Патрон и секретарша

   Ларисой её звали. Разбитная, симпатичная. С редким пониманием мужчин, кое неложно даётся официанткам. Чуть перебарщивала косметикой. Но на то извинительная причина: шрам от детдомовской злонравной житухи штукатурила. А так, да при ладной фигурке, очень даже свойская всем девица. Поздними вечерами для подвыпивших компаний просто вишенка на торте. Однако попробуй таковскую ещё завоюй. Цену себе Лариска держала высокую. И вовсе не в деньгах. Несравнимо возвышенней: по разборчивости столько раз обманутого сердечка.
   Архангельск – город портовый. Значит моряков, этих золотых навещателей балдёжных заведений, хоть отбавляй. В каждом кабаке тусовалась определённая мореманская братия. Так любителей слегка позажигать, вступить в безотказную близость притягивал по нарастающей: «Якорь», «Север»,  «Полярный». Предпочитавшие «Двинские зори», в основном желали надраться. Гулянье в той дикой прерии каботажников частенько заканчивалось медвытрезвителем. По варианту с дракой - ментовкой. И на том основании вечным исправлением. Иначе истолковать  – страданиями за колючий характер.
   Степенные, солидные мужики и по годам и своему положению, предпочитали заседать в «Интуристе». Воистину, капитанским компаниям очень подходил статусный ресторан на Поморской. Только там можно было вести беседы, сочетая новую тему с очередным графинчиком. Покуривать с достоинством первых лиц, не зреть прыткой глупости штатских карасей и постреливание глазками дамочек определённого интереса.
  Из пароходской конторы, именуемой за глаза «пентагоном», туда же начальство хаживало. Во-первых, близко, во-вторых, ни сколь авторитету не грозит. Напротив как-то отличимо просветляет духом сталинского властного ампира, тяжёлых бархатных гардин, всего эдаково не про всяких.
   Возникал и неожиданный симбиоз, когда капитаны покорнейше просили к своему застолью штучного пентагоновского человека.  На что последний всегда ответствовал:
    -   Благодарю за честь, но только после 17-ти.
    -   Да мы тут всерьёз и надолго! – заверяли кэпы в стиле  цитатного бремени пока чтимых вождей.
   Выставивший им  железное условие, никогда не подводил. Едва заявится, вновь станет центровым. Что ценней всего, горазд был удачно шутить. Форма на нём превосходила капитанские кителя по крутости нашивок. И вообще смотрелся кавалером ордена лихой удачи, который сломал рейс с дорогущим колониальным товаром. То ли из Санта-Круза, то ли Маврикия. 
   Вдруг всеми осознавалось: коньяка неподобающе мало. На скатерти чертячий натюрлих.  Есть ли худший позор?
     -   Ла-ри-са-а! – раздавалось хриплым тифоном в тумане.
По срочнейшему подле капитанов чуткое созданьице в белоснежном крахмальном передничке. Отчёркивая взбитую причёску, ещё сахарнее блестит кружевная диадемка. Всем своим видочком приспевшая показывает: польщена-де подобным вниманием. Прямо- таки безмерно счастлива, раз на празднике избранных Богом именем удостоена.
    -   Голубушка, сделай нам хорошо.
    -   Уже в полёте.
   И точно, звёздных бутылок заметный перебор. Вся закуска обновлена. Пепельница искрит чистотой невинности. При этом  кто-нибудь  искренне посокрушается:
     - Вот на коей бы жениться. Как же мы лопухнулись?!
   У прочих конторских столоначальников здесь лишь дневные перекусы на какие-то двадцать минут с рюмашкой для аппетита. И адью до следующего трудового завтра. Ежель пятница, тогда до запряжного понедельника. Словом, серенько жили с нелишней оглядкой на партком.
   Равно близкий к тем и этим - хват тузовый, всеконечно, любимец подавалочек. Единственно с оным (ещё как видать со стороны) веселела и сплачивалась океанская первосортица. Увеличивалась сказочная щедрость чаевых. От комплиментов, буди от сладкого Советского Шампанского, пробуждалась для чувств душа за лифчиком. Так бы и присели всемА попирушничать. Вот что значит настоящие мужики в загуле!
   В похожий искрящийся вечер, кто-то из капитанов возьми да закинь удочку:
         -   Лариска, ты о чём-нибудь мечтаешь?
  Вострушка вспыхнула до пиковки носика и в расплохе созналась:
         -   Хочу на машинке печатать научиться.
