Парадоксы и противоречия любви

Есть даже у любви свои законы.
Пасьянс судеб — о, неисповедим.
Ещё вчера мы были не знакомы,
Ещё вчера мы были не знакомы,
А ныне знать друг друга не хотим.
Владимир Вишневский
У будничной жизни любого из нас, даже самого никчёмного, самого заурядного и невежественного, есть сокровенный глубинный смысл, определённая природой благая цель появления и уникальное духовное предназначение. Вот только понять неповторимость и бесценную идентичность того, чем и для чего живём, суждено не каждому.
Не бывает жизни правильной и неправильной, есть только личная судьба, которую каждый строит сам, выбирая уникальной архитектуры и направления путь, ежесекундно принимая те или иные решения, затем пожинает спелые плоды или разгребает последствия глупости.
Жизнь, лишённая смысла, невозможна в принципе. Каждый человек к чему-то стремится. Вопрос в том – к чему именно?
Лично меня больше всего на свете волнует стремительная эволюция отношений между людьми, настолько стремительная и беспощадная, что казнит и милует, не считаясь ни с чем.
Бескорыстие и искренность, любовь и нежность, симпатия и вера, уважение и привязанность, сплавляющие жизнь мужчины и женщины в единое целое, вдруг исчезают бесследно, оставляя вчерашним влюблённым развалины судеб.
То, что было смыслом жизни, вдруг лишает элементарной возможности дышать, двигаться, мыслить.
В такие минуты начинаешь ощущать головокружение, удушье и стремительно падаешь в пустоту.
Я, неподвижно, внешне расслабленно сидел с закрытыми глазами, пытаясь успокоиться.
Мысли и чувства внутри головы разрозненными ослепительными сполохами носились среди подвижных разноцветных пятен, отталкивающих друг друга, образуя невообразимый хаос, препятствуя вычленению сути произошедшего, окончательно сбивали размытый фокус восприятия реальности.
Гулкая звенящая пустота не позволяла сознанию зацепиться за ускользающие детали. Это был я и в то же время не я.
В такое состояние меня опрокинула очередная размолвка с женой. На этот раз не просто досадное недоразумение, когда милые тешатся лёгкой бранью в попытке восстановить равновесие, а нечто более серьёзное.
Незначительное разногласие началось с обычной полемики, только привычные претензии высказывались темпераментнее и обиднее, звучали чересчур агрессивно и ранили больнее, чем прежде.
Что-то в голосе Веры, в её интонации заставляло внутренне напрягаться, вздрагивать, словно обидные фразы посылали невидимый импульс на виртуальную кнопку некого генератора, отвечающего на сенсорное воздействие ощутимым ударом.
В голове гудело, сердце колотилось скачками. По телу прокатывалась омерзительная судорога, вызывающая тошноту и холодную испарину, моментально лишая привычного равновесия.
Вера голосила прерывисто, злобно, старалась уколоть как можно больнее: унизить, уязвить, оскорбить.
В ход шли обвинения, лишённые оснований и логики: намеренная клевета, неистовые выкрики, касающиеся моих родных, оскорбительные насмешки, затрагивающие мужскую гордость и цинично извращённые обвинения в интимной несостоятельности.
Я, не задумываясь, парировал, в той же тональности, только деликатнее, чем невольно повысил градус напряжения.
Жена сосредоточилась на списке дефектов моего скверного характера, смаковала подробности анатомии и физиологии, напирала на исключительной никчёмности всего мужского рода в целом и меня в частности.
Бесплодная, но весьма эмоциональная полемика невольно заставила оправдываться, что дало жене дополнительный повод раздавить остатки моего мужского самолюбия.
В Верином взгляде светилось торжество победы, безумное ликование и злобная радость. Это был её звёздный триумф.
Неважно, чем продиктован был этот коварный выпад, имел ли он под собой основание. Зародыш сомнения в моём сознании вздрогнул и оживил точку роста, как плодородное семя, упавшее в спелую почву.
Я был растерян, раздавлен, без вины виноват.
– Импотент, недоносок, нелепое подобие мужчины, – кричала Вера, – я живу с тобой из жалости. Ты мне омерзителен, противен. И вообще – у тебя не стоит, какого лешего ты корчищь из себя мужчину!
– Допустим, ты права. И что с того! Хочешь сказать, что мой темперамент не соответствует твоим интимным потребностям, что секс один раз в день – дисфункция, импотенция? Извращенка, сексуальная маньячка!
– Плевать я хотела на твой темперамент. Когда Бог раздавал мужикам яйца, тебе достались полтора протухших экземпляра, прикреплённые совсем не туда хрен знает чем, к сморщенной полуживой сосиске.
Вера в образе свирепой фурии обожгла меня зелёным холодом воспалённого непонятно чем гнева. Мимика её лица окаменела до состояния маски, с дрожащих губ слетали капли слюны.
– Какое несчастье, – парировал я, – наверно создатель хотел наказать тебя за длинный язык и острое жало. У меня, между прочим, растёт дочь. Это железобетонный аргумент в пользу того, что с потенцией, темпераментом и плодовитостью у меня полный порядок. Ты бредишь, подруга.
– Ничуть. Кто сказал, что дочь твоя! Об этом могу знать только я. Ага, съел!
Вера вытащила из кармана сигареты, закурила, нервно скомкала опустевшую пачку и брезгливо швырнула её мне под ноги.
Раскрасневшееся лицо жены пылало выражением немыслимого, демонического восторга, словно этим движением, как гильотиной, она безжалостно и ловко расправилась со мной раз и навсегда.
В довершение колдовского обряда Вера выдохнула мне в лицо порцию едкого дыма.
У меня задрожали ноги, кожа покрылась пупырышками, словно от холода.
