На краю Земли

Калитка хлопала на ветру. Ограда была старой, пережившей не одно поколение хозяев, а сама калитка - новой, с хорошо смазанными петлями, поэтому и хлопала без скрипа и скрежетания, но громко.  И сколько раз Ли;са просила, чтобы Андре приспособил какую-нибудь веревочную петлю. Петли не получилось, потому что Андре всегда перечил сестре, строя из себя главного, зато вышла хорошая щеколда, но и она была принята с восторгом. Если оставлять калитку открытой, она всегда будет хлопать – уж слишком частые в этих местах ветра, приходящие из Великой Пустоты. Да ладно бы, просто ветра. Земли здесь северные, воздух то прохладный, то холодный. Времена года определяются коротким ярким летом и долгой снежной зимой, да их быстрой сменой друг друга, вот и ветра не несут тепло в своих ладонях. Благо лес рядом, дрова в избытке, да дом крепкий с каменной печкой.

Люди, живущие, вне города – на краю Земли и в поселках, знают настоящую цену теплу. Дрова всегда есть в запасе. Стружки, щепки, обрубки бревен и досок, все идет в печку, ничто просто так не выбрасывается. То же касается еды. В погребах она есть всегда, даже в неурожайные годы. Конечно не красная икра с зайчатиной, более прозаичная пища, но есть. Худую одежду латают, а если уже и латать нечего, можно заделать щели в доме, на крайний случай постелить собакам, они тоже предпочитают комфорт. По крайней мере собаки наших героев на холодной земле не спят.

Два старших брата давно покинули край Земли, перебрались в город, нашли работу, обзавелись семьями, иногда нагрянут – что, да как, и обратно. Дом остался на младших Лисе и Андре, да и те уже не дети, обоим за двадцать. Сами ведут хозяйство, унаследованное от родителей, и вот их-то в город не тянет, разве что по делам приезжают. Брат продает мясо, добытое на охоте, покупает фрукты, хлеб и одежду, да оба не пропускают ярмарки и карнавалы. На исповедь в воскресенье приходят в собор, после орган послушают. Иногда в театр заглянут культурно просветиться, а то они и подобные им дикарями слывут.

Так что, город представляет собой некую необходимость. Но жить там… Интересно, конечно, не без этого. Но все как-то шумно, суетливо и тоскливо. Все бегут куда-то, все озабочены делами. Кони, запряженные в телеги и кареты, забывшие свободу и бег по зеленым лугам, понуро бредут по мостовым, гремя тяжелыми подковами. Бездомные собаки лакают серые тучи из грязных луж, нищие в каждой подворотне милостыню клянчат. А воздух здесь настолько смешался с гарью с мануфактурной фабрики, что его практически видно, и кожей можно почувствовать. Да и детский смех раздается не часто, а уж если где и смеется ребенок, то тут же все улыбаться начинают. И если рожденные в городе люди считают все это естественным и на большее не претендуют, то пришлым здесь очень тяжело прижиться и найти свое место. Часть из них возвращается обратно, часть оказывается в доме для умалишенных. Благо таких домов тут хватает, всем место найдется. Как тут можно быть счастливым…

Да и как можно просто жить в таком месте, как город? Здесь нет высоких елей, из-за стволов которых выглядывают маленькие лесные человечки. Воздух такой чистый, что звезды кажутся больше и ярче. В городе за домами с высоченными крышами, сквозь печной дым, не видно вековых гор, укрытых белоснежными шапками. Нет чистых ручьев, звучащих мелодичнее органа, настроенного самым первоклассным мастером. Брат с сестрой слушают такой по воскресеньям в городском соборе. Там местный музыкант, красивый и манерный, такие рулады выводит, заслушаешься. Но не ради органа же в город перебираться, в самом-то деле. За городом лучше, спокойнее.

Есть множество альтернативных вселенных, и в каждой Земля устроена по-разному…

А еще здесь можно сесть, только осторожно, на самый-самый край Земли и посмотреть вниз. В бездне, сквозь второй слой облаков, иногда можно увидеть хобот одного из трех гигантских слонов, что стоят на черепахе исполинских размеров, плывущей в Бесконечном Океане. Саму черепаху никогда не видно, слишком далеко находится она от поверхности Земли, да и нижние облака все скрывают. Иногда, в ясные дни, внизу виднеется что-то темное и расплывчатое, но голова это черепахи или одна из ласт, непонятно. А потому и не понятно, в какую сторону движется вся эта пирамида.

- Если бы черепаха плыла, куда ей вздумается, то солнце всходило бы каждый день в другой стороне, - рассказывал отец своим сыновьям, дочери и маленькому Андре в люльке, - и  шаталось бы по небу, как пьяный полицейский. Понятно?

Умные люди в городской обсерватории, говорят, знают, куда движется черепаха. Но какой в этом толк, если они не знают, почему черепаха туда плывет. В таком случае, так ли уж важно знать простым смертным, в какую сторону она направляется? Плывет, и ладно.

Дети, слушая отца, согласно кивали. Как шатается пьяный полицейский, видел всякий, были бы зрячими глаза. Больше они, на тот момент, ничего не понимали. Старшие братья так и не осмыслили взаимосвязь направления черепахи и движения солнца, а вот Лиса и Андре вскоре разобрались с этой премудростью. А также они знали, почему черепаха плывет в этом направлении. Все просто, она плывет к берегу, чтобы отложить яйца, или от берега, на котором и остались эти самые яйца. Это же естественно!

Эти двое часто, даже под угрозой порки, лежали на самом краю Земли (на что не каждый взрослый осмелится) и смотрели вниз, рассуждая между собой, куда уходит солнце на ночь и где Бесконечный Океан соединяется с сушей. И какой она, это суша  – песчаный берег, или каменистый.

А иногда они видели слона, точнее хобот одного из слонов. И если старшим братьям хватило одного раза, то младшие дети не могли налюбоваться на это удивительное завораживающее зрелище. То, что у одних вызывало умопомрачительный восторг, у других лишь равнодушное хмыканье. Может, поэтому их дороги и разошлись. Те, кому не место на краю Земли, переехали в город. Остальные остались и при любом удобном случае сторожили слона. Вот и сейчас…

- Видишь? - спросила Лиса, держась за край веревки, перекинутый через громадный валун и смотря вниз и влево.

Кожа ее лица чуть грубоватая, омытая северными дождями и обветренная на холоде, но красивое и строгое, как у всех сельских женщин.

- Не-а, не вижу, - пробормотал Андре, вцепившись в другой конец веревки.

Самый младший в семье, он неплохо справляется с обязанностями хозяина, отчего старшие братья с легким сердцем отправились за лучшей долей – дом в надежных руках.

Второй слой облаков, проходящий гораздо ниже поверхности земли и уходящий вдаль, где сливается с первым и третьим слоями, сегодня настолько плотный, что в редкие просветы невозможно что-либо вообще разглядеть, не говоря уже об этом ожидаемом хоботе.

Видимо и сегодня им не суждено увидеть это огромное животное. А жаль.

- Где ты, мой жени-и-их? Где, любимый мо-о-ой? – запела Лиса, болтая ногами в воздухе, как в воде, - Заберет меня-а-а кто-нибудь друго-о-ой.

На краю Земли много работы, а развлечений мало. Но уж Лиса-то найдет себе занятие. Еще в детстве натянула веревку между деревьями и балансирует на ней, размахивая руками, как мельница. Падает, ушибается, плачет… и все равно залезает на стул, принесенный из дома, и ступает на веревку.

- Я канатоходец, - заявляет она.

Увидела одного такого на бродячей ярмарке, и все. Тоже так хочет. Другие люди равнодушно проходили мимо, пожимая плечами. Ну ходит человек по канату в метре над землей, дальше-то что? Ловко, конечно, они так не умеют. И расшагивающие по ярмарке на ходулях привлекали к себе внимание не более, чем на одну минуту. А потом – скучно. То ли дело глотатели огня, три чернокожих мужика-великана. Один из них подавился своей волшебной жидкостью, необходимой для огня и тут же помер в ужасных кривляниях возле палатки со сладостями. Это был его мимолетный, но успех. Вот это интересно. Так что у канатоходца в тот день была только одна поклонница, да и то пятилетняя.

Городские юноши чурались Лису, впрочем, как и любую не-городскую девушку. Да и из соседнего села тоже не спешили с гостинцами, своих невест хватало. Уйти, что ли, в монастырь, думала Лиса, подстричься в монахини и служить Господу Богу нашему. Но как же слон, который нет-нет, а даст о себе знать…

- Вон там! – крикнул Андре и указал пальцем в просвет, каким-то чудом образовавшемся в сплошной пелене облаков.
- Ай!

Лиса свободной рукой закрыла ухо, поморщилась и так наклонилась вперед, что казалось – упадет сейчас вниз, в бездонную пропасть…

- Где?

… и будет долго падать, пока не пролетит мимо черепахи. А там… Если кто там и был, то обратно не возвращался.

- Ну вон же!
- Вижу!

