Тяготы апокалипсиса

     Начало:http://proza.ru/2020/10/28/1176

     Едва успели пересечь дорогу и скрыться в лесном массиве, как трасса снова оживилась. В город потянулись новые колонны военной, зачехлённой брезентом техники. Теперь ему приходилось тянуть женщину за руку. Она совсем выбилась из сил. Но чтобы остановиться не могло быть и речи.

     В какой-то момент, когда пересекали лесную опушку, они заметили человека. Незнакомец сидел на земле, привалившись спиной к стволу березы. Голова его свешивалась на грудь. Подойдя ближе, Виктор Иванович понял, что мужчина мёртв. Рубаха у него сбоку была обильно пропитана  кровью. Похоже рваная рана, подумал Виктор Иванович,доберманы поработали.

     Спустя какое-то время они снова наткнулись на труп. На этот раз была девушка. Лежала, свернувшись калачиком,в одной тонкой ночной сорочке По её мёртво-белому лицу деловито ползал муравьишка. Видимых повреждений на теле не было и Виктор Иванович заключил, что девушка умерла от переохлаждения. Ольгу эти находки потрясли.Теперь она бежала следом за Виктором Ивановичем и уже не приходилось её тащить за собой. Когда вышли на черничник, то оба упали на колени и ели, ели эту сладкую ягоду, пока не пресытились.

     – Ну, теперь можно и отдохнуть, –  сказал Виктор Иванович. Он наломал берёзовых веток и устроил в густом молодняке что-то вроде шалашика. Позвал Ольгу, обнял её, когда она устроилась рядом с ним, прижавшись как котёнок, и они заснули. Точнее, заснула сразу Ольга, а Виктор Иванович слушал как бьётся возбуждённо его сердце, взволнованное близостью тёплого женского тела. Понимая, насколько измучена Ольга лесным переходом, он побоялся потревожить её сон и вскоре сам впал в забытье. Спал он беспокойно. Один короткий сон сменялся другим, таким же кратким, как вспышка сознания, и, наверное, как сама жизнь. Одновременно долгая и безжалостно короткая. Ему снились бесконечные больничные планёрки, сауны в конце рабочей недели, друзья. Ему снилось как он с чувством, с удовольствием пьёт вино, любит женщин...Вся жизнь промелькнула как один сон. Когда он открыл глаза, то долго не мог прийти в себя – так зримо, так реалистично прошла в сновидениях вся его прошлая жизнь. Ольга тихонько похрапывала, приоткрыв рот, но стоило ему слегка пошевелиться, она ещё крепче обнимала его, не давая встать. Словно всю ночь занимались любовью, а не спасались бегством, подумал Виктор Иванович.

     Следующий переход дался им тяжелее. Сказывался голод. От ягод толку было мало. Виктор Иванович осторожно попытался выйти в деревню, попавшуюся им по пути. Но вынужден был тут же вернуться, как только увидел на улицах деревни доберманов. Складывалось впечатление, что они испокон веков жили тут. Разгуливали по улицам. Лежали у подворотен. Играли и дурачились друг с другом. Виктор Иванович даже увидел как они гоняли по улице человека. Это был ещё сравнительно молодой мужчина, в джинсах и футболке. Доберманы гоняли его лениво. Сбивали с ног, валяли по земле, давали потом мужчине подняться и даже убежать в конец улицы. Но затем в несколько прыжков снова догоняли. Они настолько были сильны, что умудрялись зубами подбрасывать человека в воздух. Зрелище было ужасным. Мимо проходили гигантские мыши. В обычной, непритязательной деревенской одежде. Кто-то катил на велосипеде, кто-то - на мотоцикле. Вели обычную деревенскую жизнь и на забавы своих доберманов с человеком  не обращали ни малейшего внимания. Как будто их любимые питомцы каждый день травили людей. 

     Виктор Иванович шёл по лесу, держа за руку Ольгу, но мысль о том, что везде, куда бы им не удалось дойти, они встретят только мышей, вытеснивших из жизни людей, не оставляла его. Это конец, думал Виктор Иванович. Нам конец!

