19-20 Их нравы и история

Продолжение книги "ГОСПОЖА ЧУЖБИНА." Главы 19 и 20

             ---Начало книги здесь: http://proza.ru/2020/10/29/89---

Глава 19

-С приездом, доктор Штолле, - Луков протянул Штолле букет желтых роз.
-Поздравляем вас с переизбранием на пост председателя совета директоров. Успехов Вам!
Лора, стоявшая рядом, переводила.
—Кстати, - продолжал Луков,- поздравляем вас также и с вашими политическими успехами! Мы прочли в газетах, что вы успешно прошли первый тур на выборах мэра в вашем родном городе.
Доктор Штолле был удивлён такой осведомлённостью:
- Вы читаете немецкие газеты?
Луков пояснил:
-Не всегда, но на этот раз Валерий Александрович привёз нам из Польши. Там у него друг, вместе учились в университете, а кузен того друга как раз и есть тот самый журналист Райнхард Май, который пишет статьи на политические темы.

Штолле покивал. Отчего-то ему не слишком понравилось, что у русских инженеров есть знакомые немецкие журналисты.
Так, а это переводчица Багмана. Обычно она выглядит лучше. Сегодня что-то бледненькая. Помнится, Боков говорил, она умница, аккуратна и трудолюбива. Экскурсии по городу, которые она организовывает и проводит для совета директоров, выше всяких похвал, как и переводы техдокументации. А где же сам Багман?

Отвечая на его мысли, Луков сообщил:
-А господин Багман ещё не вернулся со стройки.
Штолле понимающе кивнул.

-Прошу в вип-зал, - показал Луков на широко открытые двухстворчатые двери в нескольких метрах по коридору. Все прошли в зал, потихоньку уселись, негромко переговариваясь.

Доктор Штолле достал очки, блокнот, ручку с золотым пером, и тут его внимание привлёк молодой человек в отлично сидящем на нём костюме западного производства, похоже, английском.
Этот молодой человек вошёл в помещение, когда все уже сидели на своих местах. Ботинки на нём тоже были английские, из дорогого магазина, как и светлое пальто и большая чёрная кожаная папка, которую он привычно держал в руках. Что-то в выражении его умного лица с холодноватыми, внимательными серыми глазами сразу насторожило доктора Штолле, и как выяснилось, не напрасно.

Молодой человек подошёл к доктору Штолле, представился адвокатом, работающим на их фирму, и назвал своё имя и фамилию. Доктор Штолле запомнил только имя—Александр. Фамилия была длинная.
 У переводчицы сегодня было напряженное выражение лица, как будто она боялась что-то сказать или забыть, отметил Штолле.
В этот момент Александр негромко, чтобы никто, кроме Лоры, не услышал, спросил его:
-Доктор Штолле, в каком городе вы провели своё детство? В том же, где вы пытаетесь стать мэром?

Штолле почувствовал холодок в животе, так как не любил вопросов о детстве, и  замешкался. Но Александр продолжал:

-Хотя это не суть важно для нашей истории. Итак...— начал он чуть громче, привлекая внимание присутствующих, которые наливали себе кофе, переговариваясь с симпатичной служащей VIP-секции, которая вкатила в зал сервировочный столик.
Тут доктор Штолле перебил адвоката Александра, в некотором недоумении приподняв брови:
-Не понимаю, какое отношение всё это имеет к нашему строительству?
-К строительству — никакого,- тихим голосом ответил Гаркушин, неотрывно глядя в глаза важному немцу, — но к фирме, председателем совета директоров которой вы являетесь — я бы сказал, значительное.

-Причём здесь моё детство?
-Может быть, действительно ни причём? — как бы в раздумье продолжил адвокат Гаркушин,— Посмотрим. Валерий Александрович, прошу Вас.
Высокий сутулый человек лет сорока пяти, сидящий невдалеке, поднялся, развернул свою папку и представился:
-Следователь РОВД Советского района Валерий Борзов. – Он прокашлялся и негромко начал:

-Прежде всего следствие приносит свои извинения фирме и проектному институту за арест инженера Дмитрия Харламова. Мы должны были проверить версию причастности Харламова к убийству, так как у него не было алиби. Он был задержан на месте преступления в течение часа после убийства. Как показало следствие, Харламов к преступлению отношения не имел.

Далее, поскольку убитый, Альваро Гонзалес, тысяча девятьсот тридцать третьего года рождения, инженер, являлся гражданином Аргентины, мы запросили у Интерпола проверить погибшего по их базам данных, отрабатывая версию возможных мафиозных разборок, как если бы, например, погибший был бы преступником, скрывающимся и от закона, и от бывших сообщников. В принципе, у нас не было никаких зацепок так считать, кроме его аргентинского гражданства, и всё же мы решили быть скрупулёзными. Ответ дал только подозрения.

Доктор Штолле немного оживился. Следователь продолжал:
-Коллеги из Интерпола, а затем и из Аргентины, подтвердили, что в прошлом Альваро Гонзалес проходил свидетелем по делам о наркотиках. Он часто посещал Колумбию, утверждая, что был там как турист. Ни одной типичной фотографии не представил, ни на одной экскурсии не был.

Гонзалес утверждал, что выходил в море ловить рыбу, но ни одного рыбака, одолжившего ему лодку, не назвал. Кроме того, полиция по месту жительства Гонзалеса говорит, что он нигде официально не работал, ездил на дорогих машинах, посещал дорогие рестораны. Тем не менее, им было нечего ему предъявить.

В паспорте Гонзалеса имеются многократные немецкие визы, что объясняется его работой в вашей фирме, доктор Штолле,-Борзов коротко кивнул немцу. Лора переводила, как заведённая, и боялась взглянуть доктору Штолле в лицо, как будто это она, а не Борзов, выкладывала при большом количестве людей всю эту информацию.

-Мы закрываем дело, так как делаем вывод, что работал профессионал, нанятый мафией, он не оставил следов, представив дело бытовой дракой.
Вероятнее всего, Гонзалес был свидетелем чего-то или знал кого-то в лицо, кого ему знать не следовало, и именно это обстоятельство и стало его смертным приговором. Думаем, что и марки похищены тем же преступником.

Заказные убийства, как известно, десятилетиями не раскрываются ни в одной стране, доктор Штолле, и мне очень жаль, что дело обстоит именно так, - Борзов распрощался и покинул зал заседаний. Вслед за ним, пожав друг другу и немцу руки, потянулись на выход и другие.

Штолле повёл глазами, переводя дух, и, как на препятствие, наткнулся на взгляд адвоката Александра...как его? — ну, в общем, с той длинной русской фамилией.
Штолле почувствовал, что вспотел в этом прохладном зале, несмотря на то, что на дворе был октябрь. Этот разодетый молодой адвокат с глазами пятидесятилетнего дипломата явно что-то знает, но хочет, чтобы он, Штолле, совершил ошибку.
Не дождёшься, мальчик.

Штолле собрал всё своё самообладание. Так, если бы у них было что-то конкретное об отце или о фирме, они бы уже сказали, так чего они тогда хотят?
Да ничего, играют.
Эти, в третьем мире, всегда завидуют нашему благосостоянию и  возможностям  повышать его уровень.

Александр молча наблюдал за переменами в выражении лица Штолле. В зале, кроме Штолле и Александра, остались только Лариса и Луков.
-Ну а теперь, господин Штолле, когда официальная часть закончена, давайте поговорим серьёзно.
-О чём это вы? — не сдавался Штолле, хотя запах жареного ему уже чудился со всех сторон, он только не мог понять, как? Как? Ведь они не могли...

-Насколько вам, господин Штолле, важна ваша политическая карьера?
Вернее, что вам важнее—ваша политическая карьера или доверие ваших директоров?

-Чего вы хотите? То есть, почему вы задаёте мне все эти вопросы? —смешался доктор Штолле.
-Я просто расскажу вам небольшую историю, доктор Штолле. К сожалению, мои знания немецкого языка не позволяют мне это сделать самому.
-Может, тогда поговорим по-английски? — Штолле улыбнулся.

