы - курдские повстанцы, и мы не друзья американцам и их правительству. Мужчина по имени Ирвин, сказал нам, что вы его жена, он находится у нас под стражей, потому что он был похищен и взят в заложники патрульной командой, которая сбила их вертолеты. Американцы - наши враги, и мы собираемся принять меры против этого человека, который, как мы подозреваем, является американским солдатом, который убивает наш народ. Расскажи миру об этом, он умрет. Мы свяжемся с вами по поводу того, что можно сделать, чтобы спасти его жизнь, если он что-то значит для вас, люди, потому что для нас он ничего не значит, как и его жизнь».
Ингрид оторопела от этих слов, переслала их в Департамент, но там снова заговорили о деньгах, о выкупе, о ее роли в спасении капитана Ирвина. Какое-то шестое чувство уже подсказывало ей, что писал это все сам Ирвин, а никакие не повстанцы. Но ей ничего не оставалось, как продолжить эту игру. Тем более, до конца она не была ни в чем уверена. Подыгрывая написанному, Ингрид ответила:
«Пожалуйста, сохраните его жизнь. Очень прошу. Да, у него двое детей и я. Пожалуйста, не убивайте его ради всего святого. Этим Вы и меня убьете. Прошу, сохраните его жизнь. ОЧЕНЬ ПРОШУ. Будьте милосердны. Внемлите моей просьбе. Бог нас всех слышит. Бог ОДИН над нами. Прошу, не убивайте.. Я - женщина, и не сужу о войнах. Этот человек не был американским солдатом и улетал. Я его ждала. Прошу, сохраните ему жизнь, и Бог вас вознаградит. И еще передайте, что я его люблю и надеюсь на его освобождение».
Отослав свое сообщение «повстанцам» , Ингрид вскоре получает от них ответ:
«Вы можете просить нас все, что вы хотите, но мы собираемся убить вашего человека, мы обнаружили, что он является американским солдатом, поэтому мы не собираемся требовать выкуп. Люди хотят, чтобы его голова была отрезана от его шеи через несколько дней. Решение вынесено, и если у вас есть последние слова, которые вы хотите, чтобы он услышал до того, как он умрет, отправьте это сейчас или навсегда удерживайте его внутри себя. Аллах дал нам силу убивать неверующих и тех, кто приносит смерть своему народу».
Ингрид собралась с силами и написала одно за другим два письма, одно –
«повстанцам», другое - Ирвину.
Для «повстанцев» была лишь строчка:
«Не надо никого убивать. Я сказала, что я его люблю. Он это знает».
Через день она написала Ирвину на его электронную почту :
«Ирвин, посмотрите почту и будьте милосердны. Моя душа разрывается. Посмотрите свою почту. Не нужно про Аллаха и повстанцев. Я не верю в это. Не так я глупа. Будьте добрее» ))
Чем закончилась эта печальнейшая история? Несмотря на все случившееся, Ингрид, далеко ушедшая душой в ту виртуальную любовь с Ирвином, продлившуюся четыре месяца в пандемии и вогнавшую ее в ужасный стресс, до сих пор оставляет какие-то доли процента на его честное возвращение к ней. Ирвин и тогда проявился, после «повстанцев» он написал Ингрид. Написал, что один человек выкупил его, что он лежит с травмами в его доме, что жена этого человека- медик, и ухаживает за ним, что вещи , деньги и электронные карты остались в пещере, где их держали, что летчики были убиты… Один- при попытке к бегству, другой - в яме, из которой Ирвину удалось сбежать…. Потом он снова начал требовать от Ингрид деньги , чтобы долететь до Штатов, но здесь уже Ингрид уперлась… И не только потому, что все вокруг отругали ее за непростительную наивность , но и потому еще , что на счетах в течение четырех месяцев пандемии ничего больше не осталось, — все деньги она отдала Ирвину. Вскоре она написала ему о 5-ти ступенях разводки, через которую прошла посредством его мошенничества. Даже электронную ссылку прислала, которая в точности раскрывала действия Ирвина. Ирвин был раздражен, написал, что «все это ложь…», что друзья Ингрид вставляют «клин» между ними, и все в таком роде…
Больше Ирвин не появлялся. У Ингрид осталось двоякое чувство от него. С одной стороны, она прожила в любви эти четыре пандемийных месяца, вложила в общение с Ирвином свои искренние чувства к нему, свою привязанность и поклялась себе, что не будет обращаться в полицию, тем более, что сама переводила для освобождения Ирвина деньги в Департамент. С другой стороны, она была пробита в душе тем, что разводку Ирвин осуществил именно на любви, называя себя при этом христианином и побывав, благодаря Ингрид, на Пасхальной службе в России, куда ночью она привела его по электронной ссылке. Они даже немного переписывались во время службы, поскольку Ингрид старалась ему объяснить, что происходит на церковном православном Богослужении.
