Уильям Шекспир. Гамлет. Акт II

АКТ ВТОРОЙ


СЦЕНА первая

Комната в доме Полония. Входят ПОЛОНИЙ и РЕЙНАЛЬДО.

ПОЛОНИЙ.   Ему письмо и деньги — вот, Рейнальдо.

РЕЙНАЛЬДО.   Я передам, милорд.

ПОЛОНИЙ.   Весьма умно поступите, Рейнальдо,
Когда пред встречей выпытать о нём
Побольше сможете.

РЕЙНАЛЬДО.                Так я и сделаю.

ПОЛОНИЙ.   Прекрасные слова. И вот что, сэр:
Сперва спросите про датчан в Париже, —
Мол, кто такие, как они живут,
В какой компании проводят время.
И, выяснив уклончиво про это,
Спросите и про сына поподробней;
Всё, что его касается узнайте.
Вы притворитесь: «С ним я не знаком,
Его отца, друзей немного знаю».
Теперь вы понимаете, Рейнальдо?

РЕЙНАЛЬДО.   Милорд, отлично понимаю.

ПОЛОНИЙ.   «Слегка его я знаю» — вы добавьте.
«Похоже это тот, который буйный,
И всякие наклонности другие
Имеет также».  Можете придумать
Что захотите, но не чересчур,
Не задевая честь его тем самым.
Скажите о грехах таких беспутных,
Которые заметны и обычны
Для юности.

РЕЙНАЛЬДО.        Картёжная игра?

ПОЛОНИЙ.   Да-да, и пьянство, драки и дуэли,
Распутство: это можно.

РЕЙНАЛЬДО.   Милорд, но пострадает честь его.

ПОЛОНИЙ.   Клянусь, что нет. Смягчите обвиненья,
Не говорите о сплошном разгуле.
Я вовсе не об этом. Осторожно
Скажите об ошибках и грехах,
Что неизбежны при свободной жизни,
О вспыльчивом и сумасбродном нраве,
О буйстве юной и горячей крови,
Присущей возрасту.

РЕЙНАЛЬДО.                Но, что, милорд, …

ПОЛОНИЙ.   Хотите знать, — зачем?

РЕЙНАЛЬДО.                О, да, милорд.
Хотелось бы.

ПОЛОНИЙ.           Я вот к чему клоню…
Мне кажется, есть верная уловка:
Немного сына нужно запятнать,
Как вещи придают потёртый вид.
Запомните:
Тот, у кого хотите разузнать
О всех проделках юного повесы,
Пожалуется вам, вы уж поверьте,
Прервёт вас непременно, говоря:
«Мой добрый друг», иль «господин», иль «сэр», —
Начнёт он фразу как гласит обычай
В его стране.

РЕЙНАЛЬДО.         Да, хорошо, милорд.

ПОЛОНИЙ.   Затем, вот что он сделает, конечно… Что я хотел сказать? Клянусь, забыл … На чём остановился?

РЕЙНАЛЬДО.   Сказали вы: «друг, господин, прервёт...».

ПОЛОНИЙ.   Да-да, прервёт он вашу речь, проклятье!
Он скажет: «Видел я его вчера,
На днях», а, может, «На неделе прошлой».
«Он там-то был, иль где-нибудь ещё…
Играл он, может, в теннис, в карты
Иль в игры, возбуждающие страсти.
Подрался, выходил из заведенья,
Где продают любовь», то есть борделя.
Судите сами:
Попалась правда на приманку лжи.
Мы, люди мудрые, пойдём в обход,
Запустим шар как будто по кривой,
А попадём куда хотели — прямо.
Вот так, моих послушавшись советов,
Вы всё узнаете о нём. Вам ясно?

РЕЙНАЛЬДО.   О, да, милорд.

ПОЛОНИЙ.                Храни вас бог! Прощайте.

РЕЙНАЛЬДО.   О, милорд, почтенный!

ПОЛОНИЙ.   За ним понаблюдайте незаметно.

РЕЙНАЛЬДО.   Я слушаюсь, милорд.

ПОЛОНИЙ.   Пускай покуролесит.

РЕЙНАЛЬДО.                Да, милорд.

ПОЛОНИЙ.   Прощайте!

РЕЙНАЛЬДО уходит. Входит ОФЕЛИЯ.

Офелия! Случилось что-нибудь?

ОФЕЛИЯ.   Милорд, милорд, я сильно испугалась!

ПОЛОНИЙ.   О боже! Что произошло?