         -   И только?!
 Все  засмеялись, а она нарочно усугубила:
         -  Нет. После секретаршею устроюсь.
Чтоб ржали подольше, с сиротским навыком тоненько вывела:
        -  Похлопотали бы за меня, дяденьки, в конторе вашей.
Сия просьбица определённо относилась к тузовому. Хмельные взгляды перевели на могущего и не таковское. Касаемо Ларискиного, то «ейный» молитвенно горел, взблескивал слезой надежды, заранее благодарил по гроб жизни.
   Негоже, не по-джентельменски отделаться словесным вывертом. Совсем иное тем замечательным «дядькою» говорится:
      -   И чего? Уже клавиши топишь?
      -   Ага. Сразу три листа под копирку выдаю у директора.
      -   Добрый он у вас.
      -   Щас. Опознались. Я ночами топлю и от мышек дрожу.
      -   Ладно. Исполним твою маленькую грёзу.         
   Стал человек чести интересоваться редкими вакансиями секретарш у прочих начальствующих. Когда желанные возникали, зазнавшиеся антипатры упёрто противились.
       -  Мне, - Лариску?! С ума сошёл?! И так перед женою в вечновключённом оправдании. Сори,* брат.
   Приспел всё ж звёздный случай. Подвизавшаяся в отделе на той должности, на пенсию засобиралась. По врождённой порядочности он пытался уговорить ещё поработать. Анна Ивановна ни в какую! Стало быть, влепоту чутким временам, с наборчиком чашек, электросамоваром да грамотой уступила Ивановна мосточки соискательницы популярной женской стези.
   Через день за секретарский стол уселась Лариска. Печатная машинка «Прогресс», ряды толстых папок в остеклённом шкафу, несколько стульев для ожидания приёма придавали значимость тесного пространства перед двойными дверями милостивого к ней патрона. (Обозначить его «шефом» - никак нельзя. В торговом флоте так поваров величают).
   Кроме разъяснённого круга дел, пришлось кое-чего самой докумекать. Во, потрясение! Казавшиеся такими важными капитаны, попревращались в мальчишек-школьников. Иные в знаниях здесь проверяются, другие за сотворённое оправдываются. Зато в её предбаничке царит настрой на позитив, отпускают беспечные шуточки. А по капитанским четвергам* презентуют шоколадки из карманов шикарных кителей. Почти от любого дарителя поджечься можно. Ни про единого не скажешь: «мамка в детстве уронила».
   Обвыкнув и присмотревшись, чуть понизила к ним градус восторженной сопричастности. Понятно: шоколада уже перекушала. Каждый день захватывал Лариску новой гранью конторской жизни. С такого ли везения не расцвести? Добавить в голосочке звонкой уверенности. Глазкам манящего блеска. На пяток сэмэ укоротить, чем вам не эдак облегающие платья? Ещё виртуозней подмазками винтажить.
   «Почётный» шрам, жалованный в заварухе сиротским шпанёнком, вовсе не должен быть виден. Ведь и в помине нет детдомовской атаманши, незнавшей ни отца, ни матери. Нет и девушки со скоростным подносом. Есть секретарша наипервейшей  в городе конторы. Так-то. Выкусите завистницы. Она…она… «капитанская дочка!» По крайней мере, заглазно там прозывают.
  …Разве расскажешь всё, что было с ней дальше? За двадцать-то с лишним годиков! Увы, никто сейчас пухлых романов не читает. Перевелись те чудаки на свете. Лучше высветить случаи: два весёлых и насквозь грустный - прощальный. В них и будет правдивое кино про непридуманную жизнь.
   Мало заверить вас, как Лариска тайно любила своего патрона. Разорваться на мелкие части была готова, чтоб выручить, защитить в духе Зои Космодемьянской. Маялась душою от переживаний, если уходил он в рейсы капитаном-наставником. И притом жалела до слёз, что вот того-то никогда не понадобится. Потому как он весь из одних признанных достоинств! Да уж, решительно нечем благодарный порыв выказать. Оставалось играть роль прежней моментальной Лариски. А ещё завидовать его жене белой завистью.
   Другой любви, никак не получалось и не предвиделось. Слишком она на виду, вся в избранном круге состоявшихся семейных франтов. В самом, что ни на есть романтическом звании на свете. Думала ли когда-нибудь, до чего хитро хрустальная мечта флажки расставит?! Попробуй, выбеги  «теперича» за них.