« Я таких еще не видел» —сказал тогда с удивлением Ирвин о личности Ингрид. И это, пожалуй, было правдой, одной из немногих, которые она слышала из его уст.
Октябрь, 2020
Свидетельство о публикации №220101701364
Одно только замечание не по существу. Курды в Ираке сотрудничают с американцами, ждут помощи для воссоединения народа в одно государство.
Спасибо!
У меня тоже есть рассказ про виртуальную "любовь"! Посмотрите. http://proza.ru/2019/10/16/796
Александр Плетнев 26.01.2021 18:40 Заявить о нарушении
Еще раз спасибо за отклик и за прочтение.
С пожеланием нового творчества и интересных впечатлений, Елена.
Елена Фанталова 26.01.2021 22:47 Заявить о нарушении
Александр Плетнев 26.01.2021 22:59 Заявить о нарушении
Шуфёр поднимается к себе на верхатуру и любезно распахивает перед нами дверцу своей кабины.
Какая благодать, после получасового стояния на ветру очутиться в теплой, просторной кабине, где звучит музыка, где тепло и уютно. На торпеде стоит компьютер, чего-то там кажет. Тронулись и начали знакомиться.
Ну сом рюс, говорю я. Шуфёр, шОфер по нашему, оказался курдом, сирийским курдом. Ведь это разделенный народ, живут курды в четырех странах ближнего востока. Это сейчас мы знаем про курдов из Сирии, а тогда на слуху был лидер турецких курдов Оджалан. И я, естественно упомянул это имя. Как расцвел наш курд, вы бы видели, а, когда еще я сказал, что мы из России, наш благодетель вааще расцвел, начал убеждать нас, что ему нравятся коммунистические идеи. А я, когда еду автостопом, специально покупаю, или прихватываю разные значки советской эпохи, старые монеты, вышедшие из употребления. Бывает люди, которые тебя подвозят думают, что это реальные деньги и отказываются их брать и тогда я пытаюсь на всех языках, какими владею (а владею я английским а литл, французским – трэ мал, немецким – нихт гут) объяснить, что это просто сувениры. А нашему коммунисту – курду просто повезло, я подарил ему значок с революционным кораблем «Аврора». Лишним будет говорить, что эмоциональный контакт с нашим благодетелем был установлен и мы стали выяснять, куда он едет, и куда мы хотим попасть. Он говорил на французском и немецком языках примерно так же, как и я, но нам помогла невестка водителя. Оказывается, его невестка, казашка, и он тут же ей позвонил. Мы с ней поболтали, по-русски, естественно, потому, что, хоть я и родился у казахстане и провел там юношиские годы, но ничего, кроме «жаксы» сказать по казахски не мог. Ну, знал ещё, что «асхана» - это столовая, а «дукени» - магазин, потому, что эти названия дублировались на вывесках. Короче, я выяснил, что наш расчудесный курд едет в Страсбург, и высадит нас на автозаправке перед поворотом на Саарбрюкке. Значится, почти триста километров он нас провезет, почти за самой границы с Германией. Зиночка моя согрелась на заднем сиденье, даже прилягла на хозяйскую постель, по настоятельной просьбе водилы. Я даже слышал её легкое сопение. Все-таки мы почти неделю спали в палатке, а в ней не очень –то отдохнешь по человечески. Мы с моим другом –коммунистом перебрасывались ничего не значащими фразами, я ругал турок, он – и турок и немцев, и французов, и хвалил русских и Ленина.