ОФЕЛИЯ.   Милорд, я вышивала у себя…
Принц Гамлет, с непокрытой головой,
Расстёгнут, и в спустившихся чулках,
Такой же бледный, как его рубашка;
Колени в дрожи бьются друг о друга;
Лицо такую выражает скорбь,
Как будто только что сбежал из ада
Сказать об ужасах, — ко мне подходит.

ПОЛОНИЙ.   Сошёл с ума от страсти?

ОФЕЛИЯ.                Я не знаю,
Боюсь, что — да!

ПОЛОНИЙ.                И что же он сказал?

ОФЕЛИЯ.   Взял за запястье, очень крепко сжал...
Вдруг отступил на всю длину руки,
Держа другую прямо пред глазами;
В моё лицо глядел не отрываясь,
Как будто собирался рисовать,
И долго неподвижно так стоял.
Затем потряс мне руку мелкой дрожью, 
Вздохнул с надрывом глубоко и жалко,
Как будто это вздох его последний.
Очнулся, отпустил меня, и вбок
Одною головою повернулся,
Глазами неглядящими смотря;
Пошёл к двери, свой взгляд не отводя
От моего лица, и удалился.

ПОЛОНИЙ.   Пойдём со мной, отыщем короля.
Похоже на любовную горячку!
Она, и вправду, хоть кого загубит.
Пленяет волю и ведёт к безумству,
Как и любая страсть в подлунном мире.
Прискорбно очень! Может в эти дни
Ты с ним была сурова свыше меры?

ОФЕЛИЯ.   О, нет, милорд. Как вы велели мне —
Я писем от него не принимала,
И не встречалась.

ПОЛОНИЙ.                Он и обезумел!
Я сожалею, что судил о нём
Столь неразумно и неосторожно.
Казалось, он лукавит и задумал
Тебя сгубить. Я мнителен излишне!
Мы, старики, в своих сужденьях склонны
Порой преувеличивать оценки;
А молодёжь, наоборот, — беспечна.
Идём же к королю, он должен знать.
Любовь не скроешь, лучше не молчать.
Пойдём.

Уходят.


СЦЕНА вторая

Трубы. Входят КОРОЛЬ, КОРОЛЕВА, РОЗЕНКРАНЦ, ГИЛЬДЕНСТЕРН и свита.

КОРОЛЬ.   Прошу вас, Розенкранц и Гильденстерн!
Не только потому мы поспешили
Сюда вас вызвать, чтобы лицезреть, —
Но побудила нас необходимость.
Вы знаете о той метаморфозе,
Которой здесь подвергся бедный Гамлет.
Он не похож на прежнего себя
Ни внешним видом, ни в словах, ни в мыслях.
Что, кроме смерти славного отца
Заставило его себя не помнить,
Представить не могу. Я вас прошу,
Товарищей по детству и знающих
Все склонности его, побыть немного
Здесь, при дворе, чтоб он с друзьями смог
Втянуться в развлеченья и занятья.
При случае попробуйте узнать
Неведомое нам, что гложет принца,
И мы тогда найдём ему лекарство.

КОРОЛЕВА.   О вас всегда он помнил, господа.
Я знаю — нет на свете двух других,
Которых бы он более ценил.
Вы будьте столь любезны, проведите
Немного времени у нас, чтоб дать
Надежду на успех в затее этой.
За хлопоты мы вас по-королевски
Вознаградим.

РОЗЕНКРАНЦ.          Державные особы
Своею королевской властью вправе
Приказом объявить своё желанье,
А не просить...

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Мы повинуемся.
С усердием мы отдаём себя,
Свою услужливость вам повергаем,
И ждём приказа.

КОРОЛЬ.   Спасибо, Розенкранц и Гильденстерн.

КОРОЛЕВА.   Спасибо, Гильденстерн и Розенкранц!
Идите тотчас оба, я прошу,
К совсем неузнаваемому сыну.
Препроводите к Гамлету господ!

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Пусть небо освятит деянья наши
Во благо принцу!

КОРОЛЕВА.                Бог вам в помощь!

РОЗЕНКРАЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН и несколько человек из свиты уходят.

Входит ПОЛОНИЙ.

ПОЛОНИЙ.   Вернулись из Норвегии послы
К нам с вестью радостной, милорд.

КОРОЛЬ.   Всегда ты порождал благие вести.

ПОЛОНИЙ.   И впрямь, милорд? Вы можете поверить:
Свой долг и душу отдаю двоим —
Сначала богу, после — королю.
Хоть я и думаю, что потерял
Способности отгадывать загадки,
Но всё ж, мне кажется, что я нашёл
Причину главную чудачеств принца.

КОРОЛЬ.   Так расскажи скорей, я весь вниманье!

ПОЛОНИЙ.   Сначала попрошу принять послов,
А весть моя пусть будет на десерт.