– Фрося – моя дочь. Я это знаю. И ты тоже знаешь. На детских фотографиях отчётливо видно сходство и вообще...
Что это за «вообще», никак не приходило в голову. Рассудок не желал поставлять реальные доводы и изящные словесные обороты. Полемика – не моя сильная сторона.
– Какая же ты дрянь, дорогая, – скатился до оскорблений и я, – кто, интересно знать, каждый день, раз по сто клялся мне в любви, если не ты? Кто трепетал от избытка чувств в моих руках, кто восторгался моей нежностью, выносливостью, внимательностью по отношению к тебе, силой, наконец!
– Да ты... ты жалкий маменькин сынок... ты не нюхал живой плоти до двадцати лет... ждал, когда из тебя сделают мужчину насильно!
– Разве это так стыдно – сохранить целомудренность для любимой?
– Боже, какая добродетельная непорочность. А крылышки ангельские ты в трусах наверно прячешь? Сейчас ей богу заплачу. Сожалею, что показала тебе дорогу в рай. Ошибка молодости. Приняла в порыве желания за настоящего мужика.
– А может просто воспользовалась моей неопытностью, употребила в качестве снотворного или анальгетика. Но ведь задержалась, замуж пошла, родила дочку. Зачем! Наверно не всё с моими мужскими талантами так плохо, если до сих пор жила и любила.
– Ха! Любила. Кто-то же из нас двоих должен обладать мужеством. Я, например, имею способность совращать и обучать порокам маменькиных сынков. Ты же был на седьмом небе от счастья, что хоть кто-то тебе дал.
– Благодарю за откровенность. Может тогда нам расстаться, пока не успели наделать ещё больше глупостей, которые уже невозможно будет исправить?
– Давненько об этом думаю.
– Тогда пойду, прогуляюсь. Подружка твоя, Олечка Лисичкина, между прочим, давно глазки мне строит. Хочешь, на спор, останусь у неё ночевать? Симпатичная девочка, холостячка, ныне пребывает в активном романтическом поиске. Убеждён, что Оленька по достоинству оценит мою способность быть интересным, сильным и нежным.
– Удавлю шалаву! Впрочем... ха-а... почему бы нет, пусть пользуется, пока я добрая: не мыло – не измылится. Я тоже сегодня не прочь гульнуть… на стороне. Хороший левак укрепляет брак. Будет с чем сравнивать. Валяй, придурок, окучивай второй сорт!
Я хлопнул дверью и выбежал из дома.
Успокоиться не получалось. Сигареты в две-три затяжки сгорали дотла. Пришлось купить бутылку водки и плавленый сырок.
Вернулся я домой затемно в весьма нетрезвом состоянии. Веру дома не застал. Хорошо хоть дочь была у моих родителей.
Последнее время я не был избалован тёплыми отношениями с женой. Для Веры стало обыденной семейной практикой устраивать скандалы и разборки.
После подобных “педагогических мероприятий” следовало многодневное воспитание молчанием, когда Вера запоем читала слезливые романтические истории о возвышенной любви в густых облаках табачного дыма.
Сидя на кресле с подогнутыми под себя ногами Вера лузгала семечки и с наслаждением страдала, делегируя выполнение реальных хозяйственных обязанностей мне.
Молчать жена может сколько угодно. Для неё важно, чтобы прощение попросил именно я, особенно когда её вина несомненна.
С чего же и когда всё началось?
Сколько ни напрягаюсь – не могу вспомнить. В самом начале семейной жизни всё было замечательным, даже сказочным.
Любовь жила в каждом нашем движении, в каждом слове: в поступках, отношениях, ощущениях, взглядах.
Возможно, это была пелена, марево, туман, гипнотическое состояние неведомого характера. В любом случае мы были предельно счастливы.
Через четыре года любовь незаметно улетучилась. Растворилась, рассеялась, исчезла.
Где же Вера? Обиделась и ушла, куда глаза глядят?
Поиски жены ни к чему не привели. Её нигде, ни у кого из знакомых не было.
Зато я успел основательно остыть, нашёл аргументы в пользу немедленного примирения. Проблемы и обида испарились, захотелось всё ненужное забыть, прижать Верочку к сердцу.
Мало ли чего случается, когда люди долго-долго живут в ограниченном пространстве.
Вернувшись с неудавшихся поисков, я застал Веру дома. Как обычно, она читала с семечками во рту и с включенным телевизором.
Я же успел жутко соскучиться по своей милой девочке.
Накопленное, бурлящее как закипающая вода желание, несмотря на недавний скандал, ввело инъекцию страсти в воспалённый мозг.
Действие наркотика любви началось немедленно.
Я неуверенно попробовал установить тактильный контакт: нежно обнял жену со спины, поцеловал в шею.
Вера съёжилась, резко отстранилась и грубо вонзила кинжал презрения, эмоционально уставив в меня холодный, брезгливо-враждебный взгляд.
– Отвали, достал. Видишь, читаю. А ничего, что ты мне нахамил!
– Ладно-ладно… извини... я... я был неправ. Слишком сильно устал, работаю много, ты же знаешь. Но ты… зачем про меня так… импотент, придурок, маменькин сынок? Ладно, давай забудем. Я всё равно люблю тебя, ты же понимаешь.
– Вечером. Поговорим обо всём вечером. Дочитаю, может тогда и обсудим.
– Давай наоборот?
– Чего именно наоборот?
– Ну, это… сначала помиримся, устроим романтическую встречу при свечах... любовь-морковь, шуры-муры, чмоки-чмоки... потом вместе почитаем.
– Не-е-е, ни фига себе! Оскорбляет, значит, издевается над беззащитной женщиной, устраивает восстание пупсиков, потом лезет со своей грёбаной любовью и думает, что всё забыто. Сиди и думай, как вину искупать будешь. Я занята, понял! Больше не доставай!
