Век порицания

Декабристы опередили свой век на сто лет. То, о чем они мечтали, то, за что они погибали, свершилось только в октябре 1917 года.

 Невольно вспоминаются слова декабриста Якушкина:
«В 14-м году существование молодежи в Петербурге было томительно. В продолжении двух лет мы имели перед глазами великие события, решившие судьбы народов и некоторым образом участвовали в них, теперь было невыносимо смотреть на пустую петербургскую жизнь и слушать болтовню стариков, восхваляющих все старое и отрицающих всякое движение вперед. Мы ушли от них на сто лет вперед».

Если в Якушкине сознание того, что они, декабристы на сто лет опередили свое время, могло порождать смутные сомнения в успехе задуманного ими переворота, в словах Рылеева эти сомненья высказаны совершенно определенно.
«Мало видов на успех, - говорил Рылеев: - но все-таки надо, надо начать! Начало - пример, принесут пользу».

В недавнее время в историографии были сделаны ПОПЫТКИ «развенчать» декабристов. Такая попытка была предпринята под углом зрения теории классовой 6оpьбы, на декабристов там была направлена односторонне - пристрастная и грешащая очевидными натяжками критика, как на романтический порыв представителей дворянского сословия. Затем не пожалели усилий, чтобы изобразить декабристов ничтожными и мелкими людьми, опять-таки явно руководствуясь предвзятой тенденцией: не могли дворяне «опуститься» до уровня забот о русском народе, дескать это прерогатива только царя, ибо ему дано право «богом» решать судьбу России.

Такие тенденциозные «развенчивания» дека6ристов не оставят сколько-нибудь прочных следов в общественном сознании.

«На людей, переживших день 14-го декабря 1825 г., - пишет  А. Кизеветтер в «Руск. Вед», дело декабристов произвело сильнейшее впечатление не только трагическими последствиями, которые оно имело для самих декабристов, но и внутренним смыслом того порыва к сво6оде, который так ярко сверкнул в самоотверженном выступлении этой горсти смельчаков и в провозглашенных ими политических идеалах».

 «Предвижу, - говорил Рылеев накануне выступления, - «что успеха не будет, но потрясение необходимо. Тактика революции заключается в одном слове: «дерзай, ежели это будет несчастливо, мы своей неудачей научим других».
И научили! Подвиг их бескорыстного добровольного мученичества усугубляется именно тем, что на успех задуманного переворота они надеяться не могли. Они на свою погибель шли сознательно, решив ценой своей жизни пробить хотя бы первую брешь - в деле освобождения русского народа.

«Революционное движение привело их к виселице и к каторге, но ни позор, ни виселица не уничтожили основных идей этого движения и не помешали ему возродиться с новой силой», - говорит Мякотин в одной из своих статье и дальше он же говорит: - «Для позднейших поколений благородная попытка пламенных энтузиастов александровской эпохи была своего рода маяком, освещавшим возможную работу на благо народа и не прошло еще десяти лет со времени приговора над декабристами, как юноша Герцен уже дал себе клятву продолжать начатое ими дело завоевания свободы для русского народа».

Герцена, и многих других, лучших русских людей последующих поколений подвиг декабристов вдохновлял на активную работу, сопряженную с отречением от личной жизни и обречением себя на всякие страдания и лишения, среди всех же остальных русских людей едва ли найдется кто-либо, кто имя декабристов не произносил бы с благоговением. Слишком прекрасен был этот подвиг людей, добровольно отрекшихся от всех благ земных, которыми их богато и щедро наделила судьба, людей, променявших свои поместья - дворцы на плаху, каторгу и тюрьмы. Большинство этих людей принадлежало к дворянскому cocлoвию, во многих текла кровь Рюриковичей.
В одном из сочинений о декабристах в уста Рылеева вложены слова: «А вы у нас десятый князь в Обществе! Вся революция наша будет восстанием варяжской крови на немецкую, Рюриковичей на Романовых».

Французскому послу графу Ферроней, Николай I веривший в успех, говрил: - «Мы работаем и днем и ночью и имеем надежду не только временно разрушить зло, но и уничтожить возможность его повторения в будущем. Я никогда не думал, что в России было возможно задумать, подготовить и осуществить такой широкий заговор, какой теперь обнаружился. Это отнюдь не военный заговор, но широкая конспирация, при помощи гнусных преступлений мечтавшая достигнуть бессмысленной цели...
Признания арестованных и захваченные у них документы дают о деле такие подробности, которых невозможно было предполагать. Сделанные нам признания позволяют надеяться, что мы держим в руках все нити конспирации и сумеем выдернуть ее самые глубокие корни. Я намерен повести мое расследование так далеко, как только это будет возможно.
Заговорщики не были между собой в полном согласии. К нам в руки попали три проекта конституции, все три одинаковы абсурдны. Они просто и ясно мечтали о республике, они предполагали распустить армию и дать немедленно свободу крестьянам. Другие хотели президента и форму правления, как в Соединенных Штатах. Наконец, Пестель хотел аристократическую конституцию. Заговорщики согласны были в одном: в твердом решении уничтожить всю императорскую семью, не щадя наших детей. Затем предполагалось расправиться со всеми иностранцами».

