к юбилею А. Фета

Месяц октябрь с его юбилейной датой рождения Бунина остался позади. Мне хотелось отметить и 100 лет со дня рождения моего любимого писателя Джанни Родари , родившегося 23.10.1920 г., но по техническим причинам сделать этого не удалось. По тем же причинам не удалось лично отметить и круглую дату А.Блока. Слава Богу, с Фетом — не только моим любимым поэтом, но и блоковским успеваю, хотя точная дата появления поэта на свет  неизвестна (варианты: 29.10; 23.11 ; 29.11. 1820 и это по старому стилю). Большинство склоняются к 5 декабря по новому стилю.

Начнём с биографии
 Мать Афанасия - Шарлотта Foеth была 22-х летней немкой, когда страстно влюбилась в 44-х летнего отставного гвардейца А.Н. Шеншина. Ради него бросила в Германии мужа,  крошку дочь и старика отца. И дворянин А.Н. Шеншин был тоже серьёзно настроен на совместную семейную жизнь с Шарлоттой, иначе бы он не записал второго ребёнка Шарлотты в метрике на своё имя. Однако поскольку обвенчался Шеншин с Шарлоттой позже рождения Афанасия,  в 1834 году жизнь мальчика испытала катастрофическое «превращение». Прожив 14 лет в усадьбе А.Н. Шеншина - Новосёлки, он неожиданно был отвезён в далёкий лифляндский городишко Верро и помещён в частный пансион немца Крюммера.   Вскоре юноша был поставлен в известность, что ему следует отныне именоваться гессен-дармштадским подданным А. Фётом. Эта «честная фамилия» немецкого мещанина спасала его от позорного клейма «незаконнорожденного», которое отбросило бы юношу на самое дно общества, навсегда закрыв для него все достойные пути в жизни. Однако вместе с тем эта короткая фамилия принесла её новому обладателю жесточайшие нравственные пытки, подготовившие в его душе почву для неискоренимого пессимизма.
Оторванный от семьи, отлучённый от дома (его не брали домой даже на летние каникулы), одинокий Афанасий рос в чужом городе, чувствуя себя «собакой, потерявшей хозяина». Поэтому становится понятен такой эпизод из того периода: однажды, оказавшись на верховой прогулке у лифляндской границы, он за пограничным мостиком соскочил с лошади и бросился целовать русскую землю. Где-то там, за тысячи вёрст, были Новосёлки — его усадебная колыбель, единственная отрада души.
Но уже готовилась для этой души новая отрада: »В тихие минуты полной беззаботности я как будто чувствовал подводное вращение цветочных спиралей, стремящихся вынести цветок на поверхность..» - так написал поэт в своих воспоминаниях.
Это подавал голос ещё никому не ведомый творческий дар, это просилась к жизни поэзия.
Прежде чем «цветы»  появились на поверхности, Афанасий пережил радостную перемену: по воле Шеншина он поменял Лифляндию на Россию,  на пансион профессора Московского университета Погодина.
Осенью 1838 года Афанасий становится студентом университета, начинает писать стихи и знакомится с Аполлоном Григорьевым  - тоже студентом университета и тоже горевшим страстью к стихотворчеству.
Вскоре два друга стали неразлучны, и Афанасий переехал в дом Григорьевых. Здесь друзья готовили к печати первый студенческий сборник стихов  Афанасия. В этом же доме были созданы и многие зрелые стихотворения, которые стали появляться в журналах под именем А. Фет.
В начале 1840-х годов, когда знатоки и ценители поэзии наслаждались «благоухающей свежестью» фетовской лирики, когда фетовское стихотворение «На заре ты её не буди», положенное на музыку Варламовым, стало «почти народной песней»,  совершалось мучительное духовное становление лирического поэта.
«Я не видал человека, которого  бы так душила тоска, за которым я более боялся самоубийства...» Это свидетельство Аполлона Григорьева, о ближайшем и задушевном друге юности — авторе стихотворения «Я пришёл к тебе с приветом» (1843 г.)
 «Этот человек должен был  или убить себя, или сделаться таким, каким он сделался» - заключает Аполлон Григорьев.
Судьба пытала поэта и в дальнейшем. В год окончания университета скоропостижно скончался   дядя Пётр Неофитович Шеншин, любивший его и обещавший передать ему значительную сумму денег, чтобы как-то помочь неимущему и бесправному члену рода; со смертью Петра Неофиловича деньги бесследно пропали. Вскоре, после нескольких лет мучительной болезни, умерла от рака его мать.
«Неверие и вера, живущие во мне, не плоды выросшие на университетской скамье, а на браздах жизни», - писал Фет в 1840-х годах своему приятелю Я. Полонскому.
Чтобы вернуться в то лоно, из которого он был исторгнут, Афанасию пришлось начать военную службу вольноопределяющим и попытаться дослужиться до офицера. Казалось бы,  это ему удалось: Фет достиг образцовой военной формы, был приведён к присяге на русское подданство, ему вручили заветные эполеты кавалерийского офицера Но! тут вышел высочайший указ, по которому потомственное дворянство давал только чин майора.  Поэтому после 13 лет службы Фет вышел в отставку в чине штаб-ротмистра.
А что же было отрадного?
Годы службы в кирасирском полку проходили в херсонской губернии. Там он познакомился с беззаветно полюбившей его девушкой — Марией Лазич.  C любовью к Фету вернулась муза, молчавшая первые годы службы.