В просвет, становящийся все меньше и меньше, показался длинный, невероятно длинный и огромный хобот. Его ноздри запросто могли засосать город вместе с обсерваторией! Хобот поднимался вверх, будто его хозяин хотел достать до  поверхности края Земли, и когда пелена сомкнулась, он показался из пелены облаков, вытянулся, будто ребенок, тянущийся за яблоком, и тихонько протрубил, но земля все же немного задрожала, с края посыпались камни, где-то заскрипела старая ель. Закончив свое дело, хобот опять скрылся в облаках. Как только все стихло, собаки залаяли на мнимую угрозу.

- Ты это видел? Видел?!! – радостно кричала Лиса и била брата по плечу.

На глазах ее навернулись слезы. Не каждую неделю можно увидеть хобот слона, не каждый месяц услышать его рев, учитывая, что не сутками напролет они сидят в ожидании на краю Земли.

- Видел! – улыбаясь, прошептал Андре.

Он перехватил кулак сестры, которая обладала сильным ударом, на мгновенье опустил веревку и потер плечо.

- Здорово, правда!

Наивно было ожидать на сегодня еще каких-нибудь чудес. Они упали на землю и посмотрели вверх, где верхний слой облаков беспорядочной толпой беззаботно плыл к горизонту, которого не было.

- Хочу посмотреть на черепаху, - поделилась Лиса мечтой.

Андре лишь пожал плечами.

- Будешь в городе, сходи на ярмарку. Там много всяких рептилий.
- Я хочу увидеть ту черепаху.
- Я понял, что ты имеешь в виду, - терпеливо сказал Андре, - но ты даже слона не можешь увидеть целиком, а тут…

Он многозначительно замолчал, намекая на тщетность любой попытки увидеть черепаху, которая несет на себе всю Землю и трех слонов в придачу.

Но Лиса не собиралась отступать:

- Ты только представь, какая она огромадная!

Глаза ее сверкали от возбуждения, как стеклярус на карнавальных костюмах.

- А Бесконечный Океан, в котором отражаются все-все на свете звезды? Насколько он необъятен! Каждая его волна способна смыть нашу Землю, как только слону устанут ее держать или черепаха помчится за морским коньком! Ужас!
- Ну, это смотря, каких размеров будет конек, - предположил Андре, - Если маленький, то черепаха его не заметит.

Он встал на ноги и отряхнулся.

- Да и зачем ей гоняться за коньком? Она же не дура. Пойдем, приготовим чего-нибудь.


В воскресенье, навестив с раннего утра братьев, наспех позавтракав и оставив лошадь с повозкой в сарае, Андре с Лисой раньше всей родни направились к собору. Некоторые мероприятие не хочется пропускать, а некоторые пропустить нельзя. Посещение воскресной службы, не столько для души, сколько для галочки, является гарантом, что тебя не спалят на костре хотя бы в это воскресенье – в недоброе для женщин время родилась Лиса. Мода на сжигание ведьм прошла, но некоторым мужчинам, видимо, из-за своих комплексов, этого было недостаточно. Любой предлог мог стать причиной новой казни. Но сегодня на площади не было эшафота. Даже позорный столб убрали. В этот день здесь намечалось нечто грандиозное.

Проходя через городскую площадь, им в глаза бросились воздвигнутые в центре строительные леса, мусор, грязь и многочисленные телеги с тюками, мешками с опилками, инструментом, деревянными щитами и длинными досками. Одни рабочие натягивали троса, держащие каркас стены, другие расстилали огромных размеров куски ткани, украшенными звездами и цветными кругами. Такая постройка говорила об одном – в город приехал цирк. Об этом оповещали и афиши на заборах и стенах домов. Клеток со зверьми и вагончиков с артистами еще не было, они отдыхали на окраине города, но рабочие, половина местных, половина своих, как муравьи, бегали по площади под руководством бригадиров, которые четко и громко отдавали приказы в крайне нецензурной форме. И свое дело эти люди знали – цирк рос в высоту и вширь на глазах.

Андре взял Лису за руку и повел в обход этой монументальной стройки, вдоль заградительных  красных лент.

Репертуар одного цирка не сильно отличается от всех остальных. Первая часть представления будет заполнена уродцами, привезенными со всего света. Потом следует антракт с жонглерами и клоунами. Вторая часть состоит из звериных боев – крупные собаки до смерти грызутся с хищниками, чаще всего тиграми. Не любительница таких мероприятий, и даже охоты Андре, Лиса грустно заметила:

- Еще прошлогодняя кровь не сошла, а они опять...

В былые времена цирки не имели крыши, представления происходили под открытым небом, поэтому Андре сказал:

- Надеюсь, вечером будет ливень.

Хотя Андре лукавил. Как и большинство жителей прошедших веков, он весьма лояльно относился к звериным боям и уродцам. Такие были времена.

- И почему церковь ничего не хочет делать? – продолжала сетовать Лиса, - Почему не заступается?
- За кого? – удивился Андре, - За недочеловеков или животных?
- Пастор велит пустить в сердце Бога, любить ближних и помогать нуждающимся. А цирк… Это же адово исчадие напротив собора Господнего!
- Вот только в соборе не сболтни подобного, - рассердился Андре, - не тебе решать, где ад, а где небеса!

Есть множество альтернативных вселенных, но темные времена, судя по всему, были в каждой из них.

Лиса послушно замолчала – инквизиция все время начеку, а если спит, то в ход идет помощь из особо бдительных граждан. Живущие на краю Земли всегда в зоне риска. Кто знает, чем они промышляют вдали от Святой Церкви Господней? В лесах, среди диких зверей, смотрящие в Великую Пустоту. А Лиса, в добавок ко всему, незамужняя… Но их еженедельное присутствие на службе и два брата-горожанина, слывшие ревностными служителями Бога, не давали причин для излишнего интереса к двум молодым людям. Поэтому и не надо давать повода для активных служителей Церкви, а посему женщинам лучше не говорить громких слов – на месте цирка опять возведут виселицу. А виселица – страшный инструмент для лишения преступника жизни. Но если ее соорудил толковый мастер, а палач опытный, то казнью можно и полюбоваться.

Андре оглянулся и тихо сказал:

- Хотя я с тобой полностью согласен. Если Пять Правил Святой Книги не упоминают недочеловеков, разве у них нет души?
- А зверей зачем натравливать друг на друга? – горячо шептала Лиса, - Или Пророк сам был заядлым любителем подобных зрелищ?
- Во времена Пророка не было цирков, - напомнил Андре.

Он посмотрел на площадь. Остов цирка уже был закреплен, на него натягивали разноцветные полотнища. По периметру устанавливали разноцветные флаги и ветряные вертушки, в прошлом году вызвавшие всеобщий интерес и восторг, теперь же – обычный атрибут любого праздника.

- А после его смерти все это и появилось, будто только Живое Слово Пророка и сдерживало всю эту нечисть.
- Когда Бог закрывает глаза, просыпается дьявол, - вспомнила Лиса старую поговорку.

Душа Андре разрывалось на две части. Одна половина желала крови и развлекательных утех. Человек и есть животное, только умеет мыслить и воздвигать каменные постройки. Другая кричала о несправедливости к несчастным уродцам, в которых скоро полетят огрызки яблок и оскорбления. Жалела разорванных животных на глазах – ладно взрослых – детей! Потом горожане сжигают трупы прямо на площади, цирк не наводит порядок за собой. Иногда в кострище оказываются один-два уродца – не выдерживает сердце. Но это, согласно философии настоящего века, не беда, недочеловеков на земле полным-полно. И тогда плывет черный дым по городу, выкуривая из людей святость, если она еще у кого-то осталась. Да, на охоте он убивает зверей, но только для пропитания и никогда не глумится над их тушами. А тут…

Мимо прошел пастырь, они обменялись поклонами.

- Не опаздывайте на службу, дети мои, - улыбнулся пастырь.
- Наши сердца с Богом, святой отец, - сказал Андре, - мы идем за сердцами.
- Сердце обманывать не может, - согласился пастырь.

Обмениваясь приветствиями с остальными прихожанами, он поднялся по ступеням и скрылся за дверью собора.

Лиса, не отрываясь, смотрела на постройку, губы ее шевелились, ладони нервно гладили друг друга.

- Что задумала? – обеспокоено поинтересовался Андре, уж он-то знал все повадки сестры, и не всегда они ему нравились.
- Сколько времени понадобится пожарным, чтобы домчаться до площади?
- Даже не думай, - предостерег Андре.
- Ну сколько?

Андре бросил взгляд на воздушный шар-монгольфьер, висевший над городом, как огромный поплавок, и удерживаемый толстым канатом, в корзине которого находился дежурный, внимательно рассматривающий в подзорную трубу весь город на наличие преступления, волнения народных масс и пожара в частности.

- Минут пятнадцать, не меньше.
- А ночью?
- Я понял твой намек, - улыбнулся Андре, - а вот ночью они примчатся еще быстрее, потому что улицы будут свободными для проезда.
- Но ночью пожарные не увидят флажки.
- Ночью они увидят сигнальные огни, а иначе, какой смысл в ночном дежурстве.

Лиса покачала головой:

- Пятнадцать минут, это очень мало.
- Чтобы запятнать позором свою душу, этого очень много, - напомнил Андре.
- Сжечь греховодное место…
- Тише!

Лиса прошептала:

- …сжечь это место дело чести любого праведника!
- Да эти самые праведники к тебе в очередь выстроятся с факелами… Здравствуйте, - поклонился он знакомой паре.
- Вы идете? – последовал вопрос.