-Я мог бы говорить с вами по-английски, доктор Штолле,--на британском английском, с холодной вежливой улыбкой парировал Александр Гаркушин,-
—Но поскольку мы с вами ведём официальную беседу, переводить будет госпожа Голубева. Присутствие господина Лукова тоже до определённого момента необходимо.

Итак, позвольте мне рассказать вам одну историю.
Она уходит корнями в далёкое прошлое, как говорят журналисты, начиная свои очерки...

Александр сделал паузу, чтобы проверить, произвело ли впечатление на немца упоминание о ружье в первом акте, которое должно будет обязательно выстрелить в последнем. Лицо немца было спокойно, только уж как-то слишком неподвижно.

...Далеко-далеко, в заморской стране жили-были два мальчика. Они были друзьями. Потом отец одного их них умер, а отец другого усыновил сироту, и мальчики стали братьями. Старший ухаживал за младшим, водил его гулять, кормил, учил читать, случалось, и шлёпал, но покупал ему игрушки и мороженое, когда сам был голоден.

А когда младший вырос, он предал старшего.


Глава 20

За неделю до описываемых событий

Ух, какая жара, подумал Збыш, оглядевшись.
Пальмы, пальмы,  кактусы с ярко-малиновыми и оранжевыми цветами, секвойи.
Запах кофе и духота...как будто кто-то забыл закрыть дверцу раскалённой духовки.

Он нахлобучил широкополую шляпу, надел солнечные очки и направился к стоянке такси. Таксист, коротко взглянув на Збыша, запросил не слишком много и в дороге не открывал рта. Не иначе наш бывший клиент. Губы Збыша тронула ленивая усмешка.

Зевая, он смотрел по сторонам. Ничего не изменилось с его прошлого приезда в эту страну и в этот город. Время вообще как будто останавливается в южных краях. Ему жарко, Господину Времени — вот оно и не хочет двигаться...

Домик, в котором когда-то жил покойный Альваро Гонзалес, был покосившимся, хотя и аккуратно покрашенным белой краской. Калитка болталась, не закреплённая ни щеколдой, ни крючком — ничем.

Похоже, прятать в доме нечего и некому.
Збыш вошёл в пустой дворик. В середине стоял гипсовый фонтанчик, в котором не было воды, только пыль. Рядом с фонтаном за покосившимся столиком сидел худой пожилой человек, уронив голову на руки.
Пьяный или под кайфом, вздохнул Збыш. Не повезло.

Он подошёл к старику, присел на корточки и посмотрел на его морщинистое коричневое лицо, длинные седые волосы, стянутые сзади резинкой, грязные джинсы и заправленную в них рубашку непонятного цвета. Выпивкой не пахнет. Значит, под кайфом. Ловить нечего, как говорили его русские однокурсники. Збыш досадливо крякнул и решил было уходить.

Тут раздался хриплый низкий голос:
-Эй, гринго, ищешь Альваро?
Збыш остановился.
-А ты что-нибудь знаешь про него?
-Когда-то знал, но забыл.

Збыш достал из кармана заранее заготовленные пять долларов.
-А теперь?
Банкнота исчезла где-то в складках его рубашки.
-Он тут давно не живёт. Спроси Алисию.
Збыш насторожился.

-Кто такая Алисия? Где она живёт?
-Не помню,- ухмыльнулся старик, глаза которого оказались блестящими, бодрыми и как будто молодыми.
Збыш достал ещё пятёрку и протянул ему.
-Иди к церкви, в конце улицы. Там школа. Алисия всегда там.
Он снова положил голову на руки и как будто впал в транс, став таким же неподвижным, как и сухой фонтан.

...Женщина помолчала, оценивающе глядя на белокожего рыжеватого иностранца, и спросила:
-Если я расскажу, это повредит Альваро? Его осудят?
-Наоборот, - убедительным, тёплым тоном произнёс Збыш, чуть наклонившись к женщине.

-Вы полицейский, я вижу. Полицейские никогда не хотели добра Альваро. Я вам ничего рассказывать не буду. Простите.
Збыш с сожалением посмотрел на её красивое, моложавое лицо:
-Тот мальчик, что сейчас играет на органе «Аве, Мария» - это ваш сын? Ваш и Альваро Гонзалеса?

Женщина была поражена. Её губы задрожали.
-Как...кто вам сказал? Этого не знал никто! Умоляю, не заставляйте меня предать отца, чтобы спасти сына от его влияния! Будьте милосердны! Польша католическая страна, вы не можете...

Тут уже удивился Збыш:
-Причём здесь Польша?
Женщина ответила ему на приличном польском языке:
-Я живу здесь с детства, но с первых слов могу распознать человека из славянской страны. Ребёнком я бывала в Польше с родителями. У вас хороший уровень испанского, но польский акцент всё же чувствуется.

-Ну хорошо,— ответил Збыш.— Даю слово. Достаточно?
-Что вам помешает нарушить ваше слово? — с горечью сказала женщина.
-Простите, сеньора Алисия, что не сказал вам сразу, — Збыш помолчал, дав женщине подготовиться. Её большие чёрные глаза расширились, брови страдальчески сдвинулись, предчувствуя то, что сейчас прозвучит. - Мне очень жаль...Альваро Гонзалес был убит в Восточной Европе несколько дней назад.—

Алисия умоляюще смотрела на него, как будто надеясь, что сейчас он скажет, что ошибся. Её тонкие смуглые пальцы сжались так, что побелели ногти.
-Нет, не верю. Вы лжёте, чтобы заставить меня дать вам какую-то информацию.

Збыш молча достал из бумажника три фотографии с места преступления.
Алисия посмотрела на них и отвела глаза, как-то сразу окаменев лицом.

Она беззвучно плакала, чуть покачивая головой с высоким аристократическим лбом. В этот момент Збыш осознал, что ей за пятьдесят, а не тридцать восемь, как он оценил, привычно обрабатывая в голове визуальную информацию о внешности собеседника. Высокая, с прямой спиной, стройная до худобы, туфли на каблуках, тонкие чулки — это в такой-то жаре!

Сейчас он заметил и множество мелких морщинок и желтоватые круги под глазами, которые всё ещё были красивыми, а ресницы и брови густыми, и горестные складочки у губ и на подбородке, и несколько тонких, кудрявых голубоватых сединок у висков. Збышу хотелось бы пойти сейчас в костёл и помолиться из уважения к её горю...

Он незаметно вздохнул и произнёс:

-Сеньора Алисия, примите мои соболезнования для вас и вашего сына.

Он помолчал, как подобает, и осторожно продолжил:
-Мы ищем убийцу Альваро Гонзалеса. Скажу вам честно: поскольку он погиб в другой стране, это трудно.
Предполагаем, что ниточку надо искать здесь, на его родине. Прошу вас, помогите нам найти и наказать убийцу Альваро Гонзалеса, отца вашего талантливого и красивого сына.

Алисия промокнула слёзы простым белым платком и начала свой рассказ.

Альваро было четырнадцать лет, но выглядел он на все семнадцать. Высокий, смуглый, с широкими плечами. Его глаза смотрели серьёзно и внимательно. Он вырос без матери. Отец был рыбаком, и как большинство в округе, иногда не брезговал контрабандой, чтобы выжить.
Альваро часто оставался один, но он не унывал, так как умел делать всё. Этому научили его монахини в воскресной школе при церкви Святого Марка, где он с раннего детства пел в хоре.

Алисия приехала в их городок с дядей и тёткой, которые после смерти её родителей взяли девочку к себе и странствовали с ней по разным странам, осев, наконец, в Аргентине. Семья была набожной и музыкальной, и Алисия с первых дней присоединилась к церковному хору.

Она подружилась с Альваро.
У неё не было ни братьев, ни сестёр, а ей всегда хотелось иметь брата.
Альваро был такой хороший, такой весёлый! И смешной: не знал, что читать книги —это интересно. Алисия читала ему вслух стихи. Альваро слушал, но сам читать не хотел.

