Изр. гл6 Сербы

                Так,  в размышлении,  наблюдении и ожидания, протекало время.  Всякий раз,  когда проходила очередная группа паломников, совершая свой Крестный Путь – все ждущие по обеим сторонам дороги оживлялись,  с  любопытством  всматриваясь  в своеобразные наряды иноземных паломников, отмечая для себя их дисциплинированность по отношению друг к другу и к нам, наблюдателям по сторонам.
                У кого-то из ожидающих и наблюдающих за проходящими делегациями отмечалось благоговение на лице, или  слабая улыбка, или живые глаза,  любопытство. Все смотрят по сторонам, поворачивают активно головы.
                Людям  же  напротив, группе паломников, ожидающих по другую сторону улочки своего времени для прохождения Крестного Пути,  весь  этот естественный интерес  был чужд. Они выглядели как будто уже снятые с креста. У них не было ни сил, ни желания  совершать хотя бы минимальные телодвижения, смотреть по сторонам, передвигаться, всякий естественный живой интерес  отсутствовал в  их глазах.
                Напротив меня, в двух метрах находились  люди, которым в прямом и переносном смысле    некуда было больше идти. Один из них держал флаг бордового цвета с эмблемой на национальном языке.  Это были сербы.
                Вот она, история христианства в живую, не по книгам и преданиям.  Не пересказанная из чужих уст.  Не заснятая чужой предвзятой камерой.

                Кто сказал, что Бога нет?
Посмотрите на  этих людей, и вы увидите в их глазах боль гонения на первых христиан.

                Со стороны  похоже на остановившуюся траурную процессию.  Или люди  ждут своей очереди на Страшный Суд.   Или приняли на себя обет молчания  и  самую глубокую степень аскезы.  Одного и того же цвета и качества темно-темно синяя почти черная  одежда, вероятно, из одного магазина.   Пришли и выстроились  в два ряда.  Каждый имел свой крест. Деревянные кресты у каждого. Кресты высотой метра полтора.  На пересечении распятий скотчем приспособленные малые кресты, видимо, для пользования дома. У кого - один, у кого - несколько.
                Мужчина напротив меня  угрюмо потупил взгляд вниз. Женщина, слева от него, единственная из всей делегации, на которой надета относительно светлая вещь – пиджак, и  явно не с её плеча. Позади  неё престарелая женщина в очках, голова покрыта ажурным черным платком, носимыми обыкновенно в траур.  Руки  сложены поверх креста, смотрит куда-то в неизвестность.  А ведь здесь крайне  трудно смотреть в неизвестность.    Здесь постоянно что-то   захватит взгляд.
               Их  человек  двадцать – тридцать. Только у одного из этих людей напротив в руках  фотокамера. 
               
              Когда горе  переходит порог, за которым  надежда уже не живет, что обычно называется «жизнью», становится более походим на  тень  неприкаянности и влачения существования. Последняя попытка расправить плечи и попробовать  «ещё раз»  вновь оборачивается провалом. Все предопределено к тому, чтобы стать покоренным.  Смирись!
   Слово «смирись» с одного раза к смирению не приводит. Попытка  третий раз, четвертый – еще не сломлен дух противоречия.  Но когда после очередного, сотого удара плеткой  пытаешься приподняться, но не от желания жить дальше. А потому, что еще теплится инстинкт выживания, борьбы. 
          И вот когда после тысячного удара  попытка привстать всем  телом становится физически невозможной, ползти крайне тяжело.  и последняя живая искра проявляется лишь в слабом повороте глаз, - понимаешь, что голова упирается в перекрытие. Вместо широкого жизненного пространства  оставлен даже не коридор, - ниточка. Движение влево, движение вправо -  обрыв и смерть. И жизнь – не жизнь. И смерти нет.  Рад бы умереть. Но и это не дают.

      Облик человеческий способен отразить - кому досталась поле широкое для прохождения, кому – ниточка. Люди напротив являли наглядный пример «узкого коридора». Всякие телодвижения сведены до минимума - моторика рук, переминание ног, повороты головы.  Глаза равнодушны к происходящему  - ничто и никто не вызывает интерес. Нет ни одного лишнего движения. Никаких топтаний на месте,  разворотов  в пространстве, никаких  «туда-сюда» от нетерпения, присутствующих здесь у каждого.
               Как будто они приговорены лишь к одной степени свободы –

пожизненно,  стОя на своих двоих,  лишь облокотиться на свой крест...

                Я никогда не видела мужчин с такими  обреченными лицами.  Не один, не два, как бывает некий муж и сын, только что схоронившие жену и мать, - здесь несколько десятков таких   мужчин. Женщинам и подавно в силу естественной природы  трудно долго молчать,  лица все равно  говорящие, ежесекундно выражают слова через тонкие эмоции. Не языком, так мимикой. В глазах жизнь.  Или, по крайней мере, забота.
                Здесь же, сейчас в этих лицах, в этих глазах, смотрящих в одну точку, лишь горе, застывшая в заиндевелости. 

                Солнце вошло и осветило их лица. Но никто и них не поднимал глаза к светилу.   Они стояли напротив нас, как одинокие осины, деревья-изгои по преданию на одном из которых повесился Иуда. Никакой прохожий не заговорит с таким обречённым, изможденным встречным.
                Говорят, надежда умирает последней. В глазах этих людей я не видела никакой надежды.
                От них особая энергетика исходила, казалось, их покинула всякая надежда. Я никогда не сталкивалась вот так  нос к носу с людьми, которые с  войны.
                Когда наши воины  возвращались со Второй мировой войны,  в их глазах были и слёзы, и радость. Слезы от боли потерь  и радость победы.
            В  глазах же этих людей напротив  лишь  бесконечная трагическая  однополярность – смерть с косой, открытые кровоточащие раны, разрывы человеческих тел снарядами - что значит лишь одно – в сердцах и душах их война  ещё  продолжается.

            Светило солнце. Мимо нас и мимо  них  проходили люди, кто-то пел, кто-то улыбался, кто-то ожидал. Происходило всякое движение.  Происходила жизнь.
                Но к людям напротив она  не имела никакого отношения. 
.
                Случись  сейчас здесь ливень, ураган, смерч,  - они бы не двинулись с места.
             Что такое  явление природы, пусть даже самое разрушительное,  если самые страшные муки человек получает от человека.