Нехорошо стоять на ступенях собора, будто что-то не пускает тебя внутрь.

- Следом за вами.
- Задерживаетесь.

Андре строго посмотрел на Лису:

- Если это место неправедное, Бог сам о нем позаботится.
- А если нет?
- А если нет, то я не хочу видеть, как тебя будут закидывать камнями.

Он взял ее за руку.

- На нас уже косо смотрят. Пошли.


- Братья и сестры!

Голос пастора, благодаря изумительной акустике собора, проникал каждому прихожанину в уши, достигал глубины души и оставлял след в сердце. Но только не Лисы. Забыв, что женщине следует быть кроткой и смиренной, она задумчиво разглядывала цветные витражи со сценами из Святой Книги, пребывая где угодно, только не на службе. Мысль, что она может что-то сделать для несчастных уродцев и не менее несчастных зверей, мешала ей сосредоточиться. Она будто поняла цель своего рождения на этой земле, свою миссию.

Если дерево будет сухим, то стоит только поджечь эти тряпки со звездами, хоть они очень красивые. Таких немного домой захватить, получились бы неплохие занавески.

- … ибо Господь завещал…

Дальше. Оббежать весь цирк вокруг с факелом в руке, даже половину, прежде, чем заметит дежурный и подаст сигнал пожарным. Но даже половина цирка, это большое расстояние, а ночью огонь виден хорошо.

- …и это случится, когда иссякнут силы слонов, а черепаха устанет нести на себе Землю, погрязшую в грехах. И тогда всех нас ждет…

Охранники… Они поставят охранников! Никто не оставит большое сооружение с реквизитом и оборудованием в таком городе, как нашем. Проклятье!

Ее толкнули в бок. Лиса вздрогнула и посмотрела на старшего из братьев. Тот строго и удивленно смотрел на нее, вопросительно подняв брови. Не зная, что она упустила, Лиса быстро осенила себя знамением. Брат хмуро покачал головой и вернулся к проповеди.

Ох! Андре строг с ней, но остальные братья еще строже и поблажек не дают. И тем не менее…

Остается только убрать охранников, но как можно более милосердно. Дубинкой по голове будет в самый раз, дома можно найти что-нибудь подходящее. Быстро пробежать хотя бы часть цирка с факелом, сесть в повозку (если Андре согласится на это), и на всех порах мчаться домой. Поздним вечером будет фейерверк, и один затерявшийся тлеющий заряд в укромном месте может стать причиной пожара. Это же так просто! Хоть и неожиданно.

- Аминь! – провозгласил пастор.

Что случилось с ней за сегодняшнее утро? Почему она так хочет уничтожить этот цирк? Заглушить радостный вой озверевшей толпы, считающую себя в праве издеваться над тем, кто не может ответить. Прекратить издевательство над зверьми, на короткий срок выпущенных из клетки, чтобы умереть или тут же вернуться в свою тюрьму, в случае сомнительной победы. Так было всегда, этот мир существовал с самого его рождения, со всеми пороками. Ничего нового ей не открылось, как озарение, как истина. Но уродцы тоже должны улыбаться каждому новому дню, а звери жить на воле. Я права? – спросила себя Лиса.

- Аминь! – повторило множество голосов.

Так пусть же сгорит это дьявольское логово дотла, а унесет его пепел в Великую Пустоту.

- Аминь! – улыбнулась Лиса.

Осталось только уговорить Андре. Этого непримиримого, всегда возражающего ей Андре.

А теперь, когда планы на ночь составлены, а проповедь закончена, можно послушать орган.


Они вышли из собора и расстались с братьями.

- Когда за лошадью придете?
- Погуляем немного, - ответил Андре.
- Посмотрим, как цирк строят, - добавила Лиса.

Как только братья с семьями скрылись из вида, Лиса отвела Андре в сторону и поделилась планом очищения мира от скверны.

- С ума сошла? – поинтересовался Андре, - Нет, идея, конечно хорошая, но здравый смысл ты привлечь забыла.
- Говори, - недовольно предложила Лиса.
- Как подойти к охраннику?
- Я отвлеку его.
- Если их трое?

Лиса задумалась. Андре довольно улыбнулся и продолжил:

- Если в цирке будут люди? Уборщики, помощники, те же уродцы – всех будем жечь?
- Ну…
 - Если попадемся, что тогда?

Стуча сапогами, мимо прошел полицейский караул, ведя в кандалах очередного преступника. Лиса приняла вид смиренной женщины, но как только караул отошел, она набросилась на брата:

- Ну тогда сам что-нибудь придумай, раз такой умный! У нас только одна ночь.
- Ночью я буду спать.
- А совесть позволит? – презрительно сузила Лиса глаза, - А как перед Богом предстанешь?

И тут за ее спиной раздался голос:

- Простите, тут кто-то собирается помирать?

За спором они не заметили, как к ним подошел органист собственной персоной.

- Извините, что вмешиваюсь, - продолжил музыкант, широко улыбаясь, явно собирающийся предложить очередную шутку, - но на этой неделе у нас скидки – каждому третьему покойнику отпевание бесплатно.

Он искренно рассмеялся, Андре его поддержал. Лиса удрученно вздохнула.

Заметив ее неодобрительную реакцию и немного смутившись, органист продолжил:

- Я вас вижу на службе каждую неделю, очень похвально. И что не уходите, не послушав мою музыку, я тоже заметил. Мне, как композитору, это льстит.
- Мы живем на краю Земли, - неохотно произнес Андре, - а там развлечений не очень много.
- Наверстываете упущенное? - улыбнулся музыкант, - Правильно. И как там?
- Где?
- Ну на краю Земли, я там не разу не был.
- Лучше, чем в городе.
- Но развлечений не хватает?
- У вас хорошая музыка, - похвалила Лиса, чувствуя, как напрягся брат.
- Ну мы, наверно, пойдем? – Андре взял Лису за руку.
- Колин, - сказал музыкант.
- Простите?
- Меня зовут Колин. Если уж вам нравится моя музыка, я подумал, что вам захочется узнать мое имя. Что бы в следующий раз…так сказать… когда придете… ну, вы поняли?

Неохота быть вежливым, но все же…

- Меня зовут Андре, это моя сестра Елисавета.
- О, нет, - засмеялся Колин и схватился за голову, - я было подумал, простите великодушно, что вы супруги, настолько хорошо смотритесь рядом.

Не зная, считать это комплиментом или нет, Андре молчал. Лиса решила не вмешиваться в разговор мужчин. Не желая затягивать неловкую паузу, Колин почтительно склонил голову:

- Ну что ж, у нас всех, наверно, есть дела?
- У вас сейчас репетиция? – вдруг предположила Лиса.
- О, нет! Я репетирую с пяти часов утра, когда голова еще свежая, а по воскресеньям, сразу по завершению проповеди, выступление. Поэтому у меня по расписанию сон. Тем более, что сегодня цирк. Хочу успеть выспаться.
- Цирк… - ошарашено спросила Лиса.

Сложно было представить церковного музыканта, кричащего - Убей!!!

- …но там же тигры и собаки…

Она не смогла договорить, но Андре спокойно закончил:

- Рвут друг друга на части.
- О, нет-нет, - замахал руками Колин, - перед вторым актом я ухожу. Хотя и уродцы у меня вызывают скорее жалость, нежели восторг.
- Тогда в чем причина вашего посещения цирка?
- Вот, смотрите, - Колин указал на рекламную тумбу, а точнее, на афишу.

На большом листе бумаги, справа от текста, был изображен клоун, посередине над текстом тигр, с левой стороны – жонглер…

- Это мой старший брат, - пояснил Колин.

… с поднятой головой и разведенными руками, будто беседующий с Богом, под дугой из разноцветных мячиков, застывших в воздухе.

- Игнатий его зовут. Как видите, наша семья рождена под звездой искусства.
- Цирк тоже искусство? - усомнилась Лиса.
- Развлекательное искусство, дорогая Елисавета, - пояснил Колин, - хотя сильные мира сего считают цирк развлечением для нищих и убогих, при этом не отказываясь оказать честь своим присутствием.

После этих слов он немного погрустнел, видимо ему не единожды приходилось испытывать унижение из-за классовой дискриминации.

- Мы так не считаем, - пожалела его Лиса.
- Мы тоже в светских кругах не вращаемся, - добавил Андре, не испытывая, впрочем, симпатии к человеку своего ранга.
- В таком случае, - обрадовался Колин, - я поделюсь с вами небольшим секретом. В новом цикле представлений у Игнатия усложнился номер – он будет жонглировать одновременно шестью мячами. Как вам?

Андре скептически ухмыльнулся. Лиса удивленно заморгала.

- Шестью? Не пятью?
- Я сам этого еще не видел, но в письме он писал, что освоил этот номер в совершенстве, и это только начало. Он так писал.

Андре покачал головой.

- Это просто невозможно. Нет. Шесть мячиков…

Он на секунду представил себе это действие.

- … это очень много. У меня и тремя не получается.

Колин согласно кивнул.

- Мне тоже не особо в это верится, не смотря на то, что он мой родной брат. Но я хотел бы вас пригласить на сегодняшнее выступление.

Он улыбнулся.

