Благодарю Тебя...

Раб Божий Пётр родился в городе Звенигово, тогда ещё в Марийской ССР, 16 февраля 1977 года и был уже третий сын у своих родителей. Назвали меня, как и моего деда, Петром. Пётр Якимович Исаков…
На царской службе во времена русско-турецкой войны отличился солдат царской армии Исаков. Его заслуги в бою отметил сам император, разделив с ним трапезу и дав ему три имения в теперь уже Апастовском районе у деревни Та-наево в Татарии, освободив его от всех налогов и податей. Вскоре у него родился сын Яким, который отличался от своих сверстников суровым нравом и очень любил уличную драку. От него же был сын Пётр, мой дедушка…
Сколько война искалечила судеб таких же как и он, простых людей. Но можно ли назвать того человека про-стым, который был трижды ранен, но всё равно шёл на фронт! Он умер в 1985 году… Отец мне рассказывал про деда. Один раз Пётр Якимович был ранен, когда пришлось отступать от танковой атаки. Их было не много, не у всех было оружие, в основном винтовки. При отступлении он зацепился за колючую проволоку, и пуля попала ему в ногу. Еще раз ранение настигло его, когда наши форсировали Днепр. Чтобы закрепиться на другом берегу Днепра, те, кто умел хорошо плавать, в их число входил и мой дед, сняли одежду и поплыли вплавь с винтовками и небольшим коли-чеством патронов. Остальные боеприпасы и одежда находи-лись в лодке, которой управлял старшина. Немец с самолёта точно попал бомбой прямо в лодку… Пришлось держать оборону с теми боеприпасами, что есть. А когда они кончи-лись, началась рукопашная. Пётр Якимович встретился то-гда глаза в глаза с немцем. Ни у того, ни у другого не оста-валось патрон. Они мгновение стояли друг против друга в нерешительности. Это мгновение – целая жизнь. Потом схватились врукопашную. Дед убил немца штыком, кото-рый он отстегнул от его же оружия. Из этого трофейного штыка дед потом сделал нож, который до сих пор хранится у моих родителей.
Но в рукопашную долго не продержишься, особенно, когда пошли танки. Пришлось плыть назад. Не многие то-гда вернулись. Мой дед вернулся.
Потом, как-то в наступлении он бежал вместе со всеми, в атаку, в поле. Мимо свистели пули. Пётр Якимович, как и любой здравомыслящий человек, понимал, что любая из них несёт смерть. Но как от них спрятаться? Если бы стали укрываться, то атака бы захлебнулась Он бежал и прикры-вался от пуль плечом, надеясь, что если пуля попадёт в не-го, то не в грудь… Попала. Попала в плечо, пронзив его, попала в грудь. 
Он лежал на поле двое суток. Одно легкое уже начало гнить, когда на третьи сутки его выволокла с поля санитар-ка – девчонка совсем ещё. Нельзя не учесть, что он был ро-стом за метр восемьдесят и крепко сложен. Сколько таких девчонок промыслом Божьим и силою духа спасали  от смерти наших бойцов… Через несколько месяцев дед по-правился и снова на фронт…
Это он сказал отцу, чтобы тот назвал своего младшего сына Петром в честь него. Так я и стал Петром.
 
        Пётр Якимович Исаков

Ты говорил отцу: «Родится сын,
То назовите именем моим».
Ты так хотел увидеть это лето
Через глаза детей своих детей…

И в дни войны, когда в огонь бросаясь,
Плечом от пуль фашистских закрываясь,
Ты не боялся меркнущего света
И всполохов грохочущих огней…

О, сколько боли было в те года!
Пробито лёгкое, раздроблена нога…
Но шёл на фронт, врага ты презирая,
За поясом держа трофейный штык…

С одной винтовкой Днепр переплывая,
Собою переправу закрывая…
Твой враг боялся смерти, убегая.
Ты не боялся смерти, ты привык…

Ты знал, что буду я, твоими же глазами
Смотреть на этот мир через года,
И это время,… с болью и слезами,
Уж не вернётся больше никогда…

