В двух шагах от скандала

---Фрагмент детективной повести "Госпожа Чужбина"---

Однажды солнечным ленивым летним утром, когда уже был получен диплом, отзвучала музыка на выпускном банкете, и сказано было последнее «прощай» славному русскому городу Пензе, Митя валялся дома на диване, позёвывая во весь свой беззаботно-белозубый рот и одним глазком поглядывая «Утреннюю почту», раздался звонок в дверь.

Решив, что это телеграмма от мамы, сообщающей, что она долетела до своего курортного места назначения и пробудет там двадцать пять дней, предоставляя сыночке всю трёхкомнатную сталинку для утех молодости, Митя жизнерадостно открыл дверь, не потрудившись даже прикрыть футболкой свой мужественно-волосатый торс.

На пороге стояла прелестная и строгая «Ольга Анатольевна», у которой «только что» закончились очередные курсы повышения квалификации в их городе.
Митя замер на месте. Кажется, будет скандал, с тоской подумал он.
А, была-не была... Не могу я девушку просто выставить.

-Проходи, - коротко, без обычного воркующего приветствия сказал он, и, пропустив немного удивлённую Оленьку в комнату, предложил сесть.
-Митенька, подойди сюда, пожалуйста, - раздался нежный, но с повелительно-сиамскими нотками голосок Карины из кухни.

Ну все, подумал Митя, началось. Оленька вопросительно взглянула на него, и её губки задрожали.
-Честное слово, Оленька, - низким интимным баритоном, одними губами произнёс Митя, -у меня с ней ничего нет. Мы просто друзья.
Оленька красноречивым взглядом окинула его голую грудь, и её кроткие серые глазки тут же наполнились слёзками. В этот момент выглянула Карина, и очередной вопрос о тарелках, как писали в старинных романах, «застыл на ее устах».

Резко развернувшись, в соответствии с традициями любовных сериалов она побежала в ванную. Митя бросился за ней. К счастью, вчера он не успел починить шпингалет на двери ванной, поэтому Кариночка не заперлась, но когда она с чувством хлопнула дверью, бедный шпингалет оторвался и жалобно повис на тонкой, беззащитно-белой щепке, отломившейся от двери.

- Кариночка, милая: эта девушка – просто знакомая, между нами ничего нет. - проникновенным от отчаяния голосом говорил Митя Карине, держа её ручки в своих. Карина вырывала руки и что-то говорила, а Митя между тем думал: как сохранить их обеих? Ведь они обе ему так нравились!

- Выйди отсюда, пожалуйста,- успокоившись, тихо сказала Карина. – Мне надо привести себя в порядок.
Митя облегчённо вздохнул и вышел.

В гостиной Оленька сидела на краешке стула, и розовеньким китайским платочком вытирала слёзки, вытягивая тонкую беленькую шейку и глядя прямо перед собой, что, видимо, должно было означать высокую степень оскорбленного достоинства.

Тут из ванной вышла Карина, свежая, как майская роза, и при полном параде: белые джинсики в обтяжку, бледно-розовая крепдешиновая блузочка на бретельках, в левой руке - лёгенький льняной розовый пиджачок без подкладки, через плечо - белая сумочка.
Для Мити зазвенели колокольчики опасности. Сейчас уйдут обе – и начинай всё сначала—ухаживания, танцы, провожания. Он так устал от этого, впервые в жизни отчётливо прозвучало в его голове.

И Митя бросился в отчаянное наступление.
- Милые дамы, а почему бы вам не подружиться? –светским тоном начал он, хлопая дверцами зеркального шкафа для посуды, часть которого в те времена почему-то называлась «баром», и доставая напропалую весь свой джентльменский «НЗ на случай ссор и примирений»: пятизвёздочный армянский коньяк, подаренный маме кем-то из благодарных пациентов, шоколадный набор «Сказки Пушкина», два лимончика из последнего институтского пайка, минеральную воду в подарочных хрустальных бутылках, венгерскую вишню в шоколаде и болгарское ореховое печенье «чёрный хворост».

Он также достал маленький хрустальный сервиз, мамин любимый, привезённый ею  из Карловых Вар, подумав, что если девчонки пойдут ва-банк, мама будет грозиться разбить остатки сервиза о его голову.

Митя красиво расставил все это великолепие на столе—сказывалась приобретённая с дамами сноровка!  - не забыв быстренько забрать из маминой комнаты и поставить на стол букет крупных белых и розовых гвоздик, которые она позавчера принесла домой после утреннего приёма.

Митя перевёл дух и решил для начала утешить Оленьку. Выбрав момент, он бросил на Оленьку свой знаменитый на весь институт многообещающий взгляд а-ля Андрей Миронов... и – о ужас!

Этот взгляд был перехвачен Кариной. Её ответный ледяной взгляд не предвещал ничего хорошего. С каждой секундой в нём росла решимость сделать казнь Мити изощрённой, как у американских индейцев. При этом Митя чувствовал, что Карина имеет полное право на это желание, которое и пробудил-то он сам, своей бесполезной и потому бессмысленной жалостью к Оленьке.

Карина не спеша встала из-за стола, высоко, как царица Нефертити, держа голову. Неужели она сейчас ударит меня или Ольгу, ужасно струсил Митя и уже, почти по Зощенко, заранее приготовился открыть рот, раскаяться и попросить у обеих девчонок прощения, чтобы избежать визга на весь подъезд и возможных царапин на лице от обеих, на потеху соседям и дружному, насмешливому Прыгаловскому отделу в проектном институте, где он уже начал работать и был принят неплохо и инженерами, и начальником, а особенно экстрамодными и начитанными отделовскими барышнями.

Но тут Карина победно, с улыбкой, бросила свой пиджачок на диван и лукаво промурлыкала, не оставляя Оленьке никаких надежд:
-Митенька, миленький... я, кажется, позавчера забыла в спальне свою перламутровую заколку для волос. Это было в тот день, когда ты познакомил меня со своей мамой. Принеси мне эту заколочку, пожалуйста.

На словах «спальня» и особенно «познакомил с мамой» Оленька жалобно пискнула, и ротик её приоткрылся, а Карина между тем продолжала как ни в чём не бывало:
-И средство для мыться посуды у нас кончается, не забудь завтра купить по пути домой. Но только болгарское, наше не покупай, а то оно нашатырём пахнет.

С этими словами она величественно удалилась в кухню и по-хозяйски загремела там кастрюлями.

...Так Митя Харламов, двадцати пяти лет от роду, женился.