 – Какое совпадение. Я тоже ужасно занят. Тобой, Верочка, занят, самым любимым человечком на свете.
– Ага, сюсю-пусю, я тебя хасю! Перебьёшься, милый, облезешь. Ты чего, совсем глупый или прикидываешься! Потом, значит не сейчас. Так яснее? Подумай над своим поведением. Сам знаешь – даром за амбаром.
Верочкино лицо исказила гримаса неприязни, похожей на отвращение. Поднятый вверх средний палец изобразил пренебрежение в виде неприличного фаллического символа.
Вера отвернулась, уставилась в книгу, задумчиво пуская изо рта густой клуб табачного дыма.
Жена считает себя красавицей, хотя никакими выдающимися внешними данными, кроме неоспоримых достоинств молодости, не обладает. Тем не менее, она требует, чтобы люди и мир вокруг восторгались её очарованием.
Вопреки желаниям супруги ничего подобного не происходит. Ответ, почему так, Вера ищет в беллетристике, которая заменяет ей Библию.
Иногда жене кажется, что разгадка совсем близко: нужно только дочитать главу или весь роман до конца. Однако страницы заканчиваются, а ответ, возможностью которого так настойчиво заманивал автор, оказывается ещё дальше, чем до начала чтения.
В такие минуты Вера становится раздражительной и грубой. Иногда возмущённо захлопывая прочитанный томик, она в недоумении переворачивает его, словно пытается найти на обороте обложки недосказанное.
Сосредоточенность и мечтательный взгляд постепенно покидают пределы её растерянного лица, трансформируются последовательно – сначала в недоумение, в настороженность, потом в отчуждение и досаду.
На задумчивом лице появляется удивление, разочарование и тревога.
Глаза Веры в такие минуты медленно теряют фокус: она начинает размышлять.
Когда понимает, что и этот автор ничего не смыслит в настоящей любви, тем более в эмоциях и чувствах, только пыль в глаза пускает, внутри рождается обида. И злость, требующая немедленного выхода.
Книга летит в дальний угол.
Вера подходит к окну, прислоняется к нему лбом, сжимает и разжимает кулаки.
Иногда глаза её становятся влажными, кожа на лице и груди покрывается цветными пятнами.
Это она так переживает.
Вот только чего именно: обманутые ожидания, обречённость, тоску по недооцененной красоте, вытекающей из юного тела по капельке каждый день, судьбу злодейку, пославшую на её долю такие же испытания, как и простым смертным?
Наверно, каждой девушке в своё время грезятся Алые паруса, пока не поймут, что жизнь непохожа на сказку. Значит ли это, что она до сих пор обитает в мире иллюзий, не желая покидать уютное детство?
Испытывает ли Вера такую же потребность во мне, как я в ней?
Как же мне хочется взаимности – словами не передать.
*****
Ударит полночь звёздной битой.
Осколки сна слизнёт рассвет.
Февраль прокрутит, чуть забытый,
Тобой придуманный сюжет.
Где ты, решая кто здесь лишний,
Впивая в сердце сотни жал,
По циферблату моей жизни
Секундной стрелкой пробежал.
Татьяна Парсанова
Для меня особенно важно, чтобы мысли и чувства были зеркальным отражением моего восторженного к ней отношения, которое жена с бесподобным усердием разрушает.
Знать и надеяться – разные тропинки, способные привести в противоположные стороны. Блуждая в темноте предвкушения можно забрести в дебри отчаяния, тогда как уверенность в надёжности партнёра представляется прямой дорогой к максимально возможному счастью.
Надеяться на неизменность и стабильность отношений бессмысленно. Жизнь полна искушений и соблазнов, но не очень щедра на приятные сюрпризы. Её мозаичная структура больше походит на  цветные стёклышки в детском калейдоскопе, где следующая картинка всегда ярче и красивей предыдущего витража, но, ни одна из них не может повториться.
Чем больше накапливаешь жизненного опыта, тем полнее и глубже осознаёшь случайность и непредвиденность всего происходящего.
Ты и личная судьба – лишь статистическая погрешность в череде событий, в которые вовлечено множество случайных фигурантов. Следующее событие, выпадающее на игральной кости судьбы, невозможно предугадать, а мечты и грёзы о лучшем и прекрасном большей частью необоснованны, иллюзорны.
Необходимо учиться жить, довольствуясь малым, пользоваться достижимым, доступным. Но это так прозаично, что способно вогнать Веру в депрессию. Ей хочется всего, причём много и желательно сразу.
Но какая бы она ни была, я люблю эту женщину, пусть непредсказуемую, вздорную, несмотря на множество причин, каждая из которых могла бы стать поводом для развода.
Вера считает, что все и всё должно вращаться вокруг неё, способствовать умножению числа поводов и способов наслаждаться каждой минутой жизни.
По всему выходит, что любить – моя должностная обязанность.
Что я и делаю. Мало того, окрылён этим процессом, но мысли о не полной взаимности ввинчивают поток мыслей в центрифугу сомнений, где кристаллизуются неуютные ощущения. Они наслаиваются, множатся, как прожорливые сущности, отравляя искренние чувства и мысли, наподобие ложки мёда в бочке дегтя.
Почему прекрасные яркие ощущения из потока наслаждения вмиг превращается в страдание и муку, как только на меленку размышлений падает зерно сомнения: может, так чувствую только я один?
Сомневаюсь в своей исключительности.
Отчего знание об отсутствии взаимности приводят к душевным страданиям? Вопросы есть, ответов никак не могу отыскать. Да и потребность в них пропадает в ту минуту, когда вижу её зелёные глаза, которые не могут, по крайней мере, не должны уметь лгать. Ведь в них столько чистоты и нежности, которыми моя девочка делится безоглядно.
