Изр. гл. 7 Елеонский монастырь

  ИЛЛЮСТРАЦИЯ автора:  Елеонский монастырь



             Гора Елеонская, давшая название монашеской обители,  не просто возвышается высоко над городом Иерусалимом,  потому что  выше всех гор города. С неё  видно всё в городе Иерусалиме и далеко от него: и Святая Святых, и до Содомского моря, и до Иордана с нее можно доглядеть, и всю  землю  по другую сторону Иордана, т.е. Иорданию.
 
            Поднявшись, оказалась на том месте, с которого обычно снимают для рекламных проспектов вид Старого города, и сделала короткую остановку. Осмотрелась.  На фоне плоских крыш низких строений  высится золотой купол, Купол Скалы, - узнаваемый вид даже для тех, кто никогда не был в Израиле или Иерусалиме. Именно это место, этот вид искала в понедельник, когда, проезжая через Иерусалим, выезжала в Тель-Авив. Теперь, оказавшись там, туда стремилась,  понимаю, что его, этот вид, на тот момент не могло быть видно ни при каких обстоятельствах. Из-за рельефа местности. Жалко расставаться с этим видом,  не видеть его более  вживую, а лишь созерцать по  картинкам.
               На горе Вознесения, куда я взобралась, несколько ниже её вершины, некогда красовался величественный храм Вознесения, построенный равноапостольной Еленой на том месте, откуда вознесся на небо Спаситель. Теперь это место огорожено двухметровой каменной стеной, возведенной из развалин древнего храма. Посреди двора стоит восьмиугольное здание часовни. Стены внутри молельни пусты, нет ни икон, ни лампад, а направо от входа, на помосте, образованном естественной скалой, виден след левой стопы Господа; отпечаток же правой стопы перенесен и хранится в мечети Аль-Акса.
             Вся огражденная территория принадлежит мусульманам, которые берут плату за вход и позволяют православным христианам отправлять здесь богослужения на размещаемых внутри ограды переносных алтарях в Вербное воскресенье.
              Внутри Капеллы Вознесения находится главная святыня — камень, на котором сохранился отпечаток ноги Иисуса Христа.
            Напротив западного входа, в полу, находится камень, обрамлённый прямоугольной мраморной рамкой, врезанной в естественную скалу. Камень имеет выемку в форме отпечатка левой человеческой стопы.
            Здесь были две стопы, но позже мусульмане высекли из скалы одну стопу и перенесли её в мечеть Ель-Акса, где этот след и сохраняется поныне.  Начальник Русской Духовной Миссии на Святой Земле в 19 веке архимандрит Антонин Капустин  убеждает в своих записках:  «Случайность сходства тут, по крайней мере для меня, немыслима», Поскольку Стопа Спасителя обращена на север, русские паломники делали из этого вывод, что «Он возносился на небо с лицом, обращенным к северу, к России, и, возносясь,  благословлял её».
           Оставив в стороне Капеллу, держа курс на  Белую колокольню Иоанна Крестителя, вступила в арабский квартал.  Высота колокольни составляет шестьдесят четыре метра, она является достопримечательностью Елеонской горы. Ее называют "русской свечой".  Самое высокое  сооружение города. Колокольня была построена специально высокой для того, чтобы обессилившие от путешествия паломники смогли бы увидеть её издалека.  Ну а для меня она  и являлась самой целью.

          Меня предупреждали, что здесь арабский квартал и надо бдить в оба. Монастырь обступает плотная арабская застройка селения Ат-Тур. Точнее сказать, заСОРка. Более точного слова подобрать  трудно. Все в этом городке неряшливо – мусор практически везде – в некоторых местах люди прямо ходят по мусору. Кругом металлические контейнеры – они забиты всевозможными отходами. Такое ощущение, что их никто никогда не опустошает.
           Часто бывают заворушки, иногда доходит до перестрелок.  А местные арабские дети очень любят воровать – делают это постоянно и профессионально. Они хорошо чувствуют «чужаков» (туристов и паломников). Именно на них и «охотятся».
              Несмотря на то, что вся замотанная, как арабская женщина с головы до ног, я привлекала такое внимание местного населения,
                как  будто я  шла раздетая.

