Отель Калифорния

                Инне Рахимовой-Зубовой,
                моей сокурснице
                по мат-мех факультету ЛГУ

                «И сказал Ионафан Давиду:
                чего желает душа твоя,
                я сделаю для тебя.»
                (1 Цар. 20:4)


30

Пока они сидели в номере, а потом ужинали, похолодало еще сильнее. Воздух казался густым до осязаемости, сжал со всех сторон и мешал дышать.
Бездонное черное небо было протыкано звездами, но желтое зарево города мешало их рассмотреть.
- Здесь мы ничего не увидим, Лена, - сказал Громов. – Пойдем на ту сторону, куда смотрит наш номер. Там не должно быть такой засветки.
- Да, Саша, мы пойдем, куда вы скажете…
Голос Елены дрогнул.
- Вы не сердитесь, что я называю вас просто Сашей?
- Но ведь я называю вас просто Леной и вы тоже не сердитесь, разве нет?
- «Лена» - это всего лишь без первой буквы. А «Саша»… Это очень личное.
- Лена, называйте меня, как вам нравится, - он усмехнулся. – Когда-то меня звали «Шурец».
- У меня вы будете просто Саша. Не возражаете, если я уцеплюсь за вас покрепче, а то упаду… Я что-то такая пьяная, сама не заметила, как напилась.
- С вами все нормально, Лена, просто на морозе все ощущается иначе. Сейчас мы увидим звезды.
Они завернули за угол. Горизонт над Волгой не сиял, но вдоль чугунного парапета горели фонари и они мешали еще больше.
- Лена я вас обманул, - сказал Громов. – Ничего не могу разобрать, не найду даже пояс Ориона, со всей своей природной ориентацией.
- Пояс Ориона? А как он выглядит?
- Выглядит так, что ни с чем не спутаешь. Пять звезд буквой «W», неподалеку туманность Андромеды.
- Туманность – это скопление звезд? Никогда не понимала, как они могут скопиться.
- Я тоже не очень, если честно, - признался Громов. – Вроде бы это другая Галактика, развернутая под углом к нашей. У своей мы видим только край – Млечный Путь, а другие и нашу увидят как туманность.
- Млечный Путь… А вы его когда-нибудь видели, Саша? Я – нет. Никогда, как ни пыталась, только слышала о нем.
- Видел. Студентом, осенью на капусте. В городе его не увидеть, и свет мешает и испарения и воздух недостаточно прозрачный. А среди поля в полной темноте идет полоса через все небо, от края к краю, и мерцает. Хотя на самом деле мерцают все звезды, просто там их очень много.
- Красиво?
- Не то слово, Лена. Завораживает.
- А этот Орион – тоже видели в колхозе?
- Нет, Орион я увидел уже во взрослом возрасте. Был у меня друг, жил в коттеджном поселке, пятьдесят километров от города, кругом леса и нет света на горизонте. А у него была карта звездного неба, по месяцам и для тех широт, местного издательства. Вот мы и отрывались.
- И тоже видели Млечный Путь?
- Нет, путь у нас был не млечный, а водочный, потому что стояла зима, причем более холодная, чем тут, - он усмехнулся. - Мы просто пили, а в промежутки смотрели на звезды, сверяясь с книжкой. Правда, у друга имелся мощный окуляр, но я запомнил некоторые созвездия, потом находил и так. Здесь, должно быть, севернее и мы смотрим не с того направления. Или я недостаточно выпил, мне лень искать даже Медведиц и Полярную звезду…
- У нас была простенькая дача, но я никогда ничего не видела. По ночам спали, зимой не ездили. У друзей… еще при муже… имелся дом далеко под Москвой, там раза три встречали Новый год. Но было как-то не до звезд, орали песни и пускали дурацкие салюты… То есть тогда казались нормальными, сейчас ясно, что дурацкие.
За спиной проехала машина.
Быстрый свет фар на несколько секунд вырвал их из ночи.
- «Туманность Андромеды»… - она вздохнула. - Был такой фильм в детстве, как бы научная фантастика, совершенно пустой, одни лозунги и никаких мыслей. Смотрели, наверное?
- Знаете, Лена, нет. В те годы меня интересовали только фильмы про войну.
- А про девушек?
- Девушек мне хватало и без кино.
- Рада за вас, Саша… Жаль, что мы не увидели звезд.