Так хочется думать. Но как объяснить тот факт, что чем дальше, тем чаще её взгляд бывает затуманен беспричинной ненавистью и неистовой, безудержной злобой?
Откуда появляются нелепые мысли-инвалиды, если этот милый взгляд обращён ко мне?
К чёрту мрачные думы, накручивающие в мозгу петли, наподобие строгого ошейника для строптивого пса. Нужно научиться принимать жизнь такой, какая она есть. Другой не будет.
Если неторопливо осмотреться по сторонам, станет заметно, что окружающие очень часто живут хуже меня и страдают гораздо больше.
Главное – не усложнять то, что можно исправить, стараться не замечать не зависящее от нас. Как бы мы ни хотели, есть события, которые неподвластны контролю. Все прочие можно как-нибудь уладить.
Как тогда обойти духовные муки?
Стоит только занять чем-нибудь руки и о них на время можно забыть. На время, которое не всегда и не обязательно безжалостно.
Мы с Верой находимся в одной квартире, только, увы, не вместе: каждый сам по себе.
Вера не разговаривает со мной уже несколько дней. Даже не поднимает глаз при моём появлении. Много раз пытался заговорить, дотронуться.
Тщетно. Всем своим видом она показывает полное равнодушие.
Пытаюсь осознать значение этого слова, но ничего не выходит. Равная душа. Бред. Ровная. Это как, словно скоростная автострада? Наверно не с той стороны ищу сравнения. Видимо имеется в виду амнезия души, сонное её состояние, обморок. Одиночество. Одиночество вдвоём.
Но ведь я, как бы, не одинок. У меня есть Вера, а у неё я.
И что с того? Вон на плите целая кастрюля наваристого борща, к нему хлеб, сметана. Запах такой, что дух захватывает. Проблема в том, что именно сейчас он мне без надобности. Аппетита нет.
Я беспощадно нуждаюсь в близости. Гораздо больше, чем в еде. Для этого нужно  лишь начать общаться: несколько обыденных, но искренних слов… и бесхитростный, приглашающий к диалогу ответ. Только и всего.
А она молчит. Значит, я ей не нужен. Я есть, но для неё недоступен. Или наоборот –  это она недоступна, что делает меня особенно несчастным.
Получается, что любовь, это зависимость, привязанность – наркотик, а я банальный потребитель сильнодействующих препаратов в виде поцелуев, прикосновений, влечения, страсти, раз уж не могу обойтись без любви.
Самое ужасное и неправильное – Вера знает, когда, как и для чего моей обострённой чувствительностью можно воспользоваться.
Знает и пользуется любой ситуацией, позволяющей манипулировать, извлекать из благоприятных для этого обстоятельств какие-то одной ей известные дивиденды, намеренно заставляя страдать.
Я и без того делаю для неё всё, что могу. Большее мне недоступно.
Вера сидит на кухне, забравшись с ногами на угловой диван, уткнувшись в очередной томик страдательного романа, одновременно лузгает семечки и пускает бесконечные пирамиды колец  сигаретного дыма в потолок.
Она наловчилась погружаться в виртуальные сюжетные реалии, становиться участником происходящего в литературном повествовании, совершенно игнорируя в эти моменты действительность.
Там, внутри выдуманных романтических историй, для неё намного важнее, чем здесь.
Погружаясь в чтение, Вера окружала себя событиями и героями, которые заменяют реальную жизнь, которая в это самое мгновение безвозвратно проносится мимо, оставляя после себя лишь душевные раны.
Когда наступает время возвращаться в реальность, Вера становится раздражительной, злобной. Между нами происходит нечто, похожее на звук от удара шаров в бильярде, когда сталкиваются два массивных жёстких предмета, имеющих пересекающиеся траектории, но различные цели.
Даже если один из шаров неподвижен, он вынужден взаимодействовать с другим. В результате от одного к другому переходит внушительной силы энергия, выталкивающая второй по инерции туда, куда ему совсем не нужно.
Вот и встретились! Вот и поговорили.
Один из шаров остановился как вкопанный, в шоке и состоянии прострации от энергетики и силы столкновения, другой немедленно улетает в лузу.
Спрашивается, кто из них выиграл?
Я считаю, что  у обоих проигрыш: ведь удар – это, если не мгновенное разрушение физического тела, то обязательно потрясение, травма. Только эти понятия  и сам пример из иной реальности.
В семейных отношениях, чем больнее, агрессивнее и громче нападение – тем победа весомее.
Вера, как всегда – отважная Валькирия, укротившая непокорного супруга.
Рано, или поздно, когда опять понадоблюсь (мужские энергии женщины генерировать не умеют), жена великодушно смилостивится, вытащит меня из того места, куда залетел вследствие очередного искусного удара, точнее из глубокой задницы (а ведь залез я в это непотребное состояние практически по доброй воле). Вытащит и приласкает, мурлыча, умело пряча острые коготки, благословляя на ратные и прочие самоотверженные подвиги во имя любви.
Как так получается, что победа однозначно достаётся ей – та ещё загадка.
Мужчину, которого больше не любят, а он при этом судорожно цепляется за юбку, можно обозвать как угодно: слюнтяй, подкаблучник, слабак, размазня, тряпка, но так ли это на деле?
Лично я ответа не знаю. Зато его знает жена.
Кто-то или что-то должно на постоянной основе поставлять здоровому организму яркие позитивные эмоции. Иначе, как почувствовать себя счастливым? В ход идёт ловкое манипулирование.
Разве не удовольствие – наблюдать, как лицо мужчины наливается кровью, как сжимаются его кулаки от бессильной злости, как он начинает унизительно объясняться, оправдываться!
Маленькая, совсем незначительная победа, но она гарантирует головную боль и душевную муку ему и удовлетворение от триумфа ей.