Однажды Алисия увидела, как в пустой церки он подошёл к органу и стал одной рукой подбирать какую-то мелодию. Она прислушалась. Это была известная песня о том, как девушка прождала рыбака двадцать лет, а он так и не вернулся. Красивая и печальная песня.

Алисия подошла к Альваро:
-Хочешь, я научу тебя читать ноты и играть?
Он был способным учеником, и они занимались каждый день. Однажды, года полтора спустя, во время такого урока Альваро поцеловал её в щёку. Алисия отстранилась и испуганно посмотрела на него:
-Что ты делаешь? Нельзя...
-Разве ты не любишь меня? Я вижу, что любишь. И я тебя люблю. И наши матери, как два ангела, смотрят на нас с небес.

Он был поэтичным, этот парень, хотя так и не стал читать книги. Они были очень счастливы в своей детской любви...

Алисия остановилась на минуту, когда в дверь, тихо постучавшись, заглянул кудрявый широкоплечий мальчик лет шестнадцати. Он вежливо поздоровался с белокожим рыжеволосым посетителем и сказал:
-Мама, сеньора Альба только что звонила, что не сможет сегодня прийти на репетицию.
-Спасибо, Альваро, - улыбнулась ему сквозь слёзы Алисия.
-Мама, что случилось? — мальчик встревожился. Было видно, что эти двое очень привязаны друг к другу.

-Ничего, милый, всё в порядке. Мы потом с тобой поговорим. А сейчас я занята. Пойди, пожалуйста, посмотри, как младшая группа выполняет задания по французскому.

Мальчик чуть помедлил в дверях, переводя взгдяд с Алисии на чужого человека, и вышел.

-Почему вы расстались?—спросил Збыш.
-Мы с самого начала были не пара, - грустно ответила Алисия. –Альваро всегда хотел бурной жизни, путешествий, . И много денег. Это его и погубило, я уверена.

-Почему вы так думаете?
-Помню, ещё в детстве он намекал на какие-то большие деньги. Что он уедет в Европу, станет там миллионером и увезёт меня туда. Я пугалась этого. Мне хотелось тихой и спокойной семейной жизни.

У Альваро был приёмный младший брат, Рикардо. Мать малыша умерла в родах, и у него не было никого, только дядя где-то в Европе, которого считали погибшим на войне. Отец Рикардо был другом отца Альваро. Только мне казалось, что никакие они не друзья.
-Почему?
-Чужой, высокомерный, мрачный. Образованный, сразу видно. А отец Альваро был весёлым, простым рыбаком. Что между ними общего? Отец Рикардо был немец, судя по акценту. Я слышала, как он покупал что-то в лавке. Помню, я во все глаза смотрела на него и слушала его язык. А он заметил меня и посмотрел так холодно и зло, что я в тот вечер долго не могла заснуть. Наверное, он жил у отца Альваро и платил ему за это. Там была какая-то история.

-Какая история?
-С некоторых пор отец Альваро, который всегда едва сводил концы с концами, стал покупать в лавке дорогой кофе, гаванские сигары, что-то ещё. Так продолжалось несколько дней. Потом отец Рикардо вернулся из своей поездки — он часто ездил куда-то и не говорил, куда — и избил отца Альваро.
Помню, Альваро прибежал ко мне с криками, что он убьёт этого немца, что отец не безмозглый тщеславный идиот, как его называл немец, а хороший и вообще замечательный. Мне еле-еле удалось его успокоить. Альваро долго плакал, а потом уснул прямо за столом. Я разбудила его через час. Ведь Рикардо не засыпал без него.

Однажды отец Альваро повёл отца Рикардо в катакомбы.
Я никогда не понимала интереса туристов к таким опасным местам. Там случился оползень, и отец Рикардо был тяжело ранен.
Он лежал дома около месяца, и мы все за ним по очереди ухаживали. Потом он умер. Дон Хосе, отец Альваро, усыновил Рикардо. Когда тому исполнилось шестнадцать лет, объявился его дядя в Германии. К этому времени дон Хосе тоже умер, и Альваро около двух лет один воспитывал Рикардо. Он тяжело переживал расставание с братом, и они оба плакали, когда Рикардо садился на пароход.

Потом, через несколько недель, Альваро немного успокоился. Он говорил мне, что скоро всё изменится, что брат заберёт его в Европу и поможет стать богатым и независимым, что отец Рикардо перед смертью взял обещание с сына не оставлять Альваро и дона Хосе и отблагодарить их за всё, что они сделали для обоих немцев, отца и сына.

Но вестей от Рикардо не было ни через полгода, ни через год. Альваро страдал, что брат его предал и забыл. Я умоляла его успокоиться и просто жить, предоставив всё воле Господа. На какое-то время он затих и устроился рыбаком на одно большое судно. Я не могла нарадоваться. Мы собирались пожениться на ближайшее Рождество...

Но, как оказалось, моя радость была преждевременной. За неделю до праздника его в первый раз вызвали в суд за контрабанду. Правда, всего лишь свидетелем. У полиции не было доказательств.
А мне они не были нужны. Я и так видела по глазам Альваро, что он не просто свидетель. Да он и не пытался этого скрыть от меня...

Так бывало много раз, и в Аргентине, и в Колумбии. Альваро уезжал и возвращался. Каждый раз он говорил, что это последний раз, клялся в церкви, молился часами, плакал и скрежетал зубами. Предательство брата не оставляло его в покое. Как червь, который грыз его изнутри день за днём.
А я молилась. Это было единственное, что мне оставалось...

-Что было потом?
-Потом Альваро как будто смирился. Он довольно успешно занимался оптовой торговлей рыбой, и через некоторое время мы поженились. Но потом, года через четыре, он опять стал уезжать, и после того как полиция искала его даже в школе, где я работала, я попросила его больше не возвращаться.

Я всегда знала, что Альваро любит только меня. Любил...
Но жизнь, которую он мне предлагал все эти годы — это была не моя жизнь, понимаете?

Алисия вздохнула, опустила голову, машинально расправила свою простую чёрную юбку на коленях. — Может быть, если бы я тогда не отказалась от него, сейчас он был бы жив...—Она взглянула на Збыша, стараясь унять дрожащие губы.

-А сын? — осторожно спросил Збыш.
Алисия тихо сказала:
-Мы виделись ещё один раз. Он приехал ночью, в разорванной одежде, окровавленный, с раной в боку. Как оказалалось, его пытались ограбить на пути из казино. Я не могла его не впустить. Он был слаб, голоден, нуждался в помощи и ночлеге.

-Что случилось?
-Под утро Альваро рассказал мне, что получил большую сумму денег из Германии. Он ещё тогда так с горечью сказал: человек знал, что у него есть новый форд, а ему вдруг присылают старенький велосипед. При этом окружающие, не знавшие про форд, ещё и поучают его: как здорово, брат, что тебе не придётся идти пешком.

-Что произошло с теми деньгами, которые Альваро назвал старым велосипедом?
-Знаете, мне казалось, что предательство и равнодушие брата мучало его сильнее, чем неудовлетворённое желание стать богатым. Альваро от отчаяния пошёл в казино, проиграл большую часть. Но, думаю, не всё.

-Почему вы так решили?
-Потому что через несколько месяцев до меня дошли слухи, что Альваро уехал в Европу. Вряд ли у него могли быть свои деньги на пароход. Он всегда жил сегодняшним днём.
И после этого я больше ничего о нём не слышала. До вашего прихода...

Алисия замолчала.

Збыш подождал. У него было ощущение, что главное ещё не сказано.
-Скажите, сеньора Алисия, вы ведь всегда знали, что Альваро Гонзалес если и не запачкан в глазах закона, то и не слишком чист, не так ли?
-Что-то вроде того. Но он был способен на высокие порывы.
-Например?
-Один владелец рыбной лавки задолжал ему крупную сумму денег и тянул с оплатой. Говорили, что он вложил деньги, причитающиеся Альваро, в какое-то сомнительное предприятие с целью их удвоить, но вместо этого всё потерял. В таких случаях здесь сурово спрашивают с должников.