- На самом деле, Лена, это неважно, - сказал Громов. – Видим мы, или не видим… Они там есть, независимо от нас. И они нас сейчас видят. Вот это главное.
- Наверное так, Саша… И где-то сейчас там альфа Центавра, о которой я тоже слышала, но не знаю, что в ней особенного.
- Кажется, это ближайшая к нам звезда из другой Галактики… Хотя я могу ошибаться, в школе у нас астрономию не учили, часы отдали физике, да и вообще космогония меня не интересовала.
Елена смотрела в небо.
Громов стоял за ее спиной, видел лишь край белой шапки и облачко дыхания, тающее в темноте.
- Знаете, Саша… Я думаю о том, что вы мне нарассказали про Германию. Неужели там так все в самом деле? Как-то… не знаю, как выразить. Все… слишком просто. Где наивность, манящая тайна и все прочее? Какая-то пошлость, больше ничего. Я представляю этих немецких девушек и вижу лишь глаза, подернутые мутью порока.
- Лена, откуда вы набрались «мути порока»? Вот это как раз и есть пошлость.
- Ну… Так пишут обычно, когда хотят изобразить… такую женщину.
- Нет никакой мути. И порока тоже нет. То, что я видел в ГДР, было естественной жизнью. Человеком движут инстинкты, все остальное придумано и навязано. Все эти наивности и вздохи о манящей тайне приводят к одному.
- К чему?
- К изнасилованиям в подворотне.
- Думаете?
- Уверен. В той же Германии, можно подумать, все кругом бегали голые? да ничего подобного, - он махнул рукой. - Я же говорю: каждый жил, как хотел. Хотел – мерцал в мути порока, хотел – лелеял целомудрие. Никто никого ничего не заставлял, но и ни в чем не ограничивал. Абсолютное большинство наивности переживало в нужном возрасте. По крайней мере, к моменту вступления в брак люди знали, что к чему, а не бежали из спальни с криком «мама, мама, что я буду делать?!»
- Да, Саша… Ваш рассказ переворачивает мои представления о жизни… и о мужчине и женщине тоже.
Громов кивнул, не вдаваясь в дальнейшие подробности.
Елена казалась не по возрасту наивной. Она словно застопорилась во времени, когда отношения между полами считались чем-то запредельным.
Советское ханжеское воспитание внушало, что «это» нужно лишь мужчинам, а женщины терпят унизительный этап на пути к материнству, которое составляет единственный смысл существования. Сам Громов уже в опыте с двадцатью двумя копейками догадался, что все не так просто.
Окончательно прояснили сознание некоторые эпизоды студенческих времен, которые сейчас было стыдно вспоминать.
После короткой связи с северянкой, которая однажды устроила секс втроем, у Громова вызывали усмешку высказывания об априорной скромности женского пола - столь любимые русской классической литературой и имеющие столь мало общего с реальностью.
Обсуждать такие темы с Еленой не стоило. Взрослые люди имели свои взгляды на природу вещей, он и сам сильно изменился с тех бурных времен.
- На самом деле, Лена, я могу ошибаться насчет германских девушек и их состояния. Ведь сам нигде не читал, даже не интересовался, рассказывала Танька, а она такая – соврет и не приплатит. Может быть, это и было не всегда. Но одно помню по Германии: право собственного выбора без оглядки на то, что скажут вязаные кофты. И это было хорошо. По крайней мере, мне так казалось. Извините, если затронул тему, которая…
Не договорив, он замолчал.
Черный Еленин капюшон искрился морозно.
- Саша, мне с вами интересно, - сказала она. - Вы говорите вещи, о которых я раньше даже не думала.
- Это не я заставляю вас думать, а ситуация. Мы с вами тут, Лена, далеко от всего и от наших проблем тоже. По крайней мере, до утра. Разве не так?
- Так, Саша.
Небо висело, звезды сияли, светили и мерцали. Где-то среди них была сейчас Туманность Андромеды.
Где-то еще дальше - в не видных без телескопов глубинах - прятались другие туманности: другие Галактики, мысль о которых вызывала томление от попытки осознать величину всего, что не укладывается в сознание человека.
Вселенная окружила прочими миражами.