              Дистанция  до Елеонского монастырь длиной менее километра  была для меня нечто вроде  «огонь, вода и медные трубы». Входная монастырская дверь пряталась среди плотных застроек и узких улочек.  Колокольня – вот она видна, издалека, но как к ней подойти? Пришлось спросить.  Спросила. И моментально увидела на себе несколько пар лукавых взглядов местного населения. Они присосались ко мне и сканировали до  самых пределов видимой досягаемости. Прошла еще несколько десятков шагов, как мне было указано  и, оказавшись в тупиковом проулке, увидела заветные ворота с калиткой.  Вошла.  Большой контраст: за оградой – шум, суета, антисанитария, а здесь – тишина, умиротворение и чистота, как будто попала на машине времени в другое измерение.


              Аллея от главных ворот  повела меня прямо в противоположный конец монастырской территории.  С этой, противоположной стороны от центрального входа, и начала ознакомление.
              Находясь на вершине холма, у великолепного монастырского сада  оливковых деревьев,  внизу виднелось  море. Мёртвое. До него, как мне показалось, рукой подать. Чуть  правее глазки переведёшь - панорама восточной части Иудейской пустыни.    Здесь всё так рядом. Всё под самым боком. Вон и Иордания,  ближе, чем горизонт, с её лысыми бильярдными горами. А на противоположной стороне с биноклем в ясную погоду и синеву Средиземного моря можно видать.

             Здесь  всё так не по-русски! Не по нашим размерам. Не наши десятки и тысячи километров в любую сторону. Здесь простор зажат. Разогнаться, разгуляться, пошалить негде! Поистине,

                в одной стране чихнешь – в другой услышат. 

              Почувствовала себя  великаном Гулливером: одной ногой стою здесь, на вершине горы израильской, вторую  ЩАС закину вниз, за Иордан, и, слегка нагнувшись, уперевшись руками в колени, понаблюдаю молча, с улыбкой,  на возню семитских народов:

                - Ка-кА-я  тут  грыз-нЯ-Я-Я!  А сверху так всё тихо, покойно!

                ***
        « … Природа жила деятельною жизнью; вокруг кипела невидимая, мелкая работа, а все, казалось, лежит в торжественном покое.
           Между тем в траве все двигалось, ползало, суетилось. Вон муравьи бегут в разные стороны так хлопотливо и суетливо, сталкиваются, разбегаются, торопятся, все равно как посмотреть с высоты на какой-нибудь людской рынок: те же кучки, та же толкотня, так же гомозится народ.
            Вот шмель жужжит около цветка и вползает в его чашечку; вот мухи кучей лепятся около выступившей капли сока на трещине липы; вот птица где-то в чаще давно все повторяет один и тот же звук, может быть зовет другую.
           Вот две бабочки, вертясь друг около друга в воздухе, опрометью, как в вальсе, мчатся около древесных стволов. Трава сильно пахнет; из нее раздается неумолкаемый треск...
            «Какая тут возня! — думал Обломов, вглядываясь в эту суету и вслушиваясь в мелкий шум природы. — А снаружи так все тихо, покойно!..»
                ***

              Знал ли  писатель  девятнадцатого  века  Иван Гончаров, что, описывая  наблюдения Ивана Ильича Обломова  за жизнью насекомых  в своем имении, вложил в описание и второй, скрытый план - историческо-житейскую напряженность на библейском клочке  земли? Только вот именно снаружи монастыря тихо-то никогда и не было. И именно внутри, в монастыре  - тишь да благодать.
             Очень просторен внутренний  двор. Он как бы приглашал быть пройденным.  Тень везде.   Под ногами опять же никакого асфальта. Только обработанный камень.   Вокруг – хвойные деревья. Запах хвои приятно дурманит. Птицы не просто поют, они еще и красивые. Между горшками с красивыми и яркими цветами гуляют ухоженные уверенные в себе и в окружающих коты. То есть, чувствующие себя в абсолютной  безопасности.  Под деревьями резные лавочки, а между клумбами – аккуратные дорожки.
              Вообще все монастыри Святой земли, в которых довелось побывать, меня поразили роскошным убранством. Не зная о предназначении заведений,  можно было бы смело отнести их к курортным. 
              Монастырь находится на горе и по границам территории обсажен зеленью.  Обнаружилась как бы брешь в этой зелени, сквозь которую с отвесного склона  видны низенькие строения города.
                Хорошо  здесь прогуляться! При этом  символично поглядывать сверху вниз, как имеющий некое право, право превосходства, переданное по вертикали власти.  Власти  самой Высшей. Право, за которым колоссальная ответственность  за несение некоторой службы  и которое тяготит несравненно более, нежели тешит самолюбие.  Поскольку непреложно обязывает существовать  в  крайне узких рамках и тесных вратах.