Двоюродная бабушка же Анна служила в храме. Когда большевики пришли рушить храм, всех выгнали, всю цер-ковную утварь сбросили в центр, у алтаря. Пытались взо-рвать - не получилось. Тракторами стащили колокольню, принялись за церковь - полил ливень и трактора завязли. Решили оставить до утра. Всю ночь бабушка на горбушке таскала утварь домой, а это километров 7. Утром больше-вики пришли, а храм пуст...
До преклонных лет, пока службы не велись, она под-польно вела молебны у себя дома... Умерла она тихо…
Хабаровск, 1988 год. Район базы «Красной армии и флота», сокращённо в народе «база КАФ». Школа № 58. 5-6 класс. Время детских фантазий и первая проба в творчестве. Я помню своего учителя по рисованию, Владимира Ивано-вича. Это был не просто учитель. Именно от него я впервые узнал о таком направлении, как импрессионизм. Он был очень хорошим художником и очень хорошим человеком, давал возможность раскрыть свою фантазию, все свои чув-ства, свои ощущения на бумаге, на холсте. Я помню, как оставался вместе с тремя – четырьмя ребятами в комнатуш-ке, где работал сам Владимир Иванович, и экспериментиро-вал, пробовал разнообразную технику рисования, которую мне он подсказывал. Владимир Иванович часто приносил мне поесть, или давал деньги, чтобы я купил себе поесть,… лишь бы я не отвлекался от того или иного процесса рисо-вания. А я и про время то забывал. Однажды, две написан-ные мною картины появились на городской выставке худо-жественного искусства. Уже в то время я сочинял короткие юмористические стишки. Это было самое яркое время, это было детство. Но воспитанный в духе пионера-ленинца, я никогда не думал ни о душе, ни о том, что буквально в ста метрах от школы стояла церковь. Я даже радовался как-то, услышав от одноклассников, что в церкви, или в её при-стройках был пожар. Как-то проходил даже мимо, и мест-ный мальчишка, которого я хорошо знал, предложил мне зайти туда, ссылаясь на то, что там можно было получить конфеты в подарок. Я побоялся. Я и знать не мог тогда, что в этом храме, храме Александра Невского, спустя двена-дцать лет я буду просить покаяние, причащаться и венчать-ся.
В 1989 году мы всей семьёй переехали в далёкую роди-ну, в город Звенигово. Отец поехал раньше, а я и моя мама приехали туда месяцем позже. Это был частный дом. Хо-рошие соседи, лето, новая обстановка. Там же моя семья встретилась с семьёй, с которой дружили с момента моего рождения. Я увидел девочку, которую даже не помнил, так как мы вместе сидели ещё в одной коляске, когда мне было год или два. Эту девочку звали Катя. Мы вместе сидели в единственном на то время в Звенигово кафе и ели мороже-ное, как вдруг, в кафе зашла девушка, которая выглядела намного старше нас с Катей. Она уже в то время была жен-ственна, изящна и красива. Я посмотрел на неё пристально, а Катя вдруг одёрнула меня, сказав мне: «Смотри, не влю-бись! Это девочка из нашего класса». Она действительно была из её класса. Когда осенью я пошёл в школу, в тот класс, в котором училась Катя, увидел её там. Это была Ба-тракова Лена.
В то время, осенью, заболел ветряной оспой, и весь класс приходил навестить новичка. Они собирались возле калитки и смотрели на меня через окно. Подходить ко мне было опасно, всё - таки оспа.
Однажды, на уроке физики разговорился с Леной и нечаянно дотронулся до её руки… Я не мог понять, что за чувство испытал тогда. Не мог и не смог бы узнать, понять и вместить в себя мысль, что влюбился. Мне было только 12-13 лет. Но той же осенью мама мне предложила поехать в Волжскую церковь и креститься. Мне тяжело было сде-лать этот шаг. Тогда не верил ни во что, но любил историю, и мама сыграла на этом, рассказав, что это часть нашей ис-тории, часть нашей культуры, и это, вообще, просто будет интересно. Мы приехали в церковь утром, но немного опоз-дали. Батюшка немного поворчал на нас, но всё же принял и крестил. Потом я был причащён впервые. Блеск и сияние Волжской церкви не забуду никогда. Тогда же крестилась и моя мама.
По приезду в Звенигово, на следующее утро мама вдруг рассказала, что видела сон. Она не говорила все подробно-сти, но только сказала, что она была погружена в такую чи-стоту и свет, что трудно было объяснить и просто сказать своими словами. Она сказала, что никогда не видела таких снов и больше никогда не увидит. А я впервые взял Еванге-лие. Зачем это сделал, почему, не могу объяснить. Просто стал с огромной жадностью впитывать её. Многого не по-нимал и, стараясь понять, перечитывал и перечитывал её за-ново. Книга была старой, перевод Евангелие со старосла-вянского на старорусский. Тогда-то, пытаясь понять,  начал писать стихи. Неподалёку от моего дома, возле дома куль-туры, стоял дом пионеров. До советской власти это была церковь. Так как это было постперестроечное время, время смуты, смены приоритетов, то власти распорядились отдать дом пионеров опять церкви. В то время видел, как восьми-десятилетние бабушки выносили на своих горбах мусор и хлам из этого здания.  Так велико было их желание увидеть на этом месте церковь. Ведь многие из них помнили и виде-ли эту церковь ещё до великой смуты…
