Изр. гл. 6 Подземелье

               Прологом к следующему повествованию  уместно вспомнить случай, произошедший со мной много лет назад.               
             Когда-то, ещё до моего воцерковления,  направляясь по делам    в центре  шумного города, пробегала мимо   церковной книжной лавки   с выносной торговлей на улице.  Проскользнув  быстро взглядом  по  обложкам,  мне  попалась на глаза книга, скорее, книжонка, невзрачная на вид, в тонком переплете и рисованными страшилками на обложке, с названием: "Козни бесовские".  Малая малость. Но этого было достаточно для полного  всестороннего понимания явления.   Маленькая книжечка содержала колоссальную по объёму  информацию, информацию  духовную,   находящуюся как бы в глубине строк,  не вписываемую на бумаге буквами, но воспринимаемую  духом.   Информация эта плавно вписалась в  готовую для понимания почву. И мир открылся   для меня новой стороной. Страшной. Адской.  Доступной для осознания и принятия далеко не каждому. Не покупаемой. Не афишируемой. Почти сакральной.   
                Вероятно,   это был  случай с тем самым  «кошельком», о котором уже не раз упоминалось. И вот теперь здесь  материализовался  смысл его содержимого.

                Итак,  по левой стороне улочки, по ходу моего движения  обратила на себя слово на греческом «Претория». Над её входом высечена надпись:

                ТЕМНИЦА ХРИСТА
                PRISON OF CHRIST

                Здание греческой православной церкви построено на месте тюрьмы римской претории в которой, по преданию, содержались Христос и разбойник Варавва.
                Зашла. Мужчина, послушник, принимает требы.  Чуть дальше – спуск вниз. В подземелье. Крутая винтовая лестница. Два человека едва ли разойдутся. Довольно большое пространство, высеченное в скале. И камеры-темницы, разбросанные   по сторонам.
           Маленькое помещение, углубление в скале, два на полтора метра или около того. Каменная скамья от стенки до стенки, в которой проделаны отверстия для ног; в них продевали ноги узника.  Вделанные в стену кольца, к которым приковывался заклеймённый. Множество лампад, свечей. Если один человек станет на колени пред каменными оковами, то другой за ним уже не поместится. Придется или забиться в один из двух углов, или находиться позади этого, стоящего на коленях человека на входе, как бы на порожке, лицом к темнице, а спиной уже в проходе, то есть  на выходе из нее.   Стою в углу. Чтоб не мешать возможным паломникам.  Не постижимо.  Закрываю глаза и вытираю рукой пот с лица, - мне  нехорошо. Вышла из этого помещения, как в забытьи, покружила, нарезая малые круги по подземелью.
                Вот тебе и "Дети подземелья" В.Короленко, и римский Колизей, и блокадный Ленинград, - в момент  оживилось  в памяти и собрались в кучу  заключение и заключенные в стенах, обречение  в бетоне, камне, известняке,  замурованных живьем в стены. 
             Литературные  и исторические герои, до которых никогда никакого дела и не было,  и лишь некоторые их имена да констатации фактов страданий или мученической их гибели на мгновенья  ожили, и  теперь здесь  в темнице я оказалась с ними одним целым.   
                Безысходность, стоны, изможденные тела, из которых  холодные плиты забирают последнюю жизнь.  Вспомнилась  еще из далекого детства экскурсия по Пискаревскому кладбищу.  У таких впечатлений не существует  срока давности. Пискаревское кладбище и похороненная на нем Таня Савичева, умирающая от голода  девочка, которая  в блокадном городе вела дневник, в котором записывала подробности и даты смерти своих родственников. 
                На обычном кладбище, на котором хоронят умерших естественной смертью людей, другой дух. Другой дух висит над могилами. Там нет такого явного духа мученичества.  Кладбище   кладбищу - рознь...
                Например, Николо-Архангельское кладбище в Москве, на котором похоронен старец Самсон.  Всё пространство там освящено преподобным. И внутренние переживания при посещении места возвышены, одухотворенны,  органически слиты с природой и  чувствами, стремящимся к вечности.
                Святыня, она  не всегда навивает благоговейные мысли.  По-своему входит в каждого,    как откровение, индивидуально, вызывая очень личностные ассоциации.