Во всей этой тираде, из, чрезвычайно интересных донесениях французского посла графа де ля-Ферроней, опубликованными в парижском журнале «Le Mond Slave», очень мало истины. Трудно сказать, все ли это выдумал царь, или эти мысли были ему кем-либо подсказаны. Ясно, что Николай I стремился к тому, чтоб дискредитировать декабристов в глазах иностранцев. И он клевещет про мнимый заговор против иностранцев. Любопытно eго признание, что «заговорщики обладали большими возможностями, и, если бы они имели успех хотя бы в течении двух часов, они нашли бы гораздо больше последователей, чем теперь у них имеется обвинителей.

В обвинительном приговоре Рылееву указано: …«умышлял на цареубийство, назначал к совершению оного лица, умышлял на лишение свободы, на изгнание и истребление императорской фамилии и приуготовлял к тому средства, усилил деятельность Северного общества, управлял оным, приyгoтовлял способы к бунту, составлял планы, заставлял сочинить манифест о разрушении правительства, сам сочинял и распространял возмутительные песни и стихи и принимал членов, пруготовлял главные средства к мятежу и начальствовал в оных, возбуждал к мятежу нижних чинов через их  начальников, посредством разных обольщений, а во время мятежа сам приходил на площадь».

Сидя в Алексеевском равелине Петропавловской крепости Рылеев пишет стихотворенье Пестелю:

«Для цели мы высокой созданы:
Спаситель, сей Истине верховной,
Мы подчинять от всей души должны
И Mиp вещественный, и Mиp духовной.
Для смертного ужасен подвиг сей,
Но он к бессмертию стезя прямая,
И благовествуя, мой друг, речет о ней
Сама нам истина святая:
«И плоть и кровь преграды вам поставят,
Вас будут гнать и предавать,
Осмеивать и дерзостно бесславить,
Торжественно вас будут убивать;
Но тщетный страх не должен вас тревожить.
И страшны-ль те, кто властен жизнь отнять,
Но этим зла вам причинить не сможет?
Счастлив, кого Отец Мой изберет.
Кто истины здесь будет проповедник:
Тому венец, того блаженство ждет,
Тот царствия небесного наследник».
Как радостно, о друг любезный мой,
Внимаю я столь сладкому глаголу,
И как орел на небо рвусь душой,
Но плотью увлекаюсь долу».

Беседуя наедине с послом де ля-Ферроней, Николай I говорил:
«Я буду милосерден и, может-быть, найдут, что мое милосердие будет чрезмерно. Hо в то же время главари и вдохновители заговора будут наказаны без жалости и без сострадания. Закон решит их судьбу, и не для них я употреблю мое право прощать. Я буду непреклонен – этот пример нужен для России и для Европы».
Свое слово царь сдержал, виселицы и каторга были уделов декабристов. 8 января Николай пригласил к себе французского посла и сделал лично ему обширное сообщение о восстании декабристов. Сделал он это для того, чтоб опровергнуть недоброжелательные слухи о нем за границей.

«Бессмысленные россказни», - говорил он, - которые распространяются здесь, могут дать понятие о том, какие сказки будут изобретены за границей. Я предвижу, что нам понадобится время, чтоб сгладить впечатление и рассеять страхи, порожденные этим заговором во всей Европе. Спокойно, хладнокровно и с большей твердостью, я надеюсь, мне удастся рассеять беспокойство и внушить убеждение, что я оказал всем монархам важною услугу»...

И он тут же объяснил графу Ферроней, почему он медлит с судом над декабристами: - «Из боязни оборвать эти нити мы вынуждены откладывать наказание виновных».
Николай верил в успех. «Мы работаем и днем и ночью и имеем надежду не только временно разрушить зло, но и уничтожить возможность его повторения в будущем».
О судьбе арестованных царь говорил: - «Через несколько дней со всей строгостью законов будет решена участь виновников, потому что устрашающий пример необходим». Таким образом, приговор верховного суда заранее приказывался царем. Ибо сам суд был сплошной комедией.