              Среди зелени, рядом  с отвесом увиделась лавочка. Присела.  Другие  немногочисленные праздно шатающиеся туристы проходили мимо.  Место оказалось не случайное  - это самая высокая точка на  Елеонской горе,   у  «свечи».
                И Великий город – вот он, передо мной, внизу,  как на ладони. Город, и моё с ним символическое  настоящее  и  великое будущее. 

             Так, некогда, по преданиям, сидели на вершине двое - Иисус и искушающий его  сатана…
             Искушение Христа описано в Евангелие от  Матфея, глава 4:
«Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне».
на крыле храма,
6. И говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногою Твоею.
7. Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего.
8. Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и
и славу их,
 9. и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.
 10. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана, ибо написано:
"Господу Богу твоему поклоняйся   и Ему одному служи".

                Величайшие противодействующие силы. Напряжение  на  конце острия.
                Вечная  борьба противоположностей.
                Драматургия, единственная  и всеобъемлющая. 

            И в этой   мировой   стычке,  которая  обыкновенно у всех богословов и проповедников  в сути любой проповеди,  в этой мировой стычке  кто-то искушает  и меня.  Постоянно. Не воплощенный в материальное, не видимый. Но очень реальный  и очевидный.

          Сейчас, здесь, на этой самой высокой точке  особо чувствуется, как  отрываешься от грешного мира и оказываешься там,  ближе к Богу и небесам, там, где тебе дается сигнал о сфере твоей духовной деятельности и объеме твоей работы здесь, на земле.   
              Один на один  с чем-то или с кем-то, что определения  в человеческом словесном запаснике не имеет. Что   можешь расшифровать   только  ты и  сделать это единственно правильным образом.
              Один на один, и  проступает  невидимое, обнажается   как   послание,   программа,    твоя собственная программа для реализации там, внизу.  Послание, полученное на возвышенности. Послание  на символическом месте.
                И такие возвышенности сами  люди не ищут. На них приводят… Так был приведен Моисей на гору Синай для получения десяти заповедей.

              Любая возвышенность,  горы – это всегда символично. Как пьедестал. Взошедший  на пьедестал – в своем роде победитель. Почетная, но тяжкая ноша –  единожды взобравшись,  бесконечно доказывать, чтоб удержаться. В духовном мире всё как и в  жизни.  Вершины  завоевывают.
                Вообще человеку свойственно взбираться  повыше.  И в прямом, и в переносном смысле.  Как бы подальше от земных бед  и поближе к небесам. Ведь душа   с небес родом. И туда же по смерти возвращается.   Туда, где бог,  первоначала.  И города древние также возводились на возвышенностях.
           В более мелком, земном, меркантильном преломлении любая возвышенность говорит о преимуществе и статусе.  Стать на стул, когда все сидят – тоже форма возвышения. Возвышаются на  тронах, на  мавзолеях,  на трибунах, на кафедрах.  Вероятно, тем же стремлением  объясняется тяга к покорению вершин природных:  происходило ли дело на Эвересте, или на Монблане,  Синае или Сионе – не столь  важно.



             И  именно с   возвышенности есть  возможность      смотреть  вниз.  Сверху вниз на всех и вся.       Вершина – владение и сфера влияния.
             Но и при этом имея обоснованное право: если ты на вершина, значит, в чем-то оказался первым и имеешь на неё право. Но о котором не кричат на площадях и которым не оправдываются в судах.  Победителей не судят.
                Если завоевал  -  ты победитель.
                Если приглашен – ты посланник.
           На вершине не чувствуешь себя человеком.  На вершине чувствуешь себя не совсем человеком.  «Человек»   -  это слово дискредитировало себя беззаконием и грехом.
            На вершине, если ты туда послан, приглашен,  становишься посланником. Миссионером. Причастником. 