-И что произошло?
-Жена того человека родила мёртвого ребёнка и лежала в горячке дома, умирала, потому что у мужа не было денег на врача. Альваро сам отвёз её в больницу и заплатил за всё.
-Удивительно, как в одном человеке уживается столько разных вещей, не так ли? И всё же, сеньора Алисия, тем более: вы всегда знали, что Альваро не ангел, и как вы рассказываете, ему не чужды были благородные поступки. Почему же вдруг вы решили с ним расстаться?

-Я устала стыдиться и бояться.
-Простите меня, но вы чего-то не договариваете, не правда ли?

Алисия посмотрела на него:
-Поклянитесь мне вашим костёлом и вашей семьёй, что мой сын никогда не узнает того, что я вам сейчас скажу.
Збыш встал, сложил руки для молитвы и покрутил головой в поисках распятия. Оно висело на противоположной стене. Он пылко прочёл молитву по-польски, а потом добавил по-испански:
-Будь свидетельницей, о пресвятая Дева Мария, что я клянусь сеньоре Алисии: её сын никогда не узнает того, что она мне сейчас расскажет. Аминь.

-Подождите меня, - Алисия вышла в соседнюю комнату и через минуту вернулась с небольшой плоской коробкой, обклеенной коричневым дерматином, и протянула коробку Збышу. Тот быстро открыл её, заглянул внутрь, присвистнул и спросил:
-Откуда это у вас?
-Дон Хосе, отец Альваро, дал мне эту коробку незадолго до смерти и просил открыть её только в случае крайней нужды. Иначе, сказал он, будет беда.
-И ни вы, ни Альваро не открывали эту коробку много лет?
-А Альваро и не знал о ней. Дон Хосе просил меня не говорить ему.
-И...извините...вы, женщина, удержались, не сказали ничего мужу и не открыли коробку много лет?
-Я поклялась умирающему,- серьёзно и тихо ответила Алисия. Збыш почувствовал, что краснеет.
-Простите, сеньора Алисия...
-Бог простит.
-Альваро Гонзалес дарил вам подарки и до свадьбы?
-Несколько раз он порывался, но я отказывалась. В нашей семье считалось, что только падшие женщины принимают подарки от мужчин, с которыми не состоят в родстве или законном браке. Кроме того, я всегда считала и считаю, что роскошь вредит душе человека.

Збыш приумолк, переваривая новую информацию. В принципе, он ожидал чего-то подобного, но не предполагал, что получит доказательства так легко.
-Сеньора Алисия, ведь прошло так много лет... Я понимаю, что для таких вещей нет времени...но всё же...в чужой стране, не в Европе, вы решили расстаться с горячо любимым вами человеком. Почему вы приняли...ммм...эту коробку так остро...так близко к сердцу?

Вместо ответа Алисия подошла к комоду, выдвинула нижний ящик, достала оттуда конверт из плотной серой бумаги, бережно извлекла из него старую фотографию, наклеенную на кусок плотного картона, и протянула её Збышу.
-Это свадьба моего кузена. На ней были все мои родственники. Они все погибли.
Все до единого, даже младенцы,--сказала она бесцветным голосом человека, давно не имеющего никакой надежды.
На фотографии была изображена большая, счастливо улыбающаяся семья. Радостные женщины и девочки, одетые в кружевные белые платья, гордые и степенные мужчины и мальчики в чёрных костюмах и ермолках...

-Простите меня, - прошептал потрясённый Збыш и поцеловал Алисии руку.
_____________________
...Выслушав вступление Александра о двух братьях, доктор Штолле поднялся и сказал:
-Простите, господа, возможно, ваша слезливая история подойдёт для кинематографа, а у меня много дел.

-Не спешите, господин Штолле.
-Прошу меня извинить, господа. Я же сказал: у меня дела.

Луков озадаченно посмотрел на Александра и отвёл глаза. В конце концов, Штолле был тем, кто давал заработки их институту уже более двух лет.
Александр мягко произнёс:
-По-моему, журналист Райнхард Май, ваш земляк, доктор Штолле, большой охотник до таких историй. И даже пробует писать сценарии политических детективов и приключенческих фильмов. Кто-то может рассказать ему эту историю. Вернее, думаю, уже рассказали.

Штолле сначала остановился, потом сел на своё место и сказал тихим и очень злым голосом:
-Чего вы хотите, господин адвокат? Повышения вашего гонорара, который вы регулярно получаете от моей фирмы?
Александр проигнорировал колкий тон:
-Прежде всего, доктор Штолле, я отстаиваю ваши же интересы, поскольку, как вы изволили заметить, вы мне платите. Я вполне доволен своими гонорарами.
-Да что вы говорите! — ядовито воскликнул Штолле. — К чему тогда разговоры о журналисте?
-Вы не идёте на контакт. Рано или поздно кто-то другой тоже сложит два и два, и слухи поползут безостановочно. В наш век глобального обмена информацией вся история станет известна в вашем городе, и не думаю, что она понравится вашим избирателям или совету директоров. Тогда, возможно, вы обвинили бы меня, что я вас не предостерёг.
-Да какая история?— не сдавался Штолле.

Александр протянул ему тоненькую папку, в которой было всего несколько страничек. Штолле осторожно взял её, открыл и перелистал страницы. На последней странице была фотография красивой немолодой женщины, брюнетки. Тип интеллигентного лица женщины был таким, что тот, кто её знал, мог бы узнать её и через тридцать-сорок лет.

...Он вспомнил, как пароход причалил в Гамбурге.
В тот ноябрьский день было холодно и пасмурно, но несмотря на это, на пристани кипела жизнь, как и подобает крупному портовому городу. Дрожа от озноба в своём тонком плащике, Рихард жадно всматривался в пахнущие углем, рыбой и водорослями пароходы, в многоэтажные кирпичные дома вдалеке, и вдыхал солёный северный воздух родины своих предков, которой он не знал, но куда стремился всей душой.

Он взволнованно слушал, как матросы, от которых несло дешёвым табаком, грубыми голосами перебрасывались короткими фразами на его родном языке. Их отдельные слова были ему понятны или знакомы из бормотаний отца.
Он изо всех сил впитывал в себя новый для него мир, в котором он решил стать одним из самых сильных.

Толстый плешивый человечек в длинном чёрном пальто что-то кричал на берегу и махал руками и шляпой. Рихард не обратил на него никакого внимания, а через минуту догадался, что, наверное, это и есть его дядя Карл, тем более что других мужчин подходящего возраста рядом с толстяком не было.
-Рихард? О майн готт, дэр кляйнэ Рихард,- Рихард взволнованно кивнул, внезапно растроганный до слёз. Его родной дядя. Брат отца!
Дядя Карл обнял его короткими толстенькими ручками с мягкими ладошками в дорогих перчатках, и они оба неожиданно разрыдались облегчающими слезами. Война, разлука, потери близких, чужие страны, смерть отца...

Всё это теперь позади. Они снова одна семья.
Маленькая, крепкая, храбрая.
И умная!
Они обязательно победят.

...Спустя час оба сидели за круглым столом напротив пылающего камина в маленькой гостиной дядиной квартирки и пили кофе со сливками из старинного, тёмно-фиолетового с позолотой сервиза, чудом сохранившегося после войны. Стол был покрыт длинной крахмальной белой скатерью, поверх которой была ещё одна, вдвое короче, из белого тюля. 

Рихарду всё казалось удивительным и многообещающим: уютные обои в полоску и цветочек, часы в белом фарфоровом корпусе на каминной полке, на верху которых застыли в пируэтах четыре балеринки, статуэтки из розоватого камня, стоявшие на кружевных салфеточках вокруг часов, кресла в белоснежных льняных чехлах и толстый кирпично-красный ковёр на блестящем узорном полу из мелких дощечек.

Рихард почувствовал, что ужасно проголодался, и робко посмотрел на пожилую служанку, сидящую на стуле напротив дивана со спицами в руках. Женщина тут же встала, отвечая на его немой вопрос, отложила вязание и принесла из кухни бутерброды.