- И вместе убедиться в предельном количестве мячиков при жонглировании.

Лиса печально посмотрела на брата. Тот тяжело вздохнул.

- Вы знаете… - начал он.
- О, насчет билетов не беспокойтесь. У администрации цирка всегда есть в запасе свободные места для особо важных персон. Уж Игнатий-то позаботится об этом.
- Мы, что ли, особо важные? – угрюмо спросил Андре.

Ох, не нравился ему это Колин! Ревновал ли он сестру к этому проходимцу, или просто музыкант был слишком утончен и манерен для настоящего мужика, не важно. Не нравился, и все тут!

- Я могу привести двух своих друзей, - не смутился Колин реакции Андре.
- А мы уже стали друзьями? – наседал Андре.
- Ах, да! Я прошу вас стать моими друзьями на один вечер.

И видя недоумение на их лицах, добавил:

- Ну неужели вы не хотите увидеть шесть мячиков в воздухе одновременно?
- Хотим, хотим! – торопливо отозвалась Лиса, и посмотрела на брата, - Хотим?

Андре пожал плечами и, будто говоря – вы уже все давно решили, отвел глаза.

- Делайте, что хотите.

Кто бы знал, как он хотел пойти в цирк, даже без особого желания подсчитывать эти самые мячики!

Колин посмотрел на часы на городской ратуше, расположенной по соседству с собором.

- Тогда, в семь часов я вас жду возле…

Он осмотрел площадь в поиске нужного ориентира.

- Так рано? – удивилась Лиса, - Представление в восемь.
- В восемь здесь будет полно народу, трудно будет пройти, - пояснил Колин и крикнул проезжающему экипажу, -  уважаемый!

Кучер остановил рядом с ними повозку.

- Давайте, возле кассы, - стараясь казаться равнодушным, предложил Андре.
- Ах, да! Действительно, - согласился Колин, - лучше место не придумаешь. Возле кассы в семь вечера.

Они посмотрели на наспех сколоченную будку, возле которой возвышались стены цирка на опорных мачтах. По периметру уже стояли разноцветные флаги и вертушки из разноцветной фольги, в данный момент бездействующие из-за отсутствия ветра. Весь воздух был пропитан волшебством, пирожками и тигриной мочой. На земле валялись непригодные для строительства деревянные обрезки, которые могли бы еще принести пользу людям. Надо будет подъехать и загрузить телегу, подумал хозяйственный Андре.

Вечером вся площадь заполнится людьми, и даже не попавшие на представление не останутся без праздника. Ближе к ночи будет фейерверк, привезенный цирком из далекой азиатской страны.

- До вечера! А мне надо немного поспать, – Колин залез в повозку и кони, обреченно рассматривая мостовую, повезли его по узким улицам.
- Ах, да! О, нет! – передразнил Андре и озорно улыбнулся, - Ну так что, будем жечь цирк? Я-то, хоть сейчас.

Лиса неопределенно пожала плечами.

- А нам что делать? До вечера, а?

Андре только вздохнул.

- Ну, пошли до наших. Напросимся на обед.


Жонглер подбрасывал в воздух красные мячики, как сердца поклонниц, также легко и непринужденно. Рядом с ним паясничали клоуны. Уродцы сделали свое дело, после перерыва должны были происходить бои собак с тиграми. А пока зверей готовили – злили и будоражили, Игнатий, в обтягивающем красном трико и разноцветная команда шутов развлекали публику, не давая ее соскучиться, хотя многие нетерпеливо ожидали появления зверей.

- У него только пять мячиков, - злорадно заметил Андре.
- Сам не понимаю, - тихо произнес Колин, - он же писал...
- Может, одни потерялся, - предположила Лиса, пытаясь замять конфуз.

Она и так не любила цирк за несчастных уродцев и кровавые бои между животными, а тут еще и жонглер подвел, а она, в отличие от брата, пришла посмотреть именно на него.

Но тут свершилось нечто неожиданное. Один из клоунов, не прерывая своего дуракаваляния, неожиданно, как бы между прочим, вытащил из кармана вывернутого наизнанку (это казалось смешным!) фрака мячик и бросил в сторону Игнатия. Тот на лету перехватив мячик и тут же запустил его в круговерть к остальным пяти. Скучающие люди престали переговариваться и в нетерпении ждать второго акта. Прошло ровно три секунды тишины для осознания произошедшего и зал взорвался аплодисментами. Один за другим люди вставали с мест, кричали, свистели, хлопали в ладони и топали ногами, выражая признательность непревзойденному мастерству артиста, который по статусу не отличался ни от уродцев, ни от клоунов.

Не заметив, как, но Андре и Лиса аплодировали вместе со всеми, стоя по бокам от своего друга на один вечер.

- Я же говорил! - радостно кричал Колин.

Он повернулся назад и сообщил стоящим позади:

- Это мой брат!

Но его слова оказались каплей в океане всеобщего шума, а Лиса была готова простить цирку все его грехи.

Но вот случилось еще одна неожиданность. Тот же клоун, а может быть другой, бросил не прекращающему жонглировать Игнатию еще один мячик, который тут же оказался в общей связке. Семь мячей!!!

Если бы один из слонов протрубил где-нибудь неподалеку, его бы попросту не расслышали.


Колин уговорил Андре и Лису придти на небольшой пир в честь «отдаления предела человеческих способностей на неопределенный срок», так это звучало. Поломавшись для приличия, они согласились с условием, что Игнатий, виновник торжества, тоже будет присутствовать.

- Всенепременно, - пообещал Колин, - я вас обязательно с ним познакомлю.

Они вошли в небольшую забегаловку, в которой уже собралось много людей, по внешнему виду напоминавших актеров театра, уличных художников, непризнанных поэтов и музыкантов, вечно пребывающих в состоянии творческих мук, общество, что в будущем будет именоваться «богемой». Тут же наблюдались и «цирковые» - несколько клоунов, уродцев и звезда дня – Игнатий, смущенно улыбавшийся, принимая многочисленные поздравления.

При появлении новых посетителей народ радостно загудел – по все видимости, Колин был не только постоянным посетителем этого заведения, но и душой компании. Игнатий вышел навстречу и обнял брата. От этой долгожданной встречи у многих на глазах навернулись слезы, настолько трогательным был момент.

- Ну, как ты? Что ты? С кем ты? – посыпались вопросы, свойственные окончанию долгой разлуки.
- Вот, хочу вас познакомить, - Колин, наконец, освободился из объятий, - мои друзья. Андре, его сестра Елисавета.
- Твои друзья, мои друзья, - Игнатий почтенно поклонился каждому в отдельности, - прошу, проходите. Уже почти все готово. Верхнюю одежду можно оставить на вешалке. Не бойтесь, здесь воров нет.

Андре оглянулся и решил, что куртку можно оставить на себе. На стене висели рога, на которых было и так много одежды, будто люди столпились в одном месте и тихо перешептывались между собой. Еще немного и рога упадут. А посетители все приходили и приходили.

На столы, составленные вплотную,  нельзя было смотреть, не ощущая слюны во рту. Каких только блюд и холодных закусок не красовалось на белоснежной скатерти. В центре возвышалась хрустальная ваза  с красными розами, и где их только взяли в этих краях. У каждой тарелки лежали необходимые столовые приборы. Забегаловка, она и есть забегаловка, но хозяин все же постарался. Выглядело все это великолепно, появился зверский аппетит, отчего время шло очень медленно. Гости в томлении переступали с ноги на ногу.

Но вот подали команду…

- Просим к столу!

… и все зашевелились, задвигались стулья, зазвенела посуда.

И все шло чинно и не спеша, тосты произносились длинные, наполненные философским смыслом, но уже через полчаса ваза с цветами была опрокинуты в первый раз. Люди стали более раскрепощенными, более общительными. Лиса с удивлением и недовольством заметила, что присутствующие женщины не гнушались крепкого вина наравне с мужчинами, что явилось для нее неприятным откровением. Украшений и косметики на них было также сверх меры. Может артистки театра, не успевшие смыть грим, предположила она.

Андре, так и не проникнувшись симпатией к людям от искусства, попивал пиво, выслушивая жалобы на жизнь от уродца, маленького, побитого жизнью, похожего на горгулью, но гордого, как и все уродцы.

- А однажды Гарибальди проломили голову дорогой тростью.
- Тростью? - изумился Андре.
- Да. Видимо кто-то перепутал трость с яблоком и бросил на арену. Наверно, от восторга. Мы ее потом продали и оплатили лечение бедному Гарри. Но надо кидать яблоки или помидоры, а не трости. Груши, кстати, тоже могут подойти.
- А кинули яблоком, проблем не было бы?
- Ну, смотря куда попадут, но это наша работа, - с достоинством ответил уродец, - я предпочитаю есть честный хлеб, а не ворованный. А человеки мы крепкие.
- Похвально, дружище, - одобрительно кивнул Андре, - как твое благородное имя?
- Зови меня Самсон. Настоящее имя… оно не такое звучное, как это.
- Самсон… Это который медведю пасть разорвал?
- Нет, это был другой Самсон. Я пасти не рву.

Андре улыбнулся:

- Твое здоровье, Самсон.

И их кружки стукнулись друг о друга.

В это время рядом с Лисой на стул с грохотом опустилось что-то массивное.