   Вал служебной и министерской переписки хлестал через отдел. С той напасти Лариска всегдашне занята. Всё же поспевает откликнуться на анекдотец. Своё остренькое удачно ввернуть. Подаст в кабинет обожаемого морского Юпитера кофе али чайку. Сбегает в АХО за пришедшими почтой документами. Готовые исходящие отдаст в рассылку. И топит, топит клавиши своего «Прогресса». В иной день полпачки бумаги изведёт. Состарит до непригодности ещё утром сменённую ленту. Каково?! Под вечер ой, как пальчики-то ноют. Но себя жалеть, по незабытым  детдомовским заклятиям, хуже, чем западло.
   Утешения всё ж бывают. Он невзначай похвалит, взглядом обдаст, обновку заметит. Прилюдно Ларисой Николаевной назовёт, будто ровней сделает. Что ни говори, - царский мужчина! Такому бы жизнь посвятить!
   Приходилось своё обаяние заторцовывать об капитанов. Вроде этой проказы учинит: намеренно в нижний ящик стола пихнёт стопку бланков, требующихся иной раз. Кому понадобится, просит:
    -   Лариса, дай-ка мне тот-то…
    -   Да, пожалуйста, мистер кэптэн.
Распахивает дверцу.
    -   Эти в самом низу.
Нацеленный прикинет: «Согнуться под нуль - дохлый номер. Встану-ка на колени».
   Теперь щека кэпа чуть ли не касается точёной ножки в закордонном капроне. Цветной подольчик в облегон ещё выше и лиричней открывает изящную посадку Лариски. Кэпу делается совсем ни до бланка. Ни до чего. Лишь продолжает тупить, ища уже найденное.
   -   Да что вы так растерялись? - понятно в каком смысле игриво вибрирует голоском Лариска. -  Помочь?   
Наконец, тот выпрямится. По лицу видно: капитан приятный момент словил. И Ларисе по кайфу утвердиться в продвинутых мыслях: «Рано ронять цену. Мамзельна вельми. Даж для элиты (!) флота».
   Из всех рабочих дней Лариска не ладила с пятницами. Точнее, с заведённым приёмом капитанских жён предвечерними часами. Почти каждая ломилась с бытовой докукой. К примеру, та напрягает похлопотать про установку телефона. Ту заботит поторопить очередь на получение квартиры. Какая-то, заранее вытащив платочек, пожалится на адьютер. Некую волнует сразу неохватное. Нет конца списка их желаниям и фантазиям.
   Некоторых, дали бы волю, Лариса и на порог не пустила. Разумеется, опасных модных дамочек, вооружённых чувственным кокетством. Ей ли наивничать о причинности шарашиться тут. Потому совсем нелишне беспокоилась за обожаемого патрона. Каково-то даётся ему общаться с подобными крашеными лахудрами? Так бы и вцепилась прежней детдомовкой до последних клочков их причёсочек-завивочек.
    Бывало: двери кабинета приоткроются.
        -  Лариса Николаевна, сделайте нам, пожалуйста, кофейку.
Ножом по сердцу пустяшная просьбица. Нарочито громко, чтоб    подозрительная фифа услыхала:
        -   Покончался у нас индийский кофей. Есть преотвратный грузинский чаёк. Подать?!
Шеф уже за закрытыми дверями, виноватою вежливостью смягчает:
        - Вот так и бедствуем, пока в рейс не сходим.
        -   Ну что вы, что вы, - закатывает дамочка небесный взор, -
            Важнее ваша чуткость. Я так надеюсь на понимание.
Возвращённая влажно-лучистая поглядка подсказывает: зацепить, при всём искании, не удалось. «Фанеркой пролетела. Надо бы в зелёной гамме заявиться».
   Уже в «предбаннике» испепеляющее осмотрит Лариску. А та:
     -  Гражданка, в следующий раз не держите очередь. Убедитесь, - здесь все нервные!
   Закончиться приём. Выйдет измотанный донельзя ответчик за прообраз «Поля чудес». Попытается слегка усовестить. Дескать, растворимый кофе у нас ведь наличествует и чай, отнюдь, не захудалый. Пошто же ты так-то, Ларинсон?
   В ответ ему слёзные всхлипы. Затем без паузы.
     -   Вас же берегу от шмарочек. У них ни слова – крючки.         
     -   Да?! – делано изумляется патрон.