Каждый участник нелицеприятного шоу откатился ещё дальше, чем до начала «общения», близость опять не случилась.
У женщин отличная от мужчин логика. Раз ты улетел в лузу, поддался на провокацию, значит ты лузер, неудачник, а если неудачник – обязательно импотент… и конечно слюнтяй.
Не важно, как воплощён сценарий обесценивания, главное – впечатляющее победоносное шествие с поднятыми хоругвями, с публичной демонстрацией боевых трофеев и безусловного превосходства.
Вере время от времени как воздух необходима возбуждающая воображение и азарт неукротимой воительницы инъекция адреналина, которая, конечно же, не возродит возвышенно сентиментальных чувств, зато поднимет настроение на недосягаемую высоту.
Одна беда – подобным варварским методом нельзя пользоваться часто, что огорчает.
Желанная реакция возможна лишь после длительного перерыва, когда объект манипулирования в очередной раз потеряет бдительность.
Не знаю отчего, только именно сегодня  меня посетило исключительно благодушное настроение: немотивированное парение души, избыточный сгусток позитивной энергии.
Не часто случается со мной подобное чудо.
Мышцы гудят от желания чего-нибудь этакое сделать, причём очень хочется, чтобы активное действие дарило окружающим радость.
В состоянии эйфории я подошёл к жене, обнял, ласково заглянул в нежно-зелёные, такие родные глаза.
Однако в них вместо радостного возбуждения или чувственной радости сквозила раздражённая настороженность и немой вопрос, – какого лешего тебе от меня надо!
– Я так тебя люблю! Сегодня ты особенно прекрасна.
– Та-а-а-ак, – протяжно, с интонацией едкого сарказма произнесла она, –  хорошенькое дельце! Дай-ка сама догадаюсь… ты мне изменил, пытаешься заметать следы! Так и знала… чего ещё от тебя, слюнтяя, можно ожидать! И вот на этого импотента я потратила свои лучшие годы? Нужно было бросить тебя ещё тогда, в самом начале. Тогда я была нарасхват. Какие кавалеры меня добивались, какие комплименты и предложения от них сыпались. Дура, идиотка! А ты, тьфу на тебя! Надо же было поставить на кон всё… красоту, молодость… чтобы связать жизнь с полным ничтожеством. Не понимаю, как мне пришло в голову, выйти за тебя замуж!
 – Ты чего, Вера… я лишь хотел сказать… что люблю тебя, что ты самое главное событие в моей жизни… что ты мне очень-очень нужна.
– Тоже мне, герой-любовник… ха-ха-ха! Была нужда в твоих телячьих нежностях. Какой прок от твоих поцелуев и объятий. Любовь на хлеб не намажешь. Скажи спасибо, что даю.
– Чего ты мне даёшь, – неожиданно сорвался я, –  это я, я даю… а ты… ты только тратишь. Ты ни в чём не нуждаешься… но ничего для этого не делаешь. Чего тебя не устраивает!
– Всё… буквально всё не устраивает. В первую очередь ты. Каждую ночь… почти каждую… моё юное тело достаётся тебе. Бес-плат-но! И в чём мой резон, спрашивается… да, абсолютно ни в чём. Нищенская зарплата, задрипанная квартира в старом жилом фонде. Пятый этаж. Без лифта. А я жить хочу… как белые люди. Со всеми удобствами, с шикарными мебелями. На море хочу… каждый год… шубу хочу, норковую. Хорошо хоть на сигареты и семечки хватает. Ты нищий, а я женщина с претензиями… и естественными для уважающей себя леди потребностями. Мне есть, чего предъявить… а тебе нечего. Он же меня ещё и попрекает. Ничего себе расклад… видеть тебя не хочу!
– Твоя интимная валюта, Верочка, конечно же конвертируемая, но кроме молодости ничего более предложить тебе нечего, даже профессии нет. А обходишься ты нам с дочкой весьма недёшево. Профессионалки от интимных услуг, если добросовестно посчитать, куда выгоднее. О прочих издержках, включая вынос мозга и прочие психические атаки, вообще умолчу.
– Ах, вот как ты заговорил! Похоже, забыл, как в ногах у меня валялся… совсем недавно. Я тебя простила… но ты так ничего и не понял. Ухожу… сегодня же, немедленно, сейчас! Я для тебя слишком хороша. Денег дай!
– Оба-на… кавалеры теперь без денег не принимают! И сколько же вам нужно, мадам… для полного счастья… открыть вам кредитную линию, или достаточно будет пяти рублей?
– Я пока что твоя жена, ты обязан…
– Интересное кино! Ты, значит, уходишь за туманом и за запахом тайги, предъявляя в качестве весомого аргумента неувядающую, просто-таки божественную красоту, то есть намекаешь на намерение выгодно эти безусловные достоинства пристроить… а я должен, подчёркиваю, должен, обязан… покрывать торговые и эксплуатационные издержки искательницы приключений, поскольку семейные отношения сами по себе должны приносить дивиденды. Я правильно толкую? Жить-то ты на что собираешься?
– Подам на алименты.
– Замечательный ход мыслей! Великолепный таки план, простое и в то же время гениальное решение: зрелое, продуманное, блистательное.
– И да, можешь выметаться из моей квартиры.
– Моей, солнышко... моей квартиры. И моей дочери. Посмотри в документы. Ответственный квартиросъемщик я… и досталась она мне от собственных родителей.
– Не имеет значения. Я женщина… и мать. Любой суд будет на моей стороне.
– Догадываюсь. Значение для тебя сейчас имеет, видимо, перспектива красиво расслабиться, отпраздновать очередную победу в кругу подруг… и физически выносливых друзей этих подруг, которым у тебя есть, что предъявить. Увы, лимит свободных средств исчерпан, фестивалить больше не на что.