КОРОЛЬ.   Сам милость окажи им — пригласи.

ПОЛОНИЙ уходит.

Гертруда, он сказал, что отыскал
Виновника душевной смуты принца.

КОРОЛЕВА.   Здесь, без сомнения, ничто иное,
Как смерть отца и наш поспешный брак.

КОРОЛЬ.   Потом узнаем.

Возвращается ПОЛОНИЙ в сопровождении Вольтиманда и Корнелия.

                Здравствуйте, друзья!
Ну, Вольтиманд, что нам прислал Норвежец?

ВОЛЬТИМАНД.   Ответно шлёт привет и пожеланья.
Прочтя письмо, велел свернуть все сборы
Племянника, который дяде лгал,
Что будет нападение на Польшу.
С пристрастьем выведав, он обнаружил,
Что воевать решили против вас.
Он огорчился, что его бессилье,
Болезни и преклонный возраст
Использованы были для обмана.
К себе сейчас же вызвал Фортинбраса,
Который сразу после доброй взбучки,
Поклялся дяде — впредь не направлять
Оружие своё на вашу милость.
Был рад старик безмерно и назначил
Пять тысяч крон расходов ежегодных.
Дал порученье — набранных солдат
Вести в поход на польские владенья.

Подаёт письмо.

И просит — вашей королевской властью
Дать разрешенье пропустить войска,
При этом обещает безопасность.
Здесь всё изложено, милорд.

КОРОЛЬ.                Прекрасно.
Когда мы время лучшее найдём,
Подумаем об этом деле и ответим.
Спасибо за старанье. Отдыхайте.
А к ночи ближе вас прошу к застолью.
Добро пожаловать!

ВОЛЬТИМАНД и КОРНЕЛИЙ уходят.

ПОЛОНИЙ.                Вот и отлично!
Мой повелитель, госпожа моя,
Порассуждать о королях, о долге,
Что день и ночь есть день и ночь и время
Есть время — это значит тратить зря
И день и ночь и время. И так как
Краткость является душой ума,
А многословие лишь украшеньем,
Я буду краток. Сын ваш обезумел.
Безумием зовётся это, да.
Ну ладно.

КОРОЛЕВА.        Без прикрас и ближе к делу.

ПОЛОНИЙ.   Мадам, я вам клянусь: я безыскусен.
Что он безумен это верно, жаль,
И жаль, что верно: глупый оборот.
Отбросим, обойдёмся без прикрас.
Итак, понятно всё. Однако, надо
Явления причину разыскать,
Иль всё ж причину этого изъяна,
Так как явление дано с изъяном.
Вот что осталось и таков итог.
Судите сами:
Имею дочь, сейчас пока мою,
Послушную и с чувством долга.
Взгляните вот на это и решайте:

Читает.

«Божественной, кумиру моей души, бесподобной Офелии».
Какая-то пошлая фраза, истёртое слово: «бесподобная». А вот ещё: (Читает.) «На её прекрасной белой груди…»  —   и так далее.

КОРОЛЕВА.   От Гамлета такое получила?

ПОЛОНИЙ.   Терпение, мадам; я всё прочту. (Читает.)
«Не верь сиянью звёзд,
Не верь движенью солнца,
Не верь, что правда лжёт,
Моей любви лишь верь.
О, дорогая Офелия, мне не по силам складывать строки, я не искусен выражать стихами свои вздохи. Но, что я тебя очень люблю, очень сильно люблю, — ты верь. Прощай.
Всегда твой, дорогая госпожа моя, пока я сам себе принадлежу. Гамлет».
Вот что послушная мне дочь дала,
И, кроме этого, его признанья,
В какое время и в каких местах, —
Всё рассказала мне.

КОРОЛЬ.                Его любовь
Она восприняла?

ПОЛОНИЙ.   Вы обо мне какого мненья?

КОРОЛЬ.   Вы честный и почтенный человек.

ПОЛОНИЙ.   Всегда рад доказать. Чтоб вы сказали,
Увидев те возвышенные чувства.
А я заметил их в начале — раньше,
Чем дочь моя поведала о них.
И что подумала бы королева,
Когда б я был конвертом для посланий,
Закрыл глаза, дар речи потерял,
Взирал бы равнодушно на любовь,
Чтоб вы подумали? За дело взявшись,
Моей девице я сказал, что думал:
«Лорд Гамлет — принц, и на других орбитах
Всегда его вращается звезда.
Тебе не место там». Ей предписал
Закрыть свои покои на замок,
Не принимать ни писем, ни подарков,
И не пускать гонцов. И мой совет
Был принят. Тогда влюблённый совсем
Затосковал, забыл про сон и пищу,
Впал в помраченье, и в итоге он
Сошёл с ума взаправду, и с тех пор
Нас этим огорчает.