И стал ходить в эту церковь. Никто мне не говорил это-го делать. Я делал это сам. Стоял на службе часами, повто-ряя слова священника тихо про себя, крестясь и делая зем-ной поклон вместе со всеми. Мне было тяжело стоять служ-бу четыре часа подряд. Ноги просто «раскалывала» уста-лость, но продолжал стоять. Зато из церкви не выходил, а вылетал, как на крыльях. Мне было так хорошо и спокой-но… Навсегда запомнил это чувство. Это радость и счастье, которое не может дать никто. Через терпение, через уста-лость думалось: «Пусть лучше так наказан, нежели испы-тать наказание свыше потом, в своей жизни».
То счастливое время и то счастье не могло быть без горчинки. На то это и жизнь. Я был очень сильно влюблён в эту девочку, в Батракову Лену. Ходил за ней, когда она шла из школы домой, стоял в нерешительности возле двери её квартиры. Просто было невозможно найти предлога для разговора. Однажды я решился и постучал в её дверь. Серд-це моё затрепетало, когда услышал её шаги. До этого долго репетировал, что мне сказать. Но вот она открыла дверь, и не мог сказать ни слова… Она спросила меня, зачем при-шёл, а я, растерявшись, нащупал в кармане конфеты и про-тянул ей: «Будешь?». Только потом смеялся над самим со-бой, испытывая чувство стыда за свою несообразительность.
В школе, на уроках сидел за передней партой с одной стороны, а она через парту, за передней партой с другой стороны класса. Всё, что я тогда делал, это смотрел на неё. А когда на тебя долго смотрит человек, тяжело не посмот-реть на него. И она смотрела… Смотрел в её глаза, а она в мои. Зелёные глаза, которые вижу и сейчас… Пройдут года, пройдут десятилетия, а я буду помнить эти глаза.
Конечно, у меня снизилась успеваемость. Но только не у неё. Она была очень сообразительной, наверное, самой умной в классе. И, естественно, это было заметно окружа-ющим.
Дошло до того, что я ходил у её окон, знал, во сколько и где она садится завтракать, обедать, ужинать. За её домом была аллея, по которой ходят люди и автомобильная доро-га. Окно её кухни выходило прямо туда. Это был второй или третий этаж, и поэтому, чтобы лучше видеть её, я пере-бегал через дорогу, и смотрел в её окно. Она садилась напротив окна, за кухонный стол, вместе с семьёй и, кушая, тоже смотрела на меня. Тогда я даже привык смотреть в её окно. А однажды, это было зимой, поздно вечером просто стоял возле её окна, ждал, когда она появится в проёме, но не дождался и кинул снежок, потом второй и третий. Когда раз пять попал в её окно, из подъезда вышел кто-то из её родственников. Это был уже взрослый человек. Он схватил меня за шкирку и спросил: «Ты чего кидаешься в окна?». Конечно, я сказал, что не хотел кидать. Тогда он просто по-смотрел в мои глаза и всё понял: «Даже врать то не уме-ешь»…  Когда он ушёл, не помню точно, что случилось со мной. Стоял на коленях, в сугробе, перед её окнами, глядя в проём её окна… А мимо проходили прохожие и не понима-ли, что со мной. Да и сам ведь тоже не понимал. Просто стоял на коленях. Мне было холодно и одиноко. Осознавал, что ничего не выйдет из тех моих усилий, которые пред-принимал. Было холодно, а ещё звёзды… Это большое чёр-ное небо, которое погружало меня в мои мечты.
Даже летом бегал к её окнам. Босиком... Ночью… В дождь и грохот молний. Открывал окно и ступал в темноту, как в неизвестность. Бежал со всей силы, быстро. Мне даже просто нравилось это. Всюду шумели листья, крупный дождь стучал по ним, и они блестели в отсвете далёких ог-ней. Иногда останавливался и просто прислушивался к но-чи. А когда добегал до её окон, то просто смотрел в тёмный проём окна и мечтал. И спрашивал себя: «Что со мной?» Что было со мной? Просто я любил…
Да и мог ли я тогда мечтать, чтобы мы были вдвоём? Это была скорее платоническая любовь. А может быть и нет. А может, это была просто моя нерешительность. Когда попытался признаться ей в любви, пришёл к ней вечером, постучал. Она открыла и по моей просьбе вышла на лест-ничную площадку. Я очень хотел сказать ей, что люблю её, но просто задыхался, глотал слова… Потом дверь открыли соседи, которым вдруг захотелось выйти, и мне пришлось с позором сбежать… А так всё было красиво! Это было пер-вое признание в любви, которое, вообще-то было ни к чему, и так было понятно, что бы я сказал тогда…
Улыбнись, родная…
Я улыбку твою сохраню
В своём любящем сердце…
Посмотри на меня, мой ангел,
Я твой взгляд как надежду ловлю,
И ему никуда не деться…

