Альтовый ключ. Повесть. Глава 15

15.
Через две недели после описанных событий Денис Крушина обнаружил у себя на рабочем столе лист бумаги, заполненный строго по форме:

Завкафедрой дер.духов.инстр-в
_Крушине Денису Петровичу_
от: _Сурдинской Алисы Алексеевны_
Уважаемый(ая) _ Денис Петрович!!!_
Прошу Вас _ровно в восемь часов сего вечера
появиться возле театра, где будет поставлена
пьеса "Падают лепестки пионов" в переводе
моего папы. Мы Вас очень ждём.
Если Вы не придёте, я буду очень расстроена.
P.S. На всякий случай захватите Ваш гобой,
пожалуйста.
_Алиса._

Пробежав текст глазами, Крушина сразу понял, что речь идет о чём-то важном, и тут же стал собираться: позвонил на вахту, затем отменил двум "негодным шалопутам" занятия по специальностии бросился домой.
Он был совершенно прав – событие было чрезвычайной важности. Ведь эту пьесу Алексей Васильевич переводил уже более полугода и вот, наконец, перевёл. Радости его не было предела. На премьеру были приглашены все родные и близкие, а также их друзья, за исключением Ярослава (который воевал с журналистами) и Кима (который был так пристыжён, что не решался показать нос на улицу).
В пятнадцать минут восьмого Женя, Рита, Алиса и Паша уже стояли в фойе и рассматривали репродукции Хокусая. Алексей был где-то за кулисами, не то в гримерной, принимая живейшее участие в спектакле (как ему казалось). Время от времени доносились его ликующие крики:
– А я что говорил? Ну-ка, ну-ка! Конечно, я всего лишь переводчик… Между прочим, вы могли бы выдать парочку билетов! У меня семья ждёт. А ты говоришь… Эх, шляпа ты, шляпа! Не верил? Вон как переливается, смотри! "Каталоги!" Да ты ни в одном каталоге такие хакама[liv] не найдешь! Надо будет – я ещё сошью. А то у вас даймё похож не на даймё, а на какой-то куль с мукой…
– Здорово разошёлся, – шепнул Павлик отцу.
– Ага, – с улыбкой ответил Женя. – Сегодня можно и пошуметь. Он столько старался для них!
Наверху скрипнула тяжёлая дверь, повеяло холодом, и по дубовым ступеням не сошёл, а легонько спорхнул вниз дирижерЗарнихин.
– Тепло тут у вас! – произнёс он, снимая беретку.
– Гриша! Пришел всё-таки! – воскликнул Женя.
– А ты думал? Р-разогнал всю команду. Гремят как в медный таз – пусть, думаю, сами себе групповую репетицию устраивают. Бездельники. Всё! У меня сёнь выходной. Не могу же я целую неделю слушать, как Рудольф убивает Луизу[lv]! Пора и с другими трагедиями разобраться, как ты считаешь, Женюш?
– Целиком и полностью согласен!
А Денис Петрович тем временем беспокойно кружил по бульвару: он никак не мог понять, в каком дворе находится театральный подвальчик. Один раз ему показалось, что он на правильном пути, но ступеньки завели его в хозяйственный магазин, где бородатый кассир сурово отсчитывал сдачу. Крушина насколько мог вежливо спросил, мол, не знаете ли вы, как пройти к театру восточной драмы, но служитель Меркурия лишь буркнул что-то неразборчивое и продолжал ставить десятки в столбики.
Большие электронные часы на прилавке показывали 19:31. Денис выскочил на улицу. В небе вверх тормашками болтался желтенький месяц, словно игрушечный. Незнакомая собака, проходя мимо, потыкалась Денису в ногу и потрусила дальше. А у кого же спросить дорогу? Не у месяца же спрашивать… и не у собаки… По тротуару промчался какой-то лихач на велосипеде. Крушина окликнул его: "Молодой человек!", но тот уже скрылся за углом.
Денис Петрович поспешил в соседний двор, где мерцала вывеска аптеки. Нехорошо получается… заставить её волноваться… а я тут как дурак какой болтаюсь… Ему даже не пришло в голову позвонить Алисе.
– Похоже, не очень-то спешит твой кавалер! – вполголоса заметил Женя и поглядел на запястье. Минутная стрелка подобралась уже к 19:45. (А где же барометр, спросит читатель? Что стало с ним? Об этом мы расскажем позже.)
– Он придёт, – твердо сказала Сурдинская. – Может быть, задержался в пути.
 Послышался шорох гардин, и в фойе выглянул Алексей.
– Ну где же вы? Пора уже начинать. Проходите быстрее. Билеты мне пришлось оплатить, –вздохнул он. – Никакой благодарности.
– Папа, ну что ты суетишься…
– Пойдем, правда, – кивнул Женя.
Часы показывали без пяти восемь, когда ураганный ветер распахнул дверь в подвальчик. Лестницу вмиг засыпало снегом. Густое серое облако ввалилось в фойе, отряхнулось и обрело человеческие черты. Лакированные ботинки, чемоданчик за спиной, жёсткая тёмно-русая щетина. Денис Петрович! – возопила Алиса и бросилась отчищать Крушину от снега, схватив, что под руку подвернулось.
– Оставь мою шляпу, милая, - пробасила Рита. – Ох и запорошило же вас, сударь!
 Крушина протёр глаза и изумлённо уставился на рослую даму в синем сарафане. Женя поспешил перехватить его под руку и провести в зал. Занавес уже поднимался.
…И пока на сцене Синдзабуро-сан вздыхал по прекрасной Химэюри, Алиса Алексеевна тихонько повернула голову и смотрела в полумраке на лицо Дениса – тяжёлое, с резкими чертами и багровым отблеском на щеках. Смотрела и не могла понять, для чего весь этот дурацкий спектакль об утраченной любви, если в жизни всё так просто.
 Ещё пару недель назад она не могла правильно произнести его фамилию. А когда-то даже не знала о том, что он есть на свете. Чудн;, правда… Встретились два человека, посмотрели друг на друга и подумали: ну и физиономия. Потом еще немножко посмотрели и решили заявление в ЗАГС писать. Алиса вдруг обнаружила, что смеётся, а Рита толкает её в бок, потому что герой на сцене вот-вот зачахнет от своих безвылазных страданий… Уныние – паршивая вещь!