- Елисавета, э-э-э, мое почтение.
- Игнатий, - улыбнулась Лиса, - ваше выступление привело меня в неописуемый восторг. Эти семь мячиков!

Игнатий довольно улыбнулся.

- Но сейчас я не отличу трех от семи, - признался он, - а вы не хотите поговорить об этом в более уединенном месте?

Невинная Лиса даже не поняла непристойного намека.

- Боюсь, мой брат не разрешит. Кстати, он тоже пытался как-то освоить жонглирование, но у него руки узлом вяжутся, как он сам говорит.
- Ну, тут надо немного сноровки и много терпения, - улыбаясь своей значимости, поделился Игнатий и подмигнул брату, сидевшему напротив.
- А как вы думаете, - эта тема не давала Лисе покоя, - вы только представьте. Канатоходец!
- Простите, кто? Канатоходец! Тот, что по канату ходит?
- Ну да! Канатоходец в цирке!

Игнатий представил себе эту картину и недоуменно пожал плечами:

- А с какой целью?
- С той же целью, с которой вы жонглируете.

Игнатий почесал бритую макушку.

- Ну я-то публику развлекаю, а этот ваш канатоходец… только и будет, что ходить туда-сюда. Кому это интересно?

- А если поднять канат на большую высоту?

Игнатий напряженно смотрел на стол, и казалось, что он уже уснул с открытыми глазами, но…

- Точно! – обрадовано крикнул он, - Это идея! Надо будет поговорить с администрацией.

- Вам понравилось? – обрадовалась Лиса.
- Еще бы! Если он упадет! И сломает шею! Это же здорово будет! Только надо будет несколько таких.

Лиса не успела измениться в лице – на улице раздался грохот орудий, затем в забегаловку через окна проник разноцветный свет.

- Фейерверк! – крикнул кто-то, и все собрание поспешило на выход.

Не успел Андре выбежать вместе со всеми, как ему на плечо легла чья-то рука.

- Друг Андре, - радостно огласил Колин, - хочу с тобой выпить.
- Давай позже, - Андре мыслями уже был на улице.
- Останься, - попросил Колин, - эти разноцветные шарики для женщин и детей.

Андре удрученно сел на место и посмотрел в окно. Там опять раздались залпы и восторженные крики людей. Он никогда не видел фейерверк, но если знающие люди говорят… При том, что они остались одни в пустом зале.

Официантка поставила на стол два стакана пива, многозначительно посмотрела на Колина и удалилась.

- Тоже предпочитаешь пиво? – спросил Андре.
- Мне в пять утра надо быть в соборе.
- Ах, да. Репетиция.
- Ну а ты чего скромничаешь?
- Я слежу за Лисой, мало ли тут каких мужиков…
- Да тут все свои.
- … поэтому предпочитаю быть в сознании.
- Головой отвечаешь? – понимающе кивнул Колин, - И правильно, нечего раскисать. Ну!...

Он поднял кружку.

- За тебя, друг!

Они чокнулись и сделали по глотку. И уже тогда Андре почувствовал что-то не то во всей этой ситуации. Вкус пива был немного другим…


Он открыл глаза. В помещении заметно потемнело, народу поубавилось, а только что трезвый Андре уже плохо соображал.

- Проснулся? – спросил кто-то.

Самсон смотрел на него с радостной улыбкой.

- Ну ты даешь, конечно! С виду такой весь правильный…
- Где Лиса? – хрипло спросил Андре, обводя взглядом помещение.
- Кто-кто?
- Сестра моя.
- У тебя есть сестра? – и тут в глазах Самсона возник страх, - Это та девушка? С тобой пришла которая?
- Ну!

Самсон судорожно сглотнул, глаза начали бегать без возможности на чем-либо остановиться.

- А разве она не…

Он замолчал, вопросительно смотря на Андре.

- Что, «не»?
- Не шлюха?
- Что? – Андре привстал, ощущая неприятную слабость в ногах.
- В смысле, - поправился Самсон, - не проститутка?

Андре ошарашено уставился на уродца, тот по привычке зажмурился, но не стал закрывать руками лицо.

- Я бы тебе сейчас нос сломал, будь ты повыше, - он почти упал на место.
- Так она того, - Самсон мотнул головой в сторону, - уехала.
- Куда она могла уехать без меня?

До Андре все еще не доходил ужас случившегося.

- Не «куда», а с «кем», – поправил его Самсон, и тут же его постигло озарение, - так вот почему она сопротивлялась.
- И с кем? – хрипло спросил Андре, чувствуя, как во рту пересохло и нехорошо забилось сердце.
- Так с братьями. С Игнатием и этим, Колиным.
- Куда?
- Да я откуда знаю, куда. В укромное место, - и Самсон, чувствуя, что сказал лишнего, опять зажмурился.
- Пойдем искать, - твердо сказал Андре, и взялся за свою кружку, - только сейчас…
- Стой! – крикнул Самсон, но было поздно.

Андре уже ничего не оставалось делать, как ощущать, как тускнеет сознание, а мир проваливается в темноту.

 
Он не знал, что подмешали ему в пиво, но Луна качалось, как маятник – туда-сюда, туда-сюда. Он также не знал, где он. Что случилось с Лисой, и почему цирк остался целым, они же что-то затевали. Все произошедшее за день разлетелось на кусочки и не торопилось собираться воедино. Ночь была не лучше.

Вот он подходит к своей лошади. Самсон что-то говорит ему, но неразборчиво.  Что-то вроде «тебе сейчас нельзя».

А вот он остановился на дороге и посмотрел вокруг. За спиной находился город, и что он, Андре, там делал - не понятно. Потом его обступил лес, густой и темный даже для ночи, и он даже два раза упал с лошади. А может и больше.

А потом он сидел дома за столом с зажженной лампой, тупо смотрел в угол, и входная дверь резко распахнулась. На пороге стоял брат и Лиса, заплаканная, побитая, в разорванной одежде. Брат усадил ее в кресло и хотел было уйти, но задержался в дверях.

- Порченная она, - сказал он, и было слышно, как голос дрожал от слез.

Андре встал, да так и стоял, покачиваясь, молча мотая головой.

- Больше к нам не приходите, - добавил брат, - позор какой.

Он хлопнул дверью отцовского дома, в который больше не ступит его нога. Во дворе раздалось пофыркивание лошади, стук копыт и вот Андре и Лиса остались только вдвоем, без семьи, без чести, одни со своим горем. И уже никто не поддержит их, не поможет в трудную минуту, не пожурит за излишнее ребятничество. Но это ладно. Что теперь будет с Лисой?

- Их было двое, - хрипло сказала она, спрятав лицо в ладонях.

Дальше была тягостная тишина, нарушаемая треском керосиновой лампы, которую Андре и не помнил, как зажег.

- А ты где был? – тихо спросила Лиса и посмотрела на него.

Что тут можно ответить? Что опоили? Подсыпали что-то в пиво? Какая теперь разница. Он не уберег сестру, а по какой причине, сейчас не все ли равно. Он – мужчина, он отвечает за сестру головой…

Вдруг Лиса вскочила и бросилась к двери. Андре, как голодный зверь на добычу, бросился на нее и оба упали на пол. Он обнял ее сзади и прижал к себе. Лиса дернула головой назад и затылком раскроила брату губы.

- Где ты был?! – плакала она.


Сборы были недолгими. Андре освободил лошадь от повозки, положил топор в сумку, привязанной к седлу, заряженный обрез двустволки, надеясь ограничиться двумя выстрелами, и еще раз проверил Лису. За дверью в подвал было тихо. Как опасно было оставлять сестру в душевном смятении, когда ей, сильной женщине, сейчас, как никогда, была необходима его поддержка и забота. Именно его, больше для нее на свете никого не было. Но цирк не будет ждать, когда на краю Земли наступит спокойствие. Утром его разберут, а после обеда он покинет пределы города.

Андре хотел постучаться в дверь, спросить хоть что-нибудь, лишь бы услышать голос Лисы, но тут же прикусил палец. Что это может изменить, кроме лишних эмоций, которыми и так наполнены оба сердцах. Возможно и Лиса знала о присутствии Андре, но не подавала голос. Напряженная тишина действовала на нервы, и тянуло время без какой-либо пользы.

Так. Острых предметов в подвале нет, не было веревки и ружья, только продукты и овощи в деревянных кадках, да вода про запас в бочках. Не решит же она утопиться, в самом деле. Постояв немного у двери, Андре вышел из дома, вскочил на коня и помчался сквозь ночной лес. То, что было у него на душе, гнев, обида, разочарование, отчистило сознание от дурмана. По крайней мере, он точно знал, что будет делать.

А делать он будет нехорошие вещи.


Обычно темный и молчаливый по ночам, теперь город жил, дышал и хулиганил. То здесь, то там, по улицам ходили одинокие шатающиеся тени и шумные компании. В одних подворотнях звучали песни, из других доносились шум драки. Мимо Андре проскакала одинокая лошадь, видимо, потерянная пьяным хозяином во время фейерверка. Половина трактиров и забегаловок были еще открыты, их окна светились приглушенным светом, а изнутри раздавались женские смех и мужской крик. Этот город и раньше не блистал благопристойностью, теперь же он наводил на мысли о великой блуднице, упомянутой в Святой Книге.