КОРОЛЬ.   А вы как полагаете?

КОРОЛЕВА.                Наверно…

ПОЛОНИЙ.   Такое было ли когда-нибудь,
Чтоб я сказал: да, верно, это так,
А было бы иначе?

КОРОЛЬ.                Я не помню.

ПОЛОНИЙ.   (Показывает на свою голову и плечи.)
Снимите это с этого —
Всё окажись не так!
Я, если нужно, то всегда найду
Где скрыта правда, пусть её запрячут
Под землю глубоко…

КОРОЛЬ.                И что нам делать?

ПОЛОНИЙ.   Известно — он подолгу бродит здесь,
По галерее.

КОРОЛЕВА.             Да, всё верно.

ПОЛОНИЙ.   Дочь в это время подошлю к нему.
Зайдём мы с вами вон за тот ковёр,
Увидим встречу: если нет любви,
И не она причина помраченья,
То быть не здесь мне, подле короля,
А заправлять извозчиками замка.

КОРОЛЬ.   Ну что ж, согласен.

КОРОЛЕВА.   Идёт бедняга, грустный, с книгой, гляньте.

ПОЛОНИЙ.   Я умоляю вас, вы отойдите.
Наведаюсь к нему.

КОРОЛЬ, КОРОЛЕВА, СВИТА уходят.

Входит ГАМЛЕТ, читая книгу.

Как добрый принц мой Гамлет поживает?

ГАМЛЕТ.   Прекрасно, слава богу.

ПОЛОНИЙ.   Вы знаете меня, милорд?

ГАМЛЕТ.   Отлично знаю: вы торговец рыбой.

ПОЛОНИЙ.   Совсем не так, милорд.

ГАМЛЕТ.   Хотел бы я, чтоб были вы честны.

ПОЛОНИЙ.   Честны, милорд?

ГАМЛЕТ.   Да, сэр, быть честным в нашем мире означает быть одним из десяти тысяч.

ПОЛОНИЙ.   Милорд, как верно вы сказали!

ГАМЛЕТ.   Даже солнце плодит червей на дохлой собаке, целуя лучами падаль. У вас есть дочь?

ПОЛОНИЙ.   Да, есть, милорд.

ГАМЛЕТ.   Не давайте ей гулять на солнце: плоды — благо, но не у вашей дочери, — друг, смотри за ней.

ПОЛОНИЙ.   (В сторону.) Ну что вы скажете? Опять подводит к дочке разговор. Однако, поначалу он меня не узнал, мол я — торговец рыбой; далеко у него зашло. Я, по правде говоря, в юности от любви тоже впадал в крайности от страданий почти также. Заговорю с ним снова. Что читаете, милорд?

ГАМЛЕТ.   Слова, слова, слова.

ПОЛОНИЙ.   О чём они, милорд?

ГАМЛЕТ.   В какой связи?

ПОЛОНИЙ.   Мне интересно — что там пишут.

ГАМЛЕТ.   Сплетни, сэр. Сатирик, этакий мошенник, утверждает, что у стариков седые бороды, лица в морщинах, глаза обильно слезятся, ума совсем нет, и слабая спина. Хотя, сэр, я думаю также, но, полагаю, что писать такое непорядочно. А что до вас, сэр — вы станете моим сверстником, если начнёте пятиться задом подобно крабу.

ПОЛОНИЙ.   (В сторону.) Хоть это сумасшествие, в нём есть закономерность.  Уйдём со сквозняка, милорд?

ГАМЛЕТ.   В могилу.

ПОЛОНИЙ.   Всё верно, там тихо и ветра нет. (В сторону.) Его слова осмысленны вполне. Безумие порой удачней мыслит, чем здравый ум. Оставлю я его, подумаю, как встречу с дочерью ему устроить. Высокочтимый принц, позвольте вас оставить.

ГАМЛЕТ.   Сэр, вы не можете взять у меня больше того, что у меня есть, и что я с лёгкостью отдам. Кроме жизни, кроме жизни, жизни.

ПОЛОНИЙ.   Всего хорошего, милорд.

ГАМЛЕТ.   Докучливый старик, к тому же глупый!

Входят РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН.

ПОЛОНИЙ.   Вам Гамлет нужен?  Он здесь.

РОЗЕНКРАНЦ.   (Полонию.) Храни вас бог, сэр!

ПОЛОНИЙ уходит.

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Почтенный принц!

РОЗЕНКРАНЦ.   Дражайший принц!