– Пожалеешь. Я ведь всё равно у кого-нибудь займу. Под проценты или ещё как. Тебе же потом рассчитываться.
Вера развернулась, громко хлопнула дверью.
А я в очередной раз погрузился в прострацию, не в силах понять, что происходит, что опять сделал не так.
*****
Опять Морфей дружить со мной не хочет.
Пугает ночь крестом оконных рам.
Бунтует Память. И Апрель пророчит
Раздрайный взлёт моих кардиограмм.
Упрямо мысли о тебе стрекочут,
Забыв итоги отгремевших драм –
Не мне желаешь ты спокойной ночи.
Не ты меня целуешь по утрам.
Татьяна Парсанова
Ведь как хорошо начинался день: лето в разгаре, теплынь, птички исполняют наполненную атмосферой радости симфонию жизни, солнышко светит. Любовь, опять же.
Да, погуляли!
И тут до меня дошло – семейное благополучие и гармония в отношениях, не могут продолжаться бесконечно долго, если не подкрепляются взаимностью. Чувственная эйфория, как и любое иное зависящее от концентрации гормонов в крови возбуждение, рано или поздно иссякнет, как сахар в сахарнице, независимо от размера ёмкости, в которой хранится. Ни больше, ни меньше даже на единственную крупинку.
Похоже, самое сладкое мы с женой поторопились съесть в самом начале, когда азарт немедленно отведать все экзотические и пикантные блюда изысканного интимного меню будоражил воображение, заставляя смотреть на мир с нескрываемым восхищением. Торопились насладиться, не задумываясь о том, что избыток сладкого в рационе вызывает болезненные состояния в будущем.
В тот волшебный момент, когда судьба предоставила юным влюблённым возможность и право не ограничивать себя буквально ни в чём, не до экономии было: впереди столько всего неизведанного. Не счесть алмазов в каменных пещерах. Молодым не пристало сразу от рождения быть мудрыми. Опять же – ощущение себя на вершине блаженства и целой вечности впереди.
Всё так, всё так. Теоретически любовь способна быть бескорыстной и мудрой, если относиться к ней как к денежным знакам, которые никогда ни при каких обстоятельствах не должны быть последними в семейном кармане. Но ведь чувства, категория не вполне материальная: их невозможно копить и откладывать. Сэкономить на чёрный день или просто до востребования ящик-другой нежности, по паре мешков обожания и восхищения, насыпью, сколько вместится, интимного влечения и эротических восторгов, вяленых прикосновений, засахаренных в виде цукатов и варений признаний в любви и целый склад расфасованных эмоций, которые можно использовать в любое удобное время.
Пытаюсь представить себе скорбную картинку: умирающего себя, детишки с внуками разбирают по моей просьбе замшелые пожитки, находят пару сундуков сэкономленных за жизнь непередаваемо вкусных ощущений, радуются, что можно немедленно разделить их и без оглядки потратить.
А на деле – куда всё подевалось: доверие, симпатия, влечение, страсть. Откуда вдруг появились сожаления о том, чего хотел, но не сделал? Например, я ни разу в жизни не имел серьёзных отношений с девственницей. А ведь мог. Какая замечательная и чистая девушка предлагала свою невинность в обмен на любовь.
Увы, я уже был женат и счастлив… с Верой. Если бы мы встретились прежде. Предать одну любовь ради другой я не мог.
Вот оно – если бы. Мы вынуждены постоянно выбирать, принимать решения. А когда последствия заводят в тупик, вынимаем воспоминания о том, чего могло быть, но не произошло, начинаем грезить, наполняя пространство иллюзий сюжетами альтернативными, по большей части сказочными сюжетами.
Если хорошенько подумать, иное решение ничего не изменило бы в нашей судьбе, поскольку заменяя в уравнении одну неизвестную величину на другую, мы умножаем или делим её на своё мировоззрение, привычки и характер. Итог предсказуем. Именно потому решительные любовники, то и дело меняющие партнёров, спустя мизерный промежуток времени вновь натыкаются на одни и те же проблемы, всё более убеждаясь в том, что счастья нет.
Ни одно, даже самое сильное ощущение не может сделать счастливым не только навсегда, но и надолго. Это факт. В том числе и обладание любой значимой ценностью оборачивается разочарованием.
Навсегда ничего невозможно получить: хочешь – копи, хочешь – по десять порций за раз съедай… результат одинаковый. Всё когда-то кончается, но...
Вот об этом, но, я всегда и думаю. Что пошло не так, а главное – когда это началось?
Сахар и мёд в интимных отношениях у всех заканчивается со временем, не только у нас с женой. Только другие умудряются без подсластителей жить мирно, учатся обходиться без сладкого. Кто-то вприкуску: заряжаются адреналином из экстремальных источников, отдаются без остатка вдохновляющим увлечениям и развлечениям. Тоже наверно выход.
Ещё можно пару-тройку стаканов водки без закуски махнуть… мечтать при Луне на бережке живописной речушки с удочкой в руке. Или самый древний способ – интимное самообслуживание.
Но это всё физическая сторона эмоционального разобщения, есть же ещё и духовная. “Не создан человек для одиночества с дремучими инстинктами в крови. Он может жить без имени, без отчества, но никогда не сможет без любви.”
Куда же мне деть потребность в интимном общении, во взаимопонимании, одобрении, в восторженной сопричастности к единению?
Помню, как страдал, когда Вера ненадолго уезжала к маме. Спал с её сорочкой на соседней подушке, которую обнимал, представляя... боже, чего только не представлял. И ждал.
Помню наши встречи после разлуки под бутылочку сладкого ликёра, задушевный разговор в чувственных объятиях шёпотом до самого утра.
В глаза друг другу смотрели часами, держась за руки. Этого не забудешь. Теперь только воспоминания остались, да и те тускнеют без подтверждения.
