Капля

Возрастное ограничение: 18 +
 
           Нина Сергеевна жила тихо. Для соседей незаметно, для коллег необременительно. Из дома уходила в семь утра, с работы – в шесть вечера. Старый серебристый кот просыпался к её приходу и бродил молчаливо по комнате, изредка запрыгивая на стол, где она доделывала отчёт или составляла план на завтра. Планы, как и день ото дня, почти не отличались. Омлет, тушёное мясо, сок. Работа, кино – спать. Иногда – читать, иногда – гулять, и очень редко – мечтать.
          Мечтать основательно, с яркой визуализацией, Нина Сергеевна перестала четырнадцать лет назад, когда её оставил третий муж. Ни лечение, ни однажды попробованное эко за все годы семейной жизни так и не дали ей того, чего она неистово желала, – ребёнка. Мужьям, как ни странно, тоже хотелось детей. Поэтому первый ушёл к любовнице, которая от него родила, второй – к своей прежней семье, где рано появились внуки, а третий – когда Нина отказалась от усыновления трёхлетнего малыша. Чужие дети не вызывали в ней шевеления души, да и мечтала она о частичке себя для вечности, а не просто о *каком-то* ребёнке. Муж всеми правдами и неправдами забрал мальчика из детдома, а она осталась одна, точнее, с лохматым котёнком, купленным незадолго до того на рынке.
          В пятьдесят два года мечтать о детях не имело смысла, хотя нет-нет, да и щемило горько-сладко под сердцем: физиология ещё позволяла, да и выглядела Нина Сергеевна гораздо младше своих лет: стройна, привлекательна, с модной стрижкой. Ни намёка на седину в тёмных волосах. Молодилась и в одежде: белый джемпер, джинсы, куртка. Но в календариках считала дни до пенсии, а не циклы, о которых часто не помнила.
          Осень в этом году её радовала, она выдалась сухой и тёплой. Была слабая надежда на то, что в день рождения не пойдёт, как обычно, дождь, создавая безрадостную картину умирания. Конец октября – самое тёмное время года. Со снегом – светлее. Вот только первый снег полюбить не получалось. После него всегда оставались грязь и слякоть.
          На работе в офисе, где помимо основной деятельности она замещала то заболевших, то ушедших в отпуск, случился ожидаемый аврал. Трудовой день заметно удлинился, всё чаще приходилось оставаться допоздна, и в свой личный праздник Нина Сергеевна освободилась лишь к девяти вечера. Не чувствуя ничего, кроме пульсации в голове и тяжести на сердце, тормознула таксиста-частника, чтобы не брести к остановке дворами. Молодой водитель посмотрел оценивающе, назвал сумму и, слегка замявшись, кивнул на заднее сидение. Она удивилась, но возражать не стала. Открыла дверцу, удобно уселась, полезла в сумку за таблеткой и бутылочкой воды. Машина мягко катилась, в салоне было тепло, едва слышно играла музыка. Нина разомлела и незаметно погрузилась в сон.
          Пробуждение было резким и страшным. Она ничего не видела, почти не могла дышать, но чувствовала холод ниже пояса и боль в бёдрах. Со страхом поняла, что её раздевают, а на лицо натянут свитер. Попыталась оттолкнуть того, кто давил на грудь, но не смогла – руки с силой удерживали над головой. «Трое», – колыхнулась единственная мысль. И погасла после грубого вхождения чужой плоти.
          В себя пришла ненадолго, от удара о землю. Её выволокли из машины, развернули на живот, и один, схватив за волосы и выгнув дугой, рывком вошел в неё сзади, а второй, сопя, извергался в беззвучно кричащий рот. От ужаса и боли она потеряла сознание вновь.
          Очнулась поздней ночью от дикого холода, голая, в яме под кустами, прикрытая ворохом мокрых листьев. С веток на неё стряхивался снег, с неба сыпалась мелкая морось, вокруг стояли темь и тишина. Как добралась до людей, до больницы и помощи, не вспомнила, даже когда давала показания полиции – дознаватели пробыли в палате почти час. Безрезультатно. Следователь, молодая женщина в форме, не скрывала досаду на её беспамятство, и после пятого ответа: «Да не знаю я, не видела», – недоверчиво, с сожалением, выдохнула:
          – Надо же… Как повезло вам.