Но, всякой лафе приходит когда-то конец, так и нашей в итоге тоже. Приехали на крупную заправку, наш курд показал направление, куда нам следует ехать, перекусил и, обдав нас выхлопами своей фуры, медленно покинул площадку. На улице уже было темно, до утра не было смысла куда-то двигаться, все равно никто тебя в темноте не подберет, и мы завалили в кафе, где такие божественные запахи и продавалось красное французское вино врозлив. Наполнив бокалы вином мы подошли к стойке, но официантка что-то затараторила на французском. С трудом до меня дошло, что к вину нужно обязательно взять какую-нибудь закуску, типа барбекю, поджаренные колбаски и прочую ерунду. Закуска у нас была своя, но, пришлось разориться и купить одну на двоих порцию. Вино было замечательное, в кафе тепло и уютно, так что мы просидели там до полуночи. Но, всему хорошему приходит конец, кафе, похоже, закрывалось на ночь и мы с Зиной побрели искать себе удобное место для ночлега. И оно, конечно же нашлось в ста метрах от заправки. В небольшом овражке, где был затишек и росли редкие осинки и березки, мы, разгоряченные французским вином завалились спать.
Что мне тогда снилось, не помню, скорее всего ничего. Провалился в сон и с рассветом только очухался. И, что снилось Зине, я тоже не поинтересовался и не записал для истории.
Утром снова забурились в кафе, не помню точно, пили вино или нет, скорее всего, пили. И ели.
Ветер к утру еще усилился, как мы позже узнали, надвигался ураган Кирилл. Но мы об этом узнали только когда уже добрались до Франкуфрта – Ханна. А тогда, поутру мы поплелись на дорогу в Саарбрюкк.
Этот курд, конечно, молодец, довез нас почти до Страсбурга, но указал нам такую дорогу, по которой
В общем оказались мы с Зиной в какой-то сельской местности, не то в Германии, не то еще во Франции. Поля, огороды и булыжная проселочная дорога. Правда, подобрал нас какой-то фермер-бауэр на старенькой развалюшке непонятной принадлежности. Мы поместились в фургончик с разным садовым оборудованием, складной лестницей и мешками с навозом. А, может это был куриный помет. Но вывез нас этот чудак на большую дорогу. Не автобан, но и не проселочная. Как всегда, в конце пути я одаривал водителя старыми монетами или значками с советской символикой.
Александр Плетнев 26.01.2021 23:05 Заявить о нарушении
Автостопом в Париж.
Автостопом в Париж.
Километров за четыреста до Парижа на скоростной трассе нас «прихватили» французские жандармы. Мы, конечно, знали, что на хайвее нельзя стопить, но уж больно в гиблом месте высадил нас старик-француз на стареньком своем автомобильчике.
Их было трое – двое мужчин и молоденькая девушка с длинными вьющимися волосами, спускающимися из под её форменной кепки.
Уже на подходе я поздоровался по-французски. Хоть я и изучал в университете один семестр этот язык, но, разговаривать, конечно, не мог, тем более – понимать речь носителя.
-- Bonjour.
Жандармы заулыбались, что было уже хорошо. Хоть и
-- Bonjour, bonjour…
Дальше пошла быстрая французская речь, из которой я понял одно часто повторяющееся слово – «паспорт». Мы уже давно к этому и держали их наготове. Ещё они часто повторяли
С паспортами и визами у нас был полный порядок, в чем они и убедились, пробив их по своим базам. Единственное, чего мы больше всего боялись, что нас оштрафуют, а денег, как известно у «русо-туристо» всегда в обрез. Но, то ли дорожные жандармы не уполномочены штрафовать, то ли подействовали те несколько фраз, что я знал по-французски, но, они посадили нас в свой микроавтобус и отвезли на пункт оплаты проезда. Проехав за шлагбаумы высадили нас и знаками, жестами и словами, которые мы не понимали, показали нам, что здесь можно стопить.
Показали и тут же смылись, вроде как их здесь и не было. Поставили они нас метрах в тридцати-сорока от шлагбаумов, так что машины не успевают набрать большую скорость и вероятность того, что тебя подберут уведичивается в разы.
Так и произошло. К нам подъезжает микроавтобус и пассажиры изнутри открыли дверь. Мы сунулись в салон и подумали, что салон полон цыган. Но, как впоследствии выяснилось, это были не цыгане, а румыны. причем все сидячие места были заняты. Где-то в углу плакал маленький ребенок. Но, народ слегка уплотнился и мы поместились. Поехали. Мы с женой перекинулись фразами и тут женщина с заднего сиденья громко обратилась к нам:
-- Вы русские?