Всё точь-в-точь, как иногда душными вечерами с тоскливой безнадёжностью в глазах описывал отец: блюдо было тяжёлое, серебряное, а его края будто сделаны из кружев. Сверху - накрахмаленная салфетка, такой же продолговатой формы, как и блюдо.

Поверх салфетки находилось целое богатство, от которого у голодного, переполненного впечатлениями Рихарда закружилась голова: аккуратные куски белого хлеба, намазанные маслом, а сверху — ветчина и колбасы.

Рихард чашку за чашкой пил кофе и ел бутерброды, неотрывно глядя на мелкий дождь за окном и чувствуя, что вот-вот упадёт и уснёт прямо за столом от ощущения удовольствия, тепла и покоя. Дядя Карл в это время уже возился в шкафах, как будто что-то искал.

Дядина служанка, Марта, молча поглядывала на Рихарда, только изредка подливала кофе в его чашку из высокого, блестящего, как и блюдо, кофейника. Это была худенькая эстонка лет пятидесяти, по какой-то причуде судьбы попавшая в Германию.

После войны она не захотела возвращаться на родину. Вся её семья, родители и шесть братьев и сестёр, погибли от бомбёжек и голода, а среднего брата забрали в НКВД ещё до войны во время его поездки в Россию на свадьбу к двоюродной сестре.

Рихард не помнил, чтобы в день она когда-нибудь сказала больше десяти слов. От неё всегда одинаково пахло лавандой и хлебом. Носила Марта простые льняные платья, поверх которых надевала бело-синие клетчатые передники. Рихард вряд ли обращал внимание, какого цвета были её глаза или волосы.

Она никогда не улыбнулась ему, никогда не сказала ласкового слова. Только, как автомат, выполняла свою работу, изо дня в день, изо дня в день, обеспечивая им с дядей Карлом уютное существование, чистоту, еду. Всегда всё по неукоснительному графику, никаких изменений. Наверное, поэтому они с дядей едва её замечали. Просто привыкли, что всё всегда было в порядке.

Когда спустя несколько лет Марта внезапно умерла от почечной колики, у неё в вещах нашли старинный золотой крестик на золотой цепочке, синюю бархатную коробочку, в которой лежали серёжки с голубыми камешками, подаренные ей хозяином на Рождество, ни разу не надёванные, три тысячи марок в пожелтевшем конверте от рекламной брошюрки американского стирального порошка, фотографию мальчика лет восьми, одетого в старомодный матросский костюмчик, и завещание, коряво написанное по-немецки.

Свои сбережения и ценности Марта Коннонен завещала Рихарду Штолле.
Дядя Карл, нотариус, быстро просмотрев завещание, сказал, что всё законно, на миг задержал взгляд на фотографии и заключил, что, наверное, это её сын, который был бы сейчас ровесником Рихарда.

Рихард был смущён и опечален и уже собрался спросить, какое бы это приличное надгробие — например, белый крест — заказать для преданной женщины на эти деньги, как дядя опередил его бодрым замечанием:

-Ну вот, мальчик мой, у тебя есть первый свободный капитал, чтобы начать своё дело.

Больше о служанке Марте никто и никогда не вспоминал.

...Доктор Штолле взглянул на документы, на секунду остановившись лишь на последней странице с фотографией красивой пожилой женщины с печальным лицом, и вернул папочку Александру, выжидательно смотревшему на него.
-И что вы хотите этим сказать? Что провести детство вдалеке от своей родины недостойно будущего мэра или председателя совета директоров?

-Вам привет от сеньоры Алисии, - сказал Александр вместо ответа, —Она рассказала одному европейскому представителю Интерпола много интересного.
-Причём здесь я? Мало ли что придёт в голову одинокой пожилой женщине,--пробормотал Штолле.
-Доктор Штолле, мне трудно помочь вам,  а ведь это моя работа, за которую вы мне платите. Как мне быть?
-Да я знать не знаю никакой Алисии, - вышел из себя Штолле.
-Ну почему же. Вы, например, знаете, что она одинокая. Откуда вы это знаете, если не видели её тридцать лет?
-Вы сейчас больше похожи на прокурора, чем на моего адвоката, - саркастически заметил Штолле.
-А вот следователь, который представил дело нераскрываемым, считает, что я хорошо на вас работаю,- спокойно возразил Александр.

-Так дело и есть нераскрываемое, разве не так? — живо отреагировал Штолле.
-На данном этапе — да, но его могут вернуть на доследование по вновь открывшимся обстоятельствам,- Александр прямо и серьёзно посмотрел в глаза доктору Штолле.
-Я—вас—нанял—блюсти—мои—интересы, раздельно и сухо произнёс Штолле, - а вы вместо этого ведёте себя как прокурор.

-Доктор Штолле, напротив. Я хочу вам помочь и помогу. Но для этого мне нужна ваша кооперация. Единственное, чего в сложившейся ситуации вам обеспечить никто не сможет — это разговора один на один.

Профессиональные переговоры должны проходить через переводчика. А поскольку новые обстоятельства обнаружены людьми Лукова, то, думаю, он наиболее надёжный партнёр по переговорам из всего института — и по конструктивности, и для сохранения конфиденциальности.

-Откуда мне знать, что вы не записываете этот разговор и не будете предъявлять мне претензий в будущем, назависимо от уровня моей кооперации, как вы выразились,- Штолле неприязненно посмотрел на Лору, как если бы у неё под пиджаком находилось записывающее устройство.

Лоре стало совсем худо.
Сейчас наступит момент истины.
Истина-то восторжествует, а она потеряет работу.
И Саша, со всеми его юридическими талантами, помочь ей не сможет.

Ну и пусть, она уедет на стройку, к Бокову!

Переговоры зашли в тупик, понял Александр.
Ну что же, видит Бог, он сделал всё возможное, чтобы дать своему клиенту, спесивому Штолле, возможность самому представить ситуацию так, как ему было бы наиболее выгодно, и сохранить лицо.

Остаётся только одно: назвать всё своими именами.

-Итак, доктор Штолле, позвольте мне суммировать результаты нашей дискуссии. Курц унд гут, как говорят немцы: вы не сможете помочь нам никакой информацией, проливающей свет на труп в офисе местного отделения вашей фирмы. Так?

-Именно. — взгляд Штолле был нейтрально-равнодушным.

-Ну тогда я попробую это сделать.
Итак, первое: в тот день, когда произошло убийство, высокого худощавого мужчину в длинном чёрном кашемировом пальто видели выходящим из оффиса вашей фирмы. Этот человек выбрасывал что-то в стоявший  во дворе мусоровоз. Возможно, это было орудие убийства.

-Нет, нет! — Штолле, вмиг покраснев, стал лихорадочно дёргать галстук.
Лора бросилась к графину с водой, но Штолле жестом остановил её, протянув руку к своему портфелю. Лора подала ему портфель, из которого он достал бутылку германской минеральной воды.

Александр ждал.
В отличие от Лоры, на него начало «приступа» Штолле впечатления не произвело. Он видывал и более талантливых актёров.
-Это не было убийство. Клянусь вам, это не было убийство! Это был несчастный случай!
-Почему же вы так поспешно скрылись?
-Я был так ошеломлён и напуган...труп в офисе моей фирмы, накануне перевыборов! Я надеялся, что если быстро уеду, то никто не свяжет происшествие со мной.

-Что там произошло?
Штолле молчал.
-Может быть, я попробую вам рассказать, а вы меня поправите, если что-то не так?—сказал Александр.

Штолле кашлянул и начал непрязненным тоном:
-Гонзалес был пьян и нёс какую-то ерунду. Я вспылил и попросил его выйти вон. Он попытался меня ударить. Я отпрянул, как бывший боксёр, а он не удержал равновесия, когда бросился на меня, и ударился головой о край сейфа. Я увидел, что он мёртв, и решил, что самое лучшее для меня — исчезнуть из города и из страны немедленно.