                Продолжаю смотреть вниз. И что-то до боли родное в этом виде на Иерусалим.  Как Путораны. Как на плато Путораны  - место силы, место не простое,  ближе к небесам.   И также возвышенность. И те же мысли, о долге, о призвании. О мистической связи с небесами.   Только время теперь другое, а то, о котором вспомнилось  -  давно кануло.
                То были  семидесятые годы.Родители переехали в Красноярский край, Заполярье, город Норильск.Только что забрали меня с материка. Выходной день. Впервые они вывозят на природу, в тундру.  Тридцать километров  меж тысячи озер, и вот он - склон с рябиновыми гроздьями. Затем поднялись на вершину.   Первый раз так открылся  вид  с  плато. Один раз. Всего один раз. Но этого было достаточно.  И жизнь моя разделилась на «до» и «после».  А было мне тогда 10 лет…
            Не зная, ничего ещё, по большому счёту  не понимая  в той своей детской жизни,  эти мгновения на вершине стали событием. Пришло что-то   глубоко личное, сокровенное, не вытаскиваемое на всеобщее прослушивание.  Не обнажаемое публично. Не только красота,  энергетика.  Нечто, не   отражаемое   ни  словесной,  ни в мыслинной форме, обнажило себя. И только чувство  и задумчивость. И глубочайшая тоска по некогда давно-давно покинутому первоистоку и уверенность в своем особом  призвании.
            В том возрасте еще не знала, что такое «Иерусалим»,  воспринимая  жизнь  как беспорядочный калейдоскоп со случайными событиями,  всякая всячина  приходила-уходила. Всё менялось. А Путораны были со мной всегда. С тех пор  они  всегда сопровождали меня. Где бы я ни была, в какой бы географической точке ни находилась – они общались со мной, они транслировали мне в образах события в  городе, они рассказывали о будущем…   До «открытия» для себя Иерусалима  эти горы были для меня престолом. Престол силы, тогда еще не   ведомой мне.   Путораны были для меня  особой формой общения, силой мистической, красотой завораживающей  – Престолом Божиим. Как я его понимала на тот момент.

                Находясь на вершине плато обыкновенный человеческий взгляд «перед собой» не работает. 
                Находясь на вершине плато смотреть можно только в двух направлениях — или вверх, или вниз.
             Взгляд вверх -  над головой необыкновенно низкое небо - еще одна символическая особенность  Крайнего севера.
                Взгляд вниз  – в зеркале воды озер отраженные Небеса. Напротив верха оказался тоже «верх».  «Напротив»  не значит  «в оппозиции». Небеса, и вдруг оказываются здесь,   на земле. Слов нет. Все мысли - на заднем плане, притаились и даже не шепчутся.  Затишье  перед  спуском вниз  и выполнением миссии - необходимо  соединить Небеса и землю — отраженные  на земле Небеса привести   в согласие с высшим замыслом.    «низ» должен соответствовать верху.
                Ещё раз  взгляд под ноги: всё это мой  объем работы; вдалеке  -гигантские металлургические предприятия, трубы, столбы газа, отвалы, крыша высотки проектного института,  медный и никелевый заводы, шахты, грязное производство,  пострадавшая природа, едкий воздух, смердящий не только промышленной химией, но и  самомнением человека-вершителя...
                Придется спуститься с Небес на землю, вынырнуть из голубых озер,  оставить  за спиной мир божьей природы   и жить в  людском муравейнике и созданном им аде.

     И вот теперь, здесь, в Иерусалиме, на иной вершине, так же значимой в  мировом и личностном масштабе, как и Путораны, мне напоминание. Ничто не  мешает началу  ожидаемой от меня  деятельности.
Ведь Сила, которую я искала, звала к себе – найдена.  Раньше она общалась со мной на языке, мне на тот момент понятном. Теперь же все карты открыты, замки взломаны, секретов нет.  А  повестка дня остается прежней (ведь господь не меняется и во веки веков – тот же), и  тот же объем работы.
     Понимала тогда и понимаю сейчас.
      Для кого-то объем работы - вытачивать гайку за станком. И мыслить гаечными категориями. Дальше производственного цеха не уноситься. Толочь  воду только в своей  житейской ступке, смотреть и видеть только перед своим носом и продолжать  вытачивать гайку за станком.
           Но если ты на вершине,  ты обозреваешь свой объем работы, распростертый до самых до окраин, до горизонта, а значит - везде.
 