До щеки до твоей коснусь,
И дыхание нежно прервётся…
Я дыханьем твоим обожгусь,
Если с веками соприкоснётся…

Нет! Взгляд свой в сторону не отводи…
Не лишай меня нежной истомы.
Посмотри на меня, посмотри,
Посмотри же ты снова и снова…

Я люблю тебя,…правда, люблю…
Не красней от стыда и смущенья,
Дай мне тёплую руку свою,
Сделай шаг ко мне, сделай движение.

Тёплых губ твоих влажных
Я коснусь поцелуем своим,
И признанием важным
Твою душу наполню одним…
…Я люблю тебя…

Я люблю тебя… Как я тогда хотел сказать ей эти слова! Хотел, но получалось, что не мог. Тогда я брал ручку, тет-радь и писал стихи. Писал о ней, потом обращался к Госпо-ду и писал стихи-письма Ему, потом опять о ней…
А ещё любил сидеть у огня. Благо, в частном доме это возможно. Наливал кружку горячего чая, пару ложек саха-ра, и ручка с тетрадкой… Это всё, что успокаивало мою душу, всё, что давало и отбирало мои силы. Этим жил, по-чти до утра… Испытывал ли муки любви? Наверное, кто их не испытал, тот и не знает, что такое любовь земная.
Когда уже было написано три тетради, о том, что я пи-шу стихи, стало известно в школе. Меня пригласили на го-родской конкурс народного творчества, который выиграл. На республиканском конкурсе впервые встретился с систе-мой. С нашей доброй старой советской системой. Первое место занял мальчик, лет пяти, который прочитал стихотво-рение с феноменальным названием: «Я разбил окно». Мне потом объяснили, что это был сын местного председателя райисполкома (насколько помню). Но больше мне запом-нился городской конкурс, ведь она присутствовала на нём… И я вкладывал в прочтение своих стихов всю свою душу.
И когда осознавал, что вдохновение моё она, задумы-вался над тем, почему. Не мог этого понять. Тогда занялся поиском истины, читая духовные книги.
В 1990 году пришлось переезжать в город Хабаровск.. Можно себе представить, какой это был шок для меня. Оставлял в Звенигово всё. Оставлял там своё сердце. И вот однажды, влажным утром взошло солнце, и мы уже были собраны в дорогу. Я вышел проститься со своим городом, где впервые полюбил, где впервые осознал, что есть душа, и что есть её мир. Было тихо и спокойно. Забежал в школу и в последний раз поглядел в её глаза. Даже не хочу вспоми-нать, что переживало тогда моё сердце…
И спустя шесть лет после того, как покинул Звенигово, всё продолжал любить её. Надеялся на чудо, что вдруг вне-запно, как-то, будто бы случайно мы встретимся. Она уви-дит меня, и снова взгляну в её глаза… В её зелёные глаза… Это была очень сильная любовь. Эта несчастная любовь научила меня любить. Этим и благодарен Господу Богу за то, что Он позволил мне так сильно полюбить. За то, что Он оживил моё сердце…
И с тех пор, как уехал из Звенигово, желание писать стихи у меня вызывал простой дождь или просто пасмурная погода. А ещё различные события, которые происходили в нашем странном мире. Потом была и другая любовь, и дру-гие чувства, и другие стихи.
В 2004 году мне стало интересно, как сложилась её судьба, и  узнал, что она вышла замуж и проживает во Франции, в г. Париже. От её родственницы по телефону узнал также, что когда ей рассказали, кто её ищет, она с трудом вспомнила о том мальчике, который  в детстве до-нимал её своей любовью…
Конечно, многое изменилось с тех пор, изменился и Пётр…
В 2006 году случайно нашёл её фотографию в Интерне-те. Даже стал переписываться с нею. Оказывается, никуда она не уезжала, а занялась научной деятельностью, вышла замуж… Летом 2007 года встретился с ней в том же городе Звенигово. Высокомерие и холод сразу как-то оттолкнули меня от неё. Рассказав про свою жизнь, услышал в ответ: «Ты так всё рассказываешь, как будто тебя твоя жизнь устраивает и тебе это нравится»… Она искренне презри-тельно отнеслась ко мне и, обратившись ко мне, сказала, что должен поблагодарить её за её воспитание, так как она не говорит со мною грубо за мои настойчивые поиски кон-тактов с нею. Тут мне стало совершенно ясно, что все мои трагедии всегда были пустыми сердечными страстями.

