Потеря

Люди в масках, люди в черном, конец гламуру? Хроника сегодняшнего дня - как будто фильм из будущего, где все неправда, очередной ужастик или пародия.
Да, пожалуй, пародия на прежнюю жизнь. Знакомые по СМИ лица, как манекены, живые куклы-марионетки, для кого они разыгрывают этот заразный спектакль?
С ковидом пришел крах картинке. Видео-ряд уже не воспринимается как новость.
Комикс из движущихся клеток мутировал в стоп-кадр, который стал крупным и единственным. Только вот на его белом полотне с трудом проявляются черные буквы, неужели текст?

... Я найду записочку со знакомым почерком в запечатанной квартире. Постелю белую скатерть и поставлю красное вино, прочту то, что адресовано только мне.
Оставлю такую же после себя. Только еще не знаю, кому.

... Собственно, такая ерунда может прийти только в больную голову. Мне приснилось, что я сочинила что-то важное, нужное не только мне самой. Но потеряла тетрадь и файл в компьютере безвозвратно.
Клянусь, текст был у меня! Совершенно авторский, уникальный даже, только вот не сохраненный. О чем он был?
 
О том, как брожу по Пушкинскому парку, ворошу клюкой желтые листья, ищу вчерашний день. Гениально сказано? Или вот. Оказалась я в пустынном Ленинграде в белую ночь. На Дворцовой в блокаду не было ни души, и только огромные окна, заколоченные, забитые мешками с песком и старыми ватными матрасами, смотрелись декорацией в Народном театре в Коломягах. Я знала, что внутри поэты жгут свечи и читают стихи. Литературу не разбомбили, и книги не все спалили.
Проснувшись, пошла одна гулять по городу. Уже перестала бояться ходить по любимым местам в одиночку. Я повторяю путь того, кто смирился со своим одиночеством и стал вполне счастливым. Его разум жил до последнего мгновения, и человек этот знал, что уже не жилец, а отбывающий.
Он видел кусочек питерского неба и вспоминал набережную, может, Дворцовую. И хотел дождаться лета.

Нет, я его не оплакиваю. Слишком не по теме у нас были разговоры, до последнего дня. Например, вспомнили Маргариту Шагинян, неутомимую графоманку, попавшую в квартиру крупного писателя (Толстого или Горького?) и скоммуниздившую со стола только что написанный текст, еще тепленький.

Я бы украла неопубликованное стихотворение Ахматовой и выдала бы за свое. А ты? А я бы Пушкина, уж если воровать, так по-крупному. Помнишь, как читали на Бутлерова в Юркиной кухне "Гаврилиаду"? По-моему, лучше он ничего не написал.
Да... Только одной строчки было бы достаточно, чтобы получить индульгенцию или пропуск туда, где сейчас все они, поэты и писатели, которых мы читали всю жизнь.