Бесплатно, значит, исполняет на бис танец любви, то есть даром! Выходит, любовь жена воспринимает как услугу населению, то есть мне, а я – фрагмент этой обслуживаемой массы, хоть и абориген.
Мне, выходит, она предоставляет скидку. Намекает, что пробный период закончился, что пора оплачивать эксплуатацию эксклюзивного продукта по прейскуранту.
Занятная позиция!
Откуда в ней это?
Наверно всегда было. Во всяком случае, налёт стервозности, едва различимый, полупрозрачный, но просматривался, даже в самом начале, только тогда будущее не имело значения.
Могло бы насторожить, да куда там: гормоны такую симфоническую балладу исполняли, такой акустический и чувственный наркотик распыляли вокруг, что возможности включить сознание не было абсолютно.
Влюблённость в острой стадии, она как дудочка крысолова из известной сказки.
Мудрец я всё же ещё тот. Задним умом все сильны. Лет через десять ещё какую-нибудь заумную теорию изобрету. Например, сказку “О рыбаке и рыбке”.
Чем там заканчивается счастливая семейная жизнь? Правильно, у разбитого корыта. Про ту сказку мне ещё рановато думать. Необходимо в реальность возвращаться.
Просто так подруга моя не угомонится, не сдаст позиции победительницы. Наверняка, только повод искала, чтобы праздник себе устроить. Каков повод – не важно. Нужное направление я ей сам невольно подсказал. Сейчас наверняка к подружкам побежала.
Там, в среде холостых и разведенных дам, вино рекой, задушевные разговоры горемычных и сладких судьбах под разухабистые застольные песни, последние пикантные новости со всей округи.
Немного погодя, когда закончится горючее, когда обсосут и выплюнут все событийные косточки, заявятся штатные утешители с дешёвым пойлом и тогда начнётся гульба до полной и безоговорочной капитуляции остатков мозгового вещества.
Так случалось уже. Только урок мне впрок не пошёл. Любовь и вера в лучшее неприглядные реальные действия перемололи в муку сомнений.
Видел своими глазами, как её горемычных подруг пробивает на интимную близость абы с кем, как настойчиво и грубо они ищут острых ощущений, как дарят безвозмездно кому попало право на глубинное вторжение.
Веру на горячем пока не застукал, но...
Снова это заковыристое, но. Просто заноза, а не слово. Наверно, пора завязывать с безоглядной любовью.
Дочь жалко. Впрочем, она уже успела всего насмотреться. Сколько раз от соседей слышал – шумят, гуляют. Широко гуляют, без тормозов, пока я на работе.
При мне Вера, пусть и без энтузиазма, играет роль домохозяйки. Когда находится в благодушном настроении. Плохо играет. С ролью жены тоже не очень справляется.
Да и я теперь... то ли муж, то ли любовник.
Изредка промелькнёт между нами искорка чувств и тут же гаснет. Конечно, не сама по себе. Вера старательно задувает едва тлеющие угольки добрых отношений.
Развестись, что ли!
Ну, на кой ляд мне такой чемодан… без ручек, который и бросить жалко, и тащить давно уже неудобно.
Чужие мы стали. Совсем из разных миров. А когда я прекратил в весёлых застольях участвовать, последняя связь оборвалась.
“У тебя ни одного друга нет, а у меня их вон сколько – весь посёлок”.
Так, то не друзья – собутыльники.
– Хочу быть свободной, независимой. От всех. От тебя, от дочери. Ты не рожал, не знаешь, что это такое. А я знаю. Хочу сама выбирать, кого и когда любить, с кем спать, с кем гулять. Сама хочу. И чтобы никаких тебе обязанностей. К чертям собачьим ответственность, обязательства, супружеский долг. Надоело жить для других. Я сама по себе. Жизнь слишком коротка, чтобы раздавать её кому попало как бонус. И плевать я хотела, что будет дальше! Пусть хоть совсем ничего не будет. Мне фиолетово.
– А как же материнский инстинкт? Ведь это твоя дочь. Ты действительно готова её бросить? А любовь! Мы прожили вместе столько лет, у нас практически всё общее.
– Никогда я тебя не любила. Теперь вообще ненавижу. Ты мне всю жизнь испортил, добренький ты мой. Лучше бы бил. Знаешь, почему я от тебя гуляю? Никогда не догадаешься. Мне грубые мужчины нравятся. Немного унижения, чуть-чуть боли. Раньше и с тобой было хорошо, но нежности быстро надоедают. Хочется хоть изредка, чтобы оседлал настоящий скакун, чтобы продрал до кишок. Пусть потом неделю всё болит, но это так здорово. Тебе не понять. Да, ты мне был нужен. Одна бы я не выжила. Наверно, слишком увлекаюсь, забываю про осторожность, а с тобой… с тобой  можно было расслабиться и совсем ни о чём не думать. Ты за всем следил, подчищал мои косяки. Другой такого не выдержал бы, а ты терпел. Раньше я не могла тебя бросить, стыдно было, что ли… теперь наплевать. Дочка-то выросла.
– Скажи честно, Вера, ты сейчас защищаешься… или нападаешь? Мне кажется, до тебя не доходит подлая суть произносимых фраз. Получается, что тебе мешают все, кроме редких экземпляров мужчин лошадиной породы, способных одновременно бить по роже, орать непристойности матом и запихивать безразмерной величины шланг до самой диафрагмы? Ладно, допустим это действительно так… а всю остальную часть жизни, которая мимо постели, чем ты намерена заниматься: пить, гулять, веселиться? Так для этого деньги нужны. Много денег. Сомневаюсь, что у твоих воздыхателей с железными яйцами есть за душой что-то, кроме жажды и потенции. Насчёт потенции тоже сомневаюсь, поскольку не понаслышке знаю – кто с водкой дружен, тому.... сама понимаешь, конкурент стакану  не нужен. На что гулять-то намерена? И где… где оно, твоё сказочное счастье… ты же не дитя, понимаешь, что жить в семье и одновременно быть полностью от неё свободной не-воз-мож-но. У тебя дочь, ей мать нужна. Любая мать, даже такая эксцентричная и непредсказуемая как ты. Без родителей, даже одного из них, детям никак нельзя.