…Раб Божий Пётр женился на своей бывшей супруге Наталье в августе 2000 года. Но, несмотря на то, что про-жили мы с ней почти 6 лет, у нас не было детей. В первый год она отговаривалась тем, что нужно закончить ВУЗ, по-том, что закончила, теперь беременеть нельзя, нужно найти работу, потом нашла работу, нужно закрепиться на ней ми-нимум с годик… Потом: «Моя мама ещё слишком молода, чтобы стать бабушкой», потом: «С зарплатой следователя?! Детей?!». На одной из вечеринок с родственниками, посвя-щённой, как я помню, чьему-то дню рождения, когда нас спросили: «Почему у вас детей нет?», она, отвернувшись от меня, тихо произнесла тому, кто спрашивал: «Только не от него»… Она всё время ссылалась на то, что мало средств, чтобы обеспечить семью, ребёнка. Тогда я решил действо-вать….
Мой родной брат летом 2004 года решил организовать своё дело, но так как я работал в Главном управлении при МВД России по Дальневосточному федеральному округу, то, соответственно, он предложил мне также вступить в это дело. Супруга, узнав об этом, пришла в восторг. Сначала всё очень просто было, я должен был прикрывать его бизнес от вездесущих бандитов. У него был партнёр Константин. Однажды они приехали ко мне и мой родной брат попросил взять для их бизнеса кредит, расписав как быстро и легко он возвратит эти деньги с процентами в банк. Мне представил свой бизнес план. Так как он повар от Бога, и сам в свою смену делал большую выручку простому кафе, я согласил-ся. Но тот кредит, что я взял, оказался недостаточным, а са-ми они взять кредит не могли по объективным причинам. Пришлось докупать оборудование для кафе и брать новые кредиты…. Дальше – больше. Строители протянули с ре-монтом, арендодатель как собственник, поменялся, пока пе-резаключали договор, настало время платить по долгам, а бизнес ещё не работал ни дня… Пришлось занимать…. И отдавать… Когда же бизнес наконец то заработал, брат стал частенько проигрывать деньги в игровых автоматах, да я и сам был не прочь сыграть иногда… партнёр, видя это, стал скрывать доходы на закупе продуктов… Я остался ни с чем… Мне пришлось опять искать деньги… И об этом узнали на моей работе… Начались проблемы… Следова-тель,… который должен и который нуждается в деньгах вы-зывал подозрения всегда… плюс завистники, которым каза-лось, что я разбогател… На первом этапе моя бывшая те-перь супруга – Наталья приходила в кафе и с радостью про-износила: «Неужели всё это наше???!!!»
Когда начались первые кредиты – молчаливое согла-сие,…. Потом, когда у брата бизнес откровенно рухнул, она совсем поменяла отношение ко мне, уехала на отдых в Ки-тай, а я стал съезжать медленно в депрессию… По приезду она совсем изменилась… Личных отношений уже не было никаких… с её стороны… я же питал надежды, пытался быть ближе… Но эта депрессия усиливалась,… усталость… В ноябре 2005 года она оставила меня с другим. Не откры-то, а тайно, узнал я об этом случайно… В тот день пришёл домой, а она убежала к маме и её не было со мной. Я при-шёл домой… по дороге купив 0,7 коньяка…. Уставился в одну точку и так просидел три дня, не сходя с места… Ни ел, ни спал, ни пил… Потом залпом выпил эти 0,7 и очнул-ся только на утро в одежде, в ванной с холодной водой… Очнулся, потому что уже захлёбывался… Тело свело судо-рога… Сумел выйти из положения и вылез из ванной… Шея болела… Что я делал в тот вечер, совершенно не пом-ню… Написал лишь только потом:

Слышно, как рвётся сердце,
Когда ломается жизнь,
И смерти веет дыханием…
Ты только продержись…

Ты только не думай о старом,
О прожитых днях и годах,
Подумай о малом,… о малом…
О том, что синица в руках…

О том, что ты будешь счастлив,
О том, что простишь за всё…
Что будет – не в нашей власти,
Тем более не в её…

Пустая квартира и стены,
Где жил и работал я,
Не зная её измены,…
Но я ей не судия…

Шкафы, открытые дверцы…
Всё тишиною свяжись…
Лишь слышно, как рвётся сердце,
Когда ломается жизнь…

Месяц пролечился от депрессии… просульпином и другими антидепрессантами…. Ощущение себя овощем ни-когда не забуду… Ощущение сложно передать.… Наверное, представить себя овощем проще… Если ехал куда, ставил одну ногу на подножку автобуса, а вторую минуты эдак на две-три забывал, почти не разговаривал…
Простил ее, и сам попросил её быть вместе, и начать всё сначала… Она согласилась, но всё повторилось и опять депрессия… обман, долги, болезнь матери… проблемы на работе и т.д. и т.п….
Пожил чуть-чуть в тайге, потом познакомился с одной девушкой из Санкт Петербурга по Интернет - Валентиной, отношения были очень…. Я бы сказал,… близкие к любви. Занял денег, поехал… Там она меня встретила хорошо, но сразу дала понять, что мне, со своим провинциальным взглядом на мир тут делать нечего… Я уехал. Потом на ме-ня по Интернет вышла девушка – Юлия. Она работала в Ве-ликом Новгороде, при храме, и, узнав обо мне и моём твор-честве от знакомой, почитав некоторые стихи, была крайне воодушевлена мною и моим творчеством. Отношения были ещё лучше, чем с той девушкой из Санкт Петербурга. Она даже писала письма моей маме… «…общение с вашим сы-ном, которое потом превратилось в настоящую необходи-мость, в какой-то момент мы поняли, что произошло, что просто не можем друг без друга. Для меня это было насто-ящим шоком. Я по жизни реалист и привыкла всегда анали-зировать и контролировать ситуацию, а тут… Моё сердце зажило собственной жизнью…»,  «…Я и сейчас не могу объяснить что же произошло… Но я и дня не могу прожить без вашего сына» и так далее…
 
После такого натиска чувств сердце рвалось к ней. За-нял денег, поехал…… Отношения были очень близкие… Однако скоро уже стал догадываться о её холодном распо-ложении к себе, потом она сказала, что скорее нет… Я про-сил подумать…
Там по мне грустят тополя,
Там скучает подруга сирень,
Знаю только, уехал я зря
В край, где осени мечется тень…

Там туманы над вечной рекой,
Там друзья и несчастье моё…
Не нашёл на Амуре покой,
Ну а здесь не нашёл я её…

Я готов был порвать удела,
Закусив как в припадке узду!
Но она меня здесь не ждала,
Словно рельсы, свернув борозду.