-- Да, -- ответили мы, русские, из Петербурга.
-- Какое счастье, я сорок лет не говорила по-русски.
Естественно, мы стали её расспрашивать и выяснили, что после войны она с матерью оказалась в Румынии. Кажется она и сама не помнила, как попала в румынию.
-- Как мама умерла, мне не с кем было говорить на русском языке.
Мы поразились, как эта женщина, сорок лет не говорившая по-русски, так хорошо, вовсе без всякого акцента разговаривала с нами. Причем, чисто по русски безо всяких украинизмов. Так она нам и рассказала, что за рулем автобуса сидит её брат, который родился уже в Румынии и по-русски уже не говорил. Этот брат – хозяин строительной фирмы во Франции, в пригороде Парижа. Румынию только-только приняли в евросоюз, и он везет своих соотечественников во Францию на работу.
Так все четыреста километров мы и проговорили с Марией.
Зимой, а мы ехали автостопом в средине января 2007 года, темнеет рано, пригороды Парижа встретили нас редкими огнями. Наш главный румын завернул на ручную автомойку. И на турникетах и здесь на мойке он всегда расплачивался, почему-то монетами. Специально ли он их копил, или его попутчики ему накопили, но два-три евро за проезд он неизменно опускал в щели автоматов эти железные слуги послушно поднимали перед авто свои полосатые руки, а длинные как удочки распылители извергали пенистые струи воды. Все мужчины, сколько их было, выскочили из салона и приняли надраивать микроавтобус. Хозяин только успевал совать мелочь в монетоприемник. Мария сказала нам, что дальше они не поедут, их фирма находится где-то рядом, а нам следует пройти до вокзала.
- Ля Гар спросите. До центра Парижа километров тридцать, то, что мы называем электричкой, поезда RAR ходят регулярно, через каждые десять-пятнадцать минут. Мы тут же вспомнили электричку из Удельной до Выборга, которую мы ждали в этот снежный день на платформе до самой темени накануне.
Что la gare это вокзал я знал. Помнится в студенческие годы изучал французский по пластинкам польской фирмы «Полиглот». Был там такой диалог: «Шуфёор, шуфёор, хэй ля ба, шуфёор. А ля гар силь ву пле». Такой метод изучения иностранного языка назывался «пассивным прослушиванием», который Аркадий, который танки в Германии ремонтировал, называл «активным неслушаньем».
Идея поехать зимой в Париж пришла мне после того, как в новостях я увидел репортаж из Франции. Эти сердобольные парижские власти в декабре организовали для местных бомжей палаточный лагерь аккурат на Елисейских полях.
-- А почему бы и нам с Зиной не прикинуться французскими бомжами и не покормиться за счет казны Франции, -- пришла мне шальная мысль, и я стал шарить по сайтам в поисках удобного лоукостера. И такой нашелся – Райн-Аир, ирландская компания. И рейс довольно удобный – из финского города Тампере до Франкфурта, но не того большого, что на Майне и не того, что на Одере, а из местечка Ханн. Раньше это была американская авиабаза, а когда натовцы вывели из Германии свои войска, немцы быстренько переоборудовали военный аэродром под гражданские нужды. До границы с Голландией от этого самого Ханна рукой подать, килОметров тридцать, а там и Люксембург под рукой и прямая дорога на Париж.
Январь в том году был паталогически теплым и у нас в России и в Париже. Ночью температура редко опускалась до +5 по Цельсию, а про Реамюра я вообще молчу. Короче, решение созрело сразу – ехать в Париж.
Туристы мы с Зиной старые, уложили рюкзаки, с полиуретановыми ковриками, спальникам и палаткой, заказали через интернет билеты на этот самый лоукостер и утром двинули в сторону финской границы.