          Часто, как правило,  этапы восприятия нового не подлежат анализу, не разбираются на запчасти, не растаскиваются по мелким детальным  составляющим,   а фокусируются в одно   общее впечатление.
                Ступенчатость, фрагментарность    спрессовывается  подсознанием в одно пятно и  выдается сознанию как одно общее восприятие,  выраженное однобоким словесным определением,  обособленным перцептивными особенностями наблюдателя. Чувственность трудно  преобразуется  в последовательное и логическое.

                Для меня в этом Старом городе нет улиц. Нет домов. Нет зданий. Хотя они есть. На физическом плане.  И в домах живут люди.  Улицы имеют свои названия. Но ничего этого не стало для меня.
              Вначале передвигаешься,  как  по течению, тебя несёт, ведёт туда, куда направляешься.

                Спрессованные в камне и духе история требуют своего представления на личном внутреннем экране. Огромный клубок видимого хочется начать разматывать, углубляясь в историю и отмотав до самого начала, до самой сердцевины, увидеть как всё начиналось. Или представить, имея все исходные материалы.

                Но будучи непосредственным созерцателем и имея достаточно времени, можно развязать эту законсервированность своими имеющимися знаниями относительно событий того времени.   Оживить застывший камень на  своём внутреннем экране. Почувствовать  сопричастность и связь. Еще включить  воображение.  И запустить свое собственное художественное кино.
                Талантливо созданные  художественные киноленты трогают за живое.  Существует множество   экранизаций  по сюжетам священных писаний.  Интересно. Наглядно.
                Но  Христос с экрана, пусть даже самого лучшего (не говорю "кассового") фильма  никогда не останется в памяти тем Христом, каким он видится здесь... Здесь не только и не столько образ,  сколько живой дух. 
              Это место для тех,  кто  никогда здесь не был, восполняется в сознании  киноперсонажами, пусть даже самыми талантливыми актерами, их черты лица, мимика, филигранность игры хоть как-то восполняют   далекие исторические события. И зрители, сидя дома за экранами,  смотрят и верят.  Многие даже проливают слезу.

                Но здесь...

                Оказавшись здесь... - моя  иронично-натянутая улыбка  в сторону всех экранных    Иисусов...

                Фильм "Мастер и Маргарита" поставлен  в 2005 по одноименному произведению  Н. Булгакова.  Прекрасная художественная кинолента, в лучших традициях советской кинематографии. И  грим актеров хорош.  В том числе у  Иешуа. Но вот глаза... глаза подвели. Нет,  актёр Безруков не смог  на самом деле  изобразить Христа во всей полноте страданий. Висеть с такими глазами, как у него, на кресте - это кощунство.
               На кресте, в кадре он выглядел не как Иисус, а как актер  Сергей Безруков, пытающийся выдавить из себя страдания. Глаза - зеркало души. Режиссеры или забыли, что глаза - зеркало души, или не различают   глаз вообще…
                И что такое душа  С. Безрукова в сравнении с душой Иисуса?
            Роль Иисуса должен играть мученик.  Истинно настрадавшийся человек. У которого боль  от бесконечных утрат, непосильных мучений,  у  которого боль, пропитавшая плоть и кровь.
              Таковыми были сегодняшние сербы. Именно сербы.   С печатью  мученичества  не внешней, наигранной, подстроенной, сфабрикованной, выдавленной из себя.  А с выстраданной. Выстраданной  плотью и кровью. С мученичеством, проступающим  через глаза .
                ...

            Неторопливо, вдумчиво, проникновенно, соучастливо  продолжаю движение по темнице. В «умно-духовном созерцании»,  как определил подобное состояние митрополит Иерофей (Влахос) в книге «Православная психотерапия».
               

                Людей не так много, можно вполне дождаться, когда пройдут одиночки и остаться одной в этой темнице, не торопясь и не ощущая спиной  дыхание очередных паломников. Когда не один, уже обрывается нить единства  с прошлым.  Третье присутствие в виде  посторонней возни, шагов, дыхания, обрывков слов, фраз  препятствуют  видеть первообраз без посторонних примесей.
                Идеальное сравнение  моего жгучего на тот момент желания остаться одной и в тиши - это монах-отшельник в келии.