Когда он увидел сидевших у дерева людей, он так обрадовался, как ни радовался, наверное, от встречи с любимой женщиной. Словно его снова вернули из жуткого сна в привычную реальность. Это были двое мужчин. Они сидели на поваленном дереве и что-то ели. Подойдя ближе, Виктор Иванович не только ещё больше обрадовался, но и удивился. Один из мужчин был Павел Семенович, начальник горздравотдела, с которым он совсем недавно разговаривал по телефону о закупке томографа. Второго он тоже знал. Это был приятель Павла Семеновича Иннокентий. Кажется какой-то банкир. Все его звали просто Иннокентием. С ними и в компании с ещё несколькими чиновниками из городской Думы Виктор Иванович несколько раз отдыхал в сауне. Всякий раз Иннокентий напивался до безобразия и требовал вызвать в сауну проституток. Виктор Иванович подошёл ближе и уже даже хотел обняться с Павлом Семеновичем, так он был рад его видеть. Но Павел Семенович, вставший при виде Виктора Ивановича, уклонился от объятий, спрятав что-то в карман. Он смотрел настороженно на Виктора Ивановича и не узнавал его. Затем они вместе с Иннокентием уставились на Ольгу. Иннокентий направился к Ольге, а Павел Семенович повернулся к Виктору Ивановичу.

     – Уступи нам женщину, – предложил тот Виктору Ивановичу. – А мы тебе вот это дадим.

     Он вытащил из кармана начатую пачку печенья. Иннокентий же, не дожидаясь результатов переговоров, обнял Ольгу и попытался повалить её в траву. Однако, Ольга вывернулась из его объятий и побежала в лес.

     – Стой! – закричал Иннокентий, – Стой, дура!

Он стянул с себя куртку и в погоне за Ольгой стал хлестать курткой её по ногам, пытаясь сбить с ног.

     – Ой, мамочка! Ой-ё, ё-ой! - закричала, убегая Ольга, и они вскоре скрылись из виду.

Виктор Иванович рванулся было следом, но Павел Семенович повис на нём и попытался свалить на землю. В борьбе Виктор Иванович оказался проворнее. Он ударил соперника головой об ствол дерева и вскочив с земли, побежал в ту сторону, куда скрылись Иннокентий и Ольга. По дороге подхватил с земли увесистую дубину. Бежать пришлось недалеко. Иннокентий и Ольга барахтались на поляне. Ольга, лёжа на спине, отталкивалась голыми ногами, пыталась выскользнуть из под грузного мужчины, а тот, уже без штанов, норовил прижать животом женщину к земле. Однако, несколько ударов дубиной, которые Виктор Иванович нанёс ему по голове, остудили его пыл. 

Виктор Иванович подал женщине руку, и они, похватав разбросанные на земле Ольгины вещи, побежали прочь. Теперь они понимали, опасность их ждёт не только от мышей и доберманов, но и от людей.

Когда перебирались через лесную речку по мелководью Виктор Иванович заметил притаившуюся под корягой большую щуку. Боясь вспугнуть рыбу Виктор Иванович медленно и осторожно склонился над водой и, сделав молниеносный рывок, ухватил щуку рукой, прижав её ко дну. А уже затем двумя руками выкинул на берег.

 Рыбу ели сырую. Виктор Иванович выбрал самую нежную мякоть и отдал Ольге. Женщина ела без всяких церемоний. Как голодная ласка. Торопливо, жадно, но всё же аккуратно. После этого, она так же без церемоний, сняла с себя всю одежду и зашла в реку. Речка была неглубокой, в самых полноводных местах, вода едва скрывала Ольге колени.

 Виктор Иванович с растущим волнением наблюдал, как женщина легла в воду и плескаясь, гладила себя по бокам. Она омывалась водой в самых интимных местах и совсем даже не обращала внимания на него. Виктор Иванович как в тумане тоже скинул с себя одежду и, осторожно ступая босыми ступнями по острой гальке, устремился в воду. Река на мелководье хорошо прогрелась. Виктору Ивановичу казалось, что он смывает с себя не грязь и накопившуюся усталость, а весь кошмар последних дней и часов.

 Так, плескаясь и ныряя в этой лужице, он подобрался к Ольге. Она, улыбаясь, вытянула к нему руки. Какое-то время они играли и плескались на мелководье, как форели во время нереста. А затем Виктор Иванович понёс Ольгу на руках на устланный мягкой травой берег. Однако, не дошёл. Острая боль  в ступне едва не заставила бросить женщину. Он осторожно опустил Ольгу на берег, и сам присел тут же, на большой валун у воды.