             Ты позван на вершину, вознесён,а затем отозван обратно,  вниз,   на землю, чтобы   затем, склонившись головой,  над   неразумными, увечеными, ранеными  реанимировать, оживлять, побуждать, просвещать. Упаковывать пазлы   различных сфер деятельности человека в единую   картину,  увязывать разрозненное в единое целое. Показывать  невидимые связи великого единства. Вводить в  систему иные элементы бытия. Помогать осуществлять   вход в  новую очевидность.

            И возвышенность как  точка сборки пазлов нового неба, о котором сказано в Откровении Иоанна Богослова.  Программа запущенная. Ворота возможности и необходимости указаны.  Долг  - войти в них.
***
                «Поторопитесь! Так немного, так мало времени у вас!»
***

        Теперь  вернемся в материальную реальность и совершим поворот головой назад -  за спиной, в Елионском монастыре,   жизнь продолжается. Павлины продолжают ходить по аллеям, как люди.    Важно вышагивающие коты  напоминают, что  главные здесь, в монастыре, среди монахинь,  именно они.  И что  рядом стоящее культовое здание тоже в списке их инвентаризации.
                Вознесенская церковь  – центральный храм Елеонского монастыря.  Внешняя его архитектура такова, что русскому человеку ни за что не придет в голову, что это православный храм.    Храм построен по типу древних византийских храмов, крестообразный по плану и увенчанный куполом образца Царьградской св. Софии - на 8-стороннем барабане с 24 окнами.
                Иконостас богат на сусальное золото, привезен из Москвы. На клиросах находятся остатки  колонн от древнего храма. Пол устлан мраморными плитами, посередине которых видны раздробленные древние куски того белого мрамора одной из древнейших церквей Иерусалима. Стены не заставлены иконами.  Внутреннее пространство, как невеста, все в светлом.
                Когда в конце XIX века  Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, которая  купила этот участок,  начались археологические раскопки, нашли камень, на котором стояла Богородица во время вознесения Иисуса Христа. Сегодня этот камень размещен в притворе. При раскопках  возле этого камня была обнаружена «куча золотой мозаики и множество кусков белого мрамора», а также основание двух колонн, 5-6 веков н.э., а также гробница иеродиакона VI века. Вокруг этой древней церкви существовал некогда греческий женский монастырь.


                Храм стоит на месте более древней церкви, в которой были убиты персами монахи,  полхрама пропит кровью мучениц, что является одной  из святынь обители.
                Надо ли пояснять свои ощущения в такой среде? Именно ощущения, поскольку мысли здесь не генерируются.
                Тут не наступить… там не пропустить… не пройти мимо… Что ни шаг, то молчаливые свидетели из прошлого.
               Вообще в Израиле  прежде чем на месте производится постройка, любая, место обследуют  археологические  службы, только по заключению которых дается разрешение на строительство. Здесь история и жизнь не столько во времени, сколько в глубине.  В глубине земли.
              Северная вершина горы Елеон, как было сказано выше, называется Малой Галилеей, потому что здесь во времена Спасителя была гостиница, в которой останавливались прибывавшие в Иерусалим из Галилеи, и поэтому в ней часто собирались апостолы, как происходившие из Галилеи. У католиков же она называется горой мужей Галилейских – Viru Galilaei, ибо здесь при вознесении Спасителя на небо апостолам явились два Ангела в белых одеждах и назвали их «мужами Галилейскими»: «Мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо! Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо» (Деян. 1, 11).
 
                Под сводами зданий, примыкающих к Елеонской мечети с южной стороны, существует пещера, в которую спускаются по лестнице. В этой пещере, у южной стены ее, лежит древний большой саркофаг. В восточной стене пещеры – вход в другую, меньшую пещеру. Это место подвижничества и вечного упокоения преподобной Пелагии Антиохийской. Там я  не была, не видела. Но думала.