Блок. Жду я смерти близ денницы - прочтение

«Жду я смерти близ денницы…»

                * * *   
                Л. Семенову

                Жду я смерти близ денницы.
                Ты пришла издалека.
                Здесь исполни долг царицы
                В бледном свете ночника.

                Я готов. Мой саван плотен.
                Смертный венчик вкруг чела.
                На снегу моих полотен
                Ты лампадный свет зажгла.

                Опусти прозрачный полог
                Отходящего царя.
                На вершинах колких елок
                Занимается заря.

                Путь неровен. Ветви гибки.
                Ими путь мой устели.
                Царски-каменной улыбки
                Не нарушу на земли.
                Январь 1904



     «Леонид Дмитриевич С еменов (19 ноября (2 декабря) 1880, Санкт-Петербург - 13 (26) декабря 1917, убит бандитами) — поэт и прозаик, внук знаменитого ученого и путешественника Петра Петровича Семенова Тян-Шанского. Во время учебы на историко-филологическом факультете (был университетским товарищем А. Блока) слыл монархистом и «белоподкладочником». Был близок кругу Д. Мережковского и З. Гиппиус, в Москве подружился с А. Белым.»
     (Источник livelib.ru: https://www.livelib.ru/author/343005-leonid-semenov)

     Судьба этого молодого человека повторила в некоторой степени судьбу Блока. Про нашего поэта рассказывали, что в 905 видели его на демонстрации с красным флагом, а Семёнов в Кровавое воскресенье был в первых рядах того «хождения к царю», уцелел чудом. Сразу после революции у Блока местные крестьяне сожгли в Шахматово его дом, его библиотеку, а Семенова убили самого, рукописи сожгли, в дом кинули гранаты. Причем, расправой руководили крестьяне, близкие его семье, близкие великому Тянь-Шанскому.
     Блок написал рецензию на первый сборник стихотворений Л.Семенова. Вот строки оттуда:

     «…в «Бесах» Верховенский говорит Ставрогину:
     «— Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам… Ну-с, тут-то мы и пустим… Кого?
     — Кого?
     — Ивана-Царевича.
     — Кого-о?
     — Ивана-Царевича; вас, вас!
     Ставрогин подумал с минуту.
     — Самозванца? — вдруг спросил он, в глубоком удивлении смотря на исступленного. — Э, так вот, наконец, ваш план.
     — Мы скажем, что он „скрывается“, — тихо, каким-то любовным шопотом проговорил Верховенский, в самом деле как будто пьяный. — Знаете ли вы, что значит это словцо: „он скрывается“? Но он явится, явится. Мы пустим легенду получше, чем у скопцов. Он есть, но никто не видал его… А главное — новая сила идет… Нам ведь только на раз рычаг, чтобы землю поднять. Все подымется!»
     Из Ставрогина Ивана-Царевича не вышло, потому что холодный зажигатель, швейцарский гражданин, укусивший генерала за ухо, был все-таки «дрянным, блудливым, изломанным барчонком». И вот, «гражданин кантона Ури висел за дверцей» в светелке. Его настигло самоубийство — марево, мнимая смерть. Случилось так, что мы знаем, до какой степени такая смерть мнима, нереальна, и вот, зная об этом, не верим смерти настоящего Ивана-Царевича.
                (Источник:
     Напомню, что перед объяснением с Любовью Дмитриевной Блок написал предсмертную записку и взял на него пистолет.
     Напомню стихотворение Блока из зимы 1902 года:

                «Я шел — и вслед за мною шли
                Какие-то неистовые люди.
                Их волосы вставали под луной,
                И в ужасе, с растерзанной душой
                Зубами скрежетали, били в груди,
                И разносился скрежет их вдали.
               
                Я шел — и вслед за мной влеклись
                Усталые, задумчивые люди.
                Они забыли ужас роковой.
                Вдыхали тихо аромат ночной
                Их впалые измученные груди,
                И руки их безжизненно сплелись.
               
                Передо мною шел огнистый столп.
                И я считал шаги несметных толп.
                И скрежет их, и шорох их ленивый
                Я созерцал, безбрежный и счастливый.
                1 января 1902»
               
     Видение Моисея здесь прорисовано предельно отчётливо. И вот от Исхода до:

     «— Мы пустим пожары… Мы пустим легенды… Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал… Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам… Ну-с, тут-то мы и пустим… Кого?
     — Кого?
     — Ивана-Царевича.
     — Кого-о?
     — Ивана-Царевича; вас, вас!»

     От Моисея до Ставрогина, от пророка до беса – вот какова была амплитуда колебаний видения будущего у Блока. И нам известно, какое из них воплотилось.

     Возвращаясь к исходному стихотворению – «царь», «царица», «умирание»… В предыдущем произведении книги – «Ночная фиалка», нам показали, как это выглядит со стороны:

                «…А старик и старуха на лавке
                Прислонились тихонько друг к другу,
                И над старыми их головами
                Больше нет королевских венцов.»
                Ночная Фиалка

     В этом – взгляд изнутри.