Произошло то, чего в их положении беглецов надо было опасаться больше всего – Виктор Иванович повредил ногу, наколол ступню корягой. Ольга присела на корточки и водой стала омывать ранку, выдавливать из неё кровь. А потом встала на колени и припала ртом к ранке. Виктор Иванович от неожиданности чуть не упал с валуна.

     – Сиди тихо, – скомандовала Ольга, – надо отсосать плохую кровь. Она несколько раз сплёвывала и наконец  опустила ногу Виктора Ивановича на землю. – Ничего страшного, жить будешь. Но перевязать чем-то не помешает.

Наверное, Виктор Иванович, так бы и остался с ней на берегу лесной речушки, предаваясь любовных утехам в шалаше. Но желание идти дальше возникло сразу же, как только они отдохнули после безумно дикой любовной схватки. Тут Ольга перестала быть беспомощной и пугливой, она была такой же сильной и пылкой в своей страсти, как и Виктор Иванович.

Вся дикость их положения и нереальность случившегося  излилась в их жарких объятиях. В какой-то момент этой страсти Виктору Ивановичу показалось, что они уже не люди, а животные, в предсмертном своём желании отдавшиеся неуправляемому, всепоглощающему инстинкту размножения и сохранения своего вида. Ни Ольгины крики, ни возможная опасность, таившаяся в соседних кустах, не могли остановить Виктора Ивановича и помешать ему закончить эту схватку.

Как только они, отдохнув, выдвинулись в путь, Ольга снова превратилась в слабое и беспомощное существо. Она норовила отстать и то и дело просила остановиться для отдыха.

На третий или четвёртый день их пути Виктор Иванович понял, что их силы  иссякли. Возможно, будь он один, то продолжил бы идти, но Ольга выдохлась полностью. Она села на густой мох, а потом и улеглась.

     – Всё, дальше идти не могу.

Ольга была категорична. Возможно, из-за возникшей после любовной близости уверенности, что Виктор Иванович её уже не бросит в лесу.

Словно прощаясь и прикидывая, сможет ли  оставить её здесь, Виктор Иванович задержал взгляд на её лице, нежном подбородке. Её губы ещё помнили его поцелуи и продолжали хранить память о недавней чувственной страсти. И он понял, что теперь её не оставит.

Соорудив шалаш, он утеплил его как мог и замаскировал. Затем, оставив Ольгу отдыхать, отправился на поиски воды и ягод. Окрестный лес смог порадовать только костяникой да небольшим болотцем, где воду можно было нацедить едва-едва. Маловероятно, что они с Ольгой могли уйти далеко. По его прикидкам, они всё ещё находились в окрестностях города. Можно было бы попытаться выйти на дачи, подумал Виктор Иванович. Возможно, там и удастся чем-то поживиться. Не продуктами, так спичками и рабочим инструментом.

На дачи он вышел по линиям высоковольтных проводов, тянущихся в  широкой просеке. Памятуя недавнюю деревню, в которой доберманы травили человека, Виктор Иванович занял удобную позицию на пригорке и стал наблюдать. Ни доберманов ни мышей он не заметил. Дачи по всей видимости пустовали. Никакого движения по улицам  не наблюдалось, свет в окнах не горел, дымок из печей не курился. После продолжительного наблюдения он решился на разведку. Пробравшись в первый дом, обнаружил его незапертым. Однако это обрадовало его мало. Ничего, что могло бы пригодиться для жизни в лесу, там не нашёл. Ни спичек, ни ножей, ни рабочих инструментов. Не говоря уж о продуктах. Домик основательно разграбили.

Он собрался было уже покинуть дом, перейдя к следующему, как услышал слабый шорох и возню. Точнее, сначала он услышал голос. Человеческий голос. Кто-то кому-то сказал: "Тихо!"  Определённо, это было сказано в погребе! Он даже услышал, а слух у него был отменный, как слабо, едва уловимо многоголосьем откликнулись: "Тихо! Тихо! Сказали, чтоб тихо!" И тут же наступила полнейшая тишина. Как он больше не прислушивался, ничего не услышал. Взяв в руки палку, осторожно, очень осторожно, он приподнял крышку погреба, готовый тут же её прихлопнуть, если что. Полоска света  прорезала мглу подполья и Виктор Иванович увидел бледные человеческие лица, испуганно отпрянувшие обратно в мглу.