ГАМЛЕТ.   О, добрые друзья мои! Ты, Гильденстерн? Ты, Розенкранц? Ну, как живёте, парни?

РОЗЕНКРАНЦ.   Всё как обычно для детей земли.

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Вполне довольны счастьем небольшим.
Не на верхушке колпака Фортуны.

ГАМЛЕТ.   Не на подошве башмаков, надеюсь?

РОЗЕНКРАНЦ.   О, нет, милорд.

ГАМЛЕТ.   Значит, обитаете подле талии, между прелестями?

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Клянусь, оттуда не выходим.

ГАМЛЕТ.   Из сокровенных частей Фортуны? О, верно, она ведь блудница. Что нового?

РОЗЕНКРАНЦ.   Мир стал правдивее, милорд, и только.

ГАМЛЕТ.   Похоже, Судный день грядёт: но это неправда. Расскажите поподробней, за какую провинность Фортуна отправила вас в эту тюрьму?

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   В тюрьму, милорд?

ГАМЛЕТ.  Да, Дания — тюрьма.

РОЗЕНКРАНЦ.   Тогда весь мир — тюрьма.

ГАМЛЕТ.   Настоящая тюрьма, в ней много казематов, камер и темниц. Дания — одна из худших среди них.

РОЗЕНКРАНЦ.   Мы так не думаем, милорд.

ГАМЛЕТ.   Значит для вас — иное. Нет ни хорошего, ни плохого, всё это — только наши мысли: для меня она — тюрьма.

РОЗЕНКРАНЦ.   Значит, такой её делает ваше тщеславие, ему тесно в вашей душе.

ГАМЛЕТ.   О, боже, я и в ореховой скорлупе считал бы себя повелителем вселенной, если б не дурные сны.

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Эти сны и есть ваше тщеславие, ведь тщеславие — это тень сна.

ГАМЛЕТ.   Но сон сам по себе — тень.

РОЗЕНКРАНЦ.   Да, это так. Я думаю, — тщеславие столь эфемерно, что является тенью тени.

ГАМЛЕТ.   Тогда только нищие облечены плотью, а наши монархи и надуманные герои — тени нищих. Не пойти ли нам ко двору? Клянусь, я не в силах пустословить.

РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Готовы вам служить.

ГАМЛЕТ.   Это излишне. Не хочу причислять вас к моим слугам. Скажу по чести — мне ужасно прислуживают. Но, откройтесь по дружбе, зачем вы в Эльсиноре?

РОЗЕНКРАНЦ.   Милорд, лишь с вами встретиться, не больше.

ГАМЛЕТ.   Такой нищий, как я не щедр на благодарности. Но вот вам моя благодарность, хотя она не стоит и полпенни. Вас просили приехать? Это ваша прихоть? Вы здесь по своей воле? Будьте откровенны со мной: ну, ну, говорите.

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Что говорить, милорд?

ГАМЛЕТ.   Что хотите, только по сути. Да, вас прислали; я по глазам вижу попытку признаться, и выдержка не в силах её затенить. Я знаю: вас позвали добрые король и королева.

РОЗЕНКРАНЦ.   Зачем, милорд?

ГАМЛЕТ.   Это вы мне поведайте. Но молю вас законами товарищества, клятвами юности, безграничной верностью и всем дорогим для нас, будьте искренни со мной: вас подослали ко мне или нет?

РОЗЕНКРАНЦ.   (Гильденстерну.) Что скажешь?

ГАМЛЕТ.  (В сторону.) Ну вот, в самую точку! (Громко.) Если я вам дорог, не темните.

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   О да, милорд, нас вызвали.

ГАМЛЕТ.   А я скажу — зачем, и вы не изобличите себя перед королевскими особами, и ваша преданность ничуть не поблекнет. Я с недавних пор, — не знаю причины, — потерял свойственную мне живость, забросил обычные занятия. Мне так тяжко, что земля, это благолепное сооружение, кажется мне омертвелым утёсом; этот великолепный, полный воздуха небосвод, купол, украшенный золотым сиянием, видится мне средоточием вредоносных зловонных испарений. Что за творенье — человек! Как благороден его разум! Как безмерны его дарования! Как совершенны и достойны восхищения его образ и проявления! В своих действиях он подобен ангелам! Как своим миропониманием похож он на бога! Шедевр мироздания! Триумф всего живущего! И что для меня эта квинтэссенция праха? Мне никто не интересен, даже женщины, несмотря на ваши ухмылки.

РОЗЕНКРАНЦ.   Милорд, даже в мыслях такой ерунды не было.

ГАМЛЕТ.   Тогда зачем ты улыбнулся, когда я сказал, что никто не интересуют меня?

