Революция как регресс

или На сколько лет «Великий Октябрь» затормозил развитие России?

События 25 октября (7 ноября) 1917 года не были результатом народного движения. Накануне выступления большевики могли опереться на экипажи шести кораблей, прибывших из Кронштадта, рядовых чинов команды крейсера «Аврора», немногочисленные отряды Красной гвардии, окончательно разложившиеся части Петроградского гарнизона и отряд милиции, набранный из финского населения Петрограда.

Октябрьский переворот не имел ничего общего с национальными интересами России. Германский статс-секретарь (министр) иностранных дел Рихард фон Кюльман 12 октября информировал Верховное главнокомандование: «Без нашей постоянной поддержки большевистское движение никогда не смогло бы достигнуть такого размаха и влияния, какое оно сейчас имеет».

Германским шпионом в прямом смысле слова Ленин, конечно, не был. Германская поддержка, немецкие деньги нужны были ему для захвата власти. «Служить» кайзеровской Германии он не собирался. Он ставил перед собой и большевистской партией другие цели: распространение революционного пожара на весь европейский континент, и в первую очередь — на территорию Германии.

Намерения немцев ограничивались выводом России из войны. По словам начальника оперативного отдела штаба 8-й армии генерала Макса Хоффмана, пропуская знаменитый «пломбированный вагон» Ленина через Германию, германское руководство «не знало и не предвидело опасности человечеству». Недальновидность дорого обошлась Германии. Что касается России, то для неё последствия ленинского «социального эксперимента» оказались не просто разрушительными, а катастрофическими.

Ближайшими следствиями захвата большевиками власти были:

1. Зверская расправа над Главнокомандующим русской армии генералом Н. Н. Духониным (20 ноября 1917 года). Армию обезглавили в то время, когда немцы заняли Моонзундские острова (большевистская газета «Искра» приветствовала это поражение «буржуазного правительства») и стояли под Псковом — всё равно что осенью 1941 года совершить переворот в Москве и расстрелять Сталина.

2. Заключение «похабного» Брестского мира, который вмиг обесценил и сделал напрасными все жертвы русского народа в этой войне. Было совершено предательство не только по отношению к живым, но и к мёртвым. Русская история не знает другого примера столь наглой и широкомасштабной торговли Отечеством ради сохранения власти. Даже в Смутное время «семибоярщина» вела себя патриотичнее. Историческим абсурдом выглядит тот факт, что Советское правительство принимало Парад Победы, стоя на могиле человека, который подписал капитуляцию России перед Германией. Праздничная драпировка мавзолея, которая практикуется в последние годы, равнозначна попытке закрыть ладонью солнце.

3. Начало массового террора. Причём, Декрет Совнаркома РСФСР «О красном терроре» 5 сентября 1918 года лишь узаконил повсеместные бессудные убийства. Так, по признанию председателя крымского Комитета защиты революции Ю. П. Гавена, он «применял массовый красный террор ещё в то время, когда он ещё партией официально не был признан». Например, в январе 1918 года по его приказу в Севастополе расстреляли больше 500 «офицеров-контрреволюционеров».

4. Появление на карте России Архипелага ГУЛАГ. При большевиках концлагеря начали расти по Русской земле, как грибы: если в ноябре 1919 года их было 21, то через год — уже 84. Впоследствии, в 1930-е (мирные) годы, смертность в некоторых из них превысит смертность в нацистских лагерях.

5. Развязывание гражданской войны. В своей речи на III Всероссийском съезде советов (январь 1918) Ленин открыто заявил:

«Да, мы начали и ведём войну против эксплуататоров». Даже по подсчётам советских историков и демографов, трёхлетняя братоубийственная бойня 1918–1921 годов обошлась России не меньше, чем в 10 млн. жизней. Такова была демографическая цена «похабного» Брестского мира (вспомним, что потери в Первую мировую войну составили около 1,5 млн. человек). И это был лишь первый — ленинский — взнос на алтарь мировой революции и «светлого коммунистического будущего».

6. Голодоморы, возникавшие с периодичностью в 11—14 лет. Всего за четверть века после Октября (1921—1947), и только в мирные годы, русский и другие народы России пережили три тяжелейшие массовые голодовки. Это беспримерный факт в тысячелетней русской истории и исключительный — в Европе ХХ века.

Для сравнения: единственный случай ужасающего голода в Российской империи XIX века имел место в 1891–1892 годах («Царь-голод»). Число его жертв оценивается в 250—500 тыс. человек (при том, что основные потери следует отнести на счёт сопутствующей голоду эпидемии).

Советские же голодовки каждый раз уносили жизни от полутора (1947 год) до 7 млн. человек (1932–1933 годы). То есть самый ужасный голод в дореволюционной России в разы уступал наиболее «рядовому» голоду в СССР.

После Октября всякое развитие было не просто заморожено, страна была отброшена вспять на многие годы.

Председатель ВСНХ СССР А. И. Рыков официально сообщил в 1923 году, что урожай в первом послевоенном 1922 году дал «около 60–70% хлебной продукции довоенного времени», а промышленное производство сократилось до 20–25% от довоенного уровня (доклад «Хозяйственное положение страны и выводы о дальнейшей работе»).

Небезынтересно, что в 1925 году большевики сравнивали свои достижения не с 1913 годом, как они любили это делать впоследствии, а с 1912-м. Почему? Дело в том, что в военные годы русская промышленность развивалась бурными темпами: например, машиностроение, химическая и электротехническая промышленность выросли более чем в два раза.

В Советской России промышленность достигла довоенного уровня лишь к 1927–1929 годам. При этом большевики соревновались с «исчезнувшей» страной. Ведь если бы Российская империя продолжила существование, то и её промышленный потенциал к концу 1920-х годов был бы совсем иным, и большевистские цифры развития выглядели бы совсем бледно.

Российская империя была одной из пяти-шести ведущих экономик мира с невероятно быстрыми темпами развития. В отсталую «страну с сохой» Россию превратил не царизм, а большевики. Таковы факты.

Таким образом, именно Октябрьская революция отбросила Россию в экономическом отношении на 15—20 лет назад, привела к обнищанию населения и неисчислимым жертвам.

А ведь были ещё невосполнимые потери в области образования и культуры.

Советская пропаганда утверждала, что большевики «сделали русский народ грамотным». В действительности, они всего лишь использовали инфраструктуру начального образования, целиком созданную в дореволюционные годы. Причём, использовали со значительным опозданием, так как в большинстве центральных губерний России 75—93%-й уровень грамотности среди молодёжи был достигнут уже к 1913 году, а завершить переход ко всеобщему начальному образованию в стране планировалось в 1918–1922 годах.

Между тем А. В. Луначарский в 1928 году признавал на страницах 11-го номера журнала «Революция и культура», что материальное обеспечение учащихся начальной школы составляет 75%, а учащихся средней школы — лишь 25% «тех средств, что расходовались при царском режиме».

Охват начальным образованием детей по РСФСР составлял: 1924/25 учебный год — 60,3%, 1925/26 г. — 60,5%. По Средне-Волжскому району в 1924/25 г. охват обучением детей школьного возраста составлял 49%.

Так что внедрение всеобщего начального образования в СССР в 1930 году — это не достижение, а свидетельство культурного бессилия новой власти.

Историческая цена, заплаченная за «Великий Октябрь», оказалась неимоверно большой. А краткость исторического существования Советской власти делает заплаченную страной цену ещё более страшной.