Андре остановил коня у трактира, расположенного напротив полицейского участка. Там, за забором, между колокольней и казармой, удерживаемый крепким канатом, над городом висит воздушный ярко-красный шар-монгольфьер, в корзине которого несет свою службу часовой. В шесть часов утра шар при помощи лебедки опустят вниз, наполнят горелку новым маслом, сменят часового и опять отправят на службу. За это время можно осуществить задуманное. А сейчас слишком шумно вокруг, много народа, даже учитывая, что большинство горожан уже спят. До утра еще было время, к шести часам город будет спать мертвым сном, а ранние дворники помехой стать не должны. Андре ухмыльнулся – какие, на хрен, дворники?

А пока можно обождать в трактире, утолить небольшой голод и жажду, вызванные нервным возбуждением и отравленным алкоголем, посматривая в окно на участок. Андре вошел в трактир и поморщился. Мало того, что музыка была паскудной, так еще и скрипка с гитарой играли не в унисон. В помещении, вместо того, чтобы спать в казарме, гуляло человек двадцать полицейских. Какой-то офицер вместе с женщиной, явно не святой, встали из-за стола и тут же повалились назад, сломав стулья и вызвав всеобщий хохот. Подошел пьяный официант и встал над ними покачиваясь, не зная, кого поднимать первым. Андре развернулся и вышел на улицу. В таком заведении, при такой музыке и таком контингенте и еда должна быть отвратительна.

- Такой город не грех спалить дотла, - пробормотал он.

Даже не смотря камень, кирпич и бетон – сжечь без остатка! Вызвать праведный гнев Божий и обрушить с разъяренных небес огненный дождь, что очистит мир от скверны. Оставить школы для бедных, бесплатную больницу, фабрику и – надо же где-то и ему, Андре, отовариваться. Остальное – сжечь!

- Вместе с братьями? – спросил внутренний голос.
- Они тут все порченные, - констатировал Андре.

Он подошел к коню, погладил его холке…

- Не волнуйся, наше дело правое.

… и достал из сумки топор. Затем быстро пересек улицу и…

Калитка, естественна, была открытой. На посту у шлагбаума никого не было.

… вошел на территорию участка. Тревожно оглядываясь и вздрагивая от каждого шороха, он подошел к канату, удерживающего шар и скрипящего от напряжения, соединенного с огромной лебедкой и, не теряя времени, принялся бить топором по канату. Гулкие звуки, выдавая саботаж на территории полицейского участка, разлетались по всему околотку, но не было времени на отступление, все решалось именно в эту минуту.

- Эй, вы что там творите? - послышался сверху далекий голос.

Андре продолжал махать топором, стараясь попадать в одно и тоже место. Рубить канат – все равно, что колоть сырые дрова, лезвие топора будто утопало в разрубленных волокнах.

- Какого черта там творится?

Сейчас раздастся сигнальный выстрел, подумал Андре и тут…

Вверху еле-еле послышался щелчок передернутого затвора.

… канат порвался и шар, вместе с перепуганным дозорным стало сносить в сторону.

- Эй! Э-эй!

Андре прижал топор к груди, наблюдая за шаром. Видимо дозорный действовал по инструкции, и открыл клапан горелки, отчего теплый воздух стал выходить из оболочки – шар медленно пошел на снижение, при этом намереваясь, по направлению ветра, уплыть из города. И только после этого напуганный дозорный сделал залп из пистолета и зажег сигнальный огонь. Тот вспыхнул ярким красным светом, и нещадно коптил, оставляя за собой полосу черного дыма, по мере того, как шар удалялся от своего поста. И выглядело это очень зрелищно, если бы хоть кто-то, кроме Андре, мог оценить последний полет дозорного воздушного шара.

Андре, ставший диверсантом, вернулся к лошади, спрятал топор в сумку и под узду повел ее в сторону городской площади. И только пройдя два квартала, он облегченно вздохнул и сел в седло. Но облегчение было условным, все-таки он совершил преступление и ни где-нибудь по неосторожности, а на полицейском участке и предумышленно. Но хотя бы дозорный остался жив, если его, конечно, не унесет за край Земли в Бесконечный Океан. Пастор утверждает, что там обитают невообразимые животные, красотой и уродством превосходящие земных собратьев. Именно эти существа определяют жизнь человека после его физической кончины. Праведные будут вечность кататься на прекрасном морском коньке или загорать на спине кашалота. А грешникам придется перевариваться в желудке большого змея или задыхаться в щупальцах гигантского кальмара до тех пор, пока бесконечный океан не высохнет, а будет это очень не скоро. Именно так и проповедовал пастырь еще этим утром, и сколько уже событий случилось, сколько пережито, сколько грешных дел сделано и сколько еще предстоит?


Достигнув центра города, Андре привязал лошадь к изгороди на углу площади. Цирк, как мертвый кашалот на берегу, тихо лежал, только полотнища с нарисованными звездами слегка колыхались на ветру. Без шума и разноцветной суеты он, устав от своих черных дел и орущей, одичавшей от крови толпы, спал без снов и надежды на спасение своей души.

Андре взял в руки обрез и взвел курки. Две гильзы посмотрели на него из стволов равнодушным взглядом, но как только боек ударит по капсуле, и пуля торжественно и охотно покинет узкий ствол, чья-то жизнь оборвется и оборвется навсегда. Но никто никого не собирается убивать. Ружье необходимо для угрозы или легкого ранения, но не более того. Сжигаем цирк и скрываемся в ночи. Это не сложно и это правильно. Может это поступок нивелирует остальные, неугодные Богу?

Андре направился к цирку, стараясь сильно не стучать каблуками по булыжникам мостовой. Ночные гуляния подошли к концу, вокруг никого не было, но это как раз и напрягало. Отовсюду доносились тихие шорохи. В переулках, казалось, от дома к дому перебегали тени. Возле самого входа лежало что-то похожее на мешки с картошкой – то валялись истерзанные туши собак. Тигры редко проигрывают в схватке, они стоят дороже бездомных дворняг. От вида холодных трупов у Андре тошнотой отозвалось в желудке. Даже не от вида, а от воспоминаний, когда он сам, будучи посетителем цирка, ревел от восторга, когда…

- Эй! – послышалось с боку.

Раздался выстрел. Охранник упал на спину, в еле различимой темноте были слышны тихие стоны.

- Кто здесь? – из дверей сторожки выбежал еще один.
- Стоять! – Андре навел ружье на человека, который успел испугаться быстрее, чем Андре понять, что произошло.
- Не стреляй!
- Быстро назад!

Оглядываясь вокруг в поисках помощи, человек послушно зашел в сторожку, Андре вошел следом, мимо затихшего охранника на земле, не отпуская ружья. Помещение было не лучше свинарника, в который только-только собирались запустить поросят.

- Не убивай! – взмолился человек и начал рассказывать о жене и годовалых детях.

От совершенного действия, в которое также невозможно поверить, как и исправить, у Андре закружилась голова, ноги стали слабыми.

- Заткнись.

Он сел в старое кресло, в котором, возможно, до этого сидел убитый охранник и задумался.

- Если хочешь…
- Тихо!
- …там есть деньги…
- Нет.
- …в сейфе.

Удача никогда не была расточительной. Свои дары она вручает тем, кто этого заслуживает. В отличие от неудачи. Та щедра до самозабвения. Из нее бы получился хороший друг.

- Администрация оставляет нам деньги под охрану…

Треть плана прошла удачно, но теперь у судьбы были сомнения на успех остального мероприятия. Да и охранник будто напрашивался на последнюю пулю, но она была нужна для дальнейшего. Для начала, надо было решить с ним.

- …можешь их забрать, - продолжал тот.
- Уходи.

Охранник, будто заподозрив неладное, замолчал.

- Пошел. Вон, - отчетливо и медленно произнес Андре.
- К-куда это?
- Скройся в ночи и до рассвета не показывайся. Если хочешь остаться в живых.

Удача переместила свое внимание на охранника. Словно поняв это, он бегал глазами по всей сторожке, будто хотел извлечь максимальную пользу.

- А можно я сейф с собой возьму?
- Сейф? – рассеянно спросил Андре.
- Он небольшой… Вам же он не нужен?
- Хочешь забрать деньги?
- Директор нас зарплатой не радует.
- Можешь заработать.

Охранник молчал в ожидании.

- Возьми факел и подожги цирк со всех сторон.
- Как это?
- Жги все, что может гореть. К чертям!
- Но я тут работаю! - горячо откликнулся охранник.
- Оббежишь вокруг цирка и вернешься за компенсацией, - Андре направил на него ствол, - и здесь ты не работаешь в любом случае.

Охранник, прикусив губу, обдумал последствия. Парень не промах, потому что дальнейшее удивило Андре еще больше.

- Достаточно поджечь четверть строения, остальное догорит само. Дерево сухое, так его легче использовать в строении и перевозить.

Андре медленно кивнул, слова охранника вселяли уверенность.

- Очень много полотен. Все сгорит. Только вначале людей надо выпустить.
- Каких людей?
- К сожалению, пьяных вусмерть. Один только Игнатий чего стоит.
- Он здесь?
- Спит в опилках. Но он очень тяжелый.