     – Эй, кто тут?– тихо позвал Виктор Иванович.

Он уже готов был снова  захлопнуть крышку погреба, как в полоске света показалась голова мужчины.

     – Ты один? – спросил он Виктора Ивановича. – Мышей нет? Точно?

     – Точно, точно, – заверил его Виктор Иванович и отставил в сторону крышку погреба.

Мужчина ослепнув от обилия дневного света непроизвольно закрыл рукой глаза.

     – Ослепил! – пожаловался он. – Мы уж тут неделю сидим и не высовываемся. Благо картошка есть.
 
Он поднёс ко рту картофелину и откусил от нее.

     – Но ты к нам не ходи. Нас и так здесь много. Картошки на всех не хватит. Иди, найди себе  другой дом.

И жестом попросил захлопнуть крышку погреба обратно, не пожелав больше разговаривать.

В следующем доме его ждала  та же картина.  С той лишь разницей, что крышку  погреба он так и не смог поднять. Только приподнял слегка, как её тут  же, видать общими усилиями, сидевшие в погребе притянули обратно. Только когда он уже покидал дом, люк приподнялся и низкий мужской голос спросил его:

     – А женщина у тебя есть?

Виктор Иванович соврал, что нет. И люк тут же захлопнулся. Похожая  картина была и в остальных домах. Все они были разграблены, а в подвалах сидели люди. И, почему-то, одни мужчины. Всех интересовало одно, нет ли у него женщины. Когда Виктор Иванович понял, что уйдёт ни с чем, он в одном случае слукавил, сказал, что вроде бы в ближайшем колке видел заплутавшую женщину. Обещал привести, если ему дадут чего-нибудь поесть. Ему дали немного картошки. Старший по погребу, выдавая ему картофелины показал пальцем на сидевшего на корточках в углу щуплого мужичка. Тот икал и уже нехотя надкусывал картошку.

     – Вот он поможет тебе поймать женщину. А если его и загрызут доберманы, то не жалко. Приведёшь бабу – пустим тебя в свой погреб. Учти, скоро зима. Не тяни резину.

Как Виктор Иванович не открещивался от помощника, тот уже проворно выскочил из погреба и пошёл следом за Виктором Ивановичем, не сводя с него пристального взгляда.

На попытки Виктора Ивановича завязать разговор соглядатай не откликнулся. Он шёл молча поодаль от Виктора Ивановича. И как тот не пытался оторваться и запутать следы мужичок не отставал. Наоборот, в его глазах загорелся огонёк, и он азартно заходил то с одной стороны от Виктора Ивановича, то с другой. Словно гнал его прямо к шалашу с Ольгой. Виктор Иванович уже мысленно оценил перспективы возможной схватки и прогноз казался для него не утешительным. При всей своей видимой тщедушности, мужичок с лёгкостью перескакивал через поваленные деревья, и если Виктор Иванович уже начинал уставать от бесконечного кружения по колку, то мужичок, казалось, только набрал форму. Шаг у него стал пружинящим, он без устали то и дело забегал вперёд, не сводя впрочем цепкого взгляда с Виктора Ивановича, и тут же играючи подпрыгивая, возвращался обратно. При этом он даже не вынимал руки из карманов брюк.

     – Похоже, показалось мне, – сказал Виктор Иванович, устало присев на пенёк.

     – Нет никакой женщины. Или ушла далеко. А может быть кто-то и поймал уже. 

Дрожащей рукой он смахнул пот со лба и украдкой посмотрел на мужичка. Тот привалился спиной к дереву и никак не реагировал на слова Виктора Ивановича, ковырялся травинкой в зубах и ждал, когда Виктор Иванович продолжит путь. Виктор Иванович, посидев в раздумье и не придя ни к какому решению, уже хотел подняться, как блеск волчьих глаз, глядящих на него из кустов, напрочь парализовал его.

Доберман! Это был не волк, а беспощадный доберман! Виктор Иванович сидел не шелохнувшись и смотрел с ужасом на кусты. Сопровождающий его мужичок выплюнул травинку и тоже повернул голову к кустам. И тут же с молниеносной реакцией сделал кульбит и приземлившись в нескольких метрах за кустами рванул вглубь леса. Доберман одним прыжком перемахнул через Виктора Ивановича и, сминая кусты, устремился следом за проворным мужичком. Довольно скоро Виктор Иванович услышал визги незадачливой жертвы, раздираемой доберманом.