Позже, когда стало известно, что из сейфа похищены деньги, я тем более испугался. А кто бы не испугался на моём месте? Я понял, что в панике не запер сейф, и кто-то не преминул этим воспользоваться. Думаю, что этого ваши вновь открывшиеся обстоятельства не прояснят, - не удержался он от сарказма.

-Посмотрим, посмотрим,- неопределённо сказал Александр.—Пока я только знаю, что это были не вы.
-Да что вы себе позволяете?! — начал багроветь Штолле.
-Доктор Штолле, я всего лишь имел в виду, что бизнесмены иногда проделывают такой фокус, чтобы списать убытки. Как, например, сделала одна нотариальная контора, работавшая по государственному проекту восстановления прав частных лиц из Западной Германии на объекты недвижимости в бывшей ГДР.

Штолле почувствовал, что у него поплыла под ногами почва.
-Но это не имеет прямого отношения к нашему делу, - безмятежно заключил Алксандр и безжалостно посмотрел прямо в лицо немца. Но тот, несмотря на удар, продолжал сопротивляться.

-Какой смысл имеют все эти байки про недвижимость? А вот вся ваша милиция не смогла найти мои деньги. Или не искала? —снова не удержался он от колкости.
-Деньги будут возвращены,- ровным голосом сказал Александр.—Это вопрос нескольких часов.

Лора и Лыков невольно взглянули друг на друга с недоверием.
Немец хмыкнул, развалился в кресле и уставился на Александра, ехидно прищурив глаза.
-Вы что, дураком меня считате? Деньги они найдут...А для чего вы устроили тут весь этот балаган с развенчиванием акулы западного бизнеса? Не для того ли, чтобы оставить деньги себе? - Он покраснел от ярости, считая, что с деньгами ему в любом случае придётся распроститься, если он желает сохранить место председателя и выйти в мэры.
—Да вы не сможете их найти. Трудно найти то, что сам же и украл. Не вы сами, так кто-то из ваших, кто туда зашёл.
-Вы можете думать, что вам угодно. Могу только заверить вас, что ни люди Лукова, ни милиция к пропаже денег отношения не имеют.

-А кто, кто имеет?! Кто, фэрдаммт нох маль?! — триста тысяч, думал он с яростью. Триста тысяч! Стоимость хорошего дома где-нибудь под Ганновером. Пусть черти поберут этого Гонзалеса!

-Женщина, которая помогла нам уличить вора, тяжело больна. У неё редкая, затяжная форма рака и алкоголизм на почве страха смерти.
-Не в моих принципах печалиться об алкоголиках! Сдохнут—туда им и дорога! — Штолле почти хрипел от досады и бессилия.

Александр даже и бровью не повёл.
Он достал из своего кейса газету на немецком языке и попросил Лору зачитать обведённое жёлтым маркером место.
Лора дрожащими от волнения руками взяла газету и стала читать вслух по-немецки:
-Алкоголизм и наркомания среди молодежи достигли высокой остроты. Если меня выберут, я на посту мэра буду уделять первоочередное внимание решению этой проблемы. На сегодняшний день мною независимо от исхода выборов запланировано инвестировать порядка миллиона марок в строительство новой клиники для алкоголиков и наркоманов на территории бывшей ГДР. Люди, работающие со мной, знают, как твёрдо моё слово. Я бы хотел, чтобы в этом убедились и мои избиратели.

В комнате воцарилось молчание. Штолле сдался первым.
-Ну ладно. Сколько там надо на лечение вашей женщины? Десяти тысяч, надеюсь, хватит? — Штолле знал, что за пять тысяч марок в этом городе можно было купить небольшую трёхкомнатную квартиру. Багман как-то говорил ему об этом.

-Простите, доктор Штолле, у нас ещё несколько предложений.
-Какие ещё предложения?

-Первое—вы даёте самоотвод и выходите из совета директоров.
Второе—вы публично и официально отказываетесь от дальнейшего участия в выборах на должность мэра.
Третье—вы финансируете лечение женщины, нашедшей украденные деньги.
Вот официальная информация о реномированной клинике в Швейцарии, которая заверила нас, что сделает ей успешную пересадку костного мозга и переведёт её на лечение в специализированную лечебницу для алкоголиков там же, в Женеве. Всё вместе будет стоить –вот написано— по курсу двести семьдесят девять тысяч марок ФРГ. Плюс пять тысяч семьсот –стоимость авиабилетов.

Александр сложил свои записи.
Штолле покрылся испариной от гнева.
-И что же произойдёт, если я откажусь?! Наверное, в наказание я лишусь ваших драгоценных услуг? — его губы тряслись от ярости. Какой он был дурак, что поддался на уговоры Эльзы, своей жены, всю жизнь профукивающей деньги на благотворительность для «заблудших», подписать эту статью! Если бы он знал! Хоть бы деньги сейчас остались в его кармане.
Триста тысяч!

Александр покачал головой.
-Доктор Штолле, поймите, это нужно сделать, и чем раньше, тем лучше. Повторяю: эта информация известна не только мне. Она известна польскому работнику Интерпола, западно-германским работникам Интерпола, журналисту Райнхарду Маю, работающему на вашего соперника от социал-демократов...Они обязательно используют эти сведения, поверьте юристу-международнику. Я консультировал некоторых политиков в подобных ситуациях.

-Всё, что я  слышал от вас — только намёки. Ничего у вас нет. Вы просто хотите денег для вашей алкоголички, но не желаете сказать этого прямо. Она ваша любовница? Или она уже недостаточно красива и вы хотите от неё избавиться таким вот благородным образом?

-Прошу вас, доктор Штолле, давайте вести переговоры конструктивно. Мы передадим вам всю сумму наличных под подпись, а потом в наших газетах появится сообщение, что владелец фирмы такой-то выступил спонсором для лечения тяжело больной женщины и призывает других видных бизнесменов последовать его примеру.

То есть оплачено лечение будет с вашего германского счёта, а не теми похищенными наличными, что своими сведениями помогла нам найти больная женщина. Таким образом, вы будете точно знать, куда пойдут ваши деньги, плюс налоговые льготы, а также моральные бенефиты, которые принесёт вам публикация.

-Да вы просто сама забота, господин адвокат! — Штолле был весь красный.
-Да, я лучший адвокат в этом городе. Поверьте, доктор Штолле, вам повезло со мной. Через несколько дней в Германии вы убедитесь в этом.
-Оставьте вашу саморекламу! Это неэтично.

-Это не реклама, а констатация факта.
Кроме того, я считаю, что по-настоящему неэтично вот это, доктор Штолле.—Александр достал из своего кейса небольшую плоскую коробку и положил её на стол.
-Что это? — немец пренебрежительно выпятил губу. - Ещё одна романтическая фотография?

Александр медленно приподнял крышку. В коробке лежал небольшой аккуратный кирпичик  из жёлтого металла, похожего на золото, а рядом с ним — несколько странных маленьких вещей неправильной формы, тоже из жёлтого металла, но потемнее.

-Что это? — Лора не заметила, как задала этот вопрос по-русски, уже догадываясь, каким будет ответ.
—Похоже, это золотые коронки, которые начали переплавлять, но не довели процесс до конца, Лариса Николаевна, а рядом — готовый слиток золота, сделанный из огромного количества таких коронок,- тихо сказал Луков, глядя на немца мёртвым, пустым взглядом. — Я видел фотографии таких вещей в книгах и фильмах о Нюрнбергском процессе. Мой отец был узником Дахау. Он умер через три месяца после освобождения...

Штолле съёжился, когда услышал автоматический Лорин перевод слов Лукова и видел его глаза.
Ну вот теперь всё, подумал он.
Нет, им не доказать, что он имеет к этому отношение.
В конце концов, он родился-то только после войны...
Ведь дядя говорил, что этого не могло быть!

Хотя и слухов о его отце достаточно, чтобы сломать ему репутацию.
Политика — дама капризная.

-Откуда это у тебя, Саша? — Лора задала этот вопрос Гаркушину тихо и по-русски, но Штолле, казалось, от шока начал понимать русский язык.