Андре снял со стены факел и вручил охраннику.

- Делай, ворота не открывать.
- Да ты чего такое говоришь, там же люди!

Андре пожал плечами.

- В таком случае, я начну с этого хлева.

Он перевернул ногой кресло, на котором сидел, и поднес к нему факел. Черный дым, как проснувшийся человек, потянулся вверх.

Охранник беспомощно вскрикнул, выхватил из рук Андре факел и выбежал из сторожки. Послышались быстрый топот ног, потом тишина, потом опять топот. Охранник, этот невольный соучастник преступления, добросовестно выполнял условия устного договора. Но сколько он получит денег и ценой скольких жизней, Андре знать не хотел. Он вышел из сторожки и проверил входные ворота цирка. От непрошенных гостей, желающих тихой сапой влиться в чужую вечеринку, ворота заперли изнутри. В самом цирке было тихо и только треск охваченного огнем дерева предупреждал о надвигающейся беде. В воздухе уже висел легкий запах дыма. Через пять минут все, кто спит на лавках, на манеже или еще где, и видит свои последние сны, попросту задохнуться. Как задыхались несчастные женщины, обвиненные в колдовстве, глядя, как огонь только-только охватывал валежник своими объятиями.

С отвратительным чувством вины Андре оттащил труп несчастного охранника к дохлым собакам, отошел на несколько шагов и даже от того, что предутренний воздух уже начал нагреваться, от увиденного у него похолодело в груди. Отблески огня освещали городскую площадь, пламя поднималось вверх по стенам, искры кружило по воздуху, треск раздавался все громче и громче, где-то раздался крик «Пожар!» и в довершении этого действия забили городские часы. Наступило утро.

Будто гонец с вестью о победе, охранник с факелом вбежал в сторожку и тут же выскочил уже без факела, но с сейфом на плече, размером с большую церковную Святую Книгу, и достаточно тяжелым, отчего его бег был уже не таким быстрым. Впрочем, через несколько секунд он уже исчез в предрассветной темноте.

Пятнадцать лет назад здесь столкнулись интересы двух религиозных течений. Битва за истинную веру унесла десятки жизней. Пятью годами позже несогласная с реформами образования безоружная молодежь вышла на площадь и тут же гибла под залпами артиллерии. А теперь здесь пылал цирк, задыхался в дыму и молил о пощаде. Полопались тросы, удерживающие стены. Где-то внутри уже падали перекрытия, а ветер разносил в воздухе тлеющие обрывки разноцветных флагов. Вот и сторожка запылала изнутри, что хорошо было видно через единственное маленькое окошко. Делать здесь было уже нечего.  Огонь поглотил часть цирка, дым заполонил все вокруг, выбежать не удалось никому. И вроде все прошло благополучно, хотя бы для Андре, но был еще один человек, душа которого легко могла бы уместиться в пятки – настолько она была мелкой и тщедушной.

Уже два десятка горожан беспомощно бегало вокруг огромного кострища, когда Андре открыл дверь собора. Колин, верный своему богу по имени музыка, сидел за органом, держа в руках перо и записывая очередные закорючки в нотную тетрадь. Услышав звук отворяемой двери, он обернулся, не понимающе рассматривая идущего к нему человека, за спиной которого был отчетливо виден свет огня. Быстро сообразив, что не все его грехи отмолены горячими слезами раскаяния, он поднялся со стула и с вызовом посмотрел на своего палача.

В пяти шагах Андре остановился, поднял обрез, целясь в голову музыканта Святой Церкви и с неким удовлетворением посмотрел на его лицо. Хочешь обидеть Лису, умей держать удар – Колин был щедро исцарапан, правый глаз заплыл. Он и раньше не вызывал у Андре восхищения, а теперь – тем более.

Все слова с обеих сторон были бесполезны. Каждый знал, что сейчас произойдет и по какой причине. Единственно, о чем жалел Колин, что его новое произведение не найдет благодарного ценителя, оставшегося послушать его музыку после воскресной проповеди. Андре сожалел, что его единственный, хоть и мимолетный, друг оказался душой омерзительней внешности любого уродца. Но, пришло время ставить точку в их знакомстве.

Андре нажал на курок, в пустом соборе раздался чудовищной силы грохот, звякнули разноцветные стекла в витражах, колыхнулась занавеска исповедальни  и ненаписанные ноты, вылетевшие из затылка Колина, кровавыми брызгами окропили орган. Даже будучи охотником со стажем, Андре не мог смотреть на этот труп. Да и зачем?

Как можно быстро, он вышел из собора. На площади толпились люди, большей частью предпочитающие просто любоваться пожарищем, чем пытаться хоть что-то делать. Полицейские расталкивали зевак, освобождая проезд для пожарного экипажа. Утреннее небо, покрытое тучами, обещало дождь, но и оно не торопилось с реализацией задуманного. Повесив обрез на плечо, в надежде пройти незамеченным и спускаясь по ступеням вниз, Андре увидел среди людей Самсона. Бросив взгляд циркового работника, только что оставшегося без работы, уродец скрылся в толпе быстрее мыши, хозяйничающей в зерновом амбаре.

Только этого не хватало.


Домой Андре добрался только через три часа. Ехал неторопливо, периодически оглядываясь назад. Всюду ему мерещились засада, братья-насильники и Самсон. Как же он в самом конце мероприятия оказался рядом? Он, способный опознать Андре и дать против него показания? Дождь поливал не переставая, будто желая смыть все грехи, совершенные людьми этой ночью, а грехов скопилось множество. Один только Андре отличился так, будто на злодеяния ему выделили один день в жизни, и он не сплоховал.

Но вот и дождь подошел к концу, как и дорога домой.


Лисы дома не было. Она выбила дверь в подвал, да так, что прочные петли были вырваны из косяка с гвоздями. От осознания непоправимого в нетопленном доме стало еще холоднее. Закрытые ставни, не пускающие дневной свет, убивали любую надежду на присутствие Лисы – в доме ничего не скрипело, не шуршало. Дом был мертв.

Андре бросился к краю. Не сейчас ли выпал Лисе отличный шанс увидеть и слонов и черепаху и прочих славных обитателей Океана? Пробежав по грядкам и перепрыгнув ограду, он побежал по тропинке, ведущей к камню с веревкой и к…

- Только не это, только не это, - повторял он как молитву.

…Лисе, сидевшей на краю Земли на меховой подстилке, и поющей одну из сотни своих незамысловатых песенок. Услышав шум, она слегка обернулась и снова вернулась к созерцанию Великой Пустоты. Андре остановился неподалеку от нее.

- Слонов не видно? - спросил он первое, что пришло в голову.
- Если боишься, что прыгну, то напрасно, - тихо и как-то беззаботно сказала Лиса, - пока не собираюсь.

Андре оглянулся вокруг, словно поджидая какого-то подвоха.

- Иди, посиди со мной, - позвала Лиса и размотала подстилку.
- Мне, в общем-то, поспать бы, - пробормотал Андре.
- Как все прошло? – спросила Лиса после небольшого молчания.
- Если Бог наказывает за справедливость, то не кататься мне на морском коньке.
- Справедливость уже идет по нашу душу.
- В смысле?

Лиса кивнула головой назад. Более чуткий женский слух услышал за спиной топот копыт и скрип колес. Тут же залаяли собаки. Из леса выехал полицейский наряд, позади, в телеге, находились свидетели ночного пожара. Среди них был и Самсон. Лиса вскочила на ноги и подкладка тут же была унесена ветром вместе с робкой надеждой, что все обойдется само собой.

Брат с сестрой пошли навстречу. Опасно вести беседу рядом с краем Земли, если собеседники не подготовлены, может возникнуть паника. Отряд спешился. Самый старший молча сделал повелевающий жест рукой и все бездомные, нищие, пьяные интеллигенты и один уродец, беспрерывно хохотавшие до этого, слезли с телеги, недовольно разглядывая местных жителей. Некоторые с опаской посматривали на край Земли и нервно топтались на месте.

- Многоуважаемый, - обратился старший офицер, мучившийся началом сильного похмелья.

Тут он замолчал, с любопытством глядя то на лицо Лисы, то Андре.

- Мы вчера подрались, - сообщил Андре, - мы часто деремся.
- Ага, понятно… Бывает… Так, значит… Сегодня ночью в городе произошло убийство пяти человек. Еще двое находятся в больнице с сильнейшими ожогами. Один, наш коллега, пропал без вести.

Офицер предоставил ровно столько времени, сколько нужно для осознания сказанного. При этом он не отрывал своих глаз от Андре.

- Так же был осуществлен поджог бродячего цирка, а с полицейского участка угнан дозорный воздушный шар… Извините.

Он отстегнул от пояса фляжку и сделал несколько больших глотков. В ожидании действия содержимого, он продолжил:

- Вам ничего не известно об этом вопиющем инциденте?
- Простите, господин офицер, как вы сказали? – нахмурился Андре.
- Понятно, - полицейский сжал губы, - где вы были сегодня ночью?
- У себя дома.
- Утром отлучались куда-нибудь?

Следы! Свежие следы от копыт на дороге!

- На охоту ездил, - ответил Андре, и добавил, - с ружьем.

Лиса чуть улыбнулась – молодец!

