Урок государственности от Екатерины II

На Руси с незапамятных времен внешняя торговля велась новгородцами. Иван Грозный разгромил Великий Новгород, подчинив московскому княжеству и внешнюю торговлю с 1567 года отдал англичанам. Кстати, английские купцы были подсудны только опричнине. С тех пор вся заморская торговля России была в руках иностранцев, пользовавшихся значительными льготами, предоставленными нашими царями и императорами. Хотя при Петре Великом русские купцы начали принимать некоторое участие в этой торговле, правда не всегда удачной: торговой баланс был постоянно на стороне иностранцев, которые так сказать хозяйничали в наших портах. Русские купцы, подчиняясь влиянию биржевых цен, произвольно устанавливаемых заморскими конторами, тщетно ломали головы над теорией несбыточных планов, стремившихся единственно к подорвать вес иностранцев на наших биржах, но не подвинулись ни на шаг к своей цели, - не по недостатку коммерческой изворотливости, а просто из боязни на первом шагу встретить неудачи.

В блистательный век Екатерины II, один русский купец, настроенный патриотично, решился немного отодвинуть иностранцев, и открыть дорогу русскому купцу в Европу. Имя его предано забвению, поэтому будем величать его по русскому - Иван Иванов, муж светлого ума, стоической твердости характера. Узнал Иванов, что в английских колониях, недовольны политикой Англии поэтому англичане готовят большой военный флот, чтобы погасить недовольство, тотчас при наступлении навигации на реках, загрузил два русских корабля пенькой и отправился с этим товаром в устье Темзы. Появление двух русских кораблей с товаром в Лондоне произвело сильное впечатление в умах торговых и несказанно уязвило национальное самолюбие англичан, которые еще ни разу не покупали русской пеньки с русских кораблей на берегах Темзы, с тех пор как стоит Лондон.

Одна мысль, что русский осмелился диктаторски назначать своему товару произвольную цену на их бирже, приводила на негоциантов такое удивление и негодование, что самые степенные из англичан не в шутку спрашивали друг друга, правда ли, что все это делается в Лондоне? Иванов, объявив цену своему товару на Лондонской бирже, довольно выгодную для Англичан, ждал покупателей со стоической твердостью, не сбавляя цены ни на один пенни. Иначе думали англичане: в насмешку предлагая за пеньку низкую цену, дешевле, чем продается на русских рынках, они быстро организовали сговор между своих купцов - не покупать пеньки русского купца и тем самым отвадить его от будущих предприятий.

Июнь был на исходе. Русские корабли стояли на рейде Темзы, в ожидание покупателей, которых пока не было. Иванов терпеливо ожидал, хотя тревога уже закрались в душе, тяжкие вздохи, молчаливость передавалась и на команду кораблей. Моряки всегда веселые и сдабриваемые веселыми песнями, в этот рейс понимали критическое положение своего хозяина и не смели нарушать его покой веселой русской песней. Однажды какая-то светлая мысль блеснула в уме Иванова, - «Решено», - сказал он громогласно, сел в шлюпку и, выйдя на берег, отправился в английский Парламент. Появление иностранца в национальной одежде удивило не только Парламент, но и многочисленную публику присутствующих визитеров. Иванов попросил встречи с Председателем, о чем клерки немедленно оповестили председателя и всех членов Парламента. Гвалт и шум в Парламенте стихли, когда Иванов, с принятой в Англии учтивостью, подал Председателю прошение.

- «Как» - вскричал удивленный Председатель, - «сжечь груз пеньки, так ли я понял вашу просьбу»? «Милорды», - продолжил Председатель, повернувшись к собранию, - Этот проситель, просит позволения выгрузить из одного корабля на берег пеньку и сжечь ее, не противоречит ли это нашим законам»?
«Ни сколько», - ответили одни, - «Это даже благоразумно», - вскричали некоторые из членов, знавших о заговоре английских купцов.
Юристы и адвокаты, перебрав все хартии законов от времен Вильгельма Завоевателя, не нашли ни одной статьи противоречащей такой неслыханной просьбе русского купца, и с тайной ухмылкой, Парламент удовлетворил столь неожиданную просьбу иностранца.

