Десятитысячный день

Борис Родоман

ДЕСЯТИТЫСЯЧНЫЙ ДЕНЬ ЖИЗНИ

        И вот наступил роковой четверг, 14 марта 1968 г., 9999-й день жизни героини моего романа. В этот день я должен был позвонить Тане в девять часов вечера, чтобы окончательно выяснить, поедет ли она со мной в воскресенье в Звенигород и будет ли отмечать десятитысячный день.
        С утра меня охватило беспокойство. Я не мог ничего делать. Предчувствия мучили меня. Не уверенный, что дозвонюсь Тане, и понимая, как мало шансов у меня на успех с поездкой, я решил поймать девушку в метро. Но сегодня четверг, и ко мне домой может кто-нибудь прийти. Более того, Оля П. обещала зайти, тоже чтобы договориться об уикенде.
        Я разработал сложный план: ждать Таню на станции метро «Динамо» с 19:30 до 20:30; если встречу, проехать с ней в метро сколько возможно и попытаться проникнуть к ней домой; если не встречу или она меня прогонит, спешить домой извиняться перед гостями за опоздание. Если не встречу Таню в метро, то еду к себе домой, захожу в квартиру в 20:45, прошу гостей обождать, а сам бегу в автомат, звоню Тане, выясняю, поедет ли она со мной, и в зависимости от этого, собираюсь ехать с Олей или отказываю ей. Если дома меня никто не ждёт, звоню Тане, прошусь к ней домой. Если откажет, еду к Алле В., где тоже собирается молодёжь по четвергам (см. рисунок) [блоксхема сохранилась в черновом виде, надписи неразборчивы; все действующие лица жили около станций метро].
        Я сидел на станции «Динамо» на  той же скамейке. Таня появилась в 20:10. Так же, как в прошлый раз, я увидел её ещё на эскалаторе. Она сразу заметила меня и, сделав несколько шагов в мою сторону, остановилась. Я встал и подошёл к ней.
        – Подкарауливаешь?
        – Нет, просто соскучился.
        – Заметь, я всегда прохожу в это время, самое позднее – в четверть девятого. Давно тут сидишь?
        – С половины восьмого.
        Мы вошли в вагон. Разговор начинался издали: как поживаешь и т.п. Неумолимо приближался момент оглашения приговора.
        – Если тебя интересует воскресенье, то я с тобой не поеду.
        – Почему?
        – Мне купили путёвку в дом отдыха.
        – Опять? На какое время?
        – На субботу и воскресенье.
        – Кто купил?
        – Какое это имеет значение? Купили – и всё.
        – А где дом отдыха?
         – Где-то по Ленинградской дороге.
         – У какой станции?
        – Не знаю пока, не знаю.
        – Как не знаешь, как же ты поедешь?
        – Ну так и поеду, что ты пристал!
        – Ты поедешь с кем-то?
        – Разумеется, не одна.

        Однажды, осенью 1967 г., Таня сказала мне:
        – Если я сама рассказываю тебе о своих приятелях, значит, с ними у меня нет ничего серьёзного. Если бы было что-нибудь, я бы сделала так, что ты ни за что не узнал бы.
        – А когда ты тайно от меня ехала в Ленинград, а мне сказала, что едешь в Ригу?
        – Вот тогда, пожалуй, был серьёзный случай. Тогда ты меня так вывел из себя, и сам же себе всё испортил.
        Теперь, вспоминая этот диалог, я решил, что именно сегодня наступил опять такой серьёзный случай, и это распалило моё любопытство.

        Таня сказала , что поедет в этот дом отдыха в субботу с мамой и тётей Марикой. После чего те вернутся в Москву. А на следующий день с детьми приедут к ней в гости.
         – А мне можно поехать?
        – У тебя же нет путёвки.
        – А почему ты не купила на мою долю?
        – Не я же покупала. Мне купили.
        – Кто купил?
        – Ах, опять «кто?»!
        – А мама как же без путёвки?
        – Они приедут днём, без ночёвки, как ты не понимаешь!
        – А мне можно приехать?
        – Что тебе там делать?
        – А ты что будешь делать?
        – Отдыхать: есть, спать, ходить на лыжах.
 