     -   В натуре! – с жаром восклицает Лариска.
     -   Ну, тогда я с тобой покофейничаю.
     -   Ой, чудно!
   С неких пор стало ей назойливо казаться: «чегойт не усекает». Просто-напросто дуркует в самодеятельной охране. А, небось, давно надо пожарные меры принимать. Сама себя по ревности и надоумила: «Ещё как стоит обыскать кабинетный сейф. Получку бы отдала за шмон запертого кашелота. Мало?! Пусть забирают аванс вместе с  отпускными!
   Сколько уж пережито этих ужасных пятниц! Примечаемые  амурщицы наверняка таскают в сумочках письма с бесстыдными к нему предложениями. Нет. Не сможет он по деликатности порвать надушенные заманки. Вздохнёт, поди, мученически и спрячет, куда подальше, то есть в стальное брюхо.
   В сяком разе флаг в руки. Применю свои некисейные ходы. Как-нибудь избавлю, мил-сердешного на всю жизнь человека от соблазняющих липучек.
   И поможет в этом не «сим-сим откройся», а… супруга патрона. Давно уж с той телефонится. Но как?! Строго взвешенную дезу исправно сливает. Точнее, гасит вопросы типа: «Где, мол, сейчас благоверный? Почему вчера задержался? Не открыта ли в кабинете форточка? Дома так кашлял, так кашлял!»
   Разные острые интересности, ему во вред перетолкованные, - ни за какие коврижки! Лишь одного  патрона (!) она секретарша. Тут же случай особый.  Была, не была. Решуся!»
   При очередном телефоном общении Лариса доверительно подвела разговор к нужной крайности.
     -   А давайте я вам экскурсию проведу по нашему отделу. Увидите, где муженёк работает. Как его кабинет выглядит. Далеко ли от форточки сидит. Можете даже в сейф заглянуть. Всё, всё до мелочей представлять будите. С тихушного визита может, невзначай, мудро подскажите. То-то он удивится!
    -   Да как же я вот так-то припрусь? Право же, неудобно.
    -   Напрасно вы, Елизавета Никаноровна сомневаетесь! В субботу мы это дельце провернём. Никого там не будет. Охранник - знакомый. Вы только ключи от сейфа и кабинета возьмите. Они всегда в нижнем левом кармане кителя вашего супруга. Ну, как вам моё предложеньице?
   Знать «всё-всё» и даже «заглянуть» переборет любую женщину. Надеюсь, многие с тем обкатанным за века житейским правилом согласятся.
    И так, чего мой читатель уже предвидишь, происходит воочию.
Ещё до сна, с пятницы на субботу, супружница озвучивает своё желание утречком смотаться на базар за деревенским творожком и прочими вкусностями. Проснувшись, не зажигая света, дрожащей ручкой похищает ключи. Ранней ликующей пташкой, выпархивает из дома. Секретная операция, каковую бы хотелось обозвать «Благой дозор», началась.
   На ближайшей остановке трамвая её ждала броская девица, со  свёрнутым в трубочку журналом «Крокодил». Заранее оговорённая примета помогла избежать неловкости. Несколько преувеличенно обрадовались друг дружке.
-   Я именно так вас и представляла,- удостоит гранд-дама.
-   А я-то, как восхищена вами! - впарит «капитанская дочка».
      Сознайся Лариска начистоту самой-себе,  пришлось бы признать:
 «До чего красива и мила его жёнушка! Сразу магнитит к общению. Учительница! Где уж нам, дурочкам завзятым».
    Уже сообщницами покатили на «дело». Некой непонятностью гордо проследовали мимо старичка-охранника. Ни каких тебе тогда карточек с чипами, блокированного турникета. Одна святая советская простота семидесятых годов прошлого века.
  Вот поднялись на лифте до нужного этажа. Ковровая дефицитная дорожка немереной длины произвела на экскурсантку должное впечатление. Далее преддверие прохода к отсутствующему мужу-начальнику. Отметила про себя аккуратизм секретарского места. Пора доставать ключи. Тут, вроде, и оробела.
     -  Лариса, а может…
Тотчас заполучает коронную фразочку:
     -   Да что вы так растерялись?!
    За удивительными двойными дверьми новые стрессы.
«Ахти, как велик, как важен его кабинет! И этого-то человека я побуждаю мыть посуду! Позавчера дерзала пилить!»
 В своей интриге Лариска намеренно держится нужного фарватера.