Я какой-то не правильный тип,
Не курю, не ругаюсь и верю,…
Но душой постоянно я влип
Бесконечно в любовь и в потерю…

Мне, наверное, надо понять,
Что счастливым бывает лишь ветер,
Ему нечего в жизни терять,
Что сгорело, развеет и пепел…

Не грущу, не жалею, не плачу,
Над немой безнадёгой паря…
Ничего! Пожелай мне удачи!
Я туда, где грустят тополя…

Но я даже и не догадывался, а она мне и не сказала, что давно уже помолвлена с другим…
Лишь по приезду в Хабаровск она написала, что у нас ничего не выйдет, так как она выходит замуж… Как она по-том стала писать: «Я тебя всё ещё люблю такой сильной христианской любовью, как и всех людей на Земле»… По приезду меня к тому же сократили на работе… почти за год до льготной пенсии… По Интернету вновь стал переписы-ваться с Юлией, возмущался её поступком, но встретил агрессию и язвительность. Всё моё творчество потом она стала называть не талантливым, пафосным и «сусально-елейным»…  Но почему-то я был рад и даже благодарен ей за её поступок, а себя винить в легкомыслии и расточитель-ности.
Пять месяцев прожил на том, что мне приносили дру-зья и родители. Бывало, ел просто варёный рис и пил пиво, что доставалось мне иногда от знакомых за некоторую ра-боту и просто так. Устроиться я не мог, так как судился с предыдущим местом работы, а суд затягивался. Занимался только творчеством. Да ещё почти два месяца сломанная рука… Пока пришёл в себя…
Летом 2007 года покинул Хабаровск и поехал к роди-телям во всё то же Звенигово…
Страви душа свою гордыню!
Усни, порочных мыслей круг…
Всё то, что мне осталось ныне-
- Моя поэзия, мой друг…

И я, колени преклоняя
Под сенью пресвятых икон,
Свой дух осаживать, сгибая,
Учусь под колокольный звон…

Молю о радости нетленной,
И ныне дух примерит русский
Лохмотья Ксении Блаженной
В промозглый вечер Петербургский…

Страви душа свою гордыню,
Усни, порочных мыслей круг…
Уж скоро я тебя покину,
Мой друг, под рельсов тихий стук…

И не с тобою мне придется
Встречать наполненную старость.
…И провожая, улыбнётся
Мой старый друг…
Мой друг Хабаровск.

Лишь только летом, в 2008 году перед покаянием и причащением в монастырском храме в д. Хмелево, что под Брестом, я искренне покаялся за всё, о чём моя совесть молчала, и что в действительности явилось причиной моих скорбей, и о чём моя совесть умолчала и здесь …
И тогда понял, что во всём виновен я сам…
В апреле 2007 года по молитвам к Пресвятой Богоро-дице и святой блаженной Ксении Петербургской наконец-то нашёл свою половиночку, мою Катеньку…более чем за 8000 км. от Хабаровска, в Минске… Этому предшествовало одно событие, которое изменило всю мою жизнь:
В угаре дикой безнадёги,
Когда, уставший от мечтаний,
Мой дух в унынье был глубоком,
Себе не зная оправданий,

Сидел я как обычно дома,
И ждал то ль счастья, то ль беды…
Души моей тупая кома
Убила радости цветы…

Одна лишь радость – попугаи,
Да те, летая натощак
Меня совсем уже достали,
Кричали громко и не в такт…

Ловить их не было желанья.
Насыпал корма, а они,
Презрели все мои старанья
Весёлой шалости полны…

А я сидел с поникшим взглядом –
Долги, развод, работы нет,
Как будто погасили свет…
И эти… разлетались рядом…

Самец трусливый, а она,
Столь глупой храбрости полна,
Что пролетая мимо близко,
Взяла, возможно, очень низко,

Крылом махнула по лицу.
А я, ничуть не увернулся
И очень резко отмахнулся,
Что привело к её концу…

Она упала, корчась в муках,
Вся голова её в крови,…
И в такт последних сердца стуков
Скривила лапушки свои…