          – В чём же?
          – В том, что ничего не помните. Ладно, поправляйтесь.
          Они ушли, и Нина тут же заснула. В последующие дни она тоже старалась спать. Её бы воля, она б не просыпалась вплоть до выписки, и даже больше – когда сидела дома, на минуты выбираясь в магазин.
          Лечили её долго. Так долго, что однажды на осмотре врач осторожно сказала: «Нужно повторное узи для уточнения «диагноза».
          – Какого диагноза? – равнодушно спросила Нина.
          – Возможна беременность.
          – Невозможна.
          Она, как деревянная, вышла из кабинета и надолго застыла в коридоре.
          Узи показало семь недель. И Нина вернулась из небытия в реальность. Это была очень странная реальность. В ней медик, её ровесница, настойчиво убеждала от ребёнка избавиться, пока ещё не поздно.
          – Вы понимаете, сколько в вас влили разной химии?! – врач в сердцах отбрасывала ручку на стол. – Антибиотики и прочее… Это прямое медицинское показание к прерыванию. Плюс ваш возраст. Давление. Вы родите урода!
          –…а может нет.
          – Да-да, урода, и не смотрите так. Я уж не говорю о том, каким образом он вам достался, и как вы собираетесь его растить. Вас били в живот! Наложили пять швов. Даже если вы сумеете выносить этот плод, он не будет нормальным, вы это осознаёте?!
          – Простите, но я пока… – голос сорвался, – ничего не осознаю. Даже себя.
          Впервые за два месяца Нина выпустила скорбь на люди. Она уже ходила на работу, но всего на полдня. С ней обходились вежливо и аккуратно: приносили материал, молча клали на стол и без слов удалялись. Говорить, кроме докторов и полиции, было не с кем. Сухой язык протоколов и рецептур не позволял выплеснуть боль, на платных психологов у неё не было денег, а бесплатная излагала как по учебнику – академически и с нажимом. С такой делиться переживаниями не хотелось. Даже со старым котом своим Нина говорить не могла: за время её отсутствия бедняга умер. Вернувшись из больницы, Нина обнаружила вскрытую и опечатанную квартиру: соседи не стали долго терпеть запах и приняли меры. Тогда она плакала долго, взахлёб, но в подушку – по давней привычке, чтобы не смущать соседей.
          Сегодня же, придя домой, дала полную волю чувствам. Вспомнила свои былые метания, одинокую жизнь, и мужей, и мечты, и работу, пережитый кошмар, и теперь вот – его последствия. И это последнее вдруг стало настолько значимым, что перекрыло собой всё. Она так хотела ребёнка! И вот на тебе, получи. На старость и бедную жизнь. Неизвестно от кого, после насилия, напичканная таблетками и наркозом. И времени на раздумья нет. Через неделю либо неизвестность, либо пустой живот.
          Сказать, что она любила этого… плод, невозможно. Ненавидела? Нет. Но он не давал ей здраво мыслить, словно вызревал не в чреве, а прорастал в голове. Нина сгребала в горсть волосы и дёргала их, дёргала, словно желала абортировать себя таким путём. Потом спохватывалась, задирала подол платья и рассматривала живот. Трогала его, гладила, разговаривала. Плакала. И готовилась убить того, кто проник в неё тайно, жестоко и подло.
          – Ты не вовремя! – кричала в зеркало, до синяков сминая живот и расцарапывая пуп. – Ты не мой ребёнок! Ты изнасиловал меня и бросил в грязь! И ты отправишься туда сам. В грязь. На помойку, дрянь.
          А потом сидела и до поздней ночи успокаивала того, кто ни в чём не виноват. Он – один – разделился в ней надвое. Одного она любила, хотела и ждала. Другой – отвращал, страшил и обессиливал. От него, от этого второго, она и пошла избавляться.