    -   Сами видите, во всём чёткий, по ихнему - морской
        порядок. Присядьте-ка в кресло супруга. Вмиг обстановку
        прочувствуете. А он ещё на нём беспрестанно думает, решает.
    -   Итак, под впечатлением. Однако! - сяду. Смотрю от форточки
        далеко. Хоть за что-то спокойна буду.
    -   Осталось в сейф заглянуть, - напоминает, будто о мимоходном пустячке Лариска. Никаноровна уже усвоила: колебаться излишне. Вдруг ещё чего засадного узнает. Оттого простовато вкладывает подсудный ключ  в Ларискину ладонь.
   -  Должна вас предупредить: тут есть бумаги с секретным
      грифом. Я сначала их папочкой прикрою.
Вдобавок потрясённая и наличием служебных тайн, супруга нетерпеливо кивнула. Громкий металлический щёлк. Пошла драгоценная минута. Самочинная дознавательница ликует: любовных писем нет!
Несколько бутылок виски, начатый блок Мальборо, тоненькая пачечка альбатросовских чеков не тянут и на лёгенький компромат.
   -   Теперь, пожалуйста, смотрите.
Следуют неизбежные вопросы: «Зачем ему эта бакалея? Чеки?!»
   -   Как же! Для мужского разговора. Везде так принято.
   -   И чеки?!
   -   Те на всякий случай вискаря прикупить.
   -   Всякий случай, - это я! Сегодня же(!) кофточку из
       «Альбатроса» пожелаю. 
Счастливая Лариса тоже ловит крохотку удачи. Робко попросила взять на память «капитанский знак»* из кучки таковых. Ответ, куда как  ожидаем:
    -   Да бери, не жалко.
   Не сразу скажешь, кто более доволен? Супружница, проникшаяся значимостью высокого поста своего законного? Лариса, убедившаяся в порядочности патрона.  Даже через непросматриваемую материю, как тайный лямур! Чего ещё им там делать?
   Восстановив прежнее состояние сейфа и дверей, удалились, за здорово живёшь, да ещё комплиментом от охранничка. Теперь их связывала дерзкая проделка, о которой лучше забыть. Но пока малость пощебетали фартовыми налётчицами и порознь. Одна на базар, другая свернула в безлюдье набережной. Знамо, субботы утречко. Нежится, домашничает архангельский народ.
   Только свернувшей к реке, было чего прочувствовать! Шла она, подставив заплаканное, потёкшее краской личико под двинской ветерок. Приискивала всякие нежные слова, какие, наверно, никогда не доведётся сказать. Восторгалась, что есть такой на свете. Благодарила за верность, пусть и не к ней - заглазной «капитанской дочке», взятой им Христа ради.
   Разве мы невольны, кого нам любить? Тем паче, страдая, ожидать изумрудного миражного ответа?
 
… С того случая кануло немало лет. К исходу горбачёвского горе- правления, патрон засобирался на пенсию, и, как порядочный, озаботился её судьбою. Наперёд просчитал риски для Лариски. Первый его приемник, конечно, мужик, что надо. Ничего менять не будет. Да времена больно неустойчивые.  На скорую смену тому придёт очередной. Скипидарно приищет себе подходящую секретаршу. Причины банальны, как почти все объяснения поступков в нашем мире. Сами уже догадались: чтоб сравнить новое «превосходительство» ни с кем по глупенькой молодости не могла. Ну, ещё чтоб с нормальной анкеткой (мама, папа, институт). Ибо подобную Лариску мог взять да терпеть, лишь небоящийся брызг на репутацию. Таковского и остро заточенной клеветой ничуть не царапнешь. По народной систематике: «с рождения Богом поцелован».
   Последним за день делом, вызывает морской Юпитер Ларису в кабинет. Благо уже некому задуманное чем-то казённым переключить. На часах конец 17-го. Все  пентагоновские «этажи» звучно рвут с работы.
   Прежде чем начать, грустно улыбнулся и говорит:
    -   Друг мой, Ларинсон, опять задачка выпала о тебе подумать.
Уж не той статью и броскостью образа вскидывает на патрона преданный взгляд женщина. Откликается похожей улыбкой на угаданную волну его настроения. Он же продолжает:
    -  Хочу я в благодарность за совместные предолгие труды
       снова о тебе похлопотать. На этот раз у меня быстрей
       получится.  К сожалению, вариант один. Зато какой!