Не надеясь уже на удачу, но подгоняемый ужасом, Виктор Иванович бросился со всех ног в противоположную от случившейся расправы сторону. Какое-то время он ещё плутал по лесу, а когда понял, что кровожадный доберман  отстал направился прямиком в то место, где укрытая в шалаше его ждала Ольга. Удивительно, но шалаш он отыскал быстро. С замирающим сердцем он протиснулся в укрытие и не рассчитывая уже обнаружить там свою женщину. Однако Ольга была на месте. Она лежала в том же положении, в котором он её и оставил. Он ладонью потрогал ей лоб, температуры не чувствовалось. Ольга тут же открыла глаза и тихо произнесла, не поднимая головы:

     – Поесть бы.

Виктор Иванович достал из карманов картофелины.

     – Ничего не смог достать. Вот только это...

Однако при виде корнеплодов глаза у женщины загорелись. Она присела и взяв из рук Виктора Ивановича картофелину, жадно вцепилась в неё зубами. Она грызла картошку как сочный ананас или, по меньшей мере, как спелую грушу или яблоко. Сок тёк по её подбородку и дальше, по шее вниз, на её грудь.

Виктор Иванович растерянно посмотрел на картофелины в своих руках и надкусил одну из них. Картошка как картошка. Твёрдая и невкусная. Он сплюнул. А Ольга, съев картошку, осторожно протянула к нему руку и несмело взяла ещё одну картофелину. Затем ещё и ещё. Когда с картошкой было покончено она, вздохнув, легла на спину и счастливо посмотрела на Виктора Ивановича.

     – Впервые за эти дни наелась, – сказала она улыбаясь.– Как же хорошо!
В её глазах появился игривый огонёк. Она согнула ногу и ловко просунула босую ступню ему на грудь под рубаху.

     – Какой мохнатый! Зверь!

Она гладила ему грудь, а Виктора Ивановича вдруг пронзила мысль, что Ольга сама вдруг стала похожа на какую-то зверушку. Обыкновенную похотливую зверушку!
Он включился в её любовную игру, но действовал как-то механически, не в силах избавиться от тревожного чувства. Он глядел на её лицо, даже припал губами к её щеке, но не мог избавиться от какой-то смутной, беспокойной мысли.
И вдруг он тихо спросил её:

     – Ты кем была раньше?

Ольга молчала, закрыв глаза, и прерывисто дышала.
Потом сильно  и судорожно сжала его бёдрами и только через некоторое время посмотрела на него непонимающим взглядом.

     – Кем ты была раньше? – повторил свой вопрос Виктор Иванович, улёгшись рядом с ней на спину.

Ольга повернулась к нему и положила ему на грудь свою голову.

Она ласкала его рукой и улыбалась.

     – Женщиной. Тебе этого достаточно?

     – Достаточно, – согласился Виктор Иванович.

Последующие дни их безумного перехода шли уже как в тумане. Или, точнее, в бреду. День сменялся ночью, дожди снегом. Равнины, поросшие лесом переходили в горы и даже скалы. Виктор Иванович перестал контролировать ситуацию. Как-то незаметно вести стала Ольга. Она прокладывала маршрут, ориентируясь на одни известные ей знаки. Выкапывала какие-то очень питательные и сытные корешки. Кормила Виктора Ивановича молодыми, не менее питательными сочными побегами, иногда находила орехи. Давала совершенно неизвестные, нередко отдававшие горечью, но энергетические ёмкие ягоды.

Возможно, благодаря им Виктор Иванович  всё происходящее с ними тяготы воспринимал как сон. Тем не менее Виктор Иванович слабел, в отличии от Ольги. Он заметил, что она, наоборот, стала сильнее. В минуты любовной близости она становилась совершенно ненасытной и требовательной. Ему казалось, что она выцеживала из него всю, до капли его жизненную энергию. Похоже было, что ей даже отдых был не нужен. Волосы у нее стали длинные, ниспадающие до плеч и необычайно шелковистые. А кожа удивительно упругой, хотя производила впечатление очень нежной. Как у молодого дельфина, думал Виктор Иванович, задумчиво гладя её, когда она наконец отставала от него. Наверное, она могла вполне обойтись без одежды, которая впрочем, уже чисто номинально могла именоваться одеждой. Одно рваньё.