          День операции выдался холодным, но солнечным. Хмуро щурясь, Нина брела с остановки до приёмного покоя, перекладывая из руки в руку туго набитый пакет с больничными принадлежностями. Собрала его в уверенности, что будут осложнения, и она задержится в больнице. Почти так и вышло: операцию отложили до утра из-за повышенного давления.
          Ночью в палату привезли юную беременную с угрозой выкидыша. Та рыдала, не переставая, пока дежурная медсестра не сделала ей укол с успокоительным. Однако едва проснувшись, девушка вновь залилась слезами. Нина смотрела на неё молча и без эмоций. Потом сказала – больше себе, чем ей:
          – Зачем он тебе нужен-то? Не хочет в мир, так не пускай.
          Беременная тут же умолкла. Удивлённо, с возмущением всхлипнула:
          – Вы что говорите?! Как не хочет, он уже есть! Вы как смеете?!
          – Да что там есть-то? Капля,– Нина недобро усмехнулась.
          – Какая капля, вы что? Там сердце уже, там голова, я видела!
          – Видела она. Да ничего ты не видела. Он мучиться будет.
          – Прекратите! Я не хочу вас… кто-нибудь! Подойдите, уберите её от меня! – придерживая живот, девушка слезла с кровати, выбежала в коридор. Через минуту вошла вместе с медсестрой. – Вот она, мне, гадости… Она говорит мне гадости! Я не хочу с ней быть.
          Медсестра кивнула:
          – Епихина? В операционную. Через десять минут чистка.
          Нина вздрогнула:
          – Как? Уже?
          – А вы что, отдыхать приехали?
          Медсестра закрыла за собой дверь, а девушка посмотрела с ужасом:
          – На або-о-орт?!
          – Да. И нет никакой головы. Есть только капля. Чужая во мне.
          Она пошебуршала пакетами, достала пелёнку и пошла к выходу. Уже в коридоре, ожидая вызова, услышала отчаянный визг соседки по палате. Почти сразу там загремела каталка, забегали медсёстры.
          Что-то ёкнуло в ней и мгновенно отозвалось – в душе и в теле. Запульсировало одновременно в голове, в груди и внизу живота. Она хотела этого ребёнка. А он хотел быть с ней. Он сам её выбрал! И неважно, кто «отец».
          – Епихина, проходите! – медработник распахнула дверь.
          «Он уже есть, как вы смеете?!»
          – Епихина! Вы идёте? – нетерпеливо донеслось из глубины кабинета.
          «Чужая капля во мне… Он мучиться будет».
          «Там голова и сердце! Он живой!»
          – Нина Сергеевна Епихина. Пройдите в операционную.
          «Что я делаю, господи?! Там голова и сердце. И он живой!»
          – Живой!!! – вышепнула Нина свою главную мысль.
          И была эта мысль не чужая, а её собственная. Долгие годы ожидания, одинокая старость, пережитый кошмар как-то враз отошли на задний план, и прямо перед собой Нина вдруг отчётливо увидела новорожденную девочку на пеленальном столе. Что-то тёмное нависало над светловолосой головёнкой, незаметно опускаясь всё ниже и ниже.
          – Нет! – крикнула Нина; медсестра в дверях аж вздрогнула. – Простите, нет, – повторила спокойней. – Я передумала. Я подпишу, что надо.
          Она поднялась и почти побежала в палату. Беременной там не было. Её привезли через полчаса, когда Нина уже сидела одетая, ожидая выписки.
          Переместившись с каталки на кровать, девушка отвернулась к стене и тихо горько заплакала.
          – Я не смогла, – сама себе, но для неё произнесла Нина. – Я ведь очень его хотела. Буду любить любого. Любую... А у тебя всё впереди. Поверь.
          – Уйдите вон! – простонала девушка.
          – Да, конечно. Спасибо тебе.
          И Нина ушла.
          На улице было ослепительно светло. Город за ночь накрыло снегом. Близился Новый год.






________________________
иллюстрация из интернета, карандашный рисунок
Автор: Chaseroflight, он же Дэвид Чонг





отзывы на первую версию рассказа http://proza.ru/comments.html?2020/10/30/6