РОЗЕНКРАНЦ.   Я подумал, милорд, если вам не интересны люди, то какой холодный приём вы окажете актёрам, которых мы обогнали по пути к замку. Они едут сюда, чтобы показать свои таланты.

ГАМЛЕТ.   С радостью встречу короля со сцены, «его величество» я вознагражу. Странствующий рыцарь пусть управляется с мечом и щитом, влюблённый зря не вздыхает, забавное происшествие разрешится к финалу, клоун рассмешит смешливых, а героиня изливает душу хромающим белым стихом. Что это за актёры?

РОЗЕНКРАНЦ.   Это те, которыми вы восторгались, — столичные гастролёры.

ГАМЛЕТ.   Отчего они бродяжничают? В столице ведь больше славы и денег.

РОЗЕНКРАНЦ.   Я думаю, тому причина — недавнее новшество.

ГАМЛЕТ.   Когда я был в столице, они пользовались успехом. А как сейчас?

РОЗЕНКРАНЦ.   Сейчас совсем не то.

ГАМЛЕТ.   Но как же так? Испортились?

РОЗЕНКРАНЦ.   Нет, они по-прежнему стараются изо всех сил. Но появились стайки желторотых юнцов, они со своими писклявыми голосами теперь в моде, и переманивают публику из обычных театров, — порядочные зрители опасаются их посещать из-за страха быть осмеянными в памфлетах.

ГАМЛЕТ.   Они впрямь дети? Кто же их содержит? Хорошо платят? Будут давать представления, пока не сломался голос? И что скажут, когда вырастут и, скорее всего, для заработка, станут обычными актёрами? Ведь сочинители пьес ссорят их со взрослыми и лишают будущего.

РОЗЕНКРАНЦ.   По правде говоря, много было всякого с обеих сторон. Местные не гнушаются их стравливать друг с другом. Бывало, публика денег не заплатит, если автор и актёры перед постановкой не подерутся.

ГАМЛЕТ.   Неужели?

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Немало вышибли мозгов.

ГАМЛЕТ.   Кто победил? Мальчишки?

РОЗЕНКРАНЦ.   Конечно. Даже Геркулес повержен.

ГАМЛЕТ.   Удивляться нечему. К примеру, сейчас мой дядя — король Дании, а те, кто от него нос воротил, когда правил мой отец, теперь дают не один десяток дукатов за его портретик. Чёрт возьми, в этом есть что-то неестественное, тут никакая мудрость не разберётся.

Трубы за сценой.

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   А вот и актёры!

ГАМЛЕТ.   Господа, рад вас видеть в Эльсиноре. Дайте пожму ваши руки. Радушие предполагает хорошие манеры и церемонии: позвольте я их использую в полной мере, общаясь с вами, чтобы актёрам меньше досталось моей любезности. Вы — желанные гости. Но мой дядя-отец и тётя-мать заблуждаются.

ГИЛЬДЕНСТЕРН.   Но в чём, мой принц?

ГАМЛЕТ.   Я безумен только при норд-норд-весте, а при южном ветре я отличу молоток от пилы.

Возвращается ПОЛОНИЙ.

ПОЛОНИЙ.   Привет вам, господа!

ГАМЛЕТ.   Обратите пристальное внимание, друзья, на этого громадного младенца, который до сих пор не вышел из пелёнок.

РОЗЕНКРАНЦ.   Похоже, он снова в них оказался, говорят же: старик — опять ребёнок.

ГАМЛЕТ.   Наверняка он явился объявить об актёрах, что ж выслушаем. Вы правы, сэр: в понедельник утром, так именно и было.

ПОЛОНИЙ.   Милорд, для вас есть новость.

ГАМЛЕТ.   Милорд, у меня новость для вас. Когда Росций был актёром в Риме…

ПОЛОНИЙ.   Милорд, к нам прибыли актёры.

ГАМЛЕТ.   Ну надо же!

ПОЛОНИЙ.   Я честью вам клянусь…

ГАМЛЕТ.   «И каждый ехал на своём осле…»

ПОЛОНИЙ.   Лучшие актёры на свете. Трагедии, комедии, хроники, пасторали и их всевозможные сочетания, отдельные сценки, длинные поэмы. Сенека не слишком тяжёл, Плавт не слишком лёгок. Ставят классику и импровизируют, — единственные в своём роде.

ГАМЛЕТ.   Каким сокровищем ты обладал,
Судья израильский, о Иеффай!

ПОЛОНИЙ.  Что за сокровище, милорд?

ГАМЛЕТ.   Да вот же:
И дочь прелестную свою,
Которую любил.

ПОЛОНИЙ.   (В сторону.) И снова он о дочери моей.