- Звезды, как веснушки,
Молча смо-о-отрят вниз…

- тихо пропела Елена.
- Лена, - позвал он.
- Что, Саша?
 Елена обернулась через плечо, ее глаза блеснули.
- Ничего.
Громов взял ее за плечи, повернул к себе и поцеловал.
Быстро и точно - в губы, которые не пришлось искать.
Не до конца стертый ресторанной салфеткой, на них сохранился вкус помады, которого он еще не знал.
- Саша, вы…
Голос дрожал.
- Извините, Лена. Я…
Он кашлянул, как мальчишка.
- Я не знаю, что на меня нашло. Вы сегодня слишком хороши, чтобы просто так стоять и смотреть. Все это неожиданно.
- И для меня… неожиданно. Но…
Она улыбнулась.
- Но я же не говорю, что мне это не нравится.
Целоваться Елена не умела - не отвечала, а тихо подчинялась, да и он не ставил цели ощутить из ряда вон выходящее. Он просто витал среди звезд от факта, что эта женщина - еще вчера более далекая, чем «альфа» Центавра, которую он не видел в коттеджном поселке Акманай - сейчас была с ним.
Громов отпустил Елену прежде, чем она успела задохнуться.
Капюшон шубки откинулся, волосы выбились из-под белой шапки.
Он натянул ее обратно, коснулся ладонями лица - Еленины щеки были холодными.
- Черт бы тебя побрал, старый козел Громов; твой подреберный бес давно поседел, а ты все туда же…
Кто-то внутри сказал это вслух и был прав, но сопротивляться желаниям не хотелось. Возможно, и не стоило.
Эта ночь на Волжском откосе могла оказаться последней возможностью в жизни. Да и самой жизни осталось не так уж много.
Для величественной учительницы-тещи, не покидавшей одну и ту же школу в четырех кварталах от дома, пятьдесят три года были сущим ничем. Теща и в семьдесят восемь казалась более свежей чем он - троекратно выработавший свой ресурс в гонке девяностых.
Дорога, которой он жил, являлась источником повышенной опасности. Вчера он успел затормозить, не врезался в Еленин «Ситроен», не улетел под обочину. А завтра мог не увидеть препятствие в нужный момент, могла не сработать АБС из-за какого-нибудь предохранителя, ни один их которых не был вечным.
Вероятно, от жизни стоило брать все, пока она давала.
Еленины губы не казались теплее щек.
Звезды смотрели укоризненно. Они повидали много, но каждый раз люди удивляли.
- Лена, мы вернемся сюда среди ночи, - сказал Громов. – Попозже.
Ресницы вздрогнули, глаза посмотрели снизу вверх. Из-за зрачков, расширенных, как у изумленной кошки, они казались черными.
- Когда погасят эти чертовы фонари, мы увидим хотя бы Кассиопею.
- Кассиопею мы сможем увидеть из номера, - сказала она. – Там будет еще темнее, без снега кругом. Или не Кассиопею, что-нибудь еще. Увидим. А можем и не видеть ничего…
Елена замолчала. Громов опять притянул ее, но не поцеловал, просто крепко прижал к себе.
Она обняла его в ответ - как-то по-школьному, лихорадочно, жадно и в то же время неуверенно.
- Саша…
Слова едва пробивались через капюшон.
- Что, Лена?
- Пойдемте домой…
- Вам холодно, Лена?
Ее тело дрожало; Громов подумал о ногах в прозрачном эластике, дрожь передалась ему.
- Нет, наоборот… Мне слишком жарко, пойдемте отсюда скорее…

***********************************************************
ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ.

Полный текст можно приобрести у автора –

обращайтесь по адресу victor_ulin@mail.ru

*********************
АННОТАЦИЯ

В романе всего два героя – мужчина и женщина, встретившиеся в пургу на трассе М7 под Нижним Новгородом. Цепь событий, связавшая слишком прочно, развивалась независимо от них. Действие романа занимает меньше двух суток, но за это время двое прожили целую жизнь. Судьба их за финальной точкой неясна и, скорее всего, нерадостна. Подобно персонажам Ремарка, перенесенным в холодный двадцать первый век, они не имеют будущего. Однако ценность имеет настоящее – тем более, свершившееся во воле случая.

******************************************
               
                2019-2020 г.г.


© Виктор Улин 2007 г. - фотография.
© Виктор Улин 2020 г.
© Виктор Улин 2023 г. – дизайн обложки.

http://ridero.ru/books/otel_kaliforniya_1/

456 стр.