-Да, господин адвокат, где вы это взяли и почему вы это нам показываете? — Штолле решил вдруг взять Лору и даже Лукова в союзники.

-Люди из Интерпола получили эту коробку в Аргентине от Алисии Гонзалес, бывшей жены погибшего Альваро Гонзалеса. А ей вручил эту коробку умирающий отец Альваро Гонзалеса, которому в своё время передал её ваш отец, доктор Штолле. Таким образом ваш отец, видимо, благодарил за что-то Хосе Гонзалеса. Не будем гадать, за что ваш отец мог благодарить Хосе Гонзалеса и откуда он взял слиток золота и коронки. Ответ, я думаю, более или менее напрашивается сам собой.

А у меня к вам другой вопрос.
Откуда вы взяли деньги на учреждение вашей строительной компании, доктор Штолле?
-Что? Да вы что, господин адвокат! Я напишу жалобу в вашу городскую ассоциацию! Вы издеваетесь над собственным клиентом, это неслыханная дерзость!


Александр снял очки, протёр их, снова надел. Взял с подноса бутылку минеральной воды, открыл её, налил с полстакана и выпил залпом. Затем терпеливо, монотонным голосом, продолжил:

-Господин Штолле, задавая вам все эти неприятные вопросы, я продолжаю работать именно на вас. Прошу вас, ответьте мне, откуда вы взяли деньги на учреждение вашей компании. Это имеет отношение к делу.

-Я не желаю продолжать эту дискуссию. Могу только сказать, что у меня были сбережения, и кроме того, я получил наследство после смерти дяди.
-Ваш дядя, Карл Штолле, был нотариусом и владельцем нотариальной конторы в Гамбурге, правильно?
-Да,- медленно сказал Штолле, стараясь отгонять от себя догадки о том, куда мог клонить Александр.—Но зачем вам это?—Нет, он не может ничего знать. Да и знать-то нечего. Всего-навсего несколько завистников попытались тогда испортить им с дядей жизнь...
________________
...Деньги Марты Коннонен, служанки гамбургского нотариуса Карла Штолле, полученные Рихардом Штолле по её завещанию, были добавлены к небольшим накоплениям, имеющимся у Рихарда в банке. Счёт дядя открыл на имя Рихарда сразу после того, как через четыре года после прибытия из Южной Америки Рихард с блеском сдал  выпускные экзамены в лучшей гимназии города.

Дядя тогда всплакнул от радости и гордости, и после того, как они оба в молчании отдали должное праздничному обеду и яблочному пирогу, приготовленному Мартой, торжественно вручил племяннику свои золотые часы:

-Ну вот, дорогой, теперь ты готов начать работу в моей конторе, которую ты со временем унаследуешь. Ты должен будешь ценить каждую минуту времени, и эти часы, доставшиеся мне, как старшему сыну, от отца, тебе помогут. Они уже почти сто лет в нашей семье и ни разу не ломались. Но учти, тебе надо будет проявлять такую же точность в работе, какую уже сто лет проявляют в их работе эти часы! — и дядя Карл довольно засмеялся собственной шутке.

Рихарду не очень нравилась работа в нотариальной конторе.
Сверка, переписывание, регистрирование, сверка, перепечатывание...Это было утомительно и скучно. Дядя не объяснял ему, зачем. Рихард не знал, чем ещё может заняться, и боялся расстроить дядю. Ведь дядя Карл так любил его! Поэтому он терпеливо выполнял всё, о чём просил дядя Карл, и надеялся, что однажды тот расскажет ему, как и почему всё делается в конторе.

А главное — что дядя Карл расскажет, что было в том конверте, который незадолго до смерти передал Рихарду отец.

...Альваро с доном Хосе были в море, а дома только изредка стонал больной отец Рикардо, накрытый тонким цветным лоскутным одеялом, купленным за гроши у индейцев. Над изголовьем, на стене, висело грубое деревянное распятие, покрашенное серебряной краской, а на стуле возле кровати -  стакан с водой и библия, которую принесла Алисия.

Рикардо был тайно влюблён в неё.
Алисия была очень похожа на его покойную мать, только у матери на портрете в медальоне были голубые глаза, а у Алисии — карие. Алисия была подругой Альваро, и Рикардо ночами плакал от безысходности в своей узенькой, жёсткой кроватке, что Алисия не могла любить его: ведь Рикардо был малыш, а Альваро — взрослый. Иногда он даже ненавидел Альваро и желал ему утонуть в море. Может, тогда Алисия и полюбила бы Рикардо?

Потом Альваро с отцом возвращались домой, и всё в домике несколько дней пахло свежей рыбой, морем, солнцем и водорослями. Алисия чистила, жарила и вялила рыбу, помогала Альваро и его отцу разбирать и сушить сети и варила кофе.

А Альваро брал Рикардо на плечи и ходил так с ним долго-долго. Изредка он делал вид, что собирается уронить Рикардо, и даже наклонялся в сторону с протяжным и угрожающим «у-у-у-уууу!», но тут же снова выпрямлялся и хохотал. А Рикардо вот ни капельки не было страшно! Наоборот, ужасно весело! Он был счастлив и уже не вспоминал, что Алисия любила Альваро.
Ведь когда Альваро был с ним, Рикардо больше ни в ком не нуждался.

Однажды ночью его разбудили голоса взрослых.
-Я ничем не могу помочь, - говорил доктор Родригес. — Поздно. Зовите священника.
Рикардо открыл глаза и сначала не мог понять, о чём шла речь. Потом доктор ушёл, Алисия взяла библию, зажгла в кухне свечу и шёпотом читала что-то на латыни, стоя на коленях, а дон Хосе и Альваро, наверное, отправились за священником.

-Рихард...Рихард....- Рикардо испуганно прислушался. За годы жизни в этой стране он считанные разы слышал своё настоящее имя, произнесённое его отцом на их родном языке. Отец звал его!
Он боязливо подошёл к лежащему человеку. Неужели это его отец? Заросшие серой щетиной щёки, плохой запах...Рикардо не хотел к нему приближаться. Ему было страшно.
-Рихард...Рихард...- Рикардо преодолел страх и всё-таки подошёл.
-Я здесь, папа,- сказал он по-немецки неожиданно для самого себя, и увидел, как при этом у отца из левого глаза на щёку вытекла слезинка.
-Рихард..сынок...слушай внимательно. Твой дядя Карл жив...он найдёт тебя...никому не говори..помни, твой дядя Карл жив....— раненый закашлялся, тяжело и безнадёжно. Рикардо со страхом догадался, что отец умирает.

-Папа, папа...пусть дядя Карл найдёт нас обоих!...Папа, не умирай! Ну пожалуйста! Я люблю тебя даже больше, чем Альваро! Не умирай...
-Рихард..слушай..не плачь...слушай...тут, внизу, под кроватью...в стене есть кирпич, который можно вынуть...там конверт...сохрани его...и отдай дяде Карлу...он всё поймёт...всё сделает...поклянись мне...не забудь...никому не говори...никому...только...Карл...—он закашлялся, чуть привстал в постели, издал протяжный и хриплый стон, упал на постель и затих.

-Папа, папа, не умирай...— тихо плакал Рикардо, но отец не шевелился. Его глаза застыли, как будто он рассматривал что-то на потолке. Рикардо хотел позвать Алисию, но голос не слушался его. Тогда Рикардо решил побежать к ней, в кухню, где она молилась, не зная, что его отец уже умер, но когда он попытался встать, ему показалось, что лицо отца чуть шевельнулось. Рикардо замер от ужаса и почувствовал, что обмочился. Стены, потолок и лицо отца вдруг расплылись, как в полутьме, и Рикардо упал на пол.
 
...Когда отца хоронили, Рикардо не плакал. Он боялся этого мёртвого человека. Это застывшее тело в незнакомом костюме, чужое лицо с суровым длинным ртом — разве у отца был такой длинный рот и тонкие серые губы? — пугали его. Рикардо было очень грустно, потому что все в доме были печальные, а взрослые тёти, одетые в чёрное,  в разговорах с дядей Хосе скорбными голосами повторяли незнакомое слово «приют».