ГАМЛЕТ.   А что не так, почтенный Иеффай?

ПОЛОНИЙ.   Уж если вы называете меня Иеффаем, милорд, то у меня вправду есть дочь, которую я очень люблю.

ГАМЛЕТ.   Одно другому не мешает.

ПОЛОНИЙ.   Что именно, милорд?

ГАМЛЕТ.   А вот что:
И знает бог,
Как выпал рок,
а затем вы знаете:
Произошло,
Что суждено…
Первый куплет этого песнопения расскажет вам дальнейшее. Но, прервёмся, они идут.

Входят несколько актёров.

Добро пожаловать, господа, добро пожаловать. Рад тебя видеть. Здравствуйте, добрые друзья. А, это ты, старина! Ну и бородищу ты отпустил, с тех пор как мы не виделись: похоже, замышляешь что-то против меня в Дании. А, юная леди, клянусь небом, ты стала к нему ближе ровно на каблук. Моли бога, чтобы твой золотой голос не треснул как фальшивая монета. Всем вам рад, господа! Мы, как соколы, набросимся на всё, что видим. Прямо сейчас сыграйте какой-нибудь монолог. Покажите, на что способны, давайте — страстный монолог!

ПЕРВЫЙ АКТЁР.   Какой, милорд, желаете?

ГАМЛЕТ.   Как-то раз читал ты отрывок из пьесы: её то ли не ставили, то ли однажды сыграли, она для толпы была вроде дорогой икры на простой пирушке. Но мне и другим знатокам, чьи мнения куда более ценятся, пьеса показалась прекрасной: правильно разложенная по сценам, искусно написанная. Помню ещё, говорили, будто стихи пресноваты, не хватает возвышенности, но написано достойно и изысканно. Больше всего мне нравился один монолог — рассказ Энея Дидоне об убийстве Приама. Если помнишь, начни с этой строчки, ну-ка погоди, я сам:
"Свирепый Пирр, как зверь Гирканский…"
Не так: начинается с «Пирра»:

«Пирр был свиреп; черно его оружье,
Как мысли все его, сидящего
Внутри троянского коня. Теперь
Запачкан он багровыми мазками,
И с ног до головы он весь в крови
Отцов и матерей, и их детей,
Исчезнувших в пожарищах бесследно,
Что озаряют дьявольским огнём
Убийства неповинных горожан.
И опалённый пламенем и гневом,
В запёкшейся крови, ужасный Пирр
Карбункулами глаз упрямо ищет
Приама старого…»

Продолжай дальше.

ПОЛОНИЙ.   Ей-богу, милорд, прочитано хорошо, с выражением.

ПЕРВЫЙ АКТЁР.   «…находит тотчас:
Тот бьётся с греками. Старинный меч
Из непослушных рук упал на землю.
И к безоружному стремится Пирр:
Лишь от замаха падает старик,
Не выдержав позора и бессилья.
И в этот миг недвижный Илион,
Как будто от ужасного удара,
Склоняется горящею главою,
И страшный грохот оглушает Пирра!
Вы посмотрите! Меч его завис
Над головой почтенного Приама.
Злодей застыл, как будто на картине,
Окаменелый.
Такая тишина бывает в небе
Пред бурей: тучи неподвижно встали,
Ветра притихли и земля в молчанье;
Вдруг неожиданно грохочет гром,
Окрестность сотрясая: так и Пирр,
Помедлив, вновь принялся за своё,
Движимый неуёмной жаждой мести.
И молоты циклопов так не били,
Когда ковали Марсовы доспехи,
С какою силой падал Пирра меч
На голову Приама!
Уйди, уйди, развратница, Фортуна!
О, боги, вы своим судом священным
Власть у неё немедля отнимите,
Сломайте колесницу, а колёса
Забросьте прямо в ад!»

ПОЛОНИЙ.   Уж очень длинно.

ГАМЛЕТ.   С этим надо к брадобрею, он быстро укоротит вам бороду. Продолжай, прошу. Его занимают только дикие пляски и похабные анекдоты, иначе он задрёмывает.  Переходи к Гекубе.

ПЕРВЫЙ АКТЁР.   "Кто видел измождённую царицу?"

ГАМЛЕТ.   Измождённую царицу?

ПОЛОНИЙ.   Неплохо: «измождённая царица».

ПЕРВЫЙ АКТЁР.   "Босая, мечется среди пожарищ,
Потоки слёз на пламя выливая;
Где раньше красовалась диадема, —
Намотано случайное тряпьё;
Сухие чресла спрятаны в платок,
Поспешно где-то схваченный в тревоге.
Любой, увидев это, пристыдил бы
Словами колкими Фортуну гневно;
А, если сами боги бы узрели
Царицу, — как глядит она на Пирра,
Рубившего мечом остервенело
Любимого супруга на куски,
Как выплеснула жуткий крик она, —
То несмотря на всю свою бесстрастность,
Заплакали б, сочувствуя несчастной".