- В дождь?
- Мясо закончилось.
- Подстрелили кого-нибудь?
- Два раза промахнулся.

Полицейский раздраженно нахмурился и махнул рукой. Весь сброд, называемый свидетелями, выстроился в неровную шеренгу.

- Кто из вас видел этого господина? – властным голосом спросил полицейский.

Толпа зашумела. Каждый пытался вспомнить очертания лица, в надежде на обещанную награду.

- А! – воскликнул один, - Я его опознал! Он на рынке мясом торгует! Точно говорю.

Полицейский бросил взгляд на говорящего, потом на Андре.

- Торгую, - согласился Андре, - но больше в долг не отпускаю.

Свидетель, осознав свою ошибку, охнул.

- Иди сюда, - полицейский поманил пальцем Самсона.

Уродец, полный достоинства, не спеша приблизился, и тут же получил подзатыльник за нерасторопность. Свидетели захохотали, часть полицейских засмеялась, другие хмуро отвели глаза.

Лиса тихо ахнула.

Самсон бросил взгляд на нее взгляд и чуть не расплакался – на девушку было жалко смотреть.

- Мадам, простите, работа такая, - полицейский обратился к Андре, - продолжим?

Андре кивнул, чувствуя, как колотится сердце.

- Что скажешь? Узнаешь этого господина?
- Как не узнать? - криво улыбнулся Самсон, - Такого, да не узнаешь!

 И замолчал, разглядывая свои грубые ладони.

- Ну! – нетерпеливо прикрикнул полицейский.
- А, да! Пили давеча с этим… как вы сказали…  господином.

Сброд захохотал, найдя в этой фразе тонкий юмор.

- Молчать! – полицейский поднял руку, но встретив умоляющий взгляд Лисы, тут же опустил, - Этот человек выходил утром из собора?
- Никак нет, - покачал головой Самсон, - тот был высокий такой, красивый. А этот?
- То есть, ты не узнаешь в этом господине поджигателя цирка…

Он наклонился ниже.

- … и твоей работы? - добавил он вкрадчиво.

Самсон дернулся всем телом, будто у него внутри что-то сломалось, на глазах выступили слезы.

- Если бы мой друг Игнатий сейчас явился нам, недостойным, он бы свидетельствовал о непричастности этого господина к своей смерти и смерти его многоуважаемого брата.

Полицейский скривился от такой пафосной речи, при этом абсолютно не веря Самсону.

- Правду говорят, слово недочеловека не вернее весеннего льда, - сообщил он с презрением.

И вдруг схватил уродца за шкирку и потащил к краю Земли походкой пьяного полицейского.

- Что вы делаете? – крикнул Андре.
- Посторонись!

Отряд защелкал затворами.

- Не надо! – Лиса закрыла лицо ладонями.
- Сейчас все станет на свои места, - пообещал офицер.

Но когда Андре уже был готов признаться в содеянном, а до края Земли оставалось не более пятнадцати метров, полицейский остановился. Впереди ему открывалось то, что никогда не вставало перед его взором, а именно – пространство без привычного горизонта и заполненное, как он потом рассказывал, верхними и нижними облаками. А нижние, словно горы внизу, и ты летишь над ними, беззащитный беспомощный, готовый упасть в любой момент и разбиться о заснеженные вершины. Даже самый большой водопад на Земле, что посчастливилось ему видеть в детстве, не шел ни в какое сравнение по величию и необъятностью, чем все это.

- Господи, помилуй, - произнес он, невольно пятясь назад и волоча по земле несчастного уродца.

Не каждому дано сохранять спокойствие, когда перед тобой обрывается земля и остается одно лишь небо. Когда ветер, как бы играючи, может легко столкнуть в такую пропасть, что можно лететь очень долго, прежде чем разбиться о панцирь гигантской черепахи. Когда ты начинаешь наконец-то хоть чуть-чуть осознавать, насколько ничтожен человек со своими раздутыми амбициями по сравнению со Вселенной. Будто Бог, в назидание, на мгновение встретился с тобой взглядом и тут же отвел глаза, чтобы ты от изумления не сошел с ума.

- Что же тут ночью-то творится? – прошептал офицер, - Там же ничего нет.
- Капитан! – раздалось сзади.

Полицейский помотал головой и отпустил уродца. И пока он подбирал слова, солнце осветило край Земли.

- Появишься в городе, отправишься на виселицу, - сказал он Самсону устало.

А он хотел вызвать этих двоих, постоянно дерущихся брата с сестрой в участок, над территорией которого еще какое-то время не будет висеть воздушный шар, и допросить с пристрастием. Уродец сам сказал – живут на краю. Мальчишка не вызывал доверия. На охоту он ездил в дождь, ваша честь, ага. Да и девица каким-то образом причастна. Эта бой-баба запросто могла расцарапать музыканта и фингал поставить. Вы только посмотрите на их лица. А это недочеловек хотел же что-то рассказать, если бы не был таким сентиментальным, увидев побитую девчонку. Отряд за это утро успел объехать с десяток подобных хозяйств, люди устали, хотели похмелиться после праздника и поспать, а тут надо искать каких-то поджигателей, и вроде вот они, надо только нажать, а признание можно и выбить, не впервой. Но что-то проникло в его душу изможденную постоянными злостью и равнодушием. Как захотелось простого покоя с семьей или без нее, но с удочкой. Когда он последний раз отдыхал, когда играл с детьми? Что-то надо было делать, что бы окончательно не потерять человеческий облик. Он же только что чуть не выкинул уродца в Великую Пустоту.

Полицейский повернулся к Андре.

- Никуда уезжать не собираетесь?
- Да куда мы? Тут наш дом.

Офицер чуть понизил голос:

- Мясом, значит, торгуете?

Не знаем, как в других альтернативных вселенных, но в этой полицейские, да и вообще –  властьдержащие, берут взятки. Что весьма прискорбно.

- Для служителей закона предусмотрена скидка, и очень неплохая, - отозвался Андре, чувствуя, что угроза виселицы проходит мимо.
- Только, чтобы и самим не быть в накладе.
- Не обеднеем.
- На неделе мои люди к вам подъедут.

Он поклонился Лисе:

- Честь имею.
- До свидания, господин полицейский, - кивнул Андре, - удачи вам в вашем деле.
- Грузись! – заорал помощник.

Толпа бросилась занимать лучшие места, если такие были в старой грязной телеге, в которой перевозят разве что навоз. Отряд вскочил в седла, лошади недовольно захрипели. Оставленный Самсон сел на траву и с грустью посмотрел вслед удаляющимся вдаль людям, потом что-то хотел сказать Андре с Лисой, обсудить свое будущее, но вдруг заорал:

- А! А! Там!

Он показывал на лес и трясся от испуга. Среди деревьев кто-то мелькнул, размером схожим с крупным зайцем.

Лиса засмеялась.

- Это наш сосед. Он не опасен, если не вредить ему.

Но Самсону все было в новинку. Теперь он показывал пальцем на край Земли и закричал:

- Смотрите!

Там, где кроме Великой Пустоты, облаков и звезд ночью никогда ничего не было, появилась радуга из семи разноцветных колец, такая воздушная и легкая, что казалось удивительным ее неподвижность при столь сильном ветре. Зависшая между двумя слоями облаков, она, идеально симметричная, словно давала надежду двум, нет – трем людям, стоящим на краю Земли.

- Я, конечно, может чего не понимаю, - неожиданно сказал Самсон, - невесть когда успевший пробежаться по грядкам, и теперь хрустя морковкой, - но, наверное, надо было действовать как-то по-другому.

Андре посмотрел на веревку между соснами, по которой ходила сестра.

- А вы знаете, - поделилась соображениями Лиса, - что только на краю можно увидеть круглую радугу? Ну, может, еще на высокой горе.

Канатоходец, это скучно. Но канатоходец на высоте… Это уже интересней. Так говорила Лиса.

- А в моей стране снег идет.
- Он везде идет.
- Из чистого неба?

Пока Лиса и Самсон заводили дружбу, Андре, осторожно подошел к краю Земли, сел на еще влажную поверхность, даже не держась за веревку, разглядывая радужный круг, как символ начала чего-то нового.

Если арена будет круглой и под крышей…

- А Самсон, это тот, кто медведя победил?
- Да нет же! Что вы, в самом деле?

…тогда под крышей, а лучше – куполом, понадобится освещение. И музыку, будь ты проклят, Колин, можно добавить. А также отменить все яблоки, унижения и звериные бои. Звери не должны жить в клетках от выступления к выступлению…

- А умеешь играть в «разгонялочку»?
- Я тебя обгоню!
- До колодца и обратно!
- Давай!

…и превратить цирк в искусство. Настоящее искусство.

Три человека, это мало. Идей, чуть больше. Работы предстояло очень много, но впереди вся жизнь и возможность хоть немного улучшить этот мир.

Так наступало новое время, возникшее в самый последний момент, когда человечество еще можно было спасти от безнравственности, черствости и окончательного падения. Пока еще были люди, осуждающие старый цирк и улыбающиеся смеху ребенка. Когда на краю Земли зажглась круглая радуга.

- По-другому, - пробормотал Андре, слегка нахмурившись и барабаня пальцами по коленям, - по-другому…

По крайней мере для этой вселенной еще не все было потеряно.