Спустя несколько дней, клерки объявили Иванову решение Парламента об удовлетворении его просьбы. Поблагодарив Парламент, за такое снисхождение, Иванов распорядился выгрузкой пеньки на отведенное место в предместье города. Английские купцы торжествовали. Поговаривали, что в газетах даже появилась статья, исполненная похвал великодушию русского купца, наполненная иронией над его затейливой находчивостью сбывать русский товар в Лондоне так выгодно, как не приходило еще в голову ни одному из англичан, торговавших в России. Иванов сдержал свое слово. Пирамидальный холм, составленный из кип русской пеньки, сгорел как потешный фейерверк к удовольствию английской публики, которая, в знак благодарности за такую потеху, расходясь по домам дружно аплодировала русским и махая шляпами кричала: - «viva»!

На другой день в Лондонском биржевом зале подле первого русского прейскуранта появился новый. Самое поразительное, что не ожидали английские купцы, цена, в новом прейскуранте, цена на товар, учитывает потери, понесенные русским купцом т. е. включая стоимость сожженного груза, убыток которой он относил на счёт покупателей. Англичане расхохотались от невиданной дерзости русского купца. Верные единодушно принятому всеми сговору ожидали, чем еще потешит русский купец английскую чопорность. Весь июль и август месяцы Иванов не сходил с корабля и еженедельно возвышал на товар свой цену, означая в прейскурантах и мнимые барыши от товара и фрахт кораблей и содержание экипажа, словом все издержки и волокиты ставил на счет английской нации, которая тешилась такой его замысловатой бухгалтерией и ждала минуты, скоро ли русский горе-купец поднимет паруса и оставшийся груз пеньки повезет обратно в Россию.

В конце августа Иванов довершил удивление англичан своей непоколебимой волей, вторично подал прошение в Парламент, прося позволения сжечь остальной груз пеньки, которую везти в Россию, признавал невыгодным потому, что она там дешевле английского балласта. Председатель парламента глубокомысленно заметил, что жечь пеньку русский купец может, во любое время на основании раз и навсегда уже данного разрешения, не утруждая Парламент и в будущие годы, но если бы Иванов, кстати, стал бы просить позволения сжечь и русские корабли, то об отводе безопасного места от английского торгового флота нужно серьезно подумать. Иванов раскланялся и с позволения Парламента сжег и второй груз пеньки, на которую не нашлось покупателей. На этот раз многие из англичан не в шутку призадумались над такою выходкой и, в твердой уверенности, что русский купец пускает им пыль в глаза от своих избытков богатства, начали в душе уважать этого русского выходца. Иные, сжалившись над его положением, предлагали Иванову, как бы в вознаграждение убытков, английские колониальные товары no самой дешевой цене и на выгодных условиях, но он предпочел этим товарам Английский балласт, которым нагрузил, свои корабли. Письменно поблагодарив Парламент в отборных, вежливых выражениях, за покровительство русской торговле, возвратился он в Poccию, крепко задумавшись над своей судьбой.

Слух о невиданной выходке Иванова быстро распространился среди русской публики и достиг высшего общества уже как «анекдот» о русской Сцеволе*. Неслыханная дерзость русского купца на английской земле привлекла внимание императрицы Екатерины II, и она решила встретиться с виновником этой выходки.
- «Матушка, Всемилоствейшая Государыня»! – войдя в кабинет, воскликнул Иванов, падая на колена и воздев руки к верху, - «будь избавительницей верного раба Твоего от беды, не дай врагам святой Руси осмеять верных сынов Твоих»!
- «Не кланяйся Иванов, встань и расскажи в чем дело», - отвечала Екатерина Великая, ласково смотря на своего подданного. – «Я не думаю, чтобы ты был преступник».

- «Ваше Величество»! - продолжал Иванов, - «ревность моя не по разуму и козни Англичан довели меня до того, что верный раб Твой будет нищим, преступником, банкротом без Твоего великого заступничества. Торговля моя пенькой в Англии не удалась: Англичане сговорились не покупать ее и сдержали слово, первой моей торговой попыткой я не хотел обескуражить Русских купцов и боялся обстыдить неудачей в моем лице все Русское купеческое сословие, для того ли, думал я, Великий Петр открыл нам путь по морям, чтобы привозить обратно в Poccию русский товар и, простите Милостивая Монархиня, стыд свой я оставил на берегах Темзы: горько было подчиниться своевольству Англичан, которые нас в наших же портах обторговывают, я сжег два груза пеньки и разорился в конец. Одна Державная десница Твоя, Государыня! Может воскресить убитого горестью и стыдом и отмстить сынам Альбиона за бесчестье, нанесенное Русскому торговому Флагу».