               Два-три человека, приклонившись,  освободили помещение. Только настал ожидаемый  мною момент,  как  подошла группа наших паломников. Речь. Оглянулась - наш батюшка, Украина. Что ж, пропустим, мне торопиться некуда. И в этом мое огромное преимущество. У групповых всегда  мало времени. Они зависимы от программы и расписания.  Прильнула в угол, уступая место паломникам. Молча, тихо пережду. Наверняка долго не будут здесь. У групповых всегда мало времени. Первой, уверенным шагом, зашла женщина, довольно полная, уже не молодых лет заняла пышным телом много пространства, так что уже  двоим не развернуться. И тут же, припав на колени, заговорила со Христом. Свои  уши тут не закроешь. Мне пришлось стать невольным свидетелем фрагмента чужой трагедии. И никто из ее группы, никто, кроме меня не был очевидцем самого подробного течения этого случая.   Да, видимо, эта женщина  хорошо знала, зачем сюда ехала.  И приехала целенаправленно. Просить прощения, сознав весь ужас содеянного в безбожной жизни.  Истово молилась и просила.    Да и чужие исповеди  мне ни к чему слушать.  Если будут заходить по-двое - тогда выйду, незачем людям мешать, их много, я одна; поброжу пока по близлежащим примыкающим помещениям, тоже темницам.  Где-то тут был и разбойник Варавва… Не успела я  додумать,  как нечто, происходившее у меня, фактически, перед носом, превратило все мысли в никчемные рассуждалки и расставило иные приоритеты на ближайшие минуты.
                Меня   выбросило в иную реальность, происходившую в двух  мирах: видимом материальном и невидимом, духовном.
                От неожиданности, вытянувшись в своем углу ниточкой,  чуть ли ни влипнув в стену,  прямо перед собой  наблюдала разворачивавшееся  зрелище.

                Гробовая тишина  в мгновенье ока воцарилась и среди ожидавших сзади паломников. Как будто людей не было совсем: - ни чиха, ни стона, ни вздоха. Всех как будто сдуло. Я спиной чувствовала, что  они от страха чуть ли не  перестали даже дышать.
               
                Прямо передо мной в женщине открылся бес.

                Почему именно мне выпало быть очевидцем этого события, здесь и сейчас, именно в ту   минуту, когда я там находилась?    Я снова и снова задавала себе вопрос  по прошествии времени - почему именно у меня на глазах было суждено произойти этому явлению, именно на Святой земле? Почему ни священнику, ни дьякону, ни пономарю, коим  было бы естественней и подготовленней столкнуться с такой ситуацией?
                Мне видится в том особый промысел, проступающий и сквозь другие родственные и смежные события. 

                Бог не познаваем и в Него можно только верить. Но я верила, и когда была невоцерковлена. Верила в высшую силу, но не могла понять, почему  мне  с небес не отвечают, не дают о Себе знать, не проявляют Себя в моей жизни.
                Там… в Верховной канцелярии было угодно, чтобы я воцерковилась. Там ждали… И тогда, по закону жанра, мне столько открылась, сколько не знает и не видал иной священник.
                Тема нечистых духов проявилась для меня в полноте самодостаточного  научно-популярного  издания.
                Несколько раз была свидетелем исхода духов из человека, но при большом скоплении народа и находясь поодаль, на обочине храмов.
                Но со мной рядом на Святой земле, где все приобретает не то чтобы иной смысл, а иную глубину и масштаб, подтекст, преподносимый  НА ЛАДОНИ,  угадываемый  и читаемый только здесь и только сейчас!

                Об одержимости и бесновании пишут только священнослужители. В основном монахи, имеющие практический опыт экзорцизма (изгнания злых духов из человека ). И далеко не каждый  современный священник имеет достаточно знаний об этом явлении.   
                В свое время я много интересовалась эти явлением и наблюдала его во отчую в чине экзорцизма.  Мне открылся мир, невидимый даже воцерковленным людям, хотя верующим и в бесов, и в демонов. Но верить в существование - это одно, а видеть - совсем другое.
                Мне, от рождения абсолютно светский человек, очень далекая   от мистики,  велением Свыше введенная  в эту тему сполна.

                Так слушайте же...