ПОЛОНИЙ.   Вы посмотрите, как лицо его исказилось, даже слёзы выступили. Не надо больше, прошу тебя.

ГАМЛЕТ.   Ну, хорошо. Попозже я попрошу, — прочтёшь мне остальное. Милорд, проследите, чтобы актёров хорошо устроили. Вы слышите: обеспечьте их всем необходимым, ведь они — чистейший сгусток нравов эпохи. Лучше плохая эпитафия, чем их дурное мнение о вас при жизни.

ПОЛОНИЙ.   Я с ними обойдусь по их заслугам.

ГАМЛЕТ.   Боже правый! Нет, любезный, гораздо лучше! Если с каждым обходиться по его заслугам, то явно не избежать плетей. Делайте как подскажет ваша честь и благородство: чем меньше заслуг у них, тем больше ценится ваша щедрость. Проводите их.

ПОЛОНИЙ.   Пойдёмте, господа!

ГАМЛЕТ.   Ступайте за ним, друзья, завтра вас послушаем.

ПОЛОНИЙ и все актёры, кроме первого, уходят.

Друг мой, сможешь сыграть «Убийство Гонзаго»?

ПЕРВЫЙ АКТЁР.   Да, милорд.

ГАМЛЕТ.   Давай завтра вечером. Сможешь, если будет надо, выучить двенадцать, может шестнадцать строк, которые я напишу и вставлю в пьесу, сможешь?

ПЕРВЫЙ АКТЁР.   Конечно, милорд.

ГАМЛЕТ.   Прекрасно. Ступай за этим лордом и смотри, не потешайся над ним.

ПЕРВЫЙ АКТЁР уходит.

Друзья мои. Я покидаю вас до вечера. Добро пожаловать в Эльсинор!

РОЗЕНКРАНЦ.   Милорд, почтенье.

ГАМЛЕТ.   Идите с богом!

РОЗЕНКРАНЦ и ГИЛЬДЕНСТЕРН уходят.

                Наконец, один!
Я — негодяй и рабская душа!
Невероятно, но простой актёр
Придуманными чувствами сумел
Так подчинить воображенью душу,
Что побледнело вдруг его лицо,
И выступили слёзы на глазах,
Сорвался голос, сам он стал к тому же
Совсем другим, и всё из-за чего?
Из-за Гекубы!
Кто для него Гекуба, кто он ей,
Чтоб так рыдать?  И что бы сделал он,
Имея для страстей причину ту же,
Которая сейчас есть у меня?
Наверно, затопил слезами сцену,
Потряс толпу страх наводящей речью,
Довёл до исступления виновных,
Невинных напугал, смутил невежд,
Напряг глаза и уши до предела.
А что же я?
Тупой, фальшивый, жалкий плут, слабак,
Пустой мечтатель, ни к чему не годный.
Вступиться не могу за короля,
Чью собственность и жизнь отняли подло.
Я — трус? Любой меня сочтёт изгоем?
Даст подзатыльник, вырвет клок волос,
Ухватит за нос, опозорит словом,
Которое я проглочу? Кто хочет?
Ну, давайте!
Смиренно всё стерплю, как жалкий голубь,
Что горечь притеснений ощутить
Не может, а то давно скормил бы
Стервятникам труп жалкого раба.
Беспутный и бессовестный подлец,
Безжалостный, коварный негодяй!
О, мщенье!
Я — попросту болван! Как смело я,
Отца загубленного сын, отмстить
За смерть которого взывает небо,
Словами только сердце облегчаю,
Ругаюсь словно уличная девка
Иль торговка!
Фу, мерзость! Разум, собери все мысли:
Я где-то слышал, будто сидя в зале,
Отягощённые виной злодеи,
Так проникались действием на сцене,
Что признавались в преступленье тут же.
Убийство — молчаливо, но себя
Негласно может выдать поведеньем.
Сыграть убийство моего отца
Велю актёрам пред глазами дяди.
Внимательно всмотрюсь, и если он
Хотя б немного отведёт свой взгляд,
То я приму решенье. Призрак тот
Быть может дьяволом, принявшим облик
Вполне благопристойный, и меня,
Ослабленного горем и тоской,
Он хочет погубить, таких он губит.
Мне твёрдый довод нужен кроме слов.
Поставлю я ловушку королю,
И грех его на пьесу подловлю.

Уходит.