Напуганный Рикардо хотел спросить у Альваро, что оно значит, но не успел, потому что дядя Хосе подхватил его на руки и спросил:
-Ну что, маленький заморский гринго, хочешь быть братом Альваро?
-Хочу!- обрадовался Рикардо, – А ты будешь тогда мой папа?
-Конечно,- улыбнулся Хосе, и женщины из церкви повеселели, глядя на обоих.
Альваро будет его настоящим братом. Ура! Теперь даже Алисия не сможет помешать Альваро любить Рикардо ещё больше!

...После похорон вместо отца по делам с дядей Хосе теперь уезжал Альваро, а Рикардо оставался с Алисией.
Он почти перестал ревновать её к Альваро, а Альваро - к ней, только изредка думал: а что, если Альваро и Алисия обвенчаются, как зачем-то делают все взрослые? С кем он тогда будет жить? Дяди Хосе часто не бывало дома, одному Рикардо жить было нельзя, а комнатка Алисии, где она жила при церковной школе, была такой маленькой, что туда не поместилась бы ещё и кроватка Рикардо.

А может быть, они все вместе будут жить в домике дяди Хосе, как сейчас? 
Так же будет пахнуть кофе по утрам из кухоньки, где Алисия готовила завтрак, когда они были вдвоём.
Так же они будут ходить на пристань, держась за руки, встречать рыбаков, и Алисия в своём длинном, тонком сером платьице с белым воротничком будет махать маленьким букетиком глициний, когда увидит Альваро, а дядя Хосе будет улыбаться и громогласно говорить на всю пристань:
- Ну, дочка, и проголодались мы там! Вот чудеса-то: рыбы — полна лодка, а мы голодные!

Дядя Хосе засмеётся, закинув лохматую бородатую голову назад, а потом возьмёт Рикардо на руки, а когда отпустит, где-нибудь на штанишках или волосах Рикардо обязательно найдётся серебряная рыбья чешуйка, и не одна, а щека и рубашка Рикардо будут немножко пахнуть табаком.

Однажды после такого дня, когда дядя Хосе и Альваро вернулись домой с большим уловом, тут же продали часть рыбы лавочнику, накупили фруктов, ветчины, конфет, хорошего кофе, Рикардо так разморило от сытной еды, что он не заметил, как заснул на стареньком диванчике, покрытым тем же самым лоскутным одеялом, которым Хосе накрывал его отца.
Рикардо снилось, что Хосе - это не Хосе, а его дядя Карл из Германии, что они все вместе едут куда-то на большом пароходе, и кто-то, кого он, Рикардо, не видит, тормошит его и говорит:
--Проснись, малыш, проснись! Где конверт? Где конверт?

Рикардо проснулся и сразу вспомнил, как отец, умирая, говорил ему о конверте.
Он хотел было сразу полезть за кровать и посмотреть, где там кирпич в стене, который можно вынуть, но побоялся это сделать, так как дядя Хосе ходил туда-сюда по домику и сердито спрашивал Альваро про какой-то конверт. Рикардо уже собрался спросить, а не тот ли это конверт и есть, но вспомнил, что отец велел ему не говорить об этом никому.

Даже дяде Хосе? Почему?
Он размышлял, что если бы отец хотел, чтобы дядя Хосе об этом знал, то он сказал бы о конверте им обоим и не брал бы с него, Рикардо, клятвы молчать и не рассказывать о конверте никому, кроме дяди Карла.
Что же там было такое, в том конверте?

Дядя Хосе был сердит не на шутку, и Рикардо решил пока ничего никому не говорить. Он подождёт, пока останется в доме один и тогда посмотрит, что же там такое.

...Но ему так и не удалось ничего узнать.
То есть, кирпич-то он нашёл, и конверт тоже, но он был запечатан выпуклой блестящей коричневой печатью, и Рикардо не решился отрывать её. Он вспомнил, как Алисия учила его, что брать чужие вещи и открывать чужие письма нехорошо. На конверте не было никакого имени, а отец сказал, что отдать конверт надо в руки дяде Карлу.

А вдруг дядя Карл так и не найдётся?
Нет, найдётся! Отец всегда всё знал, значит, и дядя Карл найдётся.
И найдёт Рикардо.
И если тогда конверт будет вскрыт, Рикардо станет стыдно, что он не выполнил предсмертной воли отца и нарушил правило, которому его учила Алисия.

И ещё он боялся мёртвого отца...
Того, с суровым, длинным серым ртом. А вдруг он придёт и напугает Рикардо?

Значит, вскрывать конверт нельзя, заключил Рикардо. Он терпеливый, он будет ждать дядю Карла, как велел отец.
_____________________

-Не понимаю, почему вы меня остановили,- сердился Олег.

-Откройте, пожалуйста, багажник,- попросил его гаишник с невыразительным лицом и надвинутым на глаза козырьком фуражки. — Плановая проверка. Извините.

Олег насторожился.

-Мужики,- начал он,- ну дайте мне проехать. У меня там...ну в общем...я спешу...может, договоримся? — он решил делать вид, что у него в багажнике что-то ворованное, какая-нибудь мелочь— колесо, например, или ящик водки. – Может, вот так пойдёт? — он вложил в права несколько крупных купюр, которые были равны двухмесячной зарплате лейтенанта милиции, и протянул гаишнику.

Тот был непреклонен:
-Откройте, пожалуйста, багажник.

Хорошо, что я в парике и на этой машинёшке, подумал Олег и сделал два молниеносных удара. Вернее, попытался сделать, но его рука была перехвачена и вывернута назад.

Свои, понял он.
Ну что же, проигрывать надо уметь...

Парни молча усадили его в салон машины и воткнули в зубы сигарету. Потом один остался сидеть около него, а второй открыл багажник и через минуту негромко сказал:
-Есть! Давай ксерокопию.

Его напарник вынул из нагрудного кармана сложенные вчетверо листы бумаги, развернул, разгладил их и подошёл к багажнику. Вдвоём они быстро убедились, что номера верхних банкнот во всех пачках совпадают с номерами на копии, вынули из одной пачки несколько банкнот, сложили всё снова в свёрток, закрыли багажник и подошли к Олегу.
-Мужик, ты это...не обессудь, служба, сам понимаешь.

Олег мрачно кивнул. Он бы и сам так сделал. Не повезло.

-Вот, тут немного, но больше не можем, иначе разбираловка будет. На бензин тебе.
С этими словами они развязали ему руки, сунули деньги в карман, бросили на переднее сиденье ключи и уехали.

Хорошо, что четвертак я спрятал сразу, подумал Олег и чуть улыбнулся разбитыми губами.
Как грамотно он всё провёл.
Это только в кино надо, чтобы всё было непредсказуемо. А в жизни надо планировать всё так, чтобы все события происходили именно в предсказуемой, нужной сценаристу последовательности.

Конечно, если сценарист талантливый.

Всю сумму он так и так переварить не смог бы: не его полёт.

И под асфальт напрашиваться ему рановато.
Можно ещё пожить лет этак тридцать-сорок. А теперь вот и дом за городом купить по карману! На берегу реки, с евроремонтом и большим садом, с прудиком, фонтаном и сауной, который продавал внук писателя-лауреата, живущий в Нью-Йорке.

Купить-то можно...Но делать этого мы не будем.
Подождём годик-другой, пусть всё утихнет.
А пока съездим в тот же самый отель в Анталью, только на этот раз возьмём трёхкомнатный люкс в пентхаусе, ежедневный массаж, персонального гида. А после на недельку махнём в Швейцарию и Люксембург. Жена любила эти маленькие страны...

Олег посидел ещё немного, достал из-под сиденья любимый старенький термос, осторожно, чтобы не задеть саднящие губы, выпил тёплого кофейку, выкурил ещё одну сигаретку, и вполне довольный исходом событий, потихоньку поехал домой.

Продолжение здесь http://proza.ru/2020/10/29/399