– Плевать я хотела на правила. Дочь вырастила. Пусть сама карабкается. Жизнь ей дала – дала, остальное меня не касается.
– Ей всего семь лет. Считаешь, она готова вынести безболезненно твоё предательство?
– Это не предательство… это жизнь. У неё было замечательное детство. Я тоже хочу получить свою долю счастья. Для этого от тебя требуются только деньги, больше ни-че-го. И я исчезаю от вас. На-всег-да. У меня много-много друзей… и любимый мужчина.
– Торопишься поделиться с ними материальными возможностями… а они у тебя действительно есть? Предположим, я поделюсь всем, что имею, сколько же ты хочешь и чем готова пожертвовать? Ты ведь не думаешь, что кто-то захочет отдать своё даром… что именно предлагаешь взамен? Я тоже нагулял аппетит поторговаться.
– Отдаёшь половину всего, что у нас есть… и забываешь, кто я такая. Думаю очень выгодное предложение.
– Я так не думаю. Деньги питают наше маленькое дело, тебе ли не знать. Если я вытащу половину, придётся искать работу на стороне, продать всё. На что я буду содержать дочь? Нашу, кстати, дочь. Хотя, какое тебе до нас дело.
– Ты башковитый, что-нибудь придумаешь. А я смогу начать новую жизнь… и навсегда исчезнуть из вашей.
– Допустим, я соглашусь. Тогда условие: пишешь расписку, отказ от родительских прав… за такую-то конкретную сумму. С указанного в расписке дня не имеешь права видеться с дочерью, разговаривать с ней, предпринимать попытки оказывать давление, манипулировать. Тебе деньги – мне дочь. Такой расклад тебя устраивает?
– Сколько… денег?
– Этого я пока не знаю. Нужно проводить ревизию, инвентаризацию. Будем вместе считать. Ты отлично знаешь, что я врать не умею. В твоей искренности уверенности нет. Да, ещё один важный момент. Это не междусобойчик, серьёзная договоренность. Подпишешь расписку в присутствии свидетелей, потом зачитаешь её вслух… дочери зачитаешь, чтобы знала, кто ты. Ведь ты авантюристка, вполне способна взять деньги и не выполнить договорённость. Мне надо подстраховаться, если твёрдо решила бросить нас. В конце концов, мне  придётся начинать с растаскивания руин. Теперь мне уже не двадцать. Я даже не уверен, что справлюсь. Но раз нет вариантов, пожалуй, соглашусь на таких условиях расстаться. Теперь твоё слово.
– Меня устраивает. Но деньги нужны сейчас. Надо это дело отметить. Меня друзья ждут. И любимый.
– У твоего любимого нет денег даже на опохмелку… может он и спит с тобой за деньги? Ты ведь у них в состоятельных дамах числишься. Спонсор. Слушай, мне это определённо нравится. Вот что значит абсолютная свобода и независимость от всех. Может и мне попробовать так жить? Прикольно же, когда у тебя всё есть, а тебе для этого совсем ничего делать не нужно. Ну-ну! Поживём – увидим. На свадьбу можешь не приглашать: мне некогда будет. Ты выбрала такую жизнь, в которой никто не нужен. Так ведь и ты скоро поймёшь, что никому не нужна. Ни-ко-му. А это уже страшно… по настоящему страшно, когда взываешь о помощи, а до тебя никому нет дела. Надеешься, что с тобой такого не произойдет?
Вера ушла, а жизнь полетела под откос, даже хуже.
Когда спускаешься с крутой горы, перебегая от одного деревца к другому, цепляясь за них, словно нажимаешь на тормоз, рискуешь при каждом следующем передвижении вывихнуть или сломать конечности, если промахнулся и полетел кубарем. Хорошо, коли сумеешь затормозить относительно мягко, а ведь можно угодить головой в камень.
Перебегать и цепляться я уже научился, можно сказать адаптировался к рельефу местности, а вот промахнулся впервые. Теперь лечу.
Напиться бы, да теперь нельзя. Дочь не поймёт.
Нет, не только в ней дело: нельзя расслабляться. Никак нельзя. Авария – ещё не смерть. Надо жить, а не выживать, дочь вытаскивать. Ей расти нужно. Родители смогли дать мне счастливое детство, чем я хуже? Должен, обязан сделать всё, чтобы судьба не выкрутила ей руки.
Любовь. А была ли она… может мне это только померещилось? Почему она такой стала… или всегда была… что я делал не так! Мне нужно знать, обязательно. Жизнь продолжается. Без Веры тоже можно быть счастливым, только пока не знаю как. Узнаю. Обязательно научусь. И дочь научу. Постараюсь научить.
Как и предполагал, Веркино замужество, любовь, страсть и всё прочее оказались туманом, бредом.
Уже через месяц она объявилась в абсолютно непотребном виде: одежда с чужого плеча, свёрнутый набок нос, синяки на половину лица.
Видно жеребец попался необъезженный.
Я старательно избегаю встречаться с ней, боюсь, разгадает, что ещё не до конца равнодушен к судьбе женщины, с которой столько лет был в самом тесном родстве.
Люблю ли я её?
Ещё как! Но совсем не эту жалкую женщину. Люблю ту Веру, которая подарила мне дочь, которая была не бесплотной мечтой, а счастливой реальностью.