Горесть в его глазах, выражала его отчаянное положение. Императрица, тронутая критическим положением Иванова и может быть, в душе уважая национальную русскую гордость его, несколько минут сидела в безмолвном размышлении. Может быть она взвешивала в уме решительный поступок его с характером, достойным находчивости русского и, одобряя внутренне такую отвагу, придумывала средства к поддержанию Иванова, который был ей лично известен, как один из русских купцов, отличавшихся патриотическим образом мыслей. Вдруг светлая мысль озарила задумчивый взор Екатерины. Она встала и, подавая руку Иванову, который облобызал ее с благоговением, сказала камер-лакею при выходе, указывая на Иванова: - «Когда он явится во дворец, - допустить ко Мне, Я назначила ему аудиенцию в присутствии графа Безбородко».

Спустя несколько дней Иванова потребовали к Государыне и вышел он из дворца с таким веселым лицом, что по видимому он переродился: живость разговора, приветливость, бодрая осанка заменила угрюмость и сварливость, привезенные им из морского вояжа, в котором он, говорит, поседел в одно лето от своей неудачи. Иванов отправился из Дворца прямо в Казанский Собор. После вечерни он долго не мог дождаться очереди отслужить благодарственный молебен за милость Великой Государыни. Внезапный переход от ужасного горя к неожиданной радости так потряс его душу, что он задыхался от избытка чувств благодарности к Тому, к Кому взывал в день скорби и Кто услышал его. Возвратившись в дом к своему грустному семейству, Иванов объявил, что взысканный милостями Государыни (о которых долго никому не смел поведать), он не боится нищеты и тех неудач, которые угрожали ему явным банкротством.

Иностранцы, издавна привлеченные выгодами внешней торговли в гильдии Русского купечества и не встречавшие большого соперничества Русских в заграничной морской торговле, по ограниченности русского коммерческого флота, еще в начале Царствования Екатерины II были полными распорядителями и почти хозяевами в наших портах. По большей части агенты иностранных торговых домов, сильных материальными средствами, составившимися на началах компанейства - эти иностранцы были ничуть не выше приказчиков или комиссионеров заморских, но имея в руках готовые для оборотов крупные капиталы и грузы, колониальных товаров всех наций, они, сбывая их на Русские сырые произведения земли, всегда имели верный случай покупать товары наши из первых рук и тем с большей выгодой.

Русские купцы, не имея собственных средств, не могли соперничать в торговле внешней, ограничивались внутренней в приморских портах, битком набитых иностранными кораблями. При таком превосходстве иностранцев пред Русскими весьма понятны и причины почти постоянного упадка ценности русских сырых произведений. Диктаторский голос их в установлении цен биржевых не мог быть опровергнут Русскими, которые торговали, так сказать, в рассыпную, без единства и часто соревновали в подрыве своих собратьев. Это самое доставило иностранцам такой вес, что подорвать их могущества нужна была сильная рука: Императрица Екатерина в виде опыта разрешила монополию касательно отпуска за границу пеньки, которую во всех портах иностранцы должны были покупать из рук Иванова.

Пенька, этот Русский продукт, постоянно поддерживавшей грозное величие английского торгового и военного флотов, был для них так же необходим, как воздух для человека. С наступлением лета предстояла в ней надобность повсеместная, Возмущения в английских и американских колониях, замышлявших отложиться, требовали присутствия военной эскадры и английские купеческие корабли влетали один за другим в наши порты, требуя грузов пеньки. Настала пора расплатиться за оскорбление Русских на берегах Темзы. Иванов назначил за пеньку такую огромную цену, что поставил англичан между двумя крайностями: или покупать ее почти на вес гиней (монет), или грузить корабли лыками. Крайность заставила англичан подчиниться могуществу монополии, которая сильно повредила видам английских торговых домов и нанесла неожиданный удар их кредиту. Такой урон продолжился несколько лет сряду. Англичане наконец поняли, что убыток за сожженную Ивановым пеньку пал на их карманы; месть, возникшая, на них в виде монополии на этот товар, удовлетворилась огромною контрибуцией, которую Иванов собрал с англичан в несметных барышах и которой расквитался за унижение достоинства Русского торгового Флага.

Говорят, что Иванов не остался в долгу пред милостями Государыни: он от полученной прибыли значительную часть своего богатства отделил для Богоугодных заведений, которым положил прочное начало в основании Воспитательных домов в России, воздвигнутых человеколюбием Великой Екатерины.

*Муций Сцевола - По легенде, Гай Муций во время осады Рима этрусками в 509 году до нашей эры пробрался во вражеский лагерь, чтобы лишить жизни этрусского предводителя Порсену, но был схвачен. Когда же ему стали угрожать пыткой, он сунул правую руку в огонь и не отдергивал, пока она не обуглилась.