        Я вспомнил, что у Тани новый лыжный костюм. Перед домом отдыха она с лихорадочной поспешностью шила эластичные брюки. Несомненно, что она сменила и куртку. Не такая девушка Таня, чтобы с новыми эластичными брюками носить прежнюю жёваную куртку. Не ради меня и моих плешивых, обсыпанных перхотью приятелей она сменила свой костюм. Она будёт в нём кого-то кадрить!

        – Но кто же мешает и мне там с тобой ходить на лыжах?
        – Тебе будет скучно. Совершенно чужая для тебя компания. Старики, родственники.
        – А мальчики будут?
        – Конечно. В каждом доме отдыха есть мальчики.
        – Почему я не могу быть среди них?
        – Ну, приезжай, если хочешь.
        – Но куда?
        – Мама вернётся в Москву в субботу. Позвони ей. Если можно будет тебе приехать, я передам.
        Чёрта с два! Это она сейчас так говорит, чтобы от меня отделаться. А мне сидеть в напряжении двое суток и получить фиг –  все выходные дни пропадут.
        – Ты где выходишь? На «Белорусской»?
        – Я тебя провожу.
        – Я еду не домой.
        – Как не домой??! Мы же договорились, что я сегодня звоню тебе в девять. Сейчас половина девятого. Хорошо, что я тебя поймал. Как бы я позвонил тебе, если тебя дома не будет?
         – Не в девять, а в десять. Я в десять часов буду дома, как обычно.
         – А можно, я сейчас поеду с тобой?
         – Нет-нет! У тебя же четверг, ты должен быть дома.
        – Сегодня никто не придёт. Я наверно поехал бы к Алле В.
        – Да, надо бы и мне съездить к Алле. А то подумают: Новый год встретила, и больше ничего не нужно. Надо бы навестить Аллу.
        – Так поедем сейчас вместе.
        – Нет, не могу.
        – А в десять ты будешь дома?
        – Да, конечно.
        – А можно, я потом к тебе зайду? Сейчас домой съезжу, посмотрю, нет ли гостей, и если нет, то к тебе.
        – Нет, нельзя!
        – Но почему?
        – Опять этот допрос!
        Я взял Таню за руку, она вырвалась.
        – Не хватай меня!
        – Ты едешь на свидание?
        – Всякую встречу можно назвать свиданием.
        – Ты встречаешься с мужчиной?
        – Не с женщиной же.
        – Ты едешь к тому, кто купил тебе путёвку?
        – Нет, к другому.
        – Я провожу тебя до той станции, где ты выйдешь!
        – Не смей этого делать! Сейчас же оставь меня!
        – Ты едешь к любовнику! У тебя есть любовник?
        – Опять за своё? Какой любовник? Никакого любовника! Просто я не люблю, когда за мной следят.
        – Я не слежу. Я хочу быть с тобой!
        – Мало ли что ты хочешь. Мы же с тобой договорились: ты сам по себе, я сама по себе.
        – Никогда мы так не договаривались!

        А правда, можно было договориться. Я давно собирался ей сказать, что считаю себя свободным от обета «верности», и она могла бы признать, что встречается с другими. Но сейчас… Нет, я решительно не находил силы с ней расстаться.

        Во время этого диалога мы сошли на станции «Площадь Свердлова» [ныне «Театральная»], перешли на «Проспект Маркса» [«Охотный ряд»] и поехали в сторону «Спортивной», где жила Таня.
        – Ты едешь домой?
        – Нет, я же тебе сказала.
        – Я хочу посмотреть на счастливца, которому можно быть с тобой.
        – Какого счастливца? Нет, это я – счастливая, – воскликнула Таня с каким-то печальным пафосом и вздохнула.

        Она его любит! Но почему же тогда скрывает? Разве стал бы я скрывать от кого-нибудь свою любимую! Напротив, я привёл бы на место свидания кого угодно и сказал бы: «Смотрите, вот она какая, моя девушка, правда же, она такая красивая!».
        Ну, что произошло, если бы я их увидел? От стены отделилась бы тривиальная мужская фигура, этакий силуэт, обнял бы её за плечи, и они пошли. Не бежал бы я за ними! Понял бы, что для меня всё кончено и поплёлся домой подводить итоги на пишущей машинке. Но тогда я наверняка знал бы, что у неё кто-то есть.  Но сейчас, когда  я этого не знаю, я не могу от неё отстать, пока она одна, ведь можно пройти ещё несколько шагов, так почему ж их не пройти, зачем сдаваться преждевременно? Ведь путь свой надо проходить до конца.   
         