..............………………………..
Мы одни; из сада в стёкла окон
светит месяц… тусклы наши свечи;
Твой душистый, твой послушный локон,
развиваясь, падает на плечи…
1847 г.

Шёпот сердца, уст дыханье,
трели соловья,
серебро и колыханье
сонного ручья,

Свет ночной, ночные тени,
тени без конца,
ряд волшебных изменений
милого лица…
...................
1850 г.

Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река – как зеркало и вся блестит
     звездами;
А там–то... голову закинь–ка да
     взгляни:
Какая глубина и чистота над нами!
 
О, называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!
 
Я болен, я влюблён; но, мучась и любя –
О слушай! о пойми! – я страсти не
     скрываю,
И я хочу сказать, что я люблю тебя –
Тебя, одну тебя люблю я и желаю!
 
          1854

Казалось бы пришёл конец несчастий. Но отец Марии был беден, и Фет не посмел решиться на брак, поскольку и его кошелёк был пуст. По его воле они расстались, а в 1851 году Мария трагически погибла.

Остались чудесные стихи. Со стихотворения «Шёпот сердца..» началось время наивысшего взлёта славы поэта: этим временем стала «поэтическая эпоха 1850-х годов».
Однако и оно прошло быстрее, чем хотелось бы. Выйдя в отставку Фет надеялся стать профессиональным литератором, занялся переводами. Но к этому времени резко изменился «общий воздух жизни». Его переводы раскритиковали, и опять началась тяжелейшая депрессия. Единственное положительное в то время — это брак, принёсший Фету материальную стабильность и независимость.
В 1861 году Фет купил хутор Степановку и занялся сельским хозяйством. Такое его решение одобрил Лев Толстой.
Семнадцать лет жизни отдал Фет Степановке, превратив её в образцовое доходное хозяйство.  В мае 1870 года Фет посылает своему другу Льву Толстому своё новое весеннее стихотворение «Майская ночь».  Реакция Толстого:».. мне кажется, что это не случайное стихотворение, а что это первая струя давно задержанного потока».
Толстой не только оказался прав, но и проницательно отметил в новом лирическом потоке Фета ещё небывалое.
Из этого периода я особенно люблю стихотвоение под названием «Шопену»

Ты мелькнула, ты предстала,
снова сердце задрожало,
под чарующие звуки
то же счастье, те же муки,
слышу трепетные руки -
ты ещё со мной!
.....………………..
1.09. 1884

Выразительнейшым автопортретом позднего Фета является стихотворение, обращённое к А.Л. Бржевской:

....................................
Кто скажет нам, что жить мы не умели.
Бездушные и праздные умы,
что в нас добро и нежность не горели
и красоте не жертвовали мы?
...................................

Марию Лазич Фет не забыл, до последних дней жизни продолжал поствящать ей стихи*.
 Некоторые осуждают поэта за то, что женился по расчёту. А я считаю, что не нам судить, мы живём в совсем другое время. Главное, что его стихи продолжают находить в нас резонанс, и я уверена, что так будет и в будущем.

* Нет, я  не изменил. До старости глубокой
я тот же преданный, я раб твоей любви,
и старый яд цепей, отрадный и жестокий,
ещё горит в моей крови…

Зоть память и твердит, что между нас могила,
хоть каждый день бреду томительно к другой, -
не в силах верить я, чтоб ты меня забыла,
когда ты здесь, передо мной.

Мелькнёт ли красота иная на мгновенье,
мне чудится: вото-вот, тебя я узнаю;
и нежности былой я слышу дуновенье,
и, содрогаясь, я пою.

2.02. 1887