1 Сон Великана

Бабырган. Его видно ото всюду: когда идёшь домой из школы, когда стоишь с удочкой на берегу Катуни, когда уходишь на гору за ягодами, когда зимой катаешься на коньках на протоке. Его скалистая вершина каждый день маячит перед глазами и манит своей неизведанностью. С него тоже видны все наши предгорные просторы.
 
Про эту гору ходит в народе и среди туристов много легенд. Самая романтичная из них – это легенда о Бие и Катуни. Бий – это бай, господин. Катунь, кадын – это госпожа. По алтайскому поверью ночью господ тревожить нельзя, они спят, поэтому алтайцы ночью к реке не подходили. Не только люди и животные, но даже реки, горы, скалы, деревья, цветы и травы – всё имеет свою особую живую душу. У алтайцев не было неодушевлённых предметов.

В алтайских легендах Катунь предстаёт красивой девушкой на выданье, а Бий молодым парнем, влюбившимся в неё. Решили пожениться. Батя, хан Алтай – против. Молодые решили удрать подальше от отцовских владений. Алтайская пословица гласит: жить надо поближе к воде и к дровам, но подальше от родни. Х

ан Алтай заметил это и приказал Великану, это был богатырь Бабырган, задержать ханскую дочь вместе с женихом. Великан сдвигал в кучу скалы на пути у Бия и Катуни, горы вверх тормашками переворачивал, но они оба все преграды преодолели, впереди большая долина, нет камней, нет гор, преградить путь не чем.

Бабырган встал на пути Катуни и окаменел от злости. Катунь обошла этого великана стороной, вышла на равнину и встретилась с любимым Бием.

Когда стоишь на вершине Бабыргана и смотришь на долину Катуни, на то как она течёт прямо на тебя и сворачивает в сторону, то не хватает всего лишь самую чуточку фантазии, чтобы поверить в то, что все эти детали выглядят настолько правдоподобными, что в них хочется поверить. Эту легенду лучше всего рассказывать не в классе, не на турбазе, а на самой вершине Бабыргана у вечернего костра.

В Барнауле в краеведческом музее был один экспонат на эту тему. Я остолбенел, когда в первый раз его увидел, а после при каждом посещении не мог пройти мимо. Небольшая скульптура изображает слияние рек Бии и Катуни. Из речной волны поднимаются вверх два потока. Каждый из них превращается в две человеческие фигуры. В парня и в девушку, которые растворяются друг в друге в тесных объятиях.

Во втором классе к нам прибыл новенький из-под Бабыргана. Екатерина Ивановна завела его чуть ли не за ручку, как маленького, и усадила за первую парту: «Ребята, это Ощепков Миша, он будет учиться в нашем классе». Миша так Миша, нормальный пацан, только стеснительный, зашуганный какой-то. После уроков пошли домой вместе. Мне с новеньким по пути. Завидую Мишке. Он приехал к нам из-под самого Бабыргана.

Мишка Ощепков приехал в Аю из Ощепковского Посёлка. Все небольшие деревни подлежали ликвидации. Правительство сказало, что в том указе никакого злого умысла нет. Оно планирует улучшить Мишкину жизнь. Для этого его семья должна сменить сельский образ жизни на городской. Ая не город, но к городу ближе, чем Мишкина деревня.

От Аи до Бабыргана рукой подать, всего 12 км, но люди жили там на отшибе, в распутицу до Аи приходилось добираться полдня. Ну и, конечно, из-за школы. Не каждый родитель решится отправлять своего ребёнка в чужую деревню. Всем Ощепковым предложили переселиться в Аю. Чтобы народ поторапливался, в Посёлке закрыли школу и магазин. К концу семидесятых годов из двенадцати сёл Айского сельсовета осталось только три.
 
Сегодня глобальное значение той программы оценивается очень негативно.  Предполагалось, что эта затея поможет увеличить продуктивность сельского хозяйства. Тогда мы сможем догнать и перегнать Америку. Ощепковы выбирали место для жилья из других соображений. Оно должно быть удобным, надёжным и красивым. Америка им была до фени. Их потомкам тоже непонятно было почему они должны уезжать со своей малой родины.