Как я уже упомянул, Улельная встретила нас хорошим, уютным для средины января снегом. Он не падал, а валил хлопьями. Красота неописуемая, но нам это было совершенно ни к чему. Завтра днем надо быть в Тампере. Хотелось ещё в музей Ленина заглянуть. Странные эти финны, совсем не похожи на хохлов. Эти всё русское из своей истории выметают метлой, вроде как до 1991 года был у них только гетман Сагайдачный и еще много других панов, а никаких москалей и не наблюдалось. А эти чухонцы даже памятник царю Александру Второму держат посреди своей столицы. И памятных досок на русском языке не разбивают. Но, повторяюсь, нам бы в Тампере добраться, а мы сидим в вокзале на Удельной и ждем электричку, которая будет только через два часа. А, пока до Выборга доберемся, уже начнутся сумерки, какой в темноте автостоп. Но, главный прынцып хичхайкинга, а по русски просто автостопщика – только вперед, любым способом, на всем, что движется и приближает к цели. И, самое главное, с наименьшими финансовыми затратами. И, промежуточная цель у нас была – добраться до Тампере к вечеру следующего дня и успеть на самолет. А мы сидим в этом дурацком вокзале станции Удельная и смотрим на платформу, которую с каждой минутой укрывают хлопья снега.
Зима!.. Крестьянин, торжествуя,
На дровнях обновляет путь;
Его лошадка, снег почуя,
Плетется рысью как-нибудь;
А нашу лошадку приходится ждать два часа. И снег нас не радует. Где же обещанные прогнозом плюсы. Будем надеяться, что в Париже действительно тепло. Но до него еще нужно добраться.
Наконец и краснорожая электричка накатила, налетела, подняв снежную пыль. Теперь каждая минута приближала нас к заветной цели. Мы еще не знали и не думали, что Париж нас вовсе и не ждет с распростертыми объятиями. А ведь предупреждал нас Высоцкий:
А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже
Нужны - как в русской бане лыжи!
А мы то с Зиной раскатали губу, думали, что только произнесем заветную фразу «Жо сьуи Рюсс» и французы сразу же полезут с тобою обниматься и вспомнят окупацию Парижа русскими войсками в 1815 году. И расскажут нам, что их знаменитые «бистро», пошло от казаков, которые постоянно спешили и повторяли – быстро, быстро.
В электричках тогда контролеров почти не было, а, если и попадались, то им можно было «засрать» мозги различными справками, корочками красного цвета, похожими на милицейские. Так что бюджетная часть нашего путешествия мало пострадала. И вот мы в Выборге, но снег, сумерки сгущаются. Доехали на автобусе до трассы на Хельсинки, постопили с час и поняли, что это бесполезно. Время ушло. Вернулись на вокзал в Выборг, чтобы переждать ночь. И тут, в районе полуночи стали подъезжать экскурсионные автобусы в Хельсинки. Договорившись с гидом, мы купили по блоку сигарет и двинули к границе. Сигареты, которые мы сдали гиду после прохождения финской таможни, окупали половину стоимости билета. Так что, сэкономив свои мани, мы оказались к утру в Хельсинках, или Гельсингфорсе, как его величали во времена проклятого царизма. В автобусе познакомились и со своей попутцицей, которая тоже летела во Франкфурт-Ханн из Тампере. Симпатичная такая интеллигентная старушка, сотрудница эрмитажа, которая подозрительно смотрела на свой билет.
-- Как-то непривычно, простая бумажка. Такую каждый может напечатать. А пустят ли меня с ней в самолет?
Я уже пообтерся к тому времени и успокаивал как мог женщину, что не бумажка главное, а то, что поездка оплачена и эти данные уже внесены в компьютер и компании и аэропорта.
Приехали в Хельсинки, всем автобусом сходили за 1 евро в туалет. По очереди заходил каждый, делал свои дела, а на выходе, не давая двери закрыться, его сменял следующий. Так сэкономили мы с Зиной два евро. Помню, как-то ехали в экскурсионном автобусе по Германии, остановились в каком-то супермаркете на трассе. Туалет платный, сколько-то там центов, но, все равно, жалко деньги на ветер, т.е. в унитаз спускать. А рядом с турникетом арочка низенькая, для детей. Мол, детям до такого-то роста бесплатно. Так вся наша группа и прошла, приседая.
Александр Плетнев 26.01.2021 23:10 Заявить о нарушении
Продолжения романтического творчества и всего самого доброго! Елена
Р.S. Я подумала, как-то невольно, о том, что этот мошенник-американец из моего рассказа тоже был непременно творческой личностью. Ну, в какой-то мере. Жаль только, что свои творческие ресурсы он пустил на обкрадывание и мошенничество. Видимо, другие пути ему были не интересны.
Елена Фанталова 27.01.2021 07:38 Заявить о нарушении