        Таня сошла на станции метро «Парк культуры», и я поднялся за ней по эскалатору на уровень земли. «Так вот где у них свидание!», хотел я подумать, но Таня пошла на кольцевую линию, и я за ней.
        Странно. Если ей нужна кольцевая линия, то почему она раньше не пересела на «Белорусской»?
        – Ну, до свидания. Ты, кажется, хотел ехать к В., вот твой поезд.
        – Нет, я поеду с тобой!
        – Не смей!!
        Она вбежала в поезд, шедший в сторону «Киевской», я успел вскочить за ней. Она стал у дверей, и я рядом.
        – Пойми: я люблю тебя! Я не могу допустить, чтобы всё это так кончилось! Что случилось в последнее время? Что у нас изменилось? Что всё это значит?
        – Оставь меня в покое!
        – Но я же тебя люблю!
        –  РАНЬШЕ ТЫ ЛЮБИЛ МЕНЯ МЕНЬШЕ И ВСЁ БЫЛО ХОРОШО, А ТЕПЕРЬ ЛЮБИШЬ СИЛЬНЕЕ И СТАЛ СОВСЕМ НЕВЫНОСИМЫМ.
        – Я хочу, чтобы повторилось четвёртое февраля. Ты ещё придёшь ко мне? Придёшь?
        – Приду, приду! Только сейчас оставь меня в покое!

        Эх, Родоман! Ну почему бы тебе не обрадоваться после этих слов? Почему бы не потащиться домой и не ждать очередной подачки ещё месяца два?
        Какой-то азарт овладел мною. Казалось, что меня интересовала уже не сама Таня, а загадка, которой она себя окружила. Может быть сегодня я узнаю наконец страшную тайну. Нельзя идти, не ориентируясь, не представляя, что у меня справа, слева, спереди и сзади. Я давно уже никого не видел возле Тани, но ведь они существуют, эти мужчины, и кто знает, может быть одного достаточно увидеть, чтобы понять всё. Тогда я понял бы и своё положение. Кто в самом деле я для Тани? Какое место отведено мне?

        – Не смей выходить за мной! Поезжай дальше!
        – Нет, я выйду!
        – Как ты меня унизил!

        Чем это я её унизил? Это она меня унижает; вернее, я себя унижаю с ней. Не могут два человека одновременно унижать друг друга. А мне унижение не страшно, я к нему привык.