Я в онемении минуту
Смотрел на гибнущее тельце,
И слёзно обретая смуту,
Заплакал вдруг душой и сердцем…

С иконостаса взяв икону
Знаменья - Пресвятая Дева,
Я со слезами и поклоном,
С молитвою коснулся тела…

Сомнений не было в молитве,
Её кричал своей душой,
И как мечом в последней битве
Знаменье крестное рукой…

И приложив икону к птице
Вернул её в иконостас,
Прося Небесную Царицу
Чтоб лучик жизни не погас…

И обернувшись… видел чудо…
Клевала птица с плошки корм…
И крови не было как будто…
И слёзы радости как ком…

Благодарил я Матерь Божью
За милосердие…без меры,
За то, что с птицей этой тоже
Она спасла и мою веру…

Попугаев оставил своей бывшей жене. А ту птичку зва-ли Глаша… Оставил себе только иконку… После произо-шедшего несколько минут слёзно молился Пресвятой Бого-родице.  Она была со мной в дороге и были другие чудеса… В минуты опасности, те, кто представлял угрозу моему бу-дущему и искали меня, проходили мимо, не замечая меня, словно смотря на стену, пока молился Преблагословенной Царице Небесной… Но это другая история.
Это было первое письмо, которое было написано моей Катеньке:

 «Письмо Екатерине»
…Из всего того, что со мной было и происходит сейчас, уже нет уныния и грусти. Той грусти, что была во мне. Понял, что можно пережить всё, если верить в Господа до послед-ней минуты жизни. Можно было забыть свою веру и стать как многие люди, добиваясь в своей жизни карьеры, денег, славы… Мне удалось бы это сделать, …наверное, смог бы. Порой надеялся на удачу. Удача следовала рядом… Но вера в удачу уже само по себе есть отрицание Господа, Его пу-тей.  Когда мне было тяжело, когда мне было радостно, и когда не думал о Господе тогда, о том, почему всё так про-исходит со мной, мне было не понятно, оставался один на один с собой и ждал удачи… Был очень одинок. Одинока была моя душа, хоть и был верующим. И в эту душу тайно вкрадывались гордыня, гнев, блуд, празднословие и лень. Она была без Господа. Сейчас понимаю, что даже слово «Я», уже несёт печать гордыни. Когда Господь стал учить меня, закаляя мою душу, мне казалось, что это наказание за мои грехи. А оказалось, что раб Божий Пётр сам наказывал себя своей гордыней и другими грехами, какими он был по-лон от рождения… Ведь даже осознание того, что верую-щий, давало мне преимущество внутри себя перед другими, обеляя себя в своих же глазах. Тем самым мои глаза закры-вались на мои грехи. Какие простые истины говорит Гос-подь! А осознавая их не идёшь путями Его… Цитируешь, а не следуешь.
Осознавая, что есть грех, вдвойне он становится тяже-лее, если совершаешь его умышленно. Это преступление перед Господом против себя… Мне открыл Господь науку жизни. Благодарен моему Господу. Но… опять совершаю грехи. Только теперь моя душа стала понимать, насколько грешен. Ведь совершённый духовный подвиг, то же покая-ние, пост, молитва, всё летит прахом, если совершаешь этот грех снова. Один грех искупается годами тяжёлой жизни, молитвами и постом. Соверши его ещё раз и начинай всё заново… Смогут ли Ангелы Господа оправдать меня? Пу-сты ли будут свитки с грехами, что будут предъявляться мне во время мытарств и очищения? Молитва моя тогда бу-дет тщетна и ничтожна и не слышима Господом. Здесь мы создаём своё спасение с Господом. На этой земле. И благо-дарность Господу, что раб Его Пётр стал понимать эти про-стые истины…
Любил и верил. Люблю и верую. Моя душа любит, а сердце свободно. Господь научил меня любить, потому и мечется сердце, так как хочет отдать эту любовь, разделить её с человеком, с женщиной, которая хочет того же. Гос-подь показал мне в этом мире, что есть ложь. Через мои по-ступки, через поступки других людей. И дал мне понять, что осуждать поступки других людей, сидя в кресле лжи и обмана легко… Тяжелее осознать, что ты всё же сидишь на этом кресле… Осознать, что ты грешнее их.