       В Москву. В министерство! Сама знаешь, сколько туда лучших
       наших капитанов отдали. Представь: столичная жизнь
       и всё такое… А ты ещё обводами, как императорская яхта
     «Царица». Вдруг свою половинку там найдёшь. Решайся, пока
       номерок межгорода кручу.
«Капитанская дочка» слезами залилась. Сиё по-русски означает: «Ой, больно моей душеньке! Да куда денешься. Согласна»…

…Вроде, как корабельным лагом считывались суматошные дни, поспешающие месяцы, истекающие годы.
Всесильной временной субстанции – четверть века пустяк. Совсем другой расклад относительно живущих на этом свете.
   Умер яркий, неподражаемый человек. Лариса Николаевна, столь же одинокая, стала московской пенсионеркой. По природной бойкости - заметная дама в Совете ветеранов бывшего Министерства. Знак принадлежности капитанской когорте в сервантике, помогал ей во всяком дне держать флаг духа. Лестно, почти мистически истолковывала тот давнишний субботний налёт.
«Как бы то ни было, это мил-человек так причудливо наградил. Ничего случайного в судьбе не бывает. Пошли Господи Царствие Небесное рабу Твоему Валерию…».
   Однажды уговорила архангельских по рождению съездить на малую родину. Само собой, проведать захиревшее от государственных передряг пароходство. Всенепременно, с его ветеранами встретиться. Повспоминать благодарно прежнее, неизбежно за нынешнее  расстроиться. Главное, что нужно сделать, она держала в уме и памяти сердца.
   Вот сидят те и наши равновозрастными компаниями. Естественно, не на сухую испытывая приязнь друг ко другу. Яркими, меткими суждениями делятся. Припоминают того-то, тех-то, разные случаи на морях. Даже названия былых судов будто греют их. Все прониклись: «Иной встречи не будет. Здесь и сейчас успевай, брат, выговориться».
    Лариса Николаевна исподволь высмотрела одного нашего стармеха. Ах, какой! Светский по нестираемым манерам, остряк, гуляка, способный на поступки чести. При очередном чоканье, отнюдь нежеманно просит представиться.
   -   Аркадий Борисович к вашим услугам.
   -   Как хорошо вы сказали! Восхищена. Знаете, где
       похоронен …? Я, когда-то была его секретарша.
   -   Да, мадам. Вплоть до места вечной швартовки.
   Осталось ей скомандирить бесповоротно русское: «Поехали!»
 Наш Аркадий, на высоте доверия к нему, тут же такси заказал. По дороге «москвичка» цветов купила. Вот уж и ворота старинного соломбальского кладбища. Узкими деревянными мосточками двинулись с настроем, овладевающим всеми на старых отеческих погостах. Благостно и тихо там, со своей особо хранимой тайною небытия. Ну, а что за ним кроется – ещё непостижимей, ещё загадочней энигма.
   Ближе к воинству, умершему в архангельских госпиталях, подле стройных высоких листвиниц оказалась та самая швартовка.     Взволнованная Лариса распахнула калиточку оградки в стиле добротной старины. Борисович же, как галантный сопроводитель, остался за чёрным узорчатым бортом. От деликатности момента начал дотрагиваться до якоря, исполненного за едино искусным мосеевским кузнецом. «Славная работа» - думалось ему - «долго постоит». Всякими другими отвлечёнными мыслями себя занял.
  У женщины острое чувство, словно к живому в кабинет вошла. Мраморный крест ничуть её не разуверял. Ведь на перекрестье оного, с овала, смотрел тот прежний океанский мужчина.
Лариса и сейчас продолжала неровно дышать. О, как мученически и благодарно все эти годы с ним и без него - любила!
   Сердечные слова, какие держала невысказанными, осмелилась произнести открыто. Дорогой её патрон, казалось, слушал не удивляясь. Одни слёзки были некстати, потому что могли помешать счастью встречи.
   «Капитанская дочка», опустилась на колени. Пальчики правой руки, подрагивая, нежно разжались. Две чудные кремовые розы теперь принадлежали лишь ему. А сама Лариса ощутила высокое совершенство ниспосланной любви, в которое трудно поверить, ещё труднее понять. Не для этого ли мига досталась ей от Господа именно такая жизнь?

* сори (англ.) -  извини.
* капитанские четверги – практикуемые встречи для обмена опытом,
   анализа происшествий и прочего.
* капитанский знак – изображение секстанта на фоне якоря.