 (Из дневника Алексея)
Спектакль не удался. Зал был полупустой, в кульминационной сцене раздались лишь вялые хлопки. Женя говорит, что я не должен расстраиваться: подобная участь постигала произведения Вагнера и Верди, Мусоргского и Прокофьева. Не знаю, не знаю. В сущности, я всего лишь переводчик. Вряд ли моему творению суждена бессмертная слава. Но мне будет приятно, если пьеса продержится до конца этого сезона.
А теперь о хорошем.
Поначалу я, конечно, был расстроен и, невзирая на Ритину болтовню и хохот Зарнихина, вышел на улицу и долго чиркал опустевшей зажигалкой. Крушина поднес мне свою. Он вообще-то не курит, но (как он говорит) боится, что в подъезде вышибут пробки, и носит зажигалку на всякий случай с собой.
– Можно вас на минуточку, Алексей Васильевич? – Крушина придержал меня за рукав.
– Да?.. – недовольно ответил я.
 Он посмотрел на меня как-то странно, сглотнул, я увидел, как дернулся его здоровенный кадык.
– Ну, что вы хотели?!..
 Крушина чуть наклонил голову, словно собирался принести присягу, и, глядя своими ледяными глазами, произнес:
– АЛЕКСЕЙ ВАСИЛЬЕВИЧ, Я ПРОШУ У ВАС РУКИ ВАШЕЙ ДОЧЕРИ.
Я едва не поперхнулся.
– Как, простите? Алисы?! Но… это же… у нее надо спросить, наверное?…
 Она только тихонько засмеялась и спрятала лицо в воротник.
– Лисенок, послушай… – (мой голос стал твёрже), – ты уже большая сильная девочка, ты и всегда такой была, но теперь уже выросла, и мои старческие заботы тебе ни к чему. Этот человек любит тебя, очень сильно, и твоя задача теперь – беречь его и любить в ответ. И не быть как твоя мама, дай ей Бог здоровья где-нибудь там, где она есть, подальше от нас. Потому что семья не бывает в шутку, так же как струнный квартет или синхронное плавание. Если в чем-то ошибешься, всё рассыплется, точно столбики в домино, а я этого допустить не могу. Доверьтесь друг другу, прошу вас, и только тогда вы сможете стать счастливы.
А я буду переписывать старинные книги и поглядывать на вас одним глазком…
– А я другим, – поддакнул Женя.
– А я обоими, – подтвердила Рита.
– Ну слава Богу! – воскликнул Григорьндрейч. – Наша повесть, кажется, подошла к концу, но это лишь очередная страница в бесконечной партитуре жизни… Послушайте, э –
– Денис, – подсказал Денис Петрович.
– Да, послушайте, Денис. Вы ведь тоже работаете в училище Болеслава Яворского, я вас там видел. И слышал! У меня освободилось место регулятора[lvi], ведь наш прежний гобоист уже стар и ему не хватает силенок. Вы не согласились бы его заменить, а?
 И трудно было сказать, кто был больше удивлен в этот ноябрьский вечер: я ли, оттого что сам не заметил, как моя дочь вышла замуж, или мой будущий зять – оттого что нежданно для себя стал первым гобоем N-ского симфонического оркестра Зарнихина?..»

октябрь 2015 – май 2017

[liv]Хакама – традиционные штаны. Даймё – японский феодал.
[lv]Опять-таки, герои оперы Джузеппе Верди «Луиза Миллер».
[lvi]То же, что и концертмейстер, только у духовиков.


Спасибо всем!
Увидимся в следующей книге «Солист Его Величества» про Генрика Венявского!