С каждым новым днём их пути Виктор Иванович всё больше погружался в ощущение, что всё происходящее с ним – сон. Не верилось ему, что это они ещё идут к какой-то смутной непонятной цели, не верилось, что идущая рядом с ним женщина – беспомощная и пугливая Ольга, которую надо было вести и оберегать. Нет. Это его теперь вели, оберегали, готовили кров и давали пищу. Виктору Ивановичу казалось, что Ольга стала и крепче и выше. Тяготы пути, казалось бы, нисколько не утомили её, а наоборот, распрямили ей спину и расправили плечи.

     – Вот мы и пришли,– объявила Ольга в один прекрасный день. Он лежал прямо на земле, на старой облезлой шкуре медведя, подобранной ими в полуразвалившейся охотничьей хижине, и был уже  не в состоянии подняться и подойти к Ольге, стоявшей на краю крутого обрыва. Но всё же он нашёл  в себе силы и подошёл к самому краю кручи. Там внизу, за рекой, в безбрежном океане тайги возвышалось монументальное, даже для этой безбрежности, громоздкое строение из бетона и металла. Смотрелось это заброшенное строение примерно в пятьдесят этажей необычайно футуристично и мрачно. Виктор Иванович догадывался, что этот объект не что иное как военная станция. По всему периметру этого грандиозного сооружения высились громоздкие чаши радаров с параболическими антеннами.

     – Вот мы и пришли, – повторила Ольга.

Когда Виктор Иванович снова пришёл в себя, то Ольги рядом он уже не увидел. И он лежал не на старой медвежьей шкуре, а на кровати, судя по всему, больничной. Но в то же время, это была не обычная больница. Привычного окна он не увидел. Под потолком слабо мерцал светильник, работавший от генератора. В углу стояли окрашенные в защитный цвет деревянные ящики. Если в них были не патроны, то явно и не печенье. Всё говорило о том, что он находился на военном объекте. Рядом с кроватью сидел человек в белом халате и мерил у него пульс.

     – Как ваше самочувствие, Виктор Иванович? – поинтересовался у него молодой, но уверенный в себе доктор. – Бывало и лучше? Ха-ха! Ничего, ничего, коллега. Коли шутите, то всё будет хорошо. С вашей помощью мы быстро поставим вас на ноги.

У Виктора Ивановича на языке вертелось много вопросов, но почему-то он не мог сформулировать ни один. Он так и лежал и глядел молча на доктора. А тот, постояв некоторое время у его кровати, кивнул ему и пожелав скорейшего выздоровления, вышел. И больше Виктор Иванович его не видел. Пришли другие доктора. Более возрастные и, как показалось Виктору Ивановичу, более серьёзные. Они не шутили, да и вообще, казалось, Виктор Иванович интересовал их скорее ни как человек, а как объект научных исследований. Разговаривали они мало, и всё больше отбирали у Виктора Ивановича различные образцы для исследований. Только один из них, огромный, лысый и  страшный как детище Франкенштейна, доктор, психолог, как решил Виктор Иванович, долго испытывал его различными психологическими тестами. Он участливо и терпеливо выпытывал у Виктора Ивановича нюансы его врачебной деятельности, семейной жизни, прошёлся по всем этапам его духовного становления.

 И особенно подробно психолог выспрашивал у Виктора Ивановича о его встречах с необычными мышами. Виктор Иванович рассказал ему всё без утайки, и о первом столкновении с ними на своей квартире и о погоне на картофельном поле, и о механизированных военных колоннах с мышами-солдатами. Рассказал он и об Ольге, свидетельнице последних его испытаний. Впрочем, почему-то рассказ Виктора Ивановича про Ольгу психолога совсем не заинтересовал. Он быстро перескочил с этой темы на алкоголь и также подробно, как и о мышах, расспрашивал Виктора Ивановича о его толерантности к спиртным напиткам. Все ответы Виктора Ивановича психолог подробно записал в своём журнале и пожелав скорейшего выздоровления удалился.

В последующие дни врачи его не беспокоили. Заходил только молодой человек в маске и молча кормил его. Он не проронил ни слова, и на вопросы больного не отвечал.

    "Да, натворил ты бед!",– подумал Виктор Иванович. Он не знал, радоваться ли счастливому спасению или же принять с обречённым смирением горечь своего поражения.