Сельский образ жизни складывался сотни лет, он был основой русского менталитета. Был. Забыты старые народные обряды и обычаи и, что самое страшное, искоренено трепетное отношение крестьянина к земле. Для рабочего земля – это место отдыха. Для крестьянина земля – это место работы, красивое и божественное, рассветы, закаты, весеннее разноцветье, золото осени - этого нет ни в одном театре, не говоря уж про угольные шахты.

Крестьянин с детства слышал дыхание земли и знал, когда ему надо выезжать на поле с плугом, когда и что сеять. Знал это точно так же как сталевар знает, когда ему надо пробивать летку в доменной печи и как определить по шипению расплавленной стали удалось ему достичь того, что хотел или не удалось. Крестьянина можно превратить в шахтёра или в сталевара, но сталевара и шахтёра превратить в крестьянина невозможно.

Теоретически колхозы и совхозы выглядят по своим техническим и организационным возможностям более продуктивно, чем фермерские хозяйства. На деле же оказалось, что Америку не догнать. Совхозы ликвидировали, сельских рабочих решили превратить обратно в крестьян, то есть, вернуть сельскому жителю менталитет русского пахаря, который формировался в течение тысячи лет. Возможно ли это?

Про программу уничтожения неперспективных сёл мы с Мишкой ничего не знали. Вчера люди жили в одном месте, сегодня живут в другом. Что тут такого необычного?
Поняли мы что с нами произошло, лишь тогда, когда стали взрослыми.

В 1973 году я повёл на зимних каникулах своих семиклассников в Тавдинские пещеры. Ночевать планировали в Тавдушке. Среди моих учениц была Люда Поликарпова, она больше всех радовалась тому, что сможет побывать на своей малой родине.

В деревню мы пришли уже в сумерках, Люда с подружками ушла ночевать к родне, а меня с пацанами местная учительница пустила ночевать в школу. Школа располагалась в какой-то избе. Сенки, в сенях дрова, в избе всего одна комната. Справа у двери русская печь с полатями, впереди парты, учительский стол, шкафы, в них диапроектор с фильмами, классный журнал. Лыжи оставили в сенях, растопили печь, пацаны начали искать в старом журнале второго класса фамилию своей одноклассницы Люды Поликарповой. Мне аж самому очень интересно стало.

Представил, как в этой школе дети учились. Улица, за ней лес, а за огородами Катунь, за Катунью Манжерок, а за ним Синюха. Какое здесь у людей было счастливое детство!

Спали кто на печке, кто на полатях, кто на полу среди парт. Всю ночь и весь следующий день хлопьями тихо и таинственно валил густой снег. Проспали рассвет. Выглянул в окно. В школьном палисаднике на яблонях приютились снегири. В голове роятся отрывки взрослых песен и детских стихотворений: «... А снег идёт, а снег идёт..., вчера в саду, где пели зяблики, сегодня посмотри, как розовые яблоки на ветках снегири...» Сказочное утро!

После я много раз водил детей в Тавдушку. Места те прекрасны во все времена года. Через десять лет ночевал со своей ребятнёй уже в бывшем магазине. Этот единственный, оставшийся от всей деревни дом, служил летом пристанищем для пастухов, а зимой одиноко торчал серым пятном среди снежного поля. Недалеко от него печально скрипели остатки чьей-то калитки... Луна, помню, во всю светила..., тихо так, таинственно, вокруг все та же красота, но самой Тавдушки уже не было. Очень печальная была картина.

Теперь на месте той неперспективной деревни расположен туристический комплекс. Владелец живёт в городе. Сегодня недельный отдых на родной земле обойдётся Людмиле в месячную зарплату. В 90-х годах СМИ подняли страшный шум по поводу земельной реформы: «Караул, грабят! Всю землю распродадут!»

Землю продавать нельзя было. Пришлые люди взяли её задаром. Заплатили лишь комиссионные за оформление участков. Потом всех обязали провести межевание своих участков. Их обмерили, составили топографические карты, за межевание заплатили копейки и стали собственниками земли, которую выбрали себе для жизни предки Людмилы Поликарповой. Эта поляна вдруг снова стала перспективной, но не для тех, кто на ней родился и жил. Прям как в кино про индейцев.