7 января 1826 г. Николай I принял виконта де-Сент-Пря, привезшего ему письмо от французского короля Карла X.
Французский деспот за 4 года до революции и собственного изгнания из Франции хвалил Николая за проявленную им твердость. Отвечая Ceн-При, Николай говорил, что «настало время, когда люди, сеющие волнения и революции, должны понести кару, а нужно сказать, - до сих пор с ними слишком нянчились». Это во времена «священного союза» и самой лютой реакции в Европе после низвержения Наполеона нянчились с революцией!

18 февраля 1826 года граф Ферроней снова был принят Николаем I.
«Вы застаёте меня, - сказал он, - по-прежнему занятым все тем же делом: эта гнусная конспирация поглощает все мое время. По всем данным, все нити нам известны и главари арестованы за исключением Тургенева. Мы имеем все его бумаги, они устанавливают его виновность с такой очевидностью, что суд над ним не был бы ни долог, ни труден».
Но, увы, Николай Тургенев ускользнул от петли, ибо в это время он был в Англии, «откуда мне его, конечно, не выдадут», - с грустью закончил царь.

С годами ореол, окруживший память о декабристах, не только не тускнел, но становился еще более ярким в сознании тех, кто не был лишен способности принимать близко к сердцу идеалы свободы. Несмотря на строгую тайну, наложенную надолго на все, относящиеся до дела декабристов, воспоминания о них переходили преемственно от поколения к поколению, и мы знаем из мемуаров Герцена, как электризующее действовали эти воспоминания на ум и сердце передовой молодежи его времени. С тех пор в истории наших общественных движений развернулось немало других потрясающих эпизодов героической борьбы и самоотверженных страданий за те же идеалы освобождения. Но память о декабристах этими и следующими событиями не заслонялась, а, наоборот, закреплялась еще определенной, ибо в декабристах видели первых пионеров освободительного движения.

Помяните в мыслях их имена: Рылеев, Пестель, С. Муравьев - Апостол, Бестужев - Рюмин, Каховский были приговорены к смертной казни четвертованием. Эту казнь верховный суд, сообразуясь с высокомонаршим смягчением казни заменил «казнью через повешение».

31-му из декабристов «отсечение головы» было заменено казнью политической и ссылкой на вечную каторгу. Среди этой категории осужденных: князь Трубецкой, князь Оболенский, подполковник Матвей Муравьев - Апостол, подпоручик Борисов, подпоручик Борисов 1-й, подпоручик Горбачевский, майор Спиридов, князь Барятинский, коллежский асессор Кюхельбекер, капитан Якубович, подполковник Поджио, полковник Артамон Му¬равьев, прапорщик Вадковский, прапорщик Бечесанов, полковник Давыдов, 4-го класса Юшневский, штабс-капитан Александр Бестужев, подпоручик Андреевич, капитан Никита Муравьев, коллежский асессор Пущин, генерал- майор князь Волконский, капитан Якушкин, подпоручик Пестов, лейтенант Арбузов, лейтенант Завалишин, полковник Повало-Швейковский, поручик Панов 2-й, поручик Сутгоф, князь Щепин - Ростовский, мичман Дивов, действительный статский советник Тургенев.

Конечно, правда и вымысел после всех обнародованных документов декабристы рисуются нам не политическими героями без единого пятнышка, а живыми людьми, с доблестями и слабостями, со светом и тенью. Но ведь историческая наука нашего времени и вообще не верит в существование романтических героев. За то современные историки, в отличие от современных памфлетистов, стараются понять исторических деятелей минувших эпох в связи с особенностями этих самых эпох, а не в связи с модными идейными увлечениями текущей минуты. А с этой, настоящей исторической точки зрения недостатки и слабости, которые были свойственны декабристам, как и всем людям, заслоняются для нас тем знаменательным фактом, что это были дворяне, стремившие к уничтожению в России сословных привилегий и прежде всего крепостного права; это были блестящие офицеры, не задумавшиеся променять свое служебное и жизненное благополучие на казематы и рудники Сибири во имя своих широких социально - политических идеалов.

Насколько широки были эти идеалы, видно и с того, что даже и в современных вам партийных программах найдутся такие еще ее осуществившиеся требования, которые своими отдаленными корнями доходят до идеологии декабристов.

Сознание преемственности идейных течений, обновляющихся и расширяющихся в ряде поколений, составляет одну из необходимых принадлежностей истинно - культурного общества. Но так ли, в нынешнее время? Мы породили «Век порицания», обесценивая время, которое обеспечило наше существование, переименованием занято наше время, в перелицованном «костюме» мы пытаемся выжить…