        – Ты зачеркнул всё хорошее, что у нас было! На всё пойду, чтобы от тебя избавиться!
        Лицо Тани тряслось от плача. Она отскочила и стала у другой двери. На нас начали обращать внимание пассажиры.
        Ещё несколько минут назад она вела меня под руку по подземному переходу. А теперь между нами пролегла дистанция.
        Таня сошла на станции «Краснопресненская» и вскочила в поезд, шедший в противоположную сторону. Я последовал за ней. Я стал у другой двери и следил за каждым её движением. Мне уже было наплевать на всё, кроме своей добычи. Пассажиры видели, как старый урод гонится за молодой и хорошенькой девушкой.
        Она сошла на станции метро «Октябрьская», и я опять побежал за ней.
         – Если ты не отстанешь, я позову милиционера!
        – Зови!
        Мы поднялись на эскалаторе. Я шёл за Таней как тень, не поднимая головы и следя за её ногами.
        У перил, ограждавших тротуар против входа на станцию, стояли пять-шесть мужчин.
        Сердце колотилось.
        Сейчас… Вот… Здесь у неё свидание…
        Но Таня метнулась в сторону и побежала в пешеходный туннель. Она пересекла в нём весь Ленинский проспект и вышла у начала Шаболовки, озираясь.
        – Я ищу милиционера.
        Мимо закрытого, тёмного цветочного магазина она побежала, огибая площадь, к кинотеатру «Авангард» – изуродованной  зелёной церкви, дожидавшейся сноса, чтобы уступить место зданию нового кинотеатра с тем же названием. 
        Они идут в кино? Почему ж это такая тайна?
        Но Таня прошла мимо.
        Шёл один из тех фильмов, которые я не видел и мог бы посмотреть.
        – Пойдём в кино!
        Таня чертыхнулась. Она вошла в пешеходный туннель, пересекавший улицу Димитрова [ныне Большая Якиманка].
        – Помни: я – фанатик. Просто так от своего дела не откажусь. «Формы районирования» пятнадцать лет писал и тебя буду долбить много лет – всю жизнь.
        «Формы районирования», казалось,  вывели Таню из себя окончательно. Она разревелась на весь туннель.
        Её согнутая в локте левая рука со сжатым кулаком занесена  перед моим лицом. Ой, надо бы снять очки! На нас с интересом смотрели прохожие.
        Таня выскочила из туннеля и метнулась к закрытой двери кафе «Шоколадница»  – того самого, где несколько дней назад мы мило провели вечер, закончившийся впрочем печально.
        – Пойдём в кафе! Отметим десятитысячный день!
        – Ты думаешь, мне кафе нужно? Я милиционера ищу.
        В кафе Таню не пустили. На дверях красовалась табличка «Мест нет».
        – Я не иду за тобой. Я иду сам по себе. За двадцать шагов от тебя.
        Таня побежала через Садовое кольцо к гостинице «Варшава». Наш тур вокруг площади заканчивался.
        В конце концов, почему я не могу идти по улице за кем хочу? Разве это запрещено? Бывало, еду в метро, понравится какая-нибудь девушка, я и после пересадки стараюсь войти  за ней в тот же вагон и сесть напротив. За незнакомой я могу ехать, а за знакомой не могу?
        Дистанция между мной и Таней сократилась.
        – Где твои «двадцать шагов»? – взвизгнула Таня.
        Мимо «Варшавы» она рванулась к стоянке такси.
        – У меня есть деньги, если ты поедешь на такси, я поеду на другой машине за тобой.
        Сказал, а сам подумал: конечно, нет, у нас это невозможно. Даже если будет такое чудо, что найдётся сразу второе свободное такси, шофёр ни за что не согласится «скорее ехать вот за той машиной».
        Никаких свободных такси на стоянке не было, и видно, что не такси нужно Тане. Она толкнулась в дверь гостиницы «Варшава», так же украшенной постоянной надписью «Мест нет». Я решил подождать её на улице.
        – Имей в виду, я милиционера ищу!
        Она опять побежала вверх, мимо гостиницы, ко входу в метро «Октябрьская-кольцевая». Слева, по тротуару, который мы только что прошли, шагал милиционер.
        – Товарищ милиционер!  – Таня рыдала. – Задержите, пожалуйста, этого человека! Идёт за мной и идёт, сил нет.
        – Хорошо, девушка, – сказал милиционер ласково. – Идите, пожалуйста, идите. Никто вас не тронет.
        А меня поманил пальцем.
        – Зачем преследуете девушку? Вы взрослый человек, а она такая молодая…
        – Это моя знакомая. Мы знакомы уже два года. Это обычная сцена.
        – Какая обычная? Она же от вас плачет!
        – Я тоже плачу.
        Но у меня «невидимые миру слёзы». Как положено по  худлитературе.
         – Где проживаете?
         – Ах, какое это имеет значение!
         – Ваши документы!
        Предъявляю зелёные корочки – младшего научного сотрудника.
        – О-о! МГУ! Вместе учитесь?
        – Да, учились. Уже окончили.
        Какие же мы, интеллигенты, инфантильные, и ведём себя, как дети, так что кажемся народу молодыми. И 36-летнего принимают за студента, его можно по чужому студбилету со льготой на поезде дальнего следования провезти в отряде молодёжи…
        – Вы понимаете, я не знаю, какие у вас там отношения…
        – Это моя девушка. Мы встречаемся уже два года.
        – …Но меня попросили…
        – Конечно, конечно, любой бы так же поступил на вашем месте.
        – И я должен вмешаться.
        – Конечно, вы правы. Всё-таки, она нехорошо поступила, что к вам обратилась, но я её прощаю. Я её люблю!
        – В любви я ничем помочь не могу, – сказал милиционер и отпустил меня.

        Продолжение следует

        Написано 15 – 19 марта 1968 г.

        Подготовлено для «Проза.ру» 19 – 21 декабря 2020 г.

        Продолжение публикации не последует, потому что я эти записи сдал в архив летом 2021 г. Скажу только, что после встречи с милиционером мои метания по Москве не закончились. Примерно около 10 часов вечера я побывал в квартире Тани и убедился, что её там нет, а её домочадцы моему появлению отнюдь не рады